Аксиологическая вариативность лингвокультурного концепта
Международная
публикация
С.
Г. ВоркачевБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Воркачев
С.
Г. Аксиологическая вариативность лингвокультурного концепта // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2015. – Т. 13. – С.
1636–1640. – URL:
http://e-koncept.ru/2015/85328.htm.
Аннотация. На примере современного речевого употребления лексических единиц «эта страна», «понятия», «быдло» и «самодеятельность» исследуется аксиологическая вариативность лингвокультурного концепта как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи.
Ключевые слова:
лингвокультурный концепт, аксиологическая вариативность, эта страна, понятия, быдло, самодеятельность
Текст статьи
Воркачев Сергей Григорьевич,доктор филологических наук, профессор кафедры научнотехнического перевода ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный технологический университет», г. Краснодар
svork@mail.ru
Аксиологическая вариативность лингвокультурного концепта
Аннотация. На примересовременного речевого употребления лексических единиц «эта страна», «понятия», «быдло» и «самодеятельность» исследуется аксиологическая вариативностьлингвокультурного концепта как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи. Ключевые слова:лингвокультурный концепт, аксиологическая вариативность, эта страна, понятия, быдло, самодеятельность.
Вариативность как свойство объектов какоголибо класса отличаться друг от друга лежит в основе развития самоорганизующихся системв природе, обществе и познании ипротивостоит энтропии как «качественной смерти» смерти от однообразия. В живой природе появление особей, отличающихся какимлибо признаком, и закрепление этого признака в генетической памяти определяет направление видовой эволюции, без социальной дифференциации, очевидно, невозможен социальный прогресс, как без плюрализма мнений невозможен прогресс научный.В лингвокультурном концепте пересекаются и амальгамируются семантические признаки двух саморазвивающихся предметных областей: языка и культуры, и каждая из них обладает набором своих собственных вариативных форм, единство которых поддерживается присутствием соответствующего инварианта.Наиболее типичным способом вербализациилконцепта является выбор лексической единицы из соответствующего синонимического ряда (естественно, при наличии такового), открываемого именем концепта, которое совпадает с доминантой этого ряда.Однако само имя концепта в достаточной степени вариативно:оно меняется, прежде всего, в зависимости от функциональной области концепта типа дискурса, в котором он вербализуется, как происходит, например, с концептом «любовь» в религиозном дискурсе, где он принимает имя «милость» и, тем самым, его имя дублируется. Или с концептом «счастье», когда в религиозном дискурсе он принимает имя «блаженство». Еще одним типом вариативности ЛКконцепта, как представляется, выступает его аксиологическая дублетность как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи от того, что называют «субъектным оценочным позиционированием» (см.: [1]), когда точка зрения на объект зависит от позиции субъекта речи, индивидуального или группового. Тогда родина в устах апатрида и космополита становится «этой страной», «народ» в устах презирающего его субъекта принимает имя «быдло», моральные нормы и закон в устах носителя «корпоративной морали» становятся «понятиями», а несанкционированная «сверху» инициатива в устах «начальства» становится самодеятельностью.«Чужбина» это полный (и по дейктической, предметной, и по прагматической, оценочноимперативной составляющим) антоним родины: чужая страна, где нам плохо и которую мы не любим. Однако последние два десятилетия стали свидетелями появления частичного антонима родины: «этой страны» своей страны, которую мы не любим(см: [2]):«В последние годы в русском языковом обиходе стали иногда использоваться словосочетания “эта страна”и “этот народ” в тех случаях, когда раньше употреблялись только словосочетания “наша страна” и “наш народ”» (Сигал). Как любовь «встроена» в семантику родины, так и нелюбовь (безразличие, равнодушие, если не ненависть) «встроена» в семантику «этой страны».Семантические возможности создания этого речениясодержатся уже в лексической системе русского языка, где местоимение «этот» «служит для выражения эмоционального отношения к определяемому предмету, явлению» [3]и допускает «неодобрительное, ироническое отношение говорящего к какомулибо лицу или предмету» [4], имя «страна» сохраняет в своей «этимологической памяти» значение «чужая страна, народ» [5]и включено в ассоциативный ряд со «сторонним/посторонним», «отстранением», «странностью» и «отчуждением». «Эта страна» в приложении к своей стране скорее всего, семантическая калька с английского, вернее британского, выражения thiscountry(см.: [6]). Калька в том смысле, что это пословный и, тем самым, уже неадекватный перевод фразеологизма, поскольку если в английском языке thiscountryстилистически нейтральный оборот, то в русском «эта страна» приобретает совершенно очевидные отрицательные коннотации: «В современном русском языке, как я вижу, выражение “эта страна” употребляется исключительно в уничижительном смысле» (Чаты в Интернете).Положительное эмоциональное отношение к своей стране «встроено» всемантику имен родины, поэтому вне какихто маргинальных и специализированных контекстов выражения «*Я ненавижу родину», «*Мне наплевать на отчизну» звучат достаточно противоречиво оставим в стороне печеринское патологическое, но, тем не менее, последовательное для ренегата «Как сладостно отчизну ненавидеть, / И жадно ждать ее уничтоженья». В то же самое время в отрицательнооценочные контексты вполне органично вписывается «эта страна»: «А реформы конца восьмидесятыхдевяностых так постыдно провалились впервую очередь потому, что проведены они были неталантливо, не творчески, а пошло и бездарно и зачастую с настоящей ненавистьюк “этой стране”» (АиФ 2008, № 8).Это, однако, не означает, что порусски о своей стране никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя сказать «эта страна». Русская «странная любовь» к отчизне, как известно, амбивалентна, включает и отрицательные чувства, направленные на «частности»: неприемлемые для говорящего стороны «любимого сообщества» [7]при принятии родины в целом: «”В этойстране” я и сам часто употребляю, когда мне хочется дистанцироваться от того, что мне не нравится» (Чаты в Интернете).Если принять существование в русской лингвокультуре представлений о двух «больших родинах» (см.: [8]): гражданской, отождествляемой преимущественно с государством в целом, и этнической очаге культуры и среде обитания народа, то в употреблении речения «эта страна» можно усмотреть свидетельство своего рода «расщепленности» патриотического сознания. Для носителей доминирующего в русской культуре этнического патриотического сознания, в котором связь с родиной представляется нерасторжимой, «кровной», долг родине неоплатным, а перемена страны пребывания равнозначна измене, «этой страной» называется власть и её институты: «Милые мои, патриарх,президент и его хозяева, таможня, ГАИ, патрули милиции, “крутые”, ОВИР, прокуратура это “эта” страна. А вот русская глубинка, хранящая доброту и истоки это моя, наша страна» (Чаты в Интернете).Юристы сетуют: в современном российском обществе господствует аномия всеобщее неуважение к законам и бессилие последних, что совершенно справедливо в отношении законов писанных, общегосударственных. Однако, как известно, свято место пусто не бывает, и правовой вакуум в социуме немедленно заполняется законами иными, неписанными, получившими в русском языке имя «понятий».