Принципы семантизации звукообраза в поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева
Библиографическое описание статьи для цитирования:
Атаманова
Н.
В. Принципы семантизации звукообраза в поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2014. – Т. 20. – С.
3376–3380. – URL:
http://e-koncept.ru/2014/54939.htm.
Аннотация. Статья посвящена особенностям семантического представления звукообраза в поэтических контекстах Ф. И. Тютчева. В семантике звукообозначений эксплицируются значимые принципы семантизации тютчевского поэтического слова в целом.
Текст статьи
Атаманова Наталья Викторовна,кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка ФГБОУ ВПО «Брянский государственный университет имени академика И.Г. Петровского», г.Брянскatamanova2001@list.ru
Принципы семантизации звукообразав поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева
Аннотация. Статья посвящена особенностям семантического представления звукообраза в поэтических контекстахФ.И. Тютчева. В семантике звукообозначений эксплицируются значимые принципы семантизации тютчевского поэтического словав целом. Ключевые слова: семантика, поэтический язык, звукообраз, лексическая неоднозначность, Тютчев.
Ф.И. Тютчев, по мнению многих исследователей его творчества, является создателемособого философичного, архаичного, символичного языкаи трансформатором привычных форм поэтического выражения.Самобытность тютчевского поэтического языка заключается в объединении на уровне одного текста «отвлеченных представлений, тончайших душевных движений, глубин человеческого мировосприятия в их изменчивости» [1]. Важным неоспоримым фактом «особости» поэтического языка Ф.И. Тютчева является индивидуальноавторская манера словоупотребления, специфическое отношение к слову, проявляющееся в умножении и усложнении его семантики. Семантическая осложненность тютчевского слова находит выражение в ее особом типе –лексической неоднозначности. Специфическое свойство тютчевского поэтического слова приобретать в контексте творчества «колеблющиеся признаки» и вытекающую из их наличия лексическую неоднозначность эксплицируетсяна семантике значимых лексических единиц поэтического текста. Как правило, отражая действительность, художник слова обращается к ярким перцептивным образам, в первую очередь, светоцветовым и звуковым, передающим первичное мировосприятие. Звук, как объект слухового восприятия, в поэтическом мировидении может приобретать системные свойства, становиться ведущимобразом для субъективного описания внешней среды, духовного состояния поэта илиего творческой реакции, получая, таким образом, номинацию звукообраза как «акустического инварианта, ассоциирующегося с определенным представлением (значением)» [2].В поэтических текстах Ф.И. Тютчева звукообозначения отражают практически все возможные случаи проявления неоднозначного толкования значения лексем. Одним из них является явное и настойчивое вовлечение поэтом звука в разряд символического обозначения событий общественного и личного характера (призыва, волнений, эмоций и т.п.), жизни, смерти. В символическом наполнении звуки выступают отголосками прошлых событий, символом прекрасного, сна, души. Наличие звуков в поэтической традиции ассоциируется с жизненным расцветом, отсутствие –с угасанием жизненных сил. В поэтических контекстах Ф.И. Тютчева звук охватывает, определяет, именует 7 основных символических типов звучания, значимых в языковой картине мира поэта: звук –жизнь, звук –прекрасное, звук –шум, звук –хаос, звук –тишина, звук –прошлое, звук –призыв. Вытекающее из символичности звука семиотическое значение, приобретаемое лексемой в контексте, свободно сосуществует со звуковым, причем значениесимвол не столько сочетается, сколько дополняет первичное звуковое значение. Так, в стихе «Я в хаосе звуков лежал оглушен, Но над хаосом звуков носился мой сон»[3] лексема звуквыступает в синтагме хаос звуков, смысл которой варьируется посредством сочетаний грохот пучины, гремящая тьма, ревущие валы. Оглушительному шуму противопоставлена тихая область видений и снов. Лексема реализует в контексте символические значения звук –шум, звук –тишина. С другой стороны, являясь средством обозначения шума, она вовлекается поэтом в тему хаоса, получая символическое обозначение звука –хаоса. Вконтексте «Как после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне, И вот –слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне»<335> звуки символизируют не только отголоски волнующих поэта любовных переживаний, когдато имевших место в его жизни и усилившихся после встречи с любимой прежде женщиной, но и голос, речь.