Нарративная модель мемуарного дискурса М. Цветаевой
ART 970315
Автор:
Д.
А. Машукова
Д.
А. Машукова Библиографическое описание статьи для цитирования:
Машукова
Д.
А. Нарративная модель мемуарного дискурса М. Цветаевой // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2017. – Т. 31. – С.
1501–1505. – URL:
http://e-koncept.ru/2017/970315.htm.
Аннотация. В предложенной статье рассматриваются особенности мемуарного повествования. Повествование в мемуарной прозе М. Цветаевой ведется от первого лица, но тип повествователя оформляется в зависимости от жанровой модификации. Соединение типа повествования с жанровой модификацией определяет тип нарратива. Нарративная модель мемуарной прозы М. Цветаевой представлена двумя типами нарратива: дневниковым и мемуарным.
Текст статьи
МашуковаДарья Александровна,кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры филологииСтарооскольского филиала Белгородского государственного национального исследовательского университета, г. Старый Осколd.bogatireva@yandex.ru
Нарративная модель мемуарного дискурса М. Цветаевой
Аннотация. В предложенной статье рассматриваются особенности мемуарного повествования. Повествование в мемуарной прозе М. Цветаевой ведется от первого лица, но тип повествователя оформляется в зависимости от жанровоймодификации. Соединение типа повествования с жанровой модификацией определяет тип нарратива. Нарративная модель мемуарной прозы М. Цветаевой представлена двумя типами нарратива: дневниковым и мемуарным.Ключевые слова. Мемуары, метажанр, нарратив, повествование, нарратор.
Любое повествование всегда ведется от какогото лица. Истинным автором литературного произведения является человек, создавший его, то есть писатель. В современном литературоведении дискутируется вопрос о терминологическом обозначении «адресанта фиктивной нарраторской коммуникации»[1]. В отечественном литературоведении употребляются два различных термина –«повествователь» и «рассказчик». Их отличие определяется поразному, то по критерию идентичности или неидентичности повествующей и повествуемой инстанции, то по мере выявленности: «повествователь» –«носитель речи, не выявленный, не названный, растворенный в тексте», «рассказчик» –«носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст»[2].Характеризуя тип нарратора, мы придерживаемся точки зрения В. Шмида на природу нарратора: «Нарратор конструируется в тексте и воспринимается читателем не как абстрактная функция, а как субъект, неизбежно наделенный определенными антропоморфными чертами мышления и языка»; «понятие нарратор обозначает носителя функции повествования, безотносительно к каким бы то ни было типологическим признакам»[3].Как было выявлено ранее в нашем диссертационном исследовании, мемуарная проза М. Цветаевой представляет собоймемуарныйметажанр, в которомвстречаются разные модификации (воспоминания о детстве, дневники, записные книжки, мемуарный портрет)[4]. Исходной коммуникативной ситуацией, моделируемой в мемуарном жанре, является рассказ о своей жизни. Происходит «целенаправленное развертывание «события рассказывания», которое осуществляется благодаря восприятию читателем фрагментов текста в их организованной автором последовательности»[5].Ряд исследователей (В.Андреева[6], К.Атарова, Г.Лесскис[7], Н.Кожевникова[8]и др.) приходят к выводу, что, несмотряна богатство повествовательных форм, их можно свести к двум основным исторически сложившимся типам повествования –к повествованию от первого лица и к повествованию от третьего лица. Особенности структуры повествования мотивируются его типом и определяются намерением автора.Для дневниковЦветаевойхарактерно повествование от первого лица единственного числа. Кроме того, авторповествователь использует также формы первого лица множественного числа в комбинации с формами единственного числа. Соединение в одном лице автора, говорящего и героя определяют «одномерность» повествования дневниковых записей, организованных единственной и единой точкой зрения, передающей видение, восприятие, оценки.На повествовательном уровне цветаевской мемуарной прозы отношения между нарратороми персонажем выстраиваются гораздо сложнее, чем в дневниках. Наличие двух временных измерений («тогда» и «теперь»), ретроспективного и проспективного взгляда, специальных маркеров в тексте («я помню себя», «я вижу себя»), позволяет говоритьо сложной повествовательной структуре. Повествование в мемуарной прозе ведется от первого лица, но тип повествователя оформляется в зависимости от жанровой модификации. В отдельных фрагментах текста встречаютсякомбинирование формы первого лица единственного числа с формой множественного числа. Употребление формы первого лица множественного числа в мемуарной прозе Цветаевой используется в двух случаях: 1) при описании совместных действий (состояний) повествователя и близкого к нему лица (лиц);2)для указания на свое поколение.