Экспансия специфической корпоративной морали на национальный уровень в законопослушный социум имеет, конечно, свои причины: извечное недоверие русского человека к власти и к официальным законам,которые она пишет «под себя», с одной стороны, и «вхождение во власть» уголовного мира, с другой. Процесс это напоминает некую «перманентную карнавализацию», создающую мир наизнанку, в котором «последние становятся первыми», а первые, соответственно, последними, где гос подствовавшие ранее нравственные категории «опускаются», а на их место поднимаются понятия корпоративной морали появляются «хорошие» и «плохие» бандиты, «хорошие» и «плохие» проститутки, сутенеры и «бандерши», «точка отсчета» меняется и «порядочный человек» становится «лохом». Общая криминализация жизни приводит к проникновению в «обыденное сознание» уголовных норм социального взаимодействия «понятий», которыми руководствуются, сознательно или бессознательно, также и «любители», объединяемые в одну, хотя и разнородную, группу уже не профессиональным, а «моральным» признаком.«Понятия» (см.: [9]) относительно недавнее «приобретение» русской разговорной лексики: словари тюремнолагерноблатного жаргона и русского сленга прошлого века эту лексическую единицу еще не фиксируют. Модель её семантической деривации от соответствующей лексемы русского литературного языка путем сужения предметной области относительно прозрачна: сначала понятие как «представление, сведения о чемнибудь» [10], затем разговорное «понятия» как «то или иное представление о чемнибудь, способ понимания чегонибудь» [11]и «уровень понимания чеголибо; совокупность взглядов на чтолибо» [12;13], а в конечном итоге совокупность взглядов какойлибо социальной группы на поведенческие и моральные нормы.«Настоящие понятия» начинаются тогда, когда речь идет о совокупности моральноправовых норм какойлибо социальной (референтной) группы группы, к которой себя относит либо желает относить говорящий («Это не/по понятиям») либо протагонист высказывания («Xсчитает/полагает, что это не/по понятиям»).Прежде всего, эти «понятия» по старой и «доброй» российской традиции противостоят писанному, официальному и юридически апробированному закону: «Россия всетаки во многом еще “попонятиям”, а не по законуживет» (Деловой квартал 2003); «Поэтому, наверно, принятие такого закона необходимо, но, поскольку мы в нашей стране попрежнему живем “по понятиям”, законеще ничего не означает» (Известия 2003.10.03); «Мы особый народ, душа у нас такая, продолжаем жить не по закону, а по понятиям» (Время МН 2003.05.26); «Он (Шутов) преступил не только законы, но и понятия» (НТВ, 17.02.2006).Со всей очевидностью семантика «понятий» носит стереоскопический, объемный характер: в зависимости от «точки зрения» моральноправововых установок говорящего/протагониста высказывания в ней «высвечиваются» те или иные содержательные компоненты, прежде всего аксиологические.Так, для носителей законопослушного, «государственного» сознания «понятия» (по умолчанию уголовные) безусловное зло, стоящее на пути демократии, справедливости, правового государства и пр.: «Или очень скоро мы все будем жить “по понятиям” воровского общака» (Беспредел 2002); «Не вор я больше, нет для меня их понятий» (НТВ 06.09.2006).В то же самое время, как ни парадоксально, для носителей законопослушного сознания совершенно неприемлемы «понятия», равносильные произволу, по которым живет российская власть в лице её чиновных представителей: «Дело в том, что сейчас прокуратура и вообще государство живет “по понятиям”» (НТВ 22.09.2000); «На словах “диктатура закона”, по делу произвол чиновников, решающих свои дела по своим своекорыстным “понятиям”» (Советская Россия 01.09.2003).«Понятия», вполне естественно, принимаются и одобряются своим создателем криминальным сообществом, члены которого по ним «живут и умирают»: «Уж кому я в этой истории не завидую, так это главному её герою, Герихону. Ведь по понятиямон не совершил ничего плохого: делал свою работу. Крал машины» (ЕЖ 18.09.2006); «На “разборке”, “стрелке”, “терке” все раскладывается по понятиямпростым и ясным каждому гражданину либо ты прав, либо ты не прав» (Осипов).Менее естественно, но вполне объяснимо, когда «понятия» принимаются носителями законопослушного сознания ими никак не оцениваются либо даже одобря ются: «По понятиям, если “обидчиков” опустить, кастрировать или убить, то позор будет смыт со всего народа» (Лебедь 07.12.2003); «О себе оратор сказал, что всегда жил “по совести и по понятиям”» (Богатей 2003).Объяснимо же это, видимо, тем, что в их представлении «понятия», в отличие от писанного закона, даже будучи уголовными, имеют правовой характер внутри определенной социальной группы «своих»: их нормы приемлются всеми членами этой группы, направлены на её сохранение и сознаются как основанные на принципах справедливости.Об эволюции «понятий» в общественном сознании, о смене аксиологических акцентов в их семантике свидетельствуют, в частности, результаты опроса респондентов: университетской молодежи студентов и аспирантов. Для подавляющего из них большинства «понятия» это «установленные в обществе правила и нормы поведения», «нормы и правила, приемлемые в определенном круге людей», «неписанные правила общения, жизни и отношений в обществе», следование которым оценивается положительно, а отказ от такого следования превращает человека «в изгоя». «Понятия» здесь отождествляются с законом: жить по понятиям «жить по законам той или иной группы населения»; «действовать в соответствии с определенным законом»; «жить по правилам и законам какогото конкретного общества». Более того, понятия здесь приобретают какойто всеохватный характер, становятся если не умом, то, по меньшей мере, «честью и совестью эпохи»: «У каждого есть нормы и границы (через которые нельзя переступать) морали, совести, чести» (это о понятиях! С.В.). «Понятия» как свод основных положений некой корпоративной морали при ближайшем рассмотрении, в принципе, ничем особенно не отличаются от любого другого «морального кодекса» строителя ли коммунизма, капитализма или чеголибо еще, где на первом месте стоит заповедь лояльности «своим», а самым страшным грехом считается предательство.«Понятия» в переложении на литературный язык сводятся к запретам наносить какойлибо неоправданный ущерб «своим» (предавать/сдавать, обманывать/кидать/обувать/разводить, воровать/крысятничасть, грабить и пр.), а также общаться с «врагами»: «Я понятиязнаю. Своих кентов никогда не кидал» (Кивинов); «Палыч велел передать: от чужого откусываешь. Не по понятиямживешь, Илья» (КонстантиновНовиков).Полузабытое и диалектное слово «быдло», заимствованное в восточнославянские языки из польского в значении «крупный рогатый скот» (см.: [14]) и зафиксированное в лексикографии прошлого века с пометами «устар.» [15], «обл.» [16;17]и обязательно «прост. презр.» [18;19]и «бран.» [20;21], «прогибернировав» в общем фонде русского языка в виде своего рода «дремлющей инфекции» до начала 21го века, внезапно проснулось и взмыло чуть ли не на вершины речевого употребления(см.: [22]). По большому счету, в общем и целом, «быдло» это всего лишь пейоратив к одному из значений слова «народ»: «собственно народ» как часть этнического народа/нации, отделенная от элиты, и стоит это слово в одном синонимическом ряду со словами «плебс», «простонародье» и «чернь».