В этом случае к звуковому восприятию подключаются ментальные и темпоральные представления о звуке, память чувств. Эмоциональное, социальное, философское осмысление звукасимвола весьма частотно в поэзии Ф.И. Тютчева. Так, в стихотворении «К Ганке» <138>, отражающем взгляд поэта на общественную проблему взаимоотношений народов, трагически разделенных в своей истории, но остающихся братьями по вере и крови и тяготеющих к единству, лексема звуквовлекается всферу обозначения социального и дефинируется как «речь славянского народа»: «И наречий братских звукиВновь понятны стали нам…». Эмоциональное воплощение звук чаще получает в контекстах, имеющих отношение к любовной лирике. Например, в контексте «Знакомый звук нам ветр принес: Любви последнее прости»<116> звук, принесенный ветром, ассоциируется с прощальным словом любви, невозвратимостью прошлого блаженства. Философское наполнение лексема получает при ассоциации звукажизни и звукасмерти, свойственной поэтической традиции в целом. Преобладающим количеством символических смыслов в поэтических контекстах Ф.И. Тютчева обладает, по нашим наблюдениям, образ колокольного звона, привлекающий внимание прежде всего православной символикой и философскоисторическим осмыслением. Благовестный колокольный звон может выступать здесь символом православной Руси, отражать сущность уклада жизни, означать важную весть, символизировать состояние одухотворенности и спокойствия. В поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева заметноеместо имеет процесс приобретения словомзвуком контекстуальных коннотативных звуковых признаков посредством синтагматического контактирования с другими лексемами, в результате чего оно обычно теряет словарные звуковые признаки либо сохраняет их наравне с приобретаемыми контекстуальными.
Такой процесс затрагивает обычно существительныезвукообозначения, оказавшиеся в несвойственном им лексическом окружении, но весьма характерном для поэтических контекстов Ф.И. Тютчева. Например, объединение в одном контексте звуков неодинаковой тональности свисти щебетанье342䀀 способствует появлению в значении лексемы свистконтекстуального семантического признака «мелодичный, музыкальный» на фоне языковых «резкий», «высокий». На контекстуальный семантический признак в значении может влиять и источник звука, например, лексема крик, реализующая в языке семы «громкий», «резкий», «сильный», в поэтических контекстах при обозначении звука, издаваемого птицами, получает коннотативные семы «приятный на слух», «радостный», «спокойный».Наиболее распространен данный прием в метафорических контекстах. Так, адъективат звучныйобычно используется поэтом для обозначения звонких, чистых (звучный голос), шумно звучащих звуков (звучные волны, листья, писк). Синтагматическое сочетание с субстантиватами волна, пискпозволяет ему приобретать дополнительный семантический признак «оглашенный, наполняющий пространство громкими звонкими звуками» («Настанет ночь –и звучными волнами Стихия бьет о берег свой» 46䀀). В сочетании с лексемой листьяприлагательное звучный, напротив, приобретает контекстуальные признаки «шуршащий» (тихий), «вбирающий в себя колокольный звон и сливающийся с ним» («Как тихо веет над долинойДалекий колокольный звон,Как шум от стаи журавлиной, И в звучных листьях замер он…»<30>). Причем усиление признака «шуршащий» происходит за счет доминирования тихих звуков в контекстуальной оппозиции далекий звон веет(легкий, колеблющийся) –шум(громкий) –шорох(глухой, тихий) и в тональности всего стихотворения в целом («Светлея не колыхнет день», «И торопливей, молчаливей ложится по долине тень», «Море вешнее в разливе»), создающего видимое ощущение затягивания времени. Наиболее распространенным примеромтак называемой «неявной лингвистической неоднозначности» является совмещение в значении слова двух его языковых значений или одновременное сосуществование двух разных значений, одно из которых не словарное, привносимое контекстом. При этом появлению неоднозначности может способствовать не только семантическое окружение, но и тематика контекста в целом. Как показывают контексты, чаще всего подобный тип неоднозначности реализуется у глагольных лексем, обладающих регулярной многозначностью, вытекающей из «регулярной многозначности вприроде языка» [4]. Контекстные сдвиги в значении глаголов могут быть обусловлены, по наблюдениям Е.