Оппозиция «я –мы» подчеркивает колебания повествовательной перспективы текста и отражает смену роли автора. Переход от форм первого лица к формам третьего лица–нетипичное явлениедля повествовательной манеры Цветаевой.Исключение составляетавтобиографический рассказ«Страховка жизни» (1934). Повествование в произведении ведется от третьего лица. Главные герои –мать, отец и сын, за которыми легко угадываются их прототипы: Цветаева, С.Эфрон, Георгий (Мур).В повествовании от третьего лица широко представлен субъектноречевой план главного героя, передается его пространственновременная и оценочная точка зрения, используется его несобственнопрямая речь, которая занимает значительные фрагменты текста.Несобственнопрямая речь не раскрывает какихто новых, неизвестных черт героя, а служит для разнообразия построения текста и позволяет передать информацию в более сжатом виде.Использование в тексте нарративаот третьего лица, основным признаком которого является объективность повествования, позволяет мемуаристу отстраненно подойти к описанию событий собственной жизни. Однако, авторское присутствие, выражающееся в введениинесобственнопрямой речи, позволяет говорить о субъективном начале данного повествовательного типа.В других мемуарных текстах Цветаевой сохраняется повествование от первого лица, котороев отличие от формы третьего лица, представляет повествователя «полным аналогом автора, находящегося в том же пространственновременном мире, что и остальные персонажи произведения»[9].Таким образом, соединение типа повествования с жанровой модификацией способствует появлению типа нарратива. На наш взгляд, нарративная модель мемуарной прозы Цветаевой представлена двумя основными типами нарратива: 1) дневниковым; 2) мемуарным, и можетбыть представлена следующей схемой:
Рисунок 1
Дневниковый нарратив строится из отдельных фрагментов, в которых повествование ведется от автобиографического «я». Нередко дневниковый нарратив становится частью мемуарного нарратива. Так, например, в мемуарнопортретную прозу «Герой труда»(1925)автором включается дневниковая запись семилетней дочери Али. Таким образом, происходит наслоение нарративных структур. Мемуарист группирует факты, выбирает позицию, чтобы полно и объективно дать образ современника,поэтому дневниковый нарратив, включенный в мемуарный текст, выполняет оценочную функцию. Мемуарный нарратив выделяется на основе желания автора самоидентифицироваться, найти свое место в прошлом. Данный тип нарратива достаточно сложен, поскольку авторповествователь практически сливается с авторомперсонажем. Более того, в этот сложный конгломерат вовлекается и адресат мемуарного текста. Такое объединение достигается использованием в тексте авторских обращений к читателю, риторических конструкций и др.Тип нарратива подразумевает и конкретный тип нарратора.Особенностью дневникового и мемуарного нарратива является эксплицитный способ изображения нарратора. Данный способ изображения основывается на саморепрезентации нарратора. Так, в основе мемуарной прозы Цветаевой лежит описание своей жизни, начиная от собственного рождения и заканчивая эмигрантским периодом, поэтому нарратор описывает себя как повествующее «я». В дневниковой прозе само употребление местоимений и форм глагола первого лица представляет собой самоизображение. Имплицитное изображение осуществляется с помощью приемов построения повествования. В мемуарной прозе Цветаевой имплицитный нарратор изображается преимущественно индексами в планах отбора, конкретизации и композиции повествовательных элементов. Нарратор может быть сконструирован непоследовательно, его образ может колебаться. В мемуарнопортретной прозе Цветаевой, которая относится к мемуарному типу нарратива, встречаем образ колеблющегося нарратора.Чаще всего нарратор в произведениях этого жанра выступает как всеведущая личность, высвечивающая образ современника как изнутри (через творчество), так и сквозь призму жизненных событий: «Зная, что буду писать, своих предшественников в Брюсове не читала, –не из страха совпадения, из страха, в случае перехулы, собственного перехвала» [10]. Однако местами, он превращается в ограниченного в своем знании хроникера: «Белого после его возвращения из Дорнаха я просто не помню. Помню только, что он сразу стал налетать на меня со всех лестниц Тео и Наркомпроса: редких лестниц, ибо я присутственные места всегда огибала, редких, но всех» [11]. В связи с таким колебанием различна и степень выявленности нарратора, присутствие которого то сильно чувствуется, то полностью забывается.