Слова появляются в языке и используются в силу возникающей в них потребности, и слово «быдло», очевидно, здесь не составляет исключения. Востребованность эта в данном случае, как представляется, не столько языковая, сколько социальноисторическая, возникшая в результате распада национальной системы ценностей, роста агрессивности в обществе, классового расслоения последнего и «корпоративизации» морали. Речевое использование лексемы «быдло», которая, имеет словарную помету «презр.», представляет собой один из элементов механизма психологической защиты в ситуациях, когда человеку необходимо чувствовать себя сильнее, умнее, луч ше, того, кого презирают, особенно в том случае, когда человеку нечего больше противопоставить обстоятельствам и лицам, которые сильнее его (см.: [23]). И, наконец, есть, очевидно, еще одна причина активизации слова «быдло», на этот раз вполне лингвистическая: серьезный «моральный износ» другой лексической единицы слова «народ», успешно использовавшейся на протяжении, как минимум, двух веков в манипулятивных и пропагандистских целях всеми желающими и в современных конструктивистских теориях национализма принявшей статус «мифологемы».Наблюдения над речевым использованием лексемы «быдло» в Рунеткоммуникации показывают, что она зачастую употребляется как обычное ругательное слово, передавая чистую оценку: как «подлец», «мерзавец», «негодяй» любой нехороший человек, а «дурак всякий инакомыслящий» (Флобер), так и «быдло» в приложении к отдельной личности любой человек, отличающийся от говорящего в худшую сторону и достойный презрения: «Для тех, кто живет на Рублевке, быдлоте, кто живет в Томилине. Для обладателей собственных коттеджей жители квартир. Владельцы иномароксчитают, что только быдлякимогут покупать отечественные машины. Те, кто научился пить хорошие вина, зачисляют в быдлклассвсех “пивняков” и “водочников”. Богатые называют быдломбедных, бедные богатых, интеллектуалы технарей, атеисты “мракобесов”, православные безбожников и так до бесконечности» [24]. «Быдло», тем самым, предстает как конечный, «холический» результат оценочной деятельности субъекта, а сам процесс вынесения оценки и ее логическая формула, обязательным структурным элементом которой выступает обоснование причины, мотивы и признаки, лежащие в основе оценки, остаются «за кадром». Поэтому, как представляется, любопытно исследовать контексты, в которых обоснование оценки представлено эксплицитно:выявить признаки, по которым тот или иной субъект квалифицирует другого человека или группу людей как «быдло». Наиболее частотный признак быдла именуется «управляемостью», «авторитарной субмиссивностью» и «подъяремностью»: «“Быдло” это те, кому требуется терапия кнута и оглобли, иначе он не способен быть нормальным человеком»; «Для быдла важно, чтоб ктото сверху им командовал, а быдло полностью и покорно будет выполнять эти команды».Вторым по частоте появления идет признак «стадности» («отрицания личности/индивидуальности», «коллективизма»): «Основная характеристика быдла принадлежность к коллективу, к той или иной социальной общности, принимаемая в качестве единственной позитивной ценности».Третьим по частоте появления идет признак низкого социального статуса быдла: «Пренебрежительное отношение к плебсу, выражаемое в слове “быдло”, есть часть предмета исследования быдловедения»; «В широком смысле круг значений, связанных с толпой, охлосом, плебсом. Когдато для выражения сходных сущностей было хорошее слово чернь»; «Общий термин для сотрудников неначальствующего состава».«Локус контроля» у быдла вынесен вовне у него во всем виноваты другие: «Все свои неприятности быдло объясняет происками Врагов»; «Во всех своих бедах быдло обвиняет судьбу, правительство, жену, но только не себя»; «Быдло неспособно трезво оценивать события и часто ищет виновных в своих бедах на стороне, вместо того, чтобы посмотреть на себя, разбираться и исправлять свои ошибки».Вхарактеристиках быдла упоминаются национализм и урапатриотизм: «Быдло патриотично. Чаще всего это национальногосударственный патриотизм, но может быть и религиозный, и корпоративный, и т.д. При этом быдло, естественно, не имеет понятия о завете не путать начальство с отечеством»; «Быдлу нужна идеологияили другая формаверы, заменяющая необходимость принятия собственных реше ний тупым исполнением готовых, спущенных сверху. В большинстве случаев оно придерживается консервативных позиций, патриотизмаили национализма».Упоминается склонность быдла к насилию, обожание грубой силы, общая агрессивность: «Быдло агрессивно. Ему простонеобходимо когото ненавидеть. Быдло считает насилие, вербальное или физическое, не только допустимым, но и самым правильным ответом на аргументы оппонентов»; «Признак быдла авторитарная агрессия общая агрессивность, сильно выражающаяся по отношению кразличным группам или индивидуумам, и якобы санкционированная властями: “полезно быть жестокими к тем, кто не следует правилам”». Отмечается, что представители быдла, считая себя носителями высокой морали, живут «по понятиям»: «Быдло считает себя носителем высокой морали. Таковая, в зависимости от культурного уровня и социального статуса быдла, может именоваться понятиями правильных пацанов, моральным кодексом строителя коммунизма, православной духовностью, корпоративной этикой и т.п.; в любом случае, быдло, даже с трудом приходя в себя после недельного запоя, считает себя нравственным эталоном, свысока взирающим на погрязший в пороке остальной мир».В хараткеристиках«быдла»появляются агрессивность и ненависть к «чужим», «небыдлу» («Ненаших надо ненавидеть и презирать за то, что они Ненаши»), неспособность к рефлексии и критическому мышлению («Быдло это категория людей, толпа, у которых отсутствует способность к самостоятельному критическому мышлению»), глупость и тупость («Ну, а главным свойством быдла является, конечно же, глупость, каковой не противоречат даже наличие престижного диплома и профессиональные успехи в какойнибудь интеллектуальной сфере») убожество языка («Разговор между двумя быдлами может повергнуть нормального человека в сон, так как обширный словарный запас в 200 слов будет повторятся уже после третьего предложения) и жестокость («Наибольший восторг быдла, конечно, вызывает жестокость по отношению к Ненашим, но и жестокость по отношению к своим встречает, как минимум, понимание, а часто и одобрение»).Упоминаются стандартность и шаблонность мышления («Быдло это существо, которое не способно к индивидуальному мышлению»), хитрость («Как правило, быдлу свойственен тот тип поведения, который в обыденном лексиконе определяется как «хитрож…ость». Хитрож…ость кратчайшая дистанция для достижения эгоистических целей с минимальными нарушениями заданных извне правил игры»), хамство и наглость («Быдло не может без хамства»), тупое чувство юмора, «ниже пояса» («У быдла совершенно тупое чувство юмора. Например, оно смеется над своими шутками, даже если они стремные»), воровитость («Быдло враг собственности. Для него существует свое кровное и ситуационно чужое. Границы между своим и чужим внешни, контекстуальны и сиюминутны»), разговор матом («Быдло любит материться, причем не только в гневе, но и в спокойном разговоре»), слепая вера всему, что говорится в средствах массовой информации(«Быдло люди, слепо верящие всему, что вещают СМИ»), деструктивность («Быдло неспособно к созиданию, зато обожает бессмысленно ломать, крушить, уничтожать. Мечта быдла устроить погромъ») и отсутствие у «быдла» совести, заменяемой у него страхом наказания(«Быдло не имеет особых нравственных устоев и регулятором его поведения является не совесть, а страх перед наказанием») и малообразованность(«Быдло: малообразованный и глупый человек»).