Идеологема «родина» в русской лингвокультуре
Международная
публикация
С.
Г. ВоркачевБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Воркачев
С.
Г.,
Воркачева
Е.
А. Идеологема «родина» в русской лингвокультуре // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2014. – Т. 20. – С.
516–520. – URL:
http://e-koncept.ru/2014/54367.htm.
Аннотация. Исследуется вербализация представлений о родине и любви к ней в русской этической мысли и в русском обыденном сознании и показывается, что в своей предметной части они практически совпадают с семантическими признаками нации/этноса. Устанавливается разделение «большой родины» на родину гражданскую, отождествляемую с государством, и родину этническую, отождествляемую с народом и его культурой.
Похожие статьи
Текст статьи
ВоркачевСергей Григорьевич,доктор филологических наук, профессор кафедры научнотехнического перевода, ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный технологический университет», г.Краснодар
svork@mail.ru
ВоркачеваЕлена Александровна,кандидат филологических наук, доцент кафедры научнотехнического перевода, ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный технологический университет», г. Краснодар
vorkela@mail.ru
Идеологема «родина» в русской лингвокультуре
Аннотация. Исследуется вербализация представлений о родине и любви к ней в русской этической мысли и в русском обыденном сознании и показывается, что в своей предметной части они практически совпадают с семантическими признаками нации/этноса. Устанавливается разделение «большой родины» на родину гражданскую, отождествляемую с государством, и родину этническую, отождествляемую с народом и его культурой. Ключевые слова:идеологема, патриотизм, родина, гражданская родина, этническая родина.
Родина и народ базовые составляющие идеи патриотизма, и обе они в той или иной степени отмечены идеологичностью как способностью менять свой аксиологический знак на противоположный («плюс» на «минус» и наоборот) при смене апеллирующего к ним субъектаносителя идеологии (см.: [1])(Ср.: «Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству» Руссо;и «Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур» Чаадаев).
Зачатки патриотизма как отношения к границам «своего пространства», физического и символического, возникли, очевидно, еще в доисторические времена из чувства родовой кровной связи и ощущения коллективной самоидентификации. Длительное время оставаясь достаточно сложной составляющей социальной психологии, патриотизм оформился идеологически лишь с образованием наций и национальных государств в эпоху буржуазных революций и представляет собой психологический и нравственный принцип, определяющий отношение людей к своей стране, включающий идеологические и семиотические построения, эмоциональные проявления, социальные императивы и определенные поведенческие стереотипы. Ядро семантической области идеи патриотизма (см.: [2; 3]) образует понятие родины социальной, политической, семиотической и культурной среды обитания народа, совпадающее в своих основных предметных признаках с понятием нации, поэтому, очевидно, в настоящее время её теоретическое осмысление осуществляется не только в трудах по психологии и этике (см.: [4; 5]и пр.), но и в работах по национализмоведению и историческойэнтологии (см.: [6;7;8; 9;10;11;12; 33]и пр.).Теоретически, границы «личного пространства» могут раздвигаться от своего угла до Вселенной, однако практически на нашей планете, где «ничьей земли» нет уже несколько десятков тысячелетий, границы родины и чужбины устанавливаются человеком, скорее, исходя из собственной адаптивности и восприятия «чужого», вот почему, очевидно, «апории» национализма и космополитизма, имевшие хождение еще в Античности (Fumuspatriaeignealienomeliorest«Дым отечества ярче огня чужбины»; Ubibene, ibipatria«Где хорошо, там и Родина») и сформулирован ные Владимиром Соловьевым, и по сей день остаются неразрешимыми: «мы должны любить свой народ и служить его благу всеми средствами, а к прочим народам имеем право быть равнодушными; в случае же столкновения их национальных интересов с нашими мы обязаны относиться к этим чужим народам враждебно» и«народность есть только натуральный факт, не имеющий никакого нравственного значения; у нас нет обязанностей к народу как таковому (ни к своему, ни к чужим), и только к отдельным людям без всякого различия народностей»[14]. Афористика же и поэзия, отражая извечную коллизию «cвоего» и «чужого», свидетельствуют о том, что патриотизм в целом предстает скорее положительным, чем отрицательным нравственным чувством. Ср.: «Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству» (Руссо);«В ком нет любви к стране родной, / Те сердцем нищие калеки» (Шевченко); и: «Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур» (Чаадаев).
«Каждый кулик свое болото хвалит» говорит русская пословица. Действительно, нет, наверное, ни одного народа, который не гордился бы своей страной, и русские здесь не составляют исключения. В то же самое время, при всей своей привязанности к родной земле русскому человеку не сидится на месте и «в какую дыру не занесет тебя рок, повсюду встретишь еврея, цыгана и русака» [15], даже в карликовом государстве СанМарино на сувенирных лавках красуются вывески на русском языке и русские продавцы торгуют за рубли. Считается, тем не менее, что «как русский любит родину» (Дельвиг), её не любит никто, и «у редкого народа так развито чувство родины, как у нас»[16], откуда «знаменитый русский патриотизм, не имеющий аналогов в Западной Европе» [17]. Через любовь к родине предлагается даже определять этническую принадлежность: «Русский тот, кто любит Россию» (АиФ 2007, № 24), а «человек, почитающий себя гражданином света, то есть не принадлежащим ни какому народу, …исторгаясь из рода людей, причисляет сам себя к роду животных» [18]. Так ли это на самом деле или же русская любовь к родине представляет собой еще один стереотип национального самосознания, в котором желаемое выдается за действительное, а не ведущую этническую константу?Как библейский Понтий Пилат риторически вопрошал «Что есть истина?» (Ин. 19: 38), русскому человеку, наверное, прежде всего,следует задаться вопросом «Что есть Родина?». Понятие родины с трудом поддается (если поддается вообще) определению, и неслучайно, наверное, попытки создать словарные дефиниции для существительных Родина, Отечество, Отчизна, родина, отечество и отчизна(см.: [19]) не увенчались успехом. «Нет единого для всех людей одинакового пути к родине. …Патриотизм у человека науки будет иной, чем у крестьянина, у священника, у художника» [20].Как и правда, родина у каждого своя, нов то же самое время она одна; постигается она сердцем, отсутствие её невосполнимо и превращает человека в «духовного идиота» [21]. Для русских Родина ожившая метафора, и любятеё пристрастно, чуть ли не эротически, как женщину: «Родина и женщина существуют, чтобы их любить»(АиФ 2006, № 51), «Отечество требует от нас любви даже пристрастной, такой, какую природа вложила в один пол к другому» [22], а «что любимая, что родина это примерно одно и тоже» [23].Определенияродины преимущественно апофатичны: это то, что остается от страныза вычетомгеографии, демографиии политическогоустройства. По утверждению АлексеяХомякова, «отечество находится не в географии. Это не та земля, на которой мы живем и родились и которая в ландкартах обводится зеленой или желтой краской. Отечество также не условная вещь. Это не та земля, к которой я приписан, даже не та, которою я пользуюсь и которая давала мне с детства такието или такието права и такието или такието привилегии»[24].Бытие родины, как и бытие нации, очевидно, «не исчерпывается ни расой, ни языком, ни религией, ни территорией, ни государственным суверенитетом» (см.: [25]).