По месту, которое нарратор занимает в системе обрамляющих и вставных историй,В.Шмид различает «первичного нарратора, т.е. повествователя обрамляющей истории, вторичного нарратора, повествователя вставной истории, третичного нарратора и т.д.»[12]. Характерным примером является «Страховка жизни». Первичный нарратор в тексте имплицитен. Он ведет повествование от третьего лица, передавая повествование вторичному нарратору, роль которого выполняет героиня, через промежуточную форму несобственнопрямой речи.
В дневниковом нарративе присутствуетпервичныйнарратор. Он одновременно является и повествующим субъектом и объектом повествования. Однако встречается и вторичный нарратор, представленный героями дневниковой прозы Цветаевой. Вычленение последующих нарраторов для дневникового нарратива не свойственно, так как для этого жанра характерна фиксация событий с позиции ведущего дневник и многослойность повествования отсутствует.Большинство мемуарных произведений Цветаевой написано от первого лица и содержит признаки «я». Но они также неоднородны и делятся по принципу противопоставления надиегетического и недиегетического нарратора[13].Нас интересует, прежде всего, диегетический нарратор, так как он фигурирует в двух планах –и в повествовании (как его субъект), и в повествуемой истории (как объект). Поэтому в представленной схеме диегетический нарратор присутствует и в мемуарном и в дневниковом нарративе. Диегетический нарратор может повествовать о себе как о третьем лице, где повествующее «я» обозначается местоимением первого лица, а повествуемое «я» называется «девочка», «ребенок», «она».Таким образом, повествующее «я» смотрит на себяребенка как на другое лицо.В мемуарной прозе Цветаевой диегетический нарратор может распадаться на очевидца и главного героя. Безусловно, эти ипостаси могут взаимодополнять друг друга, однако в дневниковом нарративе преобладает диегетический нарраторочевидец. Несмотря на то что в дневниковом тексте присутствуют свидетельства и голоса вторичных нарраторов, акцент сделан не на повествуемом, а повествующем «я».Повествуемое «я» как главный герой, то есть собственно автобиографический нарратор, представлен в мемуарной прозе о детстве, где маленькая Муся –центральная фигура диегесиса.Сюжетную основу мемуарного нарратива составляет биография повествующего «я», которое является еще и повествуемым «я». По замечанию В.Андреевой, «повествующее и повествуемое «я» существует в разной системе координат, являясь центром двух несовпадающих хронотопов –«там и тогда» / «здесь и сейчас»[14].Повествующее «я» отличается от повествуемого в несовпадении временного взгляда. Этот разрыв, в некоторых случаях, преувеличивается самим нарратором. Он стремится свежим взглядом посмотреть на прошлые годы и уже в ином свете представить изображенные события. Так, у Цветаевой в мемуарном тексте «Мать и музыка» (1935) встречаются подобные размышления: «Но помимо всего сказанного, верного не только для меня, но для каждого начинающего, теперь вижу, что мне для нот было просто слишком рано» [15]; «Для ребенка будущего нет, есть только сейчас(курсив Цветаевой) (которое для него –всегда)»[16].Таким образом, тип нарратора формируется из критериев, нацеленных на создание повествовательной системы. Итак, разные «я» субъекта мемуарного дискурса нетождественны. Именно автор определяет общую повествовательную стратегию текста, контролирует взаимодействие «я» повествующего и «я» повествуемого. Тем не менее, даже в мемуарной прозе объективированные ипостаси автора лишь приближаются к реальной личности создателя мемуарного нарратива, но не совпадают с ней полностью. «Я» мемуарного дискурса –это авторская реконструкция своей личности, своего рода «инсценировка» или «автопортрет» своего «я».