Упоминаютсятакжетакие признаки, как отсутствие собственного мнения, неспособность к принятию собственных, самостоятельных решений, отсутствие инициативы,склонность к упрощению, примитивизации, нетерпимость к чужому мнению, кумиротворчество, любовь к несвободе, конформизм, стремление следовать традициям, плохое знание истории своей страны и требование уважать ее, отрицание человеческого достоинства,безграмотность, неспособность к изучению иностранных языков, стрессоустойчивость к рутине, подгребание под себяхватательный инстинкт, отсутствие четких жизненных целей, ценностей и принципов, деление мира на «своих» и «чужих».В синонимическом ряду имен «инновационной деятельности» «инициатива», «самодеятельность», «почин», «начинание» сразу же выделяются лексемы «инициатива» и «самодеятельность», образующие некоторыми своими ЛСВ, реализуемыми в определенных («контрастных») контекстах, доминантную «аксиологическую пару»(см.: [25]). Пейоративная оценка в семантике «самодеятельности» относительно недавнее приобретение русского языка. Более того, можно сказать, что за последние годы в коннотативной части семантики лексемы «самодеятельность» произошла замена аксиологического знака: на смену «личному почину», «творческому началу» [26], «общественной самодеятельности» и «революционной самодеятельности» [27]пришли «самовольные действия, не согласованные с руководством или специалистами» [28].По данным «Национального корпуса русского языка» лексема «самодеятельность» с положительными оценочными коннотациями стала употребляться в политэкономических (самодеятельность граждан, масс, населения, общественных организаций, сословий и пр.), публицистических, педагогических и философских (самодеятельность сознания, разума, мысли и пр.)и других текстах гдето со второй половины 19 века: «Еслиженародразвратен, топотому, чтоонбылприкреплен, лишенсамодеятельности, былподатноюединицею» (Достоевский 18501881).Появление в семантике «самодеятельности» отрицательных коннотаций «приобретение» уже 20го века и совпадает, очевидно, с её отождествлением с непрофессиональной деятельностью любительством и дилетантизмом, когда участник самодеятельности, занимающийся ею в свое удовольствие, противопоставляется профессионалу, зарабатывающему этой деятельностью себе на жизнь. В принципе, ничего плохого в том, что человек в свободное от работы время поет, танцует, играет в театральных пьесах, чтото там «химичит» или мастерит, нет.Проблемы начинаются там, где любители пытаются вытеснить профессионалов. Вполне обоснованно считается, что любители, дилетанты всегда проигрывают специалистам в мастерстве: «Есливнемизамечалиськакиеточудачества, тоотнихзаверстунеслокондовостью, эдакимпошловатымзапахомвульгарнойсамодеятельности, ноотнюдьнеподлинноготворчества»(Азаров). Очень часто подобного рода самодеятельность в тексте противопоставляется дилетантизму вполне эксплицитно: «Внихнетабсолютноничегоотсамодеятельностиилилюбительщины, всеввышейстепенипрофессионально» (Журбин).Последним по времени в семантике «самодеятельности», очевидно, появляется значение самовольного, никем и ничем не санкционированного действия по данным «Национального корпуса русского языка»эта лексема в подобном речевом употреблении встречается не ранее 60х годов прошлого века: «Затакуюсопливуюсамодеятельностьнадираютуши, атоместо, откударастутноги, потчуютберезовойкашей» (Дубов, 1966); «Но, товарищКозулин, ещеразговорювам: этавашасамодеятельностьссалютомвночноевремягрубоенарушениепокоя» (Шукшин, 19601971).Итак.В лингвокультурном концепте пересекаются и амальгамируются семантические признаки двух саморазвивающихся предметных областей: языка и культуры, и каждая из них обладает набором своих собственных вариативных форм, единство которых поддерживается присутствием соответствующего инварианта. Наиболее типичным способом вербализации лконцепта является выбор лексической единицы из соответствующего синонимического ряда, открываемого именем концепта. Одним из типов вариативности ЛКконцепта выступает его аксиологическая дублетность как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи. Появление выражения «эта страна», расширяющего смысловой ряд имен родины и в то же самое время функционирующего как их прагмоантоним, представляется свидетельством общего кризиса русской идеи патриотизма конца 20 века.Свободная «миграция» лексических единиц («понятия») из специфического профессионального (уголовного) жаргона в социолекты и разговорный язык косвенно свидетельствует о тенденции к превращению «корпоративной морали» в национальную.В современной речи реанимируется полузабытое и диалектное слово «быдло», его словообразовательная продуктивность становится гиперактивной. «Быдло» употребляется в двух основных функциях: чисто инвективной в целях психологической защиты путем поднятия говорящим собственного социальнокультурного статуса и понижения этого статуса получателя речи или третьего лица, и инвективноквалифицирующей, устанавливающей признаки, по которым номинат отдельная личность или социальная группа может быть назван быдлом. Сущностными, определяющими признаками быдла выступают два, оба выводимые из его прямого значения: «управляемость/покорность» и «коллективизм/стадность». Появление в коннотативной семантике лексемы «самодеятельность» значения самовольной никем и ничем не санкционированной деятельности и противопоставленность её «инициативе» относится ко второй половине прошлого века.
Ссылки на источники1.Карасик В. И. Языковая матрица культуры. М.: Гнозис, 2013. 320 с. С. 1625.2.Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРАМ, 2013. 151 с. С. 124129.3.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 4, с. 771.4.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 17, с. 1947.5.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: АстрельАСТ, 2003. Т. 3, с. 771.6.ТерМинасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово, 2000. 624 с. С. 178.7.Сандомирская И. И. Книга о родине: Опыт анализа дискурсивных практик. Wien: WienerSlawistischerAlmanachSonderband 50,2001. 278 с. С. 3.8.Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРАМ, 2013. 151 с. С. 3132.9.Воркачев С. Г. Корпоративная справедливость порусски: «понятия» и «беспредел» как лексические инновации // Филологические науки. 2011. № 4. С. 8596.10.Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Госиздат иностранных и национальных словарей, 1953.848 с. С. 510.11.Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: в 4 т. М.: АстрельАСТ, 2003. Т. 3, с. 581.12.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 3, с. 290.13.Кузнецов С. А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998. 1536. С. 919.14.Фасмер М. Указ. соч., т. 1, с. 258.15.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 1, с. 718.16.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 1, с. 129.17.Ушаков Д. Н. Указ. соч., т. 1, с. 212.18.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 1, с. 129.19.Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1998. 944 с. С. 65.20.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык,1981. Т. 1, с. 129.21.Ушаков Д. Н. Указ. соч., т. 1, с. 212.22.Воркачев С. Г. «Быдло» как ключевое слово Рунета // Политическая лингвистика. № 3(41). Екатеринбург, 2012. С. 1626.23.Воркачев С. Г. Базовая семантика и лингвоконцептология: на стыке парадигм гуманитарного знания. Saarbrücken: LambertAcademicPublishing, 2011. 540 с. С. 117.24.СоколовМитрич Д. Про быдло URL: http://www.izvestia.ru/news/324545. [Дата обращения 02.04.2015].