В. Падучевой, рядом факторов, основывающихся на «семантической деривации» глаголов звука. Вопервых, изменением тематического класса глаголов, в ряду которого выделяем соотношение звука и движения, сопровождаемого данным звуком («Все звучней колеса пели, / Разгребая шумный вал»<155>, гдепетьизначально связан с исполнением голосом музыкальных произведений, а здесь переносится на неодушевленный предмет). Как правило, подобные случаи неоднозначности обычно связаны с метафорическим употреблением лексем, свойственным поэтической традиции в целом. В стихах Ф.И. Тютчева в качестве объекта звучания могут выступать природные реалии, звуки которых сопровождаются вертикальным (звучали струи дождя, волны) или горизонтальным движением (звучат ручьи). В редких случаях объект звучания не выражен в контексте, дан обобщенно (звук звучит) или домысливается формой звучания (звучали скалы, т.е. издавали звуки набегавшей на них волны).Сам процесс движения нередко способствует образованию звуковых ассоциаций. Например, в контексте «Лишь украдкой, лишь местами, / Словно красный зверь какой, / Пробираясь меж кустами, / Пробежит огонь живой»08 семантика звука не выражена, но звуковые ассоциации возникают благодаря семантическому окружению –глаголамдвижения. Аналогичные проявления звука наблюдаем в стихах «желтый лист, крутясь, слетает на дорогу»,«лист валился». Комплекс одновременного движения, звучания, цветагармонично описывается в стихотворении «Весенние воды» («… воды… / Бегут и блещут и гласят»72䀀), являющегося примером свойственного языку поэзии Ф.И. Тютчева синестетического представления действительности. Как свидетельствуют тютчевские поэтические контексты, постоянным непрерывным движением обладают водные объекты, звучание которых разнообразно. Излюбленная поэтом морская волна, независимо от того, в каком состоянии онапребывает в тот или иной момент времени, «покоясь иль играя», выступает как одухотворенная стихия, она «полна чудной жизни». Не случайно движение морских волн порождает звуковые ассоциации, связанные с миром человека: например, ассоциируясь с подниманием и опусканием груди при дыхании (море ходит, и дышит, и блещет, море трепетало).Морская волна издает легкие звуки, которые связываются в представлении со звуками, издаваемыми при дыхании человека (ср. о человеке –грудь легко и сладко дышит). Человеческая душа и морская волна –это, по Ф.И. Тютчеву, «два проявленья стихии одной»<192>, и здесь, и там «тот же все вечный прибой и отбой», «вечный, единый поток»86䀀. Река, второй излюбленный поэтом «водный» образ, находится в постоянном движении (катится, пенится, несет, бежит) и издает звуки разной тональности (поет, шумит, ревет). Движениеводных объектов практически всегда мотивирует звучание: «ключ в златые реки льется»88䀀, «… ключ бежит… спешит на новоселье…»113䀀, «С горы бежит поток проворный…»36䀀.
В поэзии Ф.И. Тютчева звуки получают реализацию не только во внешнем, метафизическом пространстве, но и во внутреннем, межличностном. Лексика звучания участвует в создании образов, связанных с духовной жизнью человека, его внутренним, психологическим миром. При этом звуковое движение может быть имплицитным, и автор отдает явное предпочтение не звуковому, а эмоциональному движению чувств: «Вдруг ветр подует теплый и сырой, / Опавший лист погонит пред собоюИ душу нам обдаст как бывесною…»152䀀. Выразителем любовных чувств, стихийных страстей нередко являются природные явления –ветер, буря, гроза, например, в стихе«Мне сладок сей бури порывистый глас, На ложе любви он баюкает нас»114䀀.Чувство любви ассоциируется обычно у Ф.И. Тютчева со звуками арфы. Мелодичные звуки музыкального инструмента отражают внутренний мир человека: «Не арфы ль твоей мне послышался звон…»38䀀.