В сочетаниях «любовь к родине» и «любить родину» первый компонент в определенном смысле избыточен, опустошен, поскольку любовь уже «встроена» в прагматическую часть семантики родины: «иметь родину значит любить её» [26]. Если патриотизм как нравственный принцип это признанная категория этики (см.: [27; 28]), то родина в качестве этического термина в специальных словарях не фигурирует, хотя обыденным сознанием она воспринимается как безусловная этическая сущность. Родина как объект любви по своим предметным признакам (язык, территория, экономика, психология и культура) совпадает с нацией, однако этими признаками, естественно, она отнюдь не исчерпывается, представляя собой по преимуществу «инстинктивную прилепленность к родному» [29]. В неформальных, метафоризованных определениях родины упорделается главным образом либо на её пространственной составляющей («сочетание ландшафтов» [30];«очаг культуры и этнической жизни» [31]), либо на демографической («любимое сообщество» [32]; «великое духовное “Мы”» [33]). В современных философских исследованиях патриотизма в определении отечества сливаются экологическая и социальная составляющие: «Отечество представляет собой единство социального и природного факторов» [34].Как представляется, в качестве рабочего определения родины, опять же неформального, можно принять следующее: родина это предел расширения «персональной сферы» человека, включающей все, что он считает «своим», имеющим то или иное отношение к его личности.Что касается «сущности» Родины её онтологического статуса, то в русской культуре исторически, традиционно, представления о нем носят преимущественно «примордиалистский» характер: предполагается, что родина как «духовная реальность» [35]существует, пока существует народ, независимо от отдельного человекаи представляет собой безусловную ценность некое «духовное сокровище» [36], материализуемое в «родном пространстве» и в способах его обустройства, в том числе и символических (язык и культура).Родина постигается интуитивно, «сердцем», способность любить её, как и способность любить вообще, особый дар, которым обладает не каждый. Нельзя заставить человека любить какуюнибудь страну (см.: [37]). Однаков то же самое время считается, что любовь к ней возможно «привить» манипулятивно: целенаправленно взрастить с помощью «национального воспитания» [38]через язык, историю, культуру, религию и даже службу в армии. Впечатляет количество современных публикации по проблемам патриотического воспитания (см., например: [39]и пр.), что, очевидно, является свидетельством подспудного и «наивного» инструментализма, практикуемого их авторами. Первым же на Руси «наивным инструменталистом», как ни парадоксально, оказался А.С.Шишков, идеолог этатизма, приравнявший «малую родину» («колыбель, в которой мы взлелеяны, гнездо, в котором согреты и воспитаны»[40])петровскому Отечеству как имени российского государства гражданской родины.Представляется, однако, что соотношение примордиальных и инструментальных признаков в характеристике родины такое же, как и в собственно этничности (см.: [41]):родина это устойчивая единица коллективного сознания и коллективного бессознательного, четкость восприятия которой и интенсивность переживания поддается целенаправленному манипулятивному регулированию. Государство во все времена желает стать родиной и отчасти это ему удается, достаточно вспомнить «советскую Родину» и «новую историческую общность советский народ». Историки не только создают нацию (см.: [42]), но, очевидно, также и родину.Для Ивана Ильина патриотизм есть любовь, родина воспринимается, переживается и приобретается только любовью (см.: [43]), адля того, кто её не любит, она просто не существует. Вот почему, наверное, для носителя русского языка «свою Родину называть “этой страной” все равно, что свою мать называть “этой бабой”» [http://www.mmonline.ru].Любовь к родине «пристрастна» (см.: [44; 45]), и, как всякая страсть, она сопровождается дополнительными эмоциями, связанными с включением предмета любви в центр своей аксиологической области и в свою «личную сферу»: своей странойгордятся (гордость удачи достижения и обладания), её стыдятся (национальный позор), переживают её успехи и неудачи, как свои собственные. Как установлено, в любви сопряжены два вида желания: желание обладания объектом и желание блага этому объекту, которые и определяют существование двух основных видов этой эмоциональной привязанности собственнической любви и любви каритативной, любвижалости (подробнее см.: [46]). «Каритативный блок» русского патриотизма включает в себя, помимо благожелания и заботы о благополучии своей страны, безграничную готовность прощать и сострадание: свою родину мы любим,«как в семьях любят больных детей» [47], и пока любим, готовы ейвсе прощать, и «дураков, и дороги». Мы её любим не «за» как говорил ВладимирВысоцкий, «если за чтото, то это не любовь, а хорошее отношение», а, скорее, «вопреки». Действительно, «русский человек из патриотов патриот, потому что он сердечно привязан к такой земле, где почти невозможно жить» [48].Российский патриотизм продукт исторической эволюции, вызванный необходимостью (в том числе и на бессознательном уровне) сохранять огромную территорию, приобретенную предками сегодняшних россиян по весьма своеобразной модели. И если у обитателей этих бескрайних земель не будет безусловной любви к родине, не станет и самой родины, русский этнос растворится в других этносах и российское государство исчезнет. Отсюда, очевидно, и сращенностьрусского человека со своей отчизной вплоть до «химическое единства»(Достоевский) и ощущение того, что «ни в какой земле мы не можем найти созвучия своему физическому состоянию и настрою души» [49], поскольку «кровью, телом, костями и жилами мы связаны с нашей землей» (АиФ 2006, № 14).Отсюда и бесконечное терпение к бесчинствам властей и готовностьпрощать им практически все, убежденность в том, что «человек должен любить свою землю, любить во всех противоречиях, с её грехами и недостатками» [50]. Отсюда нетерпимое отношение к изменникам и «отщепенцам от своего народа и своей почвы» (Гончаров) и физическая «невозможность жить без Родины». Отсюда и амбивалентность: сопровождающая любовь «ненависть к отчизне» (Блок)как следствие крайней от неё зависимости. Отсюда же, конечно, иотношение к нам самой Родины в лице её властейчего с ними цацкаться, все равно никуда не денутся.