Ссылки на источники1.Шмид В. Нарратология / В. Шмид. –М.: Языки славянских культур, 2003.–С. 63.2.Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения / Б.О. Корман. –М.: Просвещение, 1972. –С. 33 –34.3.Шмид В. Нарратология / В. Шмид. –М.: Языки славянских культур, 2003.–С. 66.4.Богатырева Д.А. Формы выражения авторского присутствия в мемуарной прозе М. Цветаевой: автореф. дис. … канд. филол. наук. –М.: МПГУ, 2009. –18 с.5.Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. –М.: Издательство Кулагиной; Intrada. 2008. –С. 166.6.Андреева В.А. Литературный нарратив: дискурс и текст: Монография / В.А. Андреева. –СПб.: Норма, 2006. –182 с.7.Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе / К.Н. Атарова, Г.А. Лесскис // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. –1976. –Т. 35. № 4. –С. 343 –356. 8.Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX–XXвв. / Н.А. Кожевникова. –М.: Институт русского языка РАН, 1994. –336 с.9.Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе / К.Н. Атарова, Г.А. Лесскис // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. –1976. –Т. 35. № 4. –С. 346. 10.Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина / М.И. Цветаева. –М.: Эллис Лак, 1994 –1995. –Т. 4. –С. 155.11.Там же.–С. 282.12.Шмид В. Нарратология / В. Шмид. –М.: Языки славянских культур, 2003.–С. 79.13.Там же. –С. 80.14.Андреева В.А. Литературный нарратив: дискурс и текст: Монография / В.А. Андреева. –СПб.: Норма, 2006. –132 с.15.Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А.А.Саакянц и Л.А. Мнухина / М.И. Цветаева. –М.: Эллис Лак, 1994 –1995. –Т. 5. –С. 13.16.Там же. –С. 15.
Нарративная модель мемуарного дискурса М. Цветаевой
Аннотация. В предложенной статье рассматриваются особенности мемуарного повествования. Повествование в мемуарной прозе М. Цветаевой ведется от первого лица, но тип повествователя оформляется в зависимости от жанровоймодификации. Соединение типа повествования с жанровой модификацией определяет тип нарратива. Нарративная модель мемуарной прозы М. Цветаевой представлена двумя типами нарратива: дневниковым и мемуарным.Ключевые слова. Мемуары, метажанр, нарратив, повествование, нарратор.