Совмещение звуковой и незвуковой семантики может стать причиной возникновения индивидуальноавторского смысла, привносимого исключительно контекстуальным окружением. Обычно подобное смысловое наслоение свойственно тем контекстам, в которых звуковое действие выполняется двумя субъектами. Так, в стихе «Бедный Лазарь, Ир убогой, / И с усильем и с тревогой / К вам пишу, с одра привстав, / И приветмой хромоногой / Окрылит пусть телеграф. / Пусть умчит его, играя, / В дивный, светлый угол тот, / Где весь день, не умолкая, / Словно бурядождевая / В купах зелени поет»<357> при глаголе петьвыступают два разных по семантической характеристике субъекта –привет, посылаемый князю Вяземскому, и буря, что позволяет говорить об изменении семантики глагола. Если петь(о буре) реализует основное словарное значение «издавать сильные, громкие звуки», то петь(о привете) актуализирует переносный смысл «вдохновить, напомнить о себе», поддерживаемый содержанием всего текста: не имея возможности изза болезни ног самому посетить Вяземского в день его именин, поэт посылает ему «и с усильем и тревогой» свой светлый, «окрыленный» привет и поэтически выражает мысль, что его приветствие подхватит вся природа «дивного, светлого угла», вечно юного Петергофа, куда умчит его телеграф. Сочетание звуковой и незвуковой семантики в одной глагольной лексеме позволяет вывести общее для нее значение –«напомнить о себе громким приветствием». Контекстуальное преобразование и расширение семантики глагольных лексем может быть связано с диатетическим сдвигом, в ряду которого отмечается изменение коммуникативных рангов, где источник и каузатор звукаменяются местами («мосты под пушками гремели…»205䀀, «звучали скалы»74䀀).
Подобное явление,однако, не частотно в поэтическом языке Ф.И. Тютчева. В качестве неявного каузатора звука, не обозначенного в поэтических стихах, но подразумевающегося, могутвыступать природные явления. Так, описывая грозу в одном из стихотворений «грозового» цикла, Ф.И. Тютчев прибегает к приему безличного обозначения звукового источника (за тучей прогремело). Поэтическим контекстамсвойственна метафорическая подача источника звука, особенно характерная для звуков, издаваемых водной стихией (звучнее пела река, море поет). Вместе с тем в тютчевских поэтических стихах наблюдаются случаи эксплицитного обозначения каузатора звукового действия, в роли которого чаще выступает музыкальный инструмент: бить в бубны<22>, ударить в колокол 156䀀, грянуть в струны59䀀. Семантической трансформациизвучания может способствовать вовлечение в ситуацию несобственных участников (звон арфы –звон струн арфы). Таким образом, причины, способствующие появлению принципов семантизации звукообозначений в поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева, оказываются достаточно широкими. Прежде всего, семантически сложен, неоднозначен, насыщен в смысловом плане тютчевский поэтический язык. Метафоричность, символизм поэтического языка, перемещение слова из одного семантического комплекса в другой может явиться ключом к правильному толкованию лексических единиц и пониманию всего текста в целом.
Ссылки на источники1.Григорьева А.Д. Слово в поэзии Тютчева. М.: Наука, 1980. С. 7.2.Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова: Представление, мировоззрение, чувство, слово, уровень знания, культурный компонент, компонент поля. –М.: УРСС, 2003. С. 66. 3.Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. –Л.: Советскийписатель, 1987. Цитаты из стихотворений Ф.И. Тютчева приводятся по данному изданию. Номер стихотворения указывается в косых скобках. 4.Падучева Е.В. Парадигма регулярной многозначности глаголов звука // Вопросы языкознания. 1998. № 5. С. 323.