«Игровая» двойственность модели территориального расширения России, когда крепостной народ бежал на границы от государства, осваивал новые земли, а затем вместе с ними возвращался опять под государственную юрисдикцию (см.: [51]), не могла не отразится на взаимоотношениях российского народа и российской власти. Вполне можно согласиться с тем, что история России это история противостояния народа и государства (см.: [52]): русский человек от века видит в государстве нечто враждебное, на которое, «как на врага, не распространяются моральные запреты» [53]. Русская шизофрения «расщепление души» проявляется не только в отделении совести от закона и морали от права, но и в жестком разделении родины этнической(страны)и родины гражданской, с которой мы отождествляем наше государство: «Я так люблю свою страну… И ненавижу государство» («Lumen»). В то же самое время мы не отдаем себе отчета в том, что в конечном итоге государство это эманация этноса, порождение народа, в котором отражаются все достоинства и недостатки последнего, все его противоречия, тезисы («Россия страна безграничной свободы духа» [54]) и антитезисы («Россия страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности» [55]) какие сани, такие и сами: «Ни революции, ни конституции, ни деспоты не могут давать какомунибудь народу тех качеств характера, какими он не обладает, или отнять у него имеющиеся качества, из которых проистека ют его учреждения» [56]. Как отмечается, на вопрос«Почему они не сопротивляются?», который обычно задают западные интеллектуалы в порядке реакции на сведения об ужасах существования в России, есть один ответ: «они могут сопротивляться только сами себе ведь государство и есть наше символическое тело, наше коллективное Мы» [57]. Действительно, «мы сами и оккупанты, и оккупированные» (АиФ 2007, № 12).В современном российском «обыденном сознании», как представляется, существует не два, как в лексикографии(см.: [58; 59; 60; 61; 62]), а три представления о родине: естественно, родина1как «малая родина» родная сторона, место рождения, а родина2 как «большая родина» родная страна разделилась уже на то, что, за неимением лучшего, можно назвать, пользуясь терминологией национализмоведения и этнопсихологии (о нациях гражданских и этнических см.: [63]), «родина гражданская» и «родина этническая». Представления о гражданской родине ориентированы преимущественно на территориальный и административный признаки, эта родина практически полностью отождествляется с государством. Гражданская родина, как и нация, это в первую очередь «специфический объект лояльности»[64], причем лояльности взаимной, предполагающей обоюдное соблюдение определенных обязательств («Что вы нас призываете любить Россию? Пусть сначала она нас полюбит!» АиФ 2007, № 36).Представления об этнической родине как о географическом пространстве, «в котором народ возник, в котором прошла его ранняя история» [65], ориентированы преимущественно на культурноязыковые признаки, для русского традиционно родина там, где живут русские (см.: [66]). Этническая родина в первую очередь объект любви, которая, как известно, отнюдь не обязательно бывает взаимной.Родина гражданская и родина этническая «совпадают» лишь в критические моменты национальной истории, когда под угрозой находится само биологическое существование народа: «Когда немцы на нас напали, оно (государство С.В.) стало Родиной ты защищал то место, где живешь, тех друзей, с которым рядом находишься» (АиФ 2007, № 16).Этническая родина отличается от гражданской своей большей устойчивостью и более глубокой укоренённостью в общественном сознании: не прошло и двух десятков лет, а от Советского Союза осталась лишь смутная ностальгия да надписи на майках и призыв на лестнице Мамаева кургана «За нашу советскую Родину СССР», а «русскость» по большому счету никуда не делась.Наблюдения за массмедийными текстами последних лет свидетельствуют о флуктуации чувства российского патриотизма в зависимости «от индекса оптимизма» и о противоречивости суждений о перспективах любви к Родине. Однако,если принять разделение «большой родины» на гражданскую и этническую, противоречивость здесь кажущаяся: пессимизмом окрашены главным образом высказывания о родине гражданской, будущее которой покрыто туманом «любовь к Родине сегодня рассматривается исключительно как любовь к прошлому» (АиФ 2006, № 13). В настоящем же нет ничего, произошедшего в ходе «развернутого строительства капитализма» (АиФ 2007, № 32), чем можно было бы гордиться россиянину в стране, где лишь два значимых события Война и Победа вызывают всеобщее согласие (см.: АиФ 2005, № 20). Сомнения в будущем гражданской родины порождаются, очевидно, отсутствием гражданской нации, поскольку «Россия в настоящее время представляет собой не нацию, а совокупность индивидов» [67]. Если Родина это «любимое сообщество» [68], то сомнительно, чтобы в глазах «простого человека» в него попали олигархи и бывшая патрноменклатура, конвертировавшая власть в собственность: «Людей объединяет обращенность в общее будущее, если оно привлекательно для всех. Этои называют национальной идеей» (АиФ 2006, № 51); «Патриотизм можно построить только на одном улучшить условия жизни… Пока в нашей стране этот громадный разрыв между бедными и богатыми, эта колоссальная несправедливость по отношению к старикам и детям небудут устранены, ничего не получится» (АиФ 2005, № 34).Таким образом, наблюдения над вербализацией представлений о родине и любви к ней в русской этической мысли в русском обыденном сознании показывают, что эти представления в достаточной мере смутны и струдом поддаются дефинированию в дискурсивных терминах. В своей предметной части они практически совпадают с семантическими признаками нации/этноса, отличаясь от последних «встроенностью» эмоциональной привязанности.Родина для носителей русского языкового сознания персонифицируется в образе любимой женщины;любовь, отделяющая родину от просто страны, пристрастна и в ней гипертрофирован «каритативный момент»: готовность все прощать в соответствии с платоновским «абсолютным принятием».В аморфность и раздвоенность российского морального сознания, где воровать нехорошо, но можно, а закон противостоит совести, вполне вписывается наметившееся разделение «большой родины» на родину гражданскую, отождествляемую с государством, и родину этническую, отождествляемую с народом и его культурой.