25.ВоркачевС. Г. Инициатива и послушание: к аксиологической вариативности лингвоконцепта // Политическая лингвистика. № 1(39). Екатеринбург, 2012. С. 173180.26.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 3, с. 18.27.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 13, с. 95.28.Кузнецов С. А. Указ. соч., с. 1143.
svork@mail.ru
Аксиологическая вариативность лингвокультурного концепта
Аннотация. На примересовременного речевого употребления лексических единиц «эта страна», «понятия», «быдло» и «самодеятельность» исследуется аксиологическая вариативностьлингвокультурного концепта как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи. Ключевые слова:лингвокультурный концепт, аксиологическая вариативность, эта страна, понятия, быдло, самодеятельность.
Вариативность как свойство объектов какоголибо класса отличаться друг от друга лежит в основе развития самоорганизующихся системв природе, обществе и познании ипротивостоит энтропии как «качественной смерти» смерти от однообразия. В живой природе появление особей, отличающихся какимлибо признаком, и закрепление этого признака в генетической памяти определяет направление видовой эволюции, без социальной дифференциации, очевидно, невозможен социальный прогресс, как без плюрализма мнений невозможен прогресс научный.В лингвокультурном концепте пересекаются и амальгамируются семантические признаки двух саморазвивающихся предметных областей: языка и культуры, и каждая из них обладает набором своих собственных вариативных форм, единство которых поддерживается присутствием соответствующего инварианта.Наиболее типичным способом вербализациилконцепта является выбор лексической единицы из соответствующего синонимического ряда (естественно, при наличии такового), открываемого именем концепта, которое совпадает с доминантой этого ряда.Однако само имя концепта в достаточной степени вариативно:оно меняется, прежде всего, в зависимости от функциональной области концепта типа дискурса, в котором он вербализуется, как происходит, например, с концептом «любовь» в религиозном дискурсе, где он принимает имя «милость» и, тем самым, его имя дублируется. Или с концептом «счастье», когда в религиозном дискурсе он принимает имя «блаженство». Еще одним типом вариативности ЛКконцепта, как представляется, выступает его аксиологическая дублетность как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи от того, что называют «субъектным оценочным позиционированием» (см.: [1]), когда точка зрения на объект зависит от позиции субъекта речи, индивидуального или группового. Тогда родина в устах апатрида и космополита становится «этой страной», «народ» в устах презирающего его субъекта принимает имя «быдло», моральные нормы и закон в устах носителя «корпоративной морали» становятся «понятиями», а несанкционированная «сверху» инициатива в устах «начальства» становится самодеятельностью.«Чужбина» это полный (и по дейктической, предметной, и по прагматической, оценочноимперативной составляющим) антоним родины: чужая страна, где нам плохо и которую мы не любим. Однако последние два десятилетия стали свидетелями появления частичного антонима родины: «этой страны» своей страны, которую мы не любим(см: [2]):«В последние годы в русском языковом обиходе стали иногда использоваться словосочетания “эта страна”и “этот народ” в тех случаях, когда раньше употреблялись только словосочетания “наша страна” и “наш народ”» (Сигал). Как любовь «встроена» в семантику родины, так и нелюбовь (безразличие, равнодушие, если не ненависть) «встроена» в семантику «этой страны».Семантические возможности создания этого речениясодержатся уже в лексической системе русского языка, где местоимение «этот» «служит для выражения эмоционального отношения к определяемому предмету, явлению» [3]и допускает «неодобрительное, ироническое отношение говорящего к какомулибо лицу или предмету» [4], имя «страна» сохраняет в своей «этимологической памяти» значение «чужая страна, народ» [5]и включено в ассоциативный ряд со «сторонним/посторонним», «отстранением», «странностью» и «отчуждением». «Эта страна» в приложении к своей стране скорее всего, семантическая калька с английского, вернее британского, выражения thiscountry(см.: [6]). Калька в том смысле, что это пословный и, тем самым, уже неадекватный перевод фразеологизма, поскольку если в английском языке thiscountryстилистически нейтральный оборот, то в русском «эта страна» приобретает совершенно очевидные отрицательные коннотации: «В современном русском языке, как я вижу, выражение “эта страна” употребляется исключительно в уничижительном смысле» (Чаты в Интернете).Положительное эмоциональное отношение к своей стране «встроено» всемантику имен родины, поэтому вне какихто маргинальных и специализированных контекстов выражения «*Я ненавижу родину», «*Мне наплевать на отчизну» звучат достаточно противоречиво оставим в стороне печеринское патологическое, но, тем не менее, последовательное для ренегата «Как сладостно отчизну ненавидеть, / И жадно ждать ее уничтоженья». В то же самое время в отрицательнооценочные контексты вполне органично вписывается «эта страна»: «А реформы конца восьмидесятыхдевяностых так постыдно провалились впервую очередь потому, что проведены они были неталантливо, не творчески, а пошло и бездарно и зачастую с настоящей ненавистьюк “этой стране”» (АиФ 2008, № 8).Это, однако, не означает, что порусски о своей стране никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя сказать «эта страна». Русская «странная любовь» к отчизне, как известно, амбивалентна, включает и отрицательные чувства, направленные на «частности»: неприемлемые для говорящего стороны «любимого сообщества» [7]при принятии родины в целом: «”В этойстране” я и сам часто употребляю, когда мне хочется дистанцироваться от того, что мне не нравится» (Чаты в Интернете).Если принять существование в русской лингвокультуре представлений о двух «больших родинах» (см.: [8]): гражданской, отождествляемой преимущественно с государством в целом, и этнической очаге культуры и среде обитания народа, то в употреблении речения «эта страна» можно усмотреть свидетельство своего рода «расщепленности» патриотического сознания. Для носителей доминирующего в русской культуре этнического патриотического сознания, в котором связь с родиной представляется нерасторжимой, «кровной», долг родине неоплатным, а перемена страны пребывания равнозначна измене, «этой страной» называется власть и её институты: «Милые мои, патриарх,президент и его хозяева, таможня, ГАИ, патрули милиции, “крутые”, ОВИР, прокуратура это “эта” страна. А вот русская глубинка, хранящая доброту и истоки это моя, наша страна» (Чаты в Интернете).Юристы сетуют: в современном российском обществе господствует аномия всеобщее неуважение к законам и бессилие последних, что совершенно справедливо в отношении законов писанных, общегосударственных. Однако, как известно, свято место пусто не бывает, и правовой вакуум в социуме немедленно заполняется законами иными, неписанными, получившими в русском языке имя «понятий».