Natalya Atamanova, Candidate of Filologic Sciences, аssociate professor at the chair of Russian languageBryansk State University named after academician I.G. Petrovsky, Bryansk.The principles of semantisation of sound imagesin poetic idiolect of F.I. TyutchevAbstract. The article is devoted to the peculiaritiessemantic representationof sound imagesin poeticcontextsF.I.Tyutchev.Inthesemanticsof sound significantprinciplesof semantizationTyutchev'spoetic wordas a wholeexplicated. Keywords: semantics of the poetic language, the sound images, lexical ambiguity, Tyutchev.
Принципы семантизации звукообразав поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева
Аннотация. Статья посвящена особенностям семантического представления звукообраза в поэтических контекстахФ.И. Тютчева. В семантике звукообозначений эксплицируются значимые принципы семантизации тютчевского поэтического словав целом. Ключевые слова: семантика, поэтический язык, звукообраз, лексическая неоднозначность, Тютчев.
Ф.И. Тютчев, по мнению многих исследователей его творчества, является создателемособого философичного, архаичного, символичного языкаи трансформатором привычных форм поэтического выражения.Самобытность тютчевского поэтического языка заключается в объединении на уровне одного текста «отвлеченных представлений, тончайших душевных движений, глубин человеческого мировосприятия в их изменчивости» [1]. Важным неоспоримым фактом «особости» поэтического языка Ф.И. Тютчева является индивидуальноавторская манера словоупотребления, специфическое отношение к слову, проявляющееся в умножении и усложнении его семантики. Семантическая осложненность тютчевского слова находит выражение в ее особом типе –лексической неоднозначности. Специфическое свойство тютчевского поэтического слова приобретать в контексте творчества «колеблющиеся признаки» и вытекающую из их наличия лексическую неоднозначность эксплицируетсяна семантике значимых лексических единиц поэтического текста. Как правило, отражая действительность, художник слова обращается к ярким перцептивным образам, в первую очередь, светоцветовым и звуковым, передающим первичное мировосприятие. Звук, как объект слухового восприятия, в поэтическом мировидении может приобретать системные свойства, становиться ведущимобразом для субъективного описания внешней среды, духовного состояния поэта илиего творческой реакции, получая, таким образом, номинацию звукообраза как «акустического инварианта, ассоциирующегося с определенным представлением (значением)» [2].В поэтических текстах Ф.И. Тютчева звукообозначения отражают практически все возможные случаи проявления неоднозначного толкования значения лексем. Одним из них является явное и настойчивое вовлечение поэтом звука в разряд символического обозначения событий общественного и личного характера (призыва, волнений, эмоций и т.п.), жизни, смерти. В символическом наполнении звуки выступают отголосками прошлых событий, символом прекрасного, сна, души. Наличие звуков в поэтической традиции ассоциируется с жизненным расцветом, отсутствие –с угасанием жизненных сил. В поэтических контекстах Ф.И. Тютчева звук охватывает, определяет, именует 7 основных символических типов звучания, значимых в языковой картине мира поэта: звук –жизнь, звук –прекрасное, звук –шум, звук –хаос, звук –тишина, звук –прошлое, звук –призыв. Вытекающее из символичности звука семиотическое значение, приобретаемое лексемой в контексте, свободно сосуществует со звуковым, причем значениесимвол не столько сочетается, сколько дополняет первичное звуковое значение. Так, в стихе «Я в хаосе звуков лежал оглушен, Но над хаосом звуков носился мой сон»[3] лексема звуквыступает в синтагме хаос звуков, смысл которой варьируется посредством сочетаний грохот пучины, гремящая тьма, ревущие валы. Оглушительному шуму противопоставлена тихая область видений и снов. Лексема реализует в контексте символические значения звук –шум, звук –тишина. С другой стороны, являясь средством обозначения шума, она вовлекается поэтом в тему хаоса, получая символическое обозначение звука –хаоса. Вконтексте «Как после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне, И вот –слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне»<335> звуки символизируют не только отголоски волнующих поэта любовных переживаний, когдато имевших место в его жизни и усилившихся после встречи с любимой прежде женщиной, но и голос, речь.