Ссылки на источники1.Воркачев С. Г. Singulariatantum: идеологема «народ» в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма, 2013. 254 c. С. 4. 2.Воркачев С. Г. Идея патриотизма в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма,2008. 200 с.3.
Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРАМ, 2013. 151 с.4.Макаров В. В. Патриотизм как философская проблема: Автореф. дис. … дра. филос. наук. М., 1990. 36 с. 5.Попов А. И. Развитие образа родины у школьников: Автореф. дис. … канд. псих. наук. Волгоград, 2005. 27 с.6.Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: КАНОНПРЕССЦ, 2001. 215 с. 7.Вердери К. Куда идут «нации» и «национализм»? // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 297307.8.Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 146200.9.Лурие С. В. Историческая этнология. М.: Аспект Пресс,1997. 448 с.10.Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М.: КДУ, 2005. 320 с.11.Мнацаканян М. О.Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. М.: Юнити, 2004. 421 с.12.Сикевич З. В. Социология и психология национальных отношений. СПб.: Издательство Михайлова В. А., 1999. 203 с.13.Хобсбаум Э. Принцип этнической принадлежности и национализм в современной Европе // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 332346.14.Соловьев В. С.Сочинения: в 2 т. М.:Мысль, 1990. Т. 1, с 358.15.Пьецух В. Низкий жанр. М.: ЗебраЕ, 2006. 749 с. С. 11.16.Пьецух В. Указ. соч., с.11.17.Владимиров, В. В. Смысл русской жизни.М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. 544 с. С. 403.18.Шишков А. С. Рассуждение о любви к Отечеству. СПб.: Медицинская типография, 1812.54 с. С. 4.19.Сандомирская И. И. Книга о родине: Опыт анализа дискурсивных практик. Wien: WienerSlawistischerAlmanachSonderband 50,2001. 278 с. С. 7.20.Ильин И. А. Почему мы верим в Россию. М.: ЭКСМО, 2007. 912 с. С. 272.21.Ильин И. А. Указ. соч., с. 272.22.Шишков А. С. Указ. соч., с. 25.23.Пьецух В. Указ. соч., с. 199.24.Хомяков А. С. Избранные сочинения. НьюЙорк: Издательство им. Чехова, 1955. 413 с. С. 116.
25.Бердяев Н. А. Судьба России: сочинения. М.Харьков: ЭКСМОФОЛИО, 2004. 736 с. С. 552.26.Ильин И.А. Указ. соч., с. 272.27.Кон И. С. Словарь по этике. М.: Политиздат, 1983. 445 с. С. 252254.28.Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. 840 с. С. 484.29.Ильин И. А. Указ. соч., с. 263.30.Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера земли. М.: ЭКСМО, 2007. С. 249.31.Мнацаканян М. О.Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. М.: Юнити, 2004. 421 с.С. 314.32.Сандомирская И. И. Указ. соч., с. 3.33.Ильин И. А. Указ. соч., с. 283.34.Макаров В. В. Указ. соч., с. 11.35.Ильин И. А. Указ. соч., с. 269.36.Ильин И. А. Указ. соч., с. 274.37.Ильин И. А. Указ. соч., с. 267.38.Ильин И. А. Указ. соч., с. 291.39.Крупник А. А. Патриотизм в системе гражданских ценностей общества и его формирование в воинской среде: Автореф. дис. … канд.филос. наук. М., 1995. 24 с.40.Шишков А. С. Указ. соч., с. 5.41.Сикевич З. В. Указ. соч., с. 2042.Хобсбаум Э. Указ. соч., с. 332.43.Ильин И. А. Указ. соч., с. 261263.44.Ильин И. А. Указ. соч., с. 268.45.Шишков А. С. Указ. соч., с. 25.46.Воркачев С. Г. Любовь как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2007. 284 с. С. 41, 134.47.Пьецух В. Указ. соч., с. 17.48.Пьецух В. Указ. соч., с. 421.49.Пьецух В. Указ. соч., с. 21250.Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 295.51.Лурие С. В. Указ. соч., с. 166.52.Лурие С. В. Указ. соч., с. 354.53.Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Академический проект, 2003. 560 с. С. 81.54.Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 281.55.Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 283.56.Лебон Г. Психология народов и масс.СПб.: Макет, 1995. 541 с.С. 55.57.Сандомирская И. И. Указ. соч., с. 116.58.Кузнецов С. А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998. 1536 с. С. 1125.59.Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Госиздат иностранных и национальных словарей, 1953. 848 с. С. 628.60.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 2, с. 723.61.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 12, с. 1377.62.Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: в 4х т. М.: АстрельАСТ, 2000. Т. 3, с. 1369.63.Малахов В. С. Указ. соч., с. 23.64.Малахов В. С. Указ. соч., с. 33.65.Буровский А. М. Крах империи: курс неизвестной истории.М.: АСТ, 2004. 462 с. С. 91.66.Лурие С. В. Указ. соч., с. 272.67.Проблемы российского самосознания// Вопросы философии. 2007. № 6. С. 151158.С. 155.68.Сандомирская И. И. Указ. соч., с. 3.