Экспансия специфической корпоративной морали на национальный уровень в законопослушный социум имеет, конечно, свои причины: извечное недоверие русского человека к власти и к официальным законам,которые она пишет «под себя», с одной стороны, и «вхождение во власть» уголовного мира, с другой. Процесс это напоминает некую «перманентную карнавализацию», создающую мир наизнанку, в котором «последние становятся первыми», а первые, соответственно, последними, где гос подствовавшие ранее нравственные категории «опускаются», а на их место поднимаются понятия корпоративной морали появляются «хорошие» и «плохие» бандиты, «хорошие» и «плохие» проститутки, сутенеры и «бандерши», «точка отсчета» меняется и «порядочный человек» становится «лохом». Общая криминализация жизни приводит к проникновению в «обыденное сознание» уголовных норм социального взаимодействия «понятий», которыми руководствуются, сознательно или бессознательно, также и «любители», объединяемые в одну, хотя и разнородную, группу уже не профессиональным, а «моральным» признаком.«Понятия» (см.: [9]) относительно недавнее «приобретение» русской разговорной лексики: словари тюремнолагерноблатного жаргона и русского сленга прошлого века эту лексическую единицу еще не фиксируют. Модель её семантической деривации от соответствующей лексемы русского литературного языка путем сужения предметной области относительно прозрачна: сначала понятие как «представление, сведения о чемнибудь» [10], затем разговорное «понятия» как «то или иное представление о чемнибудь, способ понимания чегонибудь» [11]и «уровень понимания чеголибо; совокупность взглядов на чтолибо» [12;13], а в конечном итоге совокупность взглядов какойлибо социальной группы на поведенческие и моральные нормы.«Настоящие понятия» начинаются тогда, когда речь идет о совокупности моральноправовых норм какойлибо социальной (референтной) группы группы, к которой себя относит либо желает относить говорящий («Это не/по понятиям») либо протагонист высказывания («Xсчитает/полагает, что это не/по понятиям»).Прежде всего, эти «понятия» по старой и «доброй» российской традиции противостоят писанному, официальному и юридически апробированному закону: «Россия всетаки во многом еще “попонятиям”, а не по законуживет» (Деловой квартал 2003); «Поэтому, наверно, принятие такого закона необходимо, но, поскольку мы в нашей стране попрежнему живем “по понятиям”, законеще ничего не означает» (Известия 2003.10.03); «Мы особый народ, душа у нас такая, продолжаем жить не по закону, а по понятиям» (Время МН 2003.05.26); «Он (Шутов) преступил не только законы, но и понятия» (НТВ, 17.02.2006).Со всей очевидностью семантика «понятий» носит стереоскопический, объемный характер: в зависимости от «точки зрения» моральноправововых установок говорящего/протагониста высказывания в ней «высвечиваются» те или иные содержательные компоненты, прежде всего аксиологические.Так, для носителей законопослушного, «государственного» сознания «понятия» (по умолчанию уголовные) безусловное зло, стоящее на пути демократии, справедливости, правового государства и пр.: «Или очень скоро мы все будем жить “по понятиям” воровского общака» (Беспредел 2002); «Не вор я больше, нет для меня их понятий» (НТВ 06.09.2006).В то же самое время, как ни парадоксально, для носителей законопослушного сознания совершенно неприемлемы «понятия», равносильные произволу, по которым живет российская власть в лице её чиновных представителей: «Дело в том, что сейчас прокуратура и вообще государство живет “по понятиям”» (НТВ 22.09.2000); «На словах “диктатура закона”, по делу произвол чиновников, решающих свои дела по своим своекорыстным “понятиям”» (Советская Россия 01.09.2003).«Понятия», вполне естественно, принимаются и одобряются своим создателем криминальным сообществом, члены которого по ним «живут и умирают»: «Уж кому я в этой истории не завидую, так это главному её герою, Герихону. Ведь по понятиямон не совершил ничего плохого: делал свою работу. Крал машины» (ЕЖ 18.09.2006); «На “разборке”, “стрелке”, “терке” все раскладывается по понятиямпростым и ясным каждому гражданину либо ты прав, либо ты не прав» (Осипов).Менее естественно, но вполне объяснимо, когда «понятия» принимаются носителями законопослушного сознания ими никак не оцениваются либо даже одобря ются: «По понятиям, если “обидчиков” опустить, кастрировать или убить, то позор будет смыт со всего народа» (Лебедь 07.12.2003); «О себе оратор сказал, что всегда жил “по совести и по понятиям”» (Богатей 2003).Объяснимо же это, видимо, тем, что в их представлении «понятия», в отличие от писанного закона, даже будучи уголовными, имеют правовой характер внутри определенной социальной группы «своих»: их нормы приемлются всеми членами этой группы, направлены на её сохранение и сознаются как основанные на принципах справедливости.Об эволюции «понятий» в общественном сознании, о смене аксиологических акцентов в их семантике свидетельствуют, в частности, результаты опроса респондентов: университетской молодежи студентов и аспирантов. Для подавляющего из них большинства «понятия» это «установленные в обществе правила и нормы поведения», «нормы и правила, приемлемые в определенном круге людей», «неписанные правила общения, жизни и отношений в обществе», следование которым оценивается положительно, а отказ от такого следования превращает человека «в изгоя». «Понятия» здесь отождествляются с законом: жить по понятиям «жить по законам той или иной группы населения»; «действовать в соответствии с определенным законом»; «жить по правилам и законам какогото конкретного общества». Более того, понятия здесь приобретают какойто всеохватный характер, становятся если не умом, то, по меньшей мере, «честью и совестью эпохи»: «У каждого есть нормы и границы (через которые нельзя переступать) морали, совести, чести» (это о понятиях! С.В.). «Понятия» как свод основных положений некой корпоративной морали при ближайшем рассмотрении, в принципе, ничем особенно не отличаются от любого другого «морального кодекса» строителя ли коммунизма, капитализма или чеголибо еще, где на первом месте стоит заповедь лояльности «своим», а самым страшным грехом считается предательство.«Понятия» в переложении на литературный язык сводятся к запретам наносить какойлибо неоправданный ущерб «своим» (предавать/сдавать, обманывать/кидать/обувать/разводить, воровать/крысятничасть, грабить и пр.), а также общаться с «врагами»: «Я понятиязнаю. Своих кентов никогда не кидал» (Кивинов); «Палыч велел передать: от чужого откусываешь. Не по понятиямживешь, Илья» (КонстантиновНовиков).Полузабытое и диалектное слово «быдло», заимствованное в восточнославянские языки из польского в значении «крупный рогатый скот» (см.: [14]) и зафиксированное в лексикографии прошлого века с пометами «устар.» [15], «обл.» [16;17]и обязательно «прост. презр.» [18;19]и «бран.» [20;21], «прогибернировав» в общем фонде русского языка в виде своего рода «дремлющей инфекции» до начала 21го века, внезапно проснулось и взмыло чуть ли не на вершины речевого употребления(см.: [22]). По большому счету, в общем и целом, «быдло» это всего лишь пейоратив к одному из значений слова «народ»: «собственно народ» как часть этнического народа/нации, отделенная от элиты, и стоит это слово в одном синонимическом ряду со словами «плебс», «простонародье» и «чернь».Слова появляются в языке и используются в силу возникающей в них потребности, и слово «быдло», очевидно, здесь не составляет исключения. Востребованность эта в данном случае, как представляется, не столько языковая, сколько социальноисторическая, возникшая в результате распада национальной системы ценностей, роста агрессивности в обществе, классового расслоения последнего и «корпоративизации» морали. Речевое использование лексемы «быдло», которая, имеет словарную помету «презр.», представляет собой один из элементов механизма психологической защиты в ситуациях, когда человеку необходимо чувствовать себя сильнее, умнее, луч ше, того, кого презирают, особенно в том случае, когда человеку нечего больше противопоставить обстоятельствам и лицам, которые сильнее его (см.: [23]). И, наконец, есть, очевидно, еще одна причина активизации слова «быдло», на этот раз вполне лингвистическая: серьезный «моральный износ» другой лексической единицы слова «народ», успешно использовавшейся на протяжении, как минимум, двух веков в манипулятивных и пропагандистских целях всеми желающими и в современных конструктивистских теориях национализма принявшей статус «мифологемы».