В этом случае к звуковому восприятию подключаются ментальные и темпоральные представления о звуке, память чувств. Эмоциональное, социальное, философское осмысление звукасимвола весьма частотно в поэзии Ф.И. Тютчева. Так, в стихотворении «К Ганке» <138>, отражающем взгляд поэта на общественную проблему взаимоотношений народов, трагически разделенных в своей истории, но остающихся братьями по вере и крови и тяготеющих к единству, лексема звуквовлекается всферу обозначения социального и дефинируется как «речь славянского народа»: «И наречий братских звукиВновь понятны стали нам…». Эмоциональное воплощение звук чаще получает в контекстах, имеющих отношение к любовной лирике. Например, в контексте «Знакомый звук нам ветр принес: Любви последнее прости»<116> звук, принесенный ветром, ассоциируется с прощальным словом любви, невозвратимостью прошлого блаженства. Философское наполнение лексема получает при ассоциации звукажизни и звукасмерти, свойственной поэтической традиции в целом. Преобладающим количеством символических смыслов в поэтических контекстах Ф.И. Тютчева обладает, по нашим наблюдениям, образ колокольного звона, привлекающий внимание прежде всего православной символикой и философскоисторическим осмыслением. Благовестный колокольный звон может выступать здесь символом православной Руси, отражать сущность уклада жизни, означать важную весть, символизировать состояние одухотворенности и спокойствия. В поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева заметноеместо имеет процесс приобретения словомзвуком контекстуальных коннотативных звуковых признаков посредством синтагматического контактирования с другими лексемами, в результате чего оно обычно теряет словарные звуковые признаки либо сохраняет их наравне с приобретаемыми контекстуальными.
Такой процесс затрагивает обычно существительныезвукообозначения, оказавшиеся в несвойственном им лексическом окружении, но весьма характерном для поэтических контекстов Ф.И. Тютчева. Например, объединение в одном контексте звуков неодинаковой тональности свисти щебетанье342䀀 способствует появлению в значении лексемы свистконтекстуального семантического признака «мелодичный, музыкальный» на фоне языковых «резкий», «высокий». На контекстуальный семантический признак в значении может влиять и источник звука, например, лексема крик, реализующая в языке семы «громкий», «резкий», «сильный», в поэтических контекстах при обозначении звука, издаваемого птицами, получает коннотативные семы «приятный на слух», «радостный», «спокойный».Наиболее распространен данный прием в метафорических контекстах. Так, адъективат звучныйобычно используется поэтом для обозначения звонких, чистых (звучный голос), шумно звучащих звуков (звучные волны, листья, писк). Синтагматическое сочетание с субстантиватами волна, пискпозволяет ему приобретать дополнительный семантический признак «оглашенный, наполняющий пространство громкими звонкими звуками» («Настанет ночь –и звучными волнами Стихия бьет о берег свой» 46䀀). В сочетании с лексемой листьяприлагательное звучный, напротив, приобретает контекстуальные признаки «шуршащий» (тихий), «вбирающий в себя колокольный звон и сливающийся с ним» («Как тихо веет над долинойДалекий колокольный звон,Как шум от стаи журавлиной, И в звучных листьях замер он…»<30>). Причем усиление признака «шуршащий» происходит за счет доминирования тихих звуков в контекстуальной оппозиции далекий звон веет(легкий, колеблющийся) –шум(громкий) –шорох(глухой, тихий) и в тональности всего стихотворения в целом («Светлея не колыхнет день», «И торопливей, молчаливей ложится по долине тень», «Море вешнее в разливе»), создающего видимое ощущение затягивания времени. Наиболее распространенным примеромтак называемой «неявной лингвистической неоднозначности» является совмещение в значении слова двух его языковых значений или одновременное сосуществование двух разных значений, одно из которых не словарное, привносимое контекстом. При этом появлению неоднозначности может способствовать не только семантическое окружение, но и тематика контекста в целом. Как показывают контексты, чаще всего подобный тип неоднозначности реализуется у глагольных лексем, обладающих регулярной многозначностью, вытекающей из «регулярной многозначности вприроде языка» [4]. Контекстные сдвиги в значении глаголов могут быть обусловлены, по наблюдениям Е.