Vorkachev Sergey, doctor of Philological Sciences, professor at the chair of sciencetech translation department, Kuban state technological universityVorkacheva Elena,candidateof PhilologicalSciences, associate professor at the chair of sciencetech translation department, Kuban state technological universityIdeological word “homeland” in Russian language and culture Abstract. The verbal representation of the patriotic idea in the Russian ethics and mentality is considered, the general correspondence between semantic features of one‱s own country and the nation is shown, the difference between the “civil country” and the “ethnic country” is established.Key words:ideological word, patriotism, homeland, civil country, ethnic country.
svork@mail.ru
ВоркачеваЕлена Александровна,кандидат филологических наук, доцент кафедры научнотехнического перевода, ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный технологический университет», г. Краснодар
vorkela@mail.ru
Идеологема «родина» в русской лингвокультуре
Аннотация. Исследуется вербализация представлений о родине и любви к ней в русской этической мысли и в русском обыденном сознании и показывается, что в своей предметной части они практически совпадают с семантическими признаками нации/этноса. Устанавливается разделение «большой родины» на родину гражданскую, отождествляемую с государством, и родину этническую, отождествляемую с народом и его культурой. Ключевые слова:идеологема, патриотизм, родина, гражданская родина, этническая родина.
Родина и народ базовые составляющие идеи патриотизма, и обе они в той или иной степени отмечены идеологичностью как способностью менять свой аксиологический знак на противоположный («плюс» на «минус» и наоборот) при смене апеллирующего к ним субъектаносителя идеологии (см.: [1])(Ср.: «Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству» Руссо;и «Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур» Чаадаев).
Зачатки патриотизма как отношения к границам «своего пространства», физического и символического, возникли, очевидно, еще в доисторические времена из чувства родовой кровной связи и ощущения коллективной самоидентификации. Длительное время оставаясь достаточно сложной составляющей социальной психологии, патриотизм оформился идеологически лишь с образованием наций и национальных государств в эпоху буржуазных революций и представляет собой психологический и нравственный принцип, определяющий отношение людей к своей стране, включающий идеологические и семиотические построения, эмоциональные проявления, социальные императивы и определенные поведенческие стереотипы. Ядро семантической области идеи патриотизма (см.: [2; 3]) образует понятие родины социальной, политической, семиотической и культурной среды обитания народа, совпадающее в своих основных предметных признаках с понятием нации, поэтому, очевидно, в настоящее время её теоретическое осмысление осуществляется не только в трудах по психологии и этике (см.: [4; 5]и пр.), но и в работах по национализмоведению и историческойэнтологии (см.: [6;7;8; 9;10;11;12; 33]и пр.).Теоретически, границы «личного пространства» могут раздвигаться от своего угла до Вселенной, однако практически на нашей планете, где «ничьей земли» нет уже несколько десятков тысячелетий, границы родины и чужбины устанавливаются человеком, скорее, исходя из собственной адаптивности и восприятия «чужого», вот почему, очевидно, «апории» национализма и космополитизма, имевшие хождение еще в Античности (Fumuspatriaeignealienomeliorest«Дым отечества ярче огня чужбины»; Ubibene, ibipatria«Где хорошо, там и Родина») и сформулирован ные Владимиром Соловьевым, и по сей день остаются неразрешимыми: «мы должны любить свой народ и служить его благу всеми средствами, а к прочим народам имеем право быть равнодушными; в случае же столкновения их национальных интересов с нашими мы обязаны относиться к этим чужим народам враждебно» и«народность есть только натуральный факт, не имеющий никакого нравственного значения; у нас нет обязанностей к народу как таковому (ни к своему, ни к чужим), и только к отдельным людям без всякого различия народностей»[14]. Афористика же и поэзия, отражая извечную коллизию «cвоего» и «чужого», свидетельствуют о том, что патриотизм в целом предстает скорее положительным, чем отрицательным нравственным чувством. Ср.: «Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству» (Руссо);«В ком нет любви к стране родной, / Те сердцем нищие калеки» (Шевченко); и: «Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур» (Чаадаев).
«Каждый кулик свое болото хвалит» говорит русская пословица. Действительно, нет, наверное, ни одного народа, который не гордился бы своей страной, и русские здесь не составляют исключения. В то же самое время, при всей своей привязанности к родной земле русскому человеку не сидится на месте и «в какую дыру не занесет тебя рок, повсюду встретишь еврея, цыгана и русака» [15], даже в карликовом государстве СанМарино на сувенирных лавках красуются вывески на русском языке и русские продавцы торгуют за рубли. Считается, тем не менее, что «как русский любит родину» (Дельвиг), её не любит никто, и «у редкого народа так развито чувство родины, как у нас»[16], откуда «знаменитый русский патриотизм, не имеющий аналогов в Западной Европе» [17]. Через любовь к родине предлагается даже определять этническую принадлежность: «Русский тот, кто любит Россию» (АиФ 2007, № 24), а «человек, почитающий себя гражданином света, то есть не принадлежащим ни какому народу, …исторгаясь из рода людей, причисляет сам себя к роду животных» [18]. Так ли это на самом деле или же русская любовь к родине представляет собой еще один стереотип национального самосознания, в котором желаемое выдается за действительное, а не ведущую этническую константу?Как библейский Понтий Пилат риторически вопрошал «Что есть истина?» (Ин. 19: 38), русскому человеку, наверное, прежде всего,следует задаться вопросом «Что есть Родина?». Понятие родины с трудом поддается (если поддается вообще) определению, и неслучайно, наверное, попытки создать словарные дефиниции для существительных Родина, Отечество, Отчизна, родина, отечество и отчизна(см.: [19]) не увенчались успехом. «Нет единого для всех людей одинакового пути к родине. …Патриотизм у человека науки будет иной, чем у крестьянина, у священника, у художника» [20].Как и правда, родина у каждого своя, нов то же самое время она одна; постигается она сердцем, отсутствие её невосполнимо и превращает человека в «духовного идиота» [21]. Для русских Родина ожившая метафора, и любятеё пристрастно, чуть ли не эротически, как женщину: «Родина и женщина существуют, чтобы их любить»(АиФ 2006, № 51), «Отечество требует от нас любви даже пристрастной, такой, какую природа вложила в один пол к другому» [22], а «что любимая, что родина это примерно одно и тоже» [23].Определенияродины преимущественно апофатичны: это то, что остается от страныза вычетомгеографии, демографиии политическогоустройства. По утверждению АлексеяХомякова, «отечество находится не в географии. Это не та земля, на которой мы живем и родились и которая в ландкартах обводится зеленой или желтой краской. Отечество также не условная вещь. Это не та земля, к которой я приписан, даже не та, которою я пользуюсь и которая давала мне с детства такието или такието права и такието или такието привилегии»[24].Бытие родины, как и бытие нации, очевидно, «не исчерпывается ни расой, ни языком, ни религией, ни территорией, ни государственным суверенитетом» (см.: [25]).