Любое повествование всегда ведется от какогото лица. Истинным автором литературного произведения является человек, создавший его, то есть писатель. В современном литературоведении дискутируется вопрос о терминологическом обозначении «адресанта фиктивной нарраторской коммуникации»[1]. В отечественном литературоведении употребляются два различных термина –«повествователь» и «рассказчик». Их отличие определяется поразному, то по критерию идентичности или неидентичности повествующей и повествуемой инстанции, то по мере выявленности: «повествователь» –«носитель речи, не выявленный, не названный, растворенный в тексте», «рассказчик» –«носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст»[2].Характеризуя тип нарратора, мы придерживаемся точки зрения В. Шмида на природу нарратора: «Нарратор конструируется в тексте и воспринимается читателем не как абстрактная функция, а как субъект, неизбежно наделенный определенными антропоморфными чертами мышления и языка»; «понятие нарратор обозначает носителя функции повествования, безотносительно к каким бы то ни было типологическим признакам»[3].Как было выявлено ранее в нашем диссертационном исследовании, мемуарная проза М. Цветаевой представляет собоймемуарныйметажанр, в которомвстречаются разные модификации (воспоминания о детстве, дневники, записные книжки, мемуарный портрет)[4]. Исходной коммуникативной ситуацией, моделируемой в мемуарном жанре, является рассказ о своей жизни. Происходит «целенаправленное развертывание «события рассказывания», которое осуществляется благодаря восприятию читателем фрагментов текста в их организованной автором последовательности»[5].Ряд исследователей (В.Андреева[6], К.Атарова, Г.Лесскис[7], Н.Кожевникова[8]и др.) приходят к выводу, что, несмотряна богатство повествовательных форм, их можно свести к двум основным исторически сложившимся типам повествования –к повествованию от первого лица и к повествованию от третьего лица. Особенности структуры повествования мотивируются его типом и определяются намерением автора.Для дневниковЦветаевойхарактерно повествование от первого лица единственного числа. Кроме того, авторповествователь использует также формы первого лица множественного числа в комбинации с формами единственного числа. Соединение в одном лице автора, говорящего и героя определяют «одномерность» повествования дневниковых записей, организованных единственной и единой точкой зрения, передающей видение, восприятие, оценки.На повествовательном уровне цветаевской мемуарной прозы отношения между нарратороми персонажем выстраиваются гораздо сложнее, чем в дневниках. Наличие двух временных измерений («тогда» и «теперь»), ретроспективного и проспективного взгляда, специальных маркеров в тексте («я помню себя», «я вижу себя»), позволяет говоритьо сложной повествовательной структуре. Повествование в мемуарной прозе ведется от первого лица, но тип повествователя оформляется в зависимости от жанровой модификации. В отдельных фрагментах текста встречаютсякомбинирование формы первого лица единственного числа с формой множественного числа. Употребление формы первого лица множественного числа в мемуарной прозе Цветаевой используется в двух случаях: 1) при описании совместных действий (состояний) повествователя и близкого к нему лица (лиц);2)для указания на свое поколение.Оппозиция «я –мы» подчеркивает колебания повествовательной перспективы текста и отражает смену роли автора. Переход от форм первого лица к формам третьего лица–нетипичное явлениедля повествовательной манеры Цветаевой.Исключение составляетавтобиографический рассказ«Страховка жизни» (1934). Повествование в произведении ведется от третьего лица. Главные герои –мать, отец и сын, за которыми легко угадываются их прототипы: Цветаева, С.Эфрон, Георгий (Мур).В повествовании от третьего лица широко представлен субъектноречевой план главного героя, передается его пространственновременная и оценочная точка зрения, используется его несобственнопрямая речь, которая занимает значительные фрагменты текста.Несобственнопрямая речь не раскрывает какихто новых, неизвестных черт героя, а служит для разнообразия построения текста и позволяет передать информацию в более сжатом виде.