В. Падучевой, рядом факторов, основывающихся на «семантической деривации» глаголов звука. Вопервых, изменением тематического класса глаголов, в ряду которого выделяем соотношение звука и движения, сопровождаемого данным звуком («Все звучней колеса пели, / Разгребая шумный вал»<155>, гдепетьизначально связан с исполнением голосом музыкальных произведений, а здесь переносится на неодушевленный предмет). Как правило, подобные случаи неоднозначности обычно связаны с метафорическим употреблением лексем, свойственным поэтической традиции в целом. В стихах Ф.И. Тютчева в качестве объекта звучания могут выступать природные реалии, звуки которых сопровождаются вертикальным (звучали струи дождя, волны) или горизонтальным движением (звучат ручьи). В редких случаях объект звучания не выражен в контексте, дан обобщенно (звук звучит) или домысливается формой звучания (звучали скалы, т.е. издавали звуки набегавшей на них волны).Сам процесс движения нередко способствует образованию звуковых ассоциаций. Например, в контексте «Лишь украдкой, лишь местами, / Словно красный зверь какой, / Пробираясь меж кустами, / Пробежит огонь живой»08 семантика звука не выражена, но звуковые ассоциации возникают благодаря семантическому окружению –глаголамдвижения. Аналогичные проявления звука наблюдаем в стихах «желтый лист, крутясь, слетает на дорогу»,«лист валился». Комплекс одновременного движения, звучания, цветагармонично описывается в стихотворении «Весенние воды» («… воды… / Бегут и блещут и гласят»72䀀), являющегося примером свойственного языку поэзии Ф.И. Тютчева синестетического представления действительности. Как свидетельствуют тютчевские поэтические контексты, постоянным непрерывным движением обладают водные объекты, звучание которых разнообразно. Излюбленная поэтом морская волна, независимо от того, в каком состоянии онапребывает в тот или иной момент времени, «покоясь иль играя», выступает как одухотворенная стихия, она «полна чудной жизни». Не случайно движение морских волн порождает звуковые ассоциации, связанные с миром человека: например, ассоциируясь с подниманием и опусканием груди при дыхании (море ходит, и дышит, и блещет, море трепетало).Морская волна издает легкие звуки, которые связываются в представлении со звуками, издаваемыми при дыхании человека (ср. о человеке –грудь легко и сладко дышит). Человеческая душа и морская волна –это, по Ф.И. Тютчеву, «два проявленья стихии одной»<192>, и здесь, и там «тот же все вечный прибой и отбой», «вечный, единый поток»86䀀. Река, второй излюбленный поэтом «водный» образ, находится в постоянном движении (катится, пенится, несет, бежит) и издает звуки разной тональности (поет, шумит, ревет). Движениеводных объектов практически всегда мотивирует звучание: «ключ в златые реки льется»88䀀, «… ключ бежит… спешит на новоселье…»113䀀, «С горы бежит поток проворный…»36䀀.
В поэзии Ф.И. Тютчева звуки получают реализацию не только во внешнем, метафизическом пространстве, но и во внутреннем, межличностном. Лексика звучания участвует в создании образов, связанных с духовной жизнью человека, его внутренним, психологическим миром. При этом звуковое движение может быть имплицитным, и автор отдает явное предпочтение не звуковому, а эмоциональному движению чувств: «Вдруг ветр подует теплый и сырой, / Опавший лист погонит пред собоюИ душу нам обдаст как бывесною…»152䀀. Выразителем любовных чувств, стихийных страстей нередко являются природные явления –ветер, буря, гроза, например, в стихе«Мне сладок сей бури порывистый глас, На ложе любви он баюкает нас»114䀀.Чувство любви ассоциируется обычно у Ф.И. Тютчева со звуками арфы. Мелодичные звуки музыкального инструмента отражают внутренний мир человека: «Не арфы ль твоей мне послышался звон…»38䀀.