В сочетаниях «любовь к родине» и «любить родину» первый компонент в определенном смысле избыточен, опустошен, поскольку любовь уже «встроена» в прагматическую часть семантики родины: «иметь родину значит любить её» [26]. Если патриотизм как нравственный принцип это признанная категория этики (см.: [27; 28]), то родина в качестве этического термина в специальных словарях не фигурирует, хотя обыденным сознанием она воспринимается как безусловная этическая сущность. Родина как объект любви по своим предметным признакам (язык, территория, экономика, психология и культура) совпадает с нацией, однако этими признаками, естественно, она отнюдь не исчерпывается, представляя собой по преимуществу «инстинктивную прилепленность к родному» [29]. В неформальных, метафоризованных определениях родины упорделается главным образом либо на её пространственной составляющей («сочетание ландшафтов» [30];«очаг культуры и этнической жизни» [31]), либо на демографической («любимое сообщество» [32]; «великое духовное “Мы”» [33]). В современных философских исследованиях патриотизма в определении отечества сливаются экологическая и социальная составляющие: «Отечество представляет собой единство социального и природного факторов» [34].Как представляется, в качестве рабочего определения родины, опять же неформального, можно принять следующее: родина это предел расширения «персональной сферы» человека, включающей все, что он считает «своим», имеющим то или иное отношение к его личности.Что касается «сущности» Родины её онтологического статуса, то в русской культуре исторически, традиционно, представления о нем носят преимущественно «примордиалистский» характер: предполагается, что родина как «духовная реальность» [35]существует, пока существует народ, независимо от отдельного человекаи представляет собой безусловную ценность некое «духовное сокровище» [36], материализуемое в «родном пространстве» и в способах его обустройства, в том числе и символических (язык и культура).Родина постигается интуитивно, «сердцем», способность любить её, как и способность любить вообще, особый дар, которым обладает не каждый. Нельзя заставить человека любить какуюнибудь страну (см.: [37]). Однаков то же самое время считается, что любовь к ней возможно «привить» манипулятивно: целенаправленно взрастить с помощью «национального воспитания» [38]через язык, историю, культуру, религию и даже службу в армии. Впечатляет количество современных публикации по проблемам патриотического воспитания (см., например: [39]и пр.), что, очевидно, является свидетельством подспудного и «наивного» инструментализма, практикуемого их авторами. Первым же на Руси «наивным инструменталистом», как ни парадоксально, оказался А.С.Шишков, идеолог этатизма, приравнявший «малую родину» («колыбель, в которой мы взлелеяны, гнездо, в котором согреты и воспитаны»[40])петровскому Отечеству как имени российского государства гражданской родины.Представляется, однако, что соотношение примордиальных и инструментальных признаков в характеристике родины такое же, как и в собственно этничности (см.: [41]):родина это устойчивая единица коллективного сознания и коллективного бессознательного, четкость восприятия которой и интенсивность переживания поддается целенаправленному манипулятивному регулированию. Государство во все времена желает стать родиной и отчасти это ему удается, достаточно вспомнить «советскую Родину» и «новую историческую общность советский народ». Историки не только создают нацию (см.: [42]), но, очевидно, также и родину.Для Ивана Ильина патриотизм есть любовь, родина воспринимается, переживается и приобретается только любовью (см.: [43]), адля того, кто её не любит, она просто не существует. Вот почему, наверное, для носителя русского языка «свою Родину называть “этой страной” все равно, что свою мать называть “этой бабой”» [http://www.mmonline.ru].Любовь к родине «пристрастна» (см.: [44; 45]), и, как всякая страсть, она сопровождается дополнительными эмоциями, связанными с включением предмета любви в центр своей аксиологической области и в свою «личную сферу»: своей странойгордятся (гордость удачи достижения и обладания), её стыдятся (национальный позор), переживают её успехи и неудачи, как свои собственные. Как установлено, в любви сопряжены два вида желания: желание обладания объектом и желание блага этому объекту, которые и определяют существование двух основных видов этой эмоциональной привязанности собственнической любви и любви каритативной, любвижалости (подробнее см.: [46]). «Каритативный блок» русского патриотизма включает в себя, помимо благожелания и заботы о благополучии своей страны, безграничную готовность прощать и сострадание: свою родину мы любим,«как в семьях любят больных детей» [47], и пока любим, готовы ейвсе прощать, и «дураков, и дороги». Мы её любим не «за» как говорил ВладимирВысоцкий, «если за чтото, то это не любовь, а хорошее отношение», а, скорее, «вопреки». Действительно, «русский человек из патриотов патриот, потому что он сердечно привязан к такой земле, где почти невозможно жить» [48].Российский патриотизм продукт исторической эволюции, вызванный необходимостью (в том числе и на бессознательном уровне) сохранять огромную территорию, приобретенную предками сегодняшних россиян по весьма своеобразной модели. И если у обитателей этих бескрайних земель не будет безусловной любви к родине, не станет и самой родины, русский этнос растворится в других этносах и российское государство исчезнет. Отсюда, очевидно, и сращенностьрусского человека со своей отчизной вплоть до «химическое единства»(Достоевский) и ощущение того, что «ни в какой земле мы не можем найти созвучия своему физическому состоянию и настрою души» [49], поскольку «кровью, телом, костями и жилами мы связаны с нашей землей» (АиФ 2006, № 14).Отсюда и бесконечное терпение к бесчинствам властей и готовностьпрощать им практически все, убежденность в том, что «человек должен любить свою землю, любить во всех противоречиях, с её грехами и недостатками» [50]. Отсюда нетерпимое отношение к изменникам и «отщепенцам от своего народа и своей почвы» (Гончаров) и физическая «невозможность жить без Родины». Отсюда и амбивалентность: сопровождающая любовь «ненависть к отчизне» (Блок)как следствие крайней от неё зависимости. Отсюда же, конечно, иотношение к нам самой Родины в лице её властейчего с ними цацкаться, все равно никуда не денутся.