Наблюдения над речевым использованием лексемы «быдло» в Рунеткоммуникации показывают, что она зачастую употребляется как обычное ругательное слово, передавая чистую оценку: как «подлец», «мерзавец», «негодяй» любой нехороший человек, а «дурак всякий инакомыслящий» (Флобер), так и «быдло» в приложении к отдельной личности любой человек, отличающийся от говорящего в худшую сторону и достойный презрения: «Для тех, кто живет на Рублевке, быдлоте, кто живет в Томилине. Для обладателей собственных коттеджей жители квартир. Владельцы иномароксчитают, что только быдлякимогут покупать отечественные машины. Те, кто научился пить хорошие вина, зачисляют в быдлклассвсех “пивняков” и “водочников”. Богатые называют быдломбедных, бедные богатых, интеллектуалы технарей, атеисты “мракобесов”, православные безбожников и так до бесконечности» [24]. «Быдло», тем самым, предстает как конечный, «холический» результат оценочной деятельности субъекта, а сам процесс вынесения оценки и ее логическая формула, обязательным структурным элементом которой выступает обоснование причины, мотивы и признаки, лежащие в основе оценки, остаются «за кадром». Поэтому, как представляется, любопытно исследовать контексты, в которых обоснование оценки представлено эксплицитно:выявить признаки, по которым тот или иной субъект квалифицирует другого человека или группу людей как «быдло». Наиболее частотный признак быдла именуется «управляемостью», «авторитарной субмиссивностью» и «подъяремностью»: «“Быдло” это те, кому требуется терапия кнута и оглобли, иначе он не способен быть нормальным человеком»; «Для быдла важно, чтоб ктото сверху им командовал, а быдло полностью и покорно будет выполнять эти команды».Вторым по частоте появления идет признак «стадности» («отрицания личности/индивидуальности», «коллективизма»): «Основная характеристика быдла принадлежность к коллективу, к той или иной социальной общности, принимаемая в качестве единственной позитивной ценности».Третьим по частоте появления идет признак низкого социального статуса быдла: «Пренебрежительное отношение к плебсу, выражаемое в слове “быдло”, есть часть предмета исследования быдловедения»; «В широком смысле круг значений, связанных с толпой, охлосом, плебсом. Когдато для выражения сходных сущностей было хорошее слово чернь»; «Общий термин для сотрудников неначальствующего состава».«Локус контроля» у быдла вынесен вовне у него во всем виноваты другие: «Все свои неприятности быдло объясняет происками Врагов»; «Во всех своих бедах быдло обвиняет судьбу, правительство, жену, но только не себя»; «Быдло неспособно трезво оценивать события и часто ищет виновных в своих бедах на стороне, вместо того, чтобы посмотреть на себя, разбираться и исправлять свои ошибки».Вхарактеристиках быдла упоминаются национализм и урапатриотизм: «Быдло патриотично. Чаще всего это национальногосударственный патриотизм, но может быть и религиозный, и корпоративный, и т.д. При этом быдло, естественно, не имеет понятия о завете не путать начальство с отечеством»; «Быдлу нужна идеологияили другая формаверы, заменяющая необходимость принятия собственных реше ний тупым исполнением готовых, спущенных сверху. В большинстве случаев оно придерживается консервативных позиций, патриотизмаили национализма».Упоминается склонность быдла к насилию, обожание грубой силы, общая агрессивность: «Быдло агрессивно. Ему простонеобходимо когото ненавидеть. Быдло считает насилие, вербальное или физическое, не только допустимым, но и самым правильным ответом на аргументы оппонентов»; «Признак быдла авторитарная агрессия общая агрессивность, сильно выражающаяся по отношению кразличным группам или индивидуумам, и якобы санкционированная властями: “полезно быть жестокими к тем, кто не следует правилам”». Отмечается, что представители быдла, считая себя носителями высокой морали, живут «по понятиям»: «Быдло считает себя носителем высокой морали. Таковая, в зависимости от культурного уровня и социального статуса быдла, может именоваться понятиями правильных пацанов, моральным кодексом строителя коммунизма, православной духовностью, корпоративной этикой и т.п.; в любом случае, быдло, даже с трудом приходя в себя после недельного запоя, считает себя нравственным эталоном, свысока взирающим на погрязший в пороке остальной мир».В хараткеристиках«быдла»появляются агрессивность и ненависть к «чужим», «небыдлу» («Ненаших надо ненавидеть и презирать за то, что они Ненаши»), неспособность к рефлексии и критическому мышлению («Быдло это категория людей, толпа, у которых отсутствует способность к самостоятельному критическому мышлению»), глупость и тупость («Ну, а главным свойством быдла является, конечно же, глупость, каковой не противоречат даже наличие престижного диплома и профессиональные успехи в какойнибудь интеллектуальной сфере») убожество языка («Разговор между двумя быдлами может повергнуть нормального человека в сон, так как обширный словарный запас в 200 слов будет повторятся уже после третьего предложения) и жестокость («Наибольший восторг быдла, конечно, вызывает жестокость по отношению к Ненашим, но и жестокость по отношению к своим встречает, как минимум, понимание, а часто и одобрение»).Упоминаются стандартность и шаблонность мышления («Быдло это существо, которое не способно к индивидуальному мышлению»), хитрость («Как правило, быдлу свойственен тот тип поведения, который в обыденном лексиконе определяется как «хитрож…ость». Хитрож…ость кратчайшая дистанция для достижения эгоистических целей с минимальными нарушениями заданных извне правил игры»), хамство и наглость («Быдло не может без хамства»), тупое чувство юмора, «ниже пояса» («У быдла совершенно тупое чувство юмора. Например, оно смеется над своими шутками, даже если они стремные»), воровитость («Быдло враг собственности. Для него существует свое кровное и ситуационно чужое. Границы между своим и чужим внешни, контекстуальны и сиюминутны»), разговор матом («Быдло любит материться, причем не только в гневе, но и в спокойном разговоре»), слепая вера всему, что говорится в средствах массовой информации(«Быдло люди, слепо верящие всему, что вещают СМИ»), деструктивность («Быдло неспособно к созиданию, зато обожает бессмысленно ломать, крушить, уничтожать. Мечта быдла устроить погромъ») и отсутствие у «быдла» совести, заменяемой у него страхом наказания(«Быдло не имеет особых нравственных устоев и регулятором его поведения является не совесть, а страх перед наказанием») и малообразованность(«Быдло: малообразованный и глупый человек»).Упоминаютсятакжетакие признаки, как отсутствие собственного мнения, неспособность к принятию собственных, самостоятельных решений, отсутствие инициативы,склонность к упрощению, примитивизации, нетерпимость к чужому мнению, кумиротворчество, любовь к несвободе, конформизм, стремление следовать традициям, плохое знание истории своей страны и требование уважать ее, отрицание человеческого достоинства,безграмотность, неспособность к изучению иностранных языков, стрессоустойчивость к рутине, подгребание под себяхватательный инстинкт, отсутствие четких жизненных целей, ценностей и принципов, деление мира на «своих» и «чужих».