Совмещение звуковой и незвуковой семантики может стать причиной возникновения индивидуальноавторского смысла, привносимого исключительно контекстуальным окружением. Обычно подобное смысловое наслоение свойственно тем контекстам, в которых звуковое действие выполняется двумя субъектами. Так, в стихе «Бедный Лазарь, Ир убогой, / И с усильем и с тревогой / К вам пишу, с одра привстав, / И приветмой хромоногой / Окрылит пусть телеграф. / Пусть умчит его, играя, / В дивный, светлый угол тот, / Где весь день, не умолкая, / Словно бурядождевая / В купах зелени поет»<357> при глаголе петьвыступают два разных по семантической характеристике субъекта –привет, посылаемый князю Вяземскому, и буря, что позволяет говорить об изменении семантики глагола. Если петь(о буре) реализует основное словарное значение «издавать сильные, громкие звуки», то петь(о привете) актуализирует переносный смысл «вдохновить, напомнить о себе», поддерживаемый содержанием всего текста: не имея возможности изза болезни ног самому посетить Вяземского в день его именин, поэт посылает ему «и с усильем и тревогой» свой светлый, «окрыленный» привет и поэтически выражает мысль, что его приветствие подхватит вся природа «дивного, светлого угла», вечно юного Петергофа, куда умчит его телеграф. Сочетание звуковой и незвуковой семантики в одной глагольной лексеме позволяет вывести общее для нее значение –«напомнить о себе громким приветствием». Контекстуальное преобразование и расширение семантики глагольных лексем может быть связано с диатетическим сдвигом, в ряду которого отмечается изменение коммуникативных рангов, где источник и каузатор звукаменяются местами («мосты под пушками гремели…»205䀀, «звучали скалы»74䀀).
Подобное явление,однако, не частотно в поэтическом языке Ф.И. Тютчева. В качестве неявного каузатора звука, не обозначенного в поэтических стихах, но подразумевающегося, могутвыступать природные явления. Так, описывая грозу в одном из стихотворений «грозового» цикла, Ф.И. Тютчев прибегает к приему безличного обозначения звукового источника (за тучей прогремело). Поэтическим контекстамсвойственна метафорическая подача источника звука, особенно характерная для звуков, издаваемых водной стихией (звучнее пела река, море поет). Вместе с тем в тютчевских поэтических стихах наблюдаются случаи эксплицитного обозначения каузатора звукового действия, в роли которого чаще выступает музыкальный инструмент: бить в бубны<22>, ударить в колокол 156䀀, грянуть в струны59䀀. Семантической трансформациизвучания может способствовать вовлечение в ситуацию несобственных участников (звон арфы –звон струн арфы). Таким образом, причины, способствующие появлению принципов семантизации звукообозначений в поэтическом идиолекте Ф.И. Тютчева, оказываются достаточно широкими. Прежде всего, семантически сложен, неоднозначен, насыщен в смысловом плане тютчевский поэтический язык. Метафоричность, символизм поэтического языка, перемещение слова из одного семантического комплекса в другой может явиться ключом к правильному толкованию лексических единиц и пониманию всего текста в целом.
Ссылки на источники1.Григорьева А.Д. Слово в поэзии Тютчева. М.: Наука, 1980. С. 7.2.Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова: Представление, мировоззрение, чувство, слово, уровень знания, культурный компонент, компонент поля. –М.: УРСС, 2003. С. 66. 3.Тютчев Ф.И. Полное собрание стихотворений. –Л.: Советскийписатель, 1987. Цитаты из стихотворений Ф.И. Тютчева приводятся по данному изданию. Номер стихотворения указывается в косых скобках. 4.Падучева Е.В. Парадигма регулярной многозначности глаголов звука // Вопросы языкознания. 1998. № 5. С. 323.
Natalya Atamanova, Candidate of Filologic Sciences, аssociate professor at the chair of Russian languageBryansk State University named after academician I.G. Petrovsky, Bryansk.The principles of semantisation of sound imagesin poetic idiolect of F.I. TyutchevAbstract. The article is devoted to the peculiaritiessemantic representationof sound imagesin poeticcontextsF.I.Tyutchev.Inthesemanticsof sound significantprinciplesof semantizationTyutchev'spoetic wordas a wholeexplicated. Keywords: semantics of the poetic language, the sound images, lexical ambiguity, Tyutchev.