Использование в тексте нарративаот третьего лица, основным признаком которого является объективность повествования, позволяет мемуаристу отстраненно подойти к описанию событий собственной жизни. Однако, авторское присутствие, выражающееся в введениинесобственнопрямой речи, позволяет говорить о субъективном начале данного повествовательного типа.В других мемуарных текстах Цветаевой сохраняется повествование от первого лица, котороев отличие от формы третьего лица, представляет повествователя «полным аналогом автора, находящегося в том же пространственновременном мире, что и остальные персонажи произведения»[9].Таким образом, соединение типа повествования с жанровой модификацией способствует появлению типа нарратива. На наш взгляд, нарративная модель мемуарной прозы Цветаевой представлена двумя основными типами нарратива: 1) дневниковым; 2) мемуарным, и можетбыть представлена следующей схемой:
Рисунок 1
Дневниковый нарратив строится из отдельных фрагментов, в которых повествование ведется от автобиографического «я». Нередко дневниковый нарратив становится частью мемуарного нарратива. Так, например, в мемуарнопортретную прозу «Герой труда»(1925)автором включается дневниковая запись семилетней дочери Али. Таким образом, происходит наслоение нарративных структур. Мемуарист группирует факты, выбирает позицию, чтобы полно и объективно дать образ современника,поэтому дневниковый нарратив, включенный в мемуарный текст, выполняет оценочную функцию. Мемуарный нарратив выделяется на основе желания автора самоидентифицироваться, найти свое место в прошлом. Данный тип нарратива достаточно сложен, поскольку авторповествователь практически сливается с авторомперсонажем. Более того, в этот сложный конгломерат вовлекается и адресат мемуарного текста. Такое объединение достигается использованием в тексте авторских обращений к читателю, риторических конструкций и др.Тип нарратива подразумевает и конкретный тип нарратора.Особенностью дневникового и мемуарного нарратива является эксплицитный способ изображения нарратора. Данный способ изображения основывается на саморепрезентации нарратора. Так, в основе мемуарной прозы Цветаевой лежит описание своей жизни, начиная от собственного рождения и заканчивая эмигрантским периодом, поэтому нарратор описывает себя как повествующее «я». В дневниковой прозе само употребление местоимений и форм глагола первого лица представляет собой самоизображение. Имплицитное изображение осуществляется с помощью приемов построения повествования. В мемуарной прозе Цветаевой имплицитный нарратор изображается преимущественно индексами в планах отбора, конкретизации и композиции повествовательных элементов. Нарратор может быть сконструирован непоследовательно, его образ может колебаться. В мемуарнопортретной прозе Цветаевой, которая относится к мемуарному типу нарратива, встречаем образ колеблющегося нарратора.Чаще всего нарратор в произведениях этого жанра выступает как всеведущая личность, высвечивающая образ современника как изнутри (через творчество), так и сквозь призму жизненных событий: «Зная, что буду писать, своих предшественников в Брюсове не читала, –не из страха совпадения, из страха, в случае перехулы, собственного перехвала» [10]. Однако местами, он превращается в ограниченного в своем знании хроникера: «Белого после его возвращения из Дорнаха я просто не помню. Помню только, что он сразу стал налетать на меня со всех лестниц Тео и Наркомпроса: редких лестниц, ибо я присутственные места всегда огибала, редких, но всех» [11]. В связи с таким колебанием различна и степень выявленности нарратора, присутствие которого то сильно чувствуется, то полностью забывается.
По месту, которое нарратор занимает в системе обрамляющих и вставных историй,В.Шмид различает «первичного нарратора, т.е. повествователя обрамляющей истории, вторичного нарратора, повествователя вставной истории, третичного нарратора и т.д.»[12]. Характерным примером является «Страховка жизни». Первичный нарратор в тексте имплицитен. Он ведет повествование от третьего лица, передавая повествование вторичному нарратору, роль которого выполняет героиня, через промежуточную форму несобственнопрямой речи.