В синонимическом ряду имен «инновационной деятельности» «инициатива», «самодеятельность», «почин», «начинание» сразу же выделяются лексемы «инициатива» и «самодеятельность», образующие некоторыми своими ЛСВ, реализуемыми в определенных («контрастных») контекстах, доминантную «аксиологическую пару»(см.: [25]). Пейоративная оценка в семантике «самодеятельности» относительно недавнее приобретение русского языка. Более того, можно сказать, что за последние годы в коннотативной части семантики лексемы «самодеятельность» произошла замена аксиологического знака: на смену «личному почину», «творческому началу» [26], «общественной самодеятельности» и «революционной самодеятельности» [27]пришли «самовольные действия, не согласованные с руководством или специалистами» [28].По данным «Национального корпуса русского языка» лексема «самодеятельность» с положительными оценочными коннотациями стала употребляться в политэкономических (самодеятельность граждан, масс, населения, общественных организаций, сословий и пр.), публицистических, педагогических и философских (самодеятельность сознания, разума, мысли и пр.)и других текстах гдето со второй половины 19 века: «Еслиженародразвратен, топотому, чтоонбылприкреплен, лишенсамодеятельности, былподатноюединицею» (Достоевский 18501881).Появление в семантике «самодеятельности» отрицательных коннотаций «приобретение» уже 20го века и совпадает, очевидно, с её отождествлением с непрофессиональной деятельностью любительством и дилетантизмом, когда участник самодеятельности, занимающийся ею в свое удовольствие, противопоставляется профессионалу, зарабатывающему этой деятельностью себе на жизнь. В принципе, ничего плохого в том, что человек в свободное от работы время поет, танцует, играет в театральных пьесах, чтото там «химичит» или мастерит, нет.Проблемы начинаются там, где любители пытаются вытеснить профессионалов. Вполне обоснованно считается, что любители, дилетанты всегда проигрывают специалистам в мастерстве: «Есливнемизамечалиськакиеточудачества, тоотнихзаверстунеслокондовостью, эдакимпошловатымзапахомвульгарнойсамодеятельности, ноотнюдьнеподлинноготворчества»(Азаров). Очень часто подобного рода самодеятельность в тексте противопоставляется дилетантизму вполне эксплицитно: «Внихнетабсолютноничегоотсамодеятельностиилилюбительщины, всеввышейстепенипрофессионально» (Журбин).Последним по времени в семантике «самодеятельности», очевидно, появляется значение самовольного, никем и ничем не санкционированного действия по данным «Национального корпуса русского языка»эта лексема в подобном речевом употреблении встречается не ранее 60х годов прошлого века: «Затакуюсопливуюсамодеятельностьнадираютуши, атоместо, откударастутноги, потчуютберезовойкашей» (Дубов, 1966); «Но, товарищКозулин, ещеразговорювам: этавашасамодеятельностьссалютомвночноевремягрубоенарушениепокоя» (Шукшин, 19601971).Итак.В лингвокультурном концепте пересекаются и амальгамируются семантические признаки двух саморазвивающихся предметных областей: языка и культуры, и каждая из них обладает набором своих собственных вариативных форм, единство которых поддерживается присутствием соответствующего инварианта. Наиболее типичным способом вербализации лконцепта является выбор лексической единицы из соответствующего синонимического ряда, открываемого именем концепта. Одним из типов вариативности ЛКконцепта выступает его аксиологическая дублетность как способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи. Появление выражения «эта страна», расширяющего смысловой ряд имен родины и в то же самое время функционирующего как их прагмоантоним, представляется свидетельством общего кризиса русской идеи патриотизма конца 20 века.Свободная «миграция» лексических единиц («понятия») из специфического профессионального (уголовного) жаргона в социолекты и разговорный язык косвенно свидетельствует о тенденции к превращению «корпоративной морали» в национальную.В современной речи реанимируется полузабытое и диалектное слово «быдло», его словообразовательная продуктивность становится гиперактивной. «Быдло» употребляется в двух основных функциях: чисто инвективной в целях психологической защиты путем поднятия говорящим собственного социальнокультурного статуса и понижения этого статуса получателя речи или третьего лица, и инвективноквалифицирующей, устанавливающей признаки, по которым номинат отдельная личность или социальная группа может быть назван быдлом. Сущностными, определяющими признаками быдла выступают два, оба выводимые из его прямого значения: «управляемость/покорность» и «коллективизм/стадность». Появление в коннотативной семантике лексемы «самодеятельность» значения самовольной никем и ничем не санкционированной деятельности и противопоставленность её «инициативе» относится ко второй половине прошлого века.
Ссылки на источники1.Карасик В. И. Языковая матрица культуры. М.: Гнозис, 2013. 320 с. С. 1625.2.Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРАМ, 2013. 151 с. С. 124129.3.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 4, с. 771.4.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 17, с. 1947.5.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: АстрельАСТ, 2003. Т. 3, с. 771.6.ТерМинасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Слово, 2000. 624 с. С. 178.7.Сандомирская И. И. Книга о родине: Опыт анализа дискурсивных практик. Wien: WienerSlawistischerAlmanachSonderband 50,2001. 278 с. С. 3.8.Воркачев С. Г. Страна своя и чужая: идея патриотизма в лингвокультуре. М.: ИНФРАМ, 2013. 151 с. С. 3132.9.Воркачев С. Г. Корпоративная справедливость порусски: «понятия» и «беспредел» как лексические инновации // Филологические науки. 2011. № 4. С. 8596.10.Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Госиздат иностранных и национальных словарей, 1953.848 с. С. 510.11.Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: в 4 т. М.: АстрельАСТ, 2003. Т. 3, с. 581.12.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 3, с. 290.13.Кузнецов С. А. Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт, 1998. 1536. С. 919.14.Фасмер М. Указ. соч., т. 1, с. 258.15.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 1, с. 718.16.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 1, с. 129.17.Ушаков Д. Н. Указ. соч., т. 1, с. 212.18.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 1, с. 129.19.Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1998. 944 с. С. 65.20.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык,1981. Т. 1, с. 129.21.Ушаков Д. Н. Указ. соч., т. 1, с. 212.22.Воркачев С. Г. «Быдло» как ключевое слово Рунета // Политическая лингвистика. № 3(41). Екатеринбург, 2012. С. 1626.23.Воркачев С. Г. Базовая семантика и лингвоконцептология: на стыке парадигм гуманитарного знания. Saarbrücken: LambertAcademicPublishing, 2011. 540 с. С. 117.24.СоколовМитрич Д. Про быдло URL: http://www.izvestia.ru/news/324545. [Дата обращения 02.04.2015].
25.ВоркачевС. Г. Инициатива и послушание: к аксиологической вариативности лингвоконцепта // Политическая лингвистика. № 1(39). Екатеринбург, 2012. С. 173180.26.Словарь русского языка: в 4х т. М.: Русский язык, 1981. Т. 3, с. 18.27.Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. МЛ.: АН СССР, 19511965. Т. 13, с. 95.28.Кузнецов С. А. Указ. соч., с. 1143.