«Игровая» двойственность модели территориального расширения России, когда крепостной народ бежал на границы от государства, осваивал новые земли, а затем вместе с ними возвращался опять под государственную юрисдикцию (см.: [51]), не могла не отразится на взаимоотношениях российского народа и российской власти. Вполне можно согласиться с тем, что история России это история противостояния народа и государства (см.: [52]): русский человек от века видит в государстве нечто враждебное, на которое, «как на врага, не распространяются моральные запреты» [53]. Русская шизофрения «расщепление души» проявляется не только в отделении совести от закона и морали от права, но и в жестком разделении родины этнической(страны)и родины гражданской, с которой мы отождествляем наше государство: «Я так люблю свою страну… И ненавижу государство» («Lumen»). В то же самое время мы не отдаем себе отчета в том, что в конечном итоге государство это эманация этноса, порождение народа, в котором отражаются все достоинства и недостатки последнего, все его противоречия, тезисы («Россия страна безграничной свободы духа» [54]) и антитезисы («Россия страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности» [55]) какие сани, такие и сами: «Ни революции, ни конституции, ни деспоты не могут давать какомунибудь народу тех качеств характера, какими он не обладает, или отнять у него имеющиеся качества, из которых проистека ют его учреждения» [56]. Как отмечается, на вопрос«Почему они не сопротивляются?», который обычно задают западные интеллектуалы в порядке реакции на сведения об ужасах существования в России, есть один ответ: «они могут сопротивляться только сами себе ведь государство и есть наше символическое тело, наше коллективное Мы» [57]. Действительно, «мы сами и оккупанты, и оккупированные» (АиФ 2007, № 12).В современном российском «обыденном сознании», как представляется, существует не два, как в лексикографии(см.: [58; 59; 60; 61; 62]), а три представления о родине: естественно, родина1как «малая родина» родная сторона, место рождения, а родина2 как «большая родина» родная страна разделилась уже на то, что, за неимением лучшего, можно назвать, пользуясь терминологией национализмоведения и этнопсихологии (о нациях гражданских и этнических см.: [63]), «родина гражданская» и «родина этническая». Представления о гражданской родине ориентированы преимущественно на территориальный и административный признаки, эта родина практически полностью отождествляется с государством. Гражданская родина, как и нация, это в первую очередь «специфический объект лояльности»[64], причем лояльности взаимной, предполагающей обоюдное соблюдение определенных обязательств («Что вы нас призываете любить Россию? Пусть сначала она нас полюбит!» АиФ 2007, № 36).Представления об этнической родине как о географическом пространстве, «в котором народ возник, в котором прошла его ранняя история» [65], ориентированы преимущественно на культурноязыковые признаки, для русского традиционно родина там, где живут русские (см.: [66]). Этническая родина в первую очередь объект любви, которая, как известно, отнюдь не обязательно бывает взаимной.Родина гражданская и родина этническая «совпадают» лишь в критические моменты национальной истории, когда под угрозой находится само биологическое существование народа: «Когда немцы на нас напали, оно (государство С.В.) стало Родиной ты защищал то место, где живешь, тех друзей, с которым рядом находишься» (АиФ 2007, № 16).Этническая родина отличается от гражданской своей большей устойчивостью и более глубокой укоренённостью в общественном сознании: не прошло и двух десятков лет, а от Советского Союза осталась лишь смутная ностальгия да надписи на майках и призыв на лестнице Мамаева кургана «За нашу советскую Родину СССР», а «русскость» по большому счету никуда не делась.Наблюдения за массмедийными текстами последних лет свидетельствуют о флуктуации чувства российского патриотизма в зависимости «от индекса оптимизма» и о противоречивости суждений о перспективах любви к Родине. Однако,если принять разделение «большой родины» на гражданскую и этническую, противоречивость здесь кажущаяся: пессимизмом окрашены главным образом высказывания о родине гражданской, будущее которой покрыто туманом «любовь к Родине сегодня рассматривается исключительно как любовь к прошлому» (АиФ 2006, № 13). В настоящем же нет ничего, произошедшего в ходе «развернутого строительства капитализма» (АиФ 2007, № 32), чем можно было бы гордиться россиянину в стране, где лишь два значимых события Война и Победа вызывают всеобщее согласие (см.: АиФ 2005, № 20). Сомнения в будущем гражданской родины порождаются, очевидно, отсутствием гражданской нации, поскольку «Россия в настоящее время представляет собой не нацию, а совокупность индивидов» [67]. Если Родина это «любимое сообщество» [68], то сомнительно, чтобы в глазах «простого человека» в него попали олигархи и бывшая патрноменклатура, конвертировавшая власть в собственность: «Людей объединяет обращенность в общее будущее, если оно привлекательно для всех. Этои называют национальной идеей» (АиФ 2006, № 51); «Патриотизм можно построить только на одном улучшить условия жизни… Пока в нашей стране этот громадный разрыв между бедными и богатыми, эта колоссальная несправедливость по отношению к старикам и детям небудут устранены, ничего не получится» (АиФ 2005, № 34).Таким образом, наблюдения над вербализацией представлений о родине и любви к ней в русской этической мысли в русском обыденном сознании показывают, что эти представления в достаточной мере смутны и струдом поддаются дефинированию в дискурсивных терминах. В своей предметной части они практически совпадают с семантическими признаками нации/этноса, отличаясь от последних «встроенностью» эмоциональной привязанности.Родина для носителей русского языкового сознания персонифицируется в образе любимой женщины;любовь, отделяющая родину от просто страны, пристрастна и в ней гипертрофирован «каритативный момент»: готовность все прощать в соответствии с платоновским «абсолютным принятием».В аморфность и раздвоенность российского морального сознания, где воровать нехорошо, но можно, а закон противостоит совести, вполне вписывается наметившееся разделение «большой родины» на родину гражданскую, отождествляемую с государством, и родину этническую, отождествляемую с народом и его культурой.