В дневниковом нарративе присутствуетпервичныйнарратор. Он одновременно является и повествующим субъектом и объектом повествования. Однако встречается и вторичный нарратор, представленный героями дневниковой прозы Цветаевой. Вычленение последующих нарраторов для дневникового нарратива не свойственно, так как для этого жанра характерна фиксация событий с позиции ведущего дневник и многослойность повествования отсутствует.Большинство мемуарных произведений Цветаевой написано от первого лица и содержит признаки «я». Но они также неоднородны и делятся по принципу противопоставления надиегетического и недиегетического нарратора[13].Нас интересует, прежде всего, диегетический нарратор, так как он фигурирует в двух планах –и в повествовании (как его субъект), и в повествуемой истории (как объект). Поэтому в представленной схеме диегетический нарратор присутствует и в мемуарном и в дневниковом нарративе. Диегетический нарратор может повествовать о себе как о третьем лице, где повествующее «я» обозначается местоимением первого лица, а повествуемое «я» называется «девочка», «ребенок», «она».Таким образом, повествующее «я» смотрит на себяребенка как на другое лицо.В мемуарной прозе Цветаевой диегетический нарратор может распадаться на очевидца и главного героя. Безусловно, эти ипостаси могут взаимодополнять друг друга, однако в дневниковом нарративе преобладает диегетический нарраторочевидец. Несмотря на то что в дневниковом тексте присутствуют свидетельства и голоса вторичных нарраторов, акцент сделан не на повествуемом, а повествующем «я».Повествуемое «я» как главный герой, то есть собственно автобиографический нарратор, представлен в мемуарной прозе о детстве, где маленькая Муся –центральная фигура диегесиса.Сюжетную основу мемуарного нарратива составляет биография повествующего «я», которое является еще и повествуемым «я». По замечанию В.Андреевой, «повествующее и повествуемое «я» существует в разной системе координат, являясь центром двух несовпадающих хронотопов –«там и тогда» / «здесь и сейчас»[14].Повествующее «я» отличается от повествуемого в несовпадении временного взгляда. Этот разрыв, в некоторых случаях, преувеличивается самим нарратором. Он стремится свежим взглядом посмотреть на прошлые годы и уже в ином свете представить изображенные события. Так, у Цветаевой в мемуарном тексте «Мать и музыка» (1935) встречаются подобные размышления: «Но помимо всего сказанного, верного не только для меня, но для каждого начинающего, теперь вижу, что мне для нот было просто слишком рано» [15]; «Для ребенка будущего нет, есть только сейчас(курсив Цветаевой) (которое для него –всегда)»[16].Таким образом, тип нарратора формируется из критериев, нацеленных на создание повествовательной системы. Итак, разные «я» субъекта мемуарного дискурса нетождественны. Именно автор определяет общую повествовательную стратегию текста, контролирует взаимодействие «я» повествующего и «я» повествуемого. Тем не менее, даже в мемуарной прозе объективированные ипостаси автора лишь приближаются к реальной личности создателя мемуарного нарратива, но не совпадают с ней полностью. «Я» мемуарного дискурса –это авторская реконструкция своей личности, своего рода «инсценировка» или «автопортрет» своего «я».
Ссылки на источники1.Шмид В. Нарратология / В. Шмид. –М.: Языки славянских культур, 2003.–С. 63.2.Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения / Б.О. Корман. –М.: Просвещение, 1972. –С. 33 –34.3.Шмид В. Нарратология / В. Шмид. –М.: Языки славянских культур, 2003.–С. 66.4.Богатырева Д.А. Формы выражения авторского присутствия в мемуарной прозе М. Цветаевой: автореф. дис. … канд. филол. наук. –М.: МПГУ, 2009. –18 с.5.Поэтика: Словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. –М.: Издательство Кулагиной; Intrada. 2008. –С. 166.6.Андреева В.А. Литературный нарратив: дискурс и текст: Монография / В.А. Андреева. –СПб.: Норма, 2006. –182 с.7.Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе / К.Н. Атарова, Г.А. Лесскис // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. –1976. –Т. 35. № 4. –С. 343 –356. 8.Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX–XXвв. / Н.А. Кожевникова. –М.: Институт русского языка РАН, 1994. –336 с.9.Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе / К.Н. Атарова, Г.А. Лесскис // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. –1976. –Т. 35. № 4. –С. 346. 10.Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина / М.И. Цветаева. –М.: Эллис Лак, 1994 –1995. –Т. 4. –С. 155.11.Там же.–С. 282.12.Шмид В. Нарратология / В. Шмид. –М.: Языки славянских культур, 2003.–С. 79.13.Там же. –С. 80.14.Андреева В.А. Литературный нарратив: дискурс и текст: Монография / В.А. Андреева. –СПб.: Норма, 2006. –132 с.15.Цветаева М.И. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста и коммент. А.А.Саакянц и Л.А. Мнухина / М.И. Цветаева. –М.: Эллис Лак, 1994 –1995. –Т. 5. –С. 13.16.Там же. –С. 15.