Ссылки на источники1.Воркачев С. Г. Singulariatantum: идеологема «народ» в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма, 2013. 254 c. С. 4. 2.Воркачев С. Г. Идея патриотизма в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма,2008. 200 с.3.
Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРАМ, 2013. 151 с.4.Макаров В. В. Патриотизм как философская проблема: Автореф. дис. … дра. филос. наук. М., 1990. 36 с. 5.Попов А. И. Развитие образа родины у школьников: Автореф. дис. … канд. псих. наук. Волгоград, 2005. 27 с.6.Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: КАНОНПРЕССЦ, 2001. 215 с. 7.Вердери К. Куда идут «нации» и «национализм»? // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 297307.8.Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 146200.9.Лурие С. В. Историческая этнология. М.: Аспект Пресс,1997. 448 с.10.Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М.: КДУ, 2005. 320 с.11.Мнацаканян М. О.Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. М.: Юнити, 2004. 421 с.12.Сикевич З. В. Социология и психология национальных отношений. СПб.: Издательство Михайлова В. А., 1999. 203 с.13.Хобсбаум Э. Принцип этнической принадлежности и национализм в современной Европе // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 332346.14.Соловьев В. С.Сочинения: в 2 т. М.:Мысль, 1990. Т. 1, с 358.15.Пьецух В. Низкий жанр. М.: ЗебраЕ, 2006. 749 с. С. 11.16.Пьецух В. Указ. соч., с.11.17.Владимиров, В. В. Смысл русской жизни.М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. 544 с. С. 403.18.Шишков А. С. Рассуждение о любви к Отечеству. СПб.: Медицинская типография, 1812.54 с. С. 4.19.Сандомирская И. И. Книга о родине: Опыт анализа дискурсивных практик. Wien: WienerSlawistischerAlmanachSonderband 50,2001. 278 с. С. 7.20.Ильин И. А. Почему мы верим в Россию. М.: ЭКСМО, 2007. 912 с. С. 272.21.Ильин И. А. Указ. соч., с. 272.22.Шишков А. С. Указ. соч., с. 25.23.Пьецух В. Указ. соч., с. 199.24.Хомяков А. С. Избранные сочинения. НьюЙорк: Издательство им. Чехова, 1955. 413 с. С. 116.
25.Бердяев Н. А. Судьба России: сочинения. М.Харьков: ЭКСМОФОЛИО, 2004. 736 с. С. 552.26.Ильин И.А. Указ. соч., с. 272.27.Кон И. С. Словарь по этике. М.: Политиздат, 1983. 445 с. С. 252254.28.Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. 840 с. С. 484.29.Ильин И. А. Указ. соч., с. 263.30.Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера земли. М.: ЭКСМО, 2007. С. 249.31.Мнацаканян М. О.Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. М.: Юнити, 2004. 421 с.С. 314.32.Сандомирская И. И. Указ. соч., с. 3.33.Ильин И. А. Указ. соч., с. 283.34.Макаров В. В. Указ. соч., с. 11.35.Ильин И. А. Указ. соч., с. 269.36.Ильин И. А. Указ. соч., с. 274.37.Ильин И. А. Указ. соч., с. 267.38.Ильин И. А. Указ. соч., с. 291.39.Крупник А. А. Патриотизм в системе гражданских ценностей общества и его формирование в воинской среде: Автореф. дис. … канд.филос. наук. М., 1995. 24 с.40.Шишков А. С. Указ. соч., с. 5.41.Сикевич З. В. Указ. соч., с. 2042.Хобсбаум Э. Указ. соч., с. 332.43.Ильин И. А. Указ. соч., с. 261263.44.Ильин И. А. Указ. соч., с. 268.45.Шишков А. С. Указ. соч., с. 25.46.Воркачев С. Г. Любовь как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2007. 284 с. С. 41, 134.47.Пьецух В. Указ. соч., с. 17.48.Пьецух В. Указ. соч., с. 421.49.Пьецух В. Указ. соч., с. 21250.Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 295.51.Лурие С. В. Указ. соч., с. 166.52.Лурие С. В. Указ. соч., с. 354.53.Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Академический проект, 2003. 560 с. С. 81.54.Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 281.55.Бердяев Н. А. Указ. соч., с. 283.56.Лебон Г. Психология народов и масс.СПб.: Макет, 1995. 541 с.С. 55.57.Сандомирская И. И. Указ. соч., с. 116.58.Кузнецов С. А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998. 1536 с. С. 1125.59.Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Госиздат иностранных и национальных словарей, 1953. 848 с. С. 628.60.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 2, с. 723.61.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 12, с. 1377.62.Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: в 4х т. М.: АстрельАСТ, 2000. Т. 3, с. 1369.63.Малахов В. С. Указ. соч., с. 23.64.Малахов В. С. Указ. соч., с. 33.65.Буровский А. М. Крах империи: курс неизвестной истории.М.: АСТ, 2004. 462 с. С. 91.66.Лурие С. В. Указ. соч., с. 272.67.Проблемы российского самосознания// Вопросы философии. 2007. № 6. С. 151158.С. 155.68.Сандомирская И. И. Указ. соч., с. 3.
Vorkachev Sergey, doctor of Philological Sciences, professor at the chair of sciencetech translation department, Kuban state technological universityVorkacheva Elena,candidateof PhilologicalSciences, associate professor at the chair of sciencetech translation department, Kuban state technological universityIdeological word “homeland” in Russian language and culture Abstract. The verbal representation of the patriotic idea in the Russian ethics and mentality is considered, the general correspondence between semantic features of one‱s own country and the nation is shown, the difference between the “civil country” and the “ethnic country” is established.Key words:ideological word, patriotism, homeland, civil country, ethnic country.
