Жанр философского романа в творчестве Торнтона Уайлдера
А.
К. НикулинаБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Никулина
А.
К. Жанр философского романа в творчестве Торнтона Уайлдера // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2014. – Т. 20. – С.
1506–1510. – URL:
http://e-koncept.ru/2014/54565.htm.
Аннотация. Жанр философского романа не имеет однозначной трактовки в теории литературы. Тем не менее большинство исследователей выделяет в качестве его основных черт наличие особого типа сюжета как движения идеи, особого типа персонажа как искателя истины и особых пространственно-временных характеристик, подчеркивающих универсальность изображаемого. Все эти черты обнаруживаются в произведениях американского писателя Т. Уайлдера, что позволяет отнести их к жанру философского романа.
Ключевые слова:
экзистенциализм, торнтон уайлдер, философский роман, литературный жанр, «мартовские иды», и.в. гете
Текст статьи
Никулина Алла Константиновна,кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный педагогический университет им. М.Акмуллы», г. Уфаalla_nikoulina@mail.ru
Жанр философского романа в творчестве Торнтона Уайлдера
Аннотация.Жанр философского романа не имеет однозначной трактовки в теории литературы. Тем не менее, большинство исследователей выделяет в качестве его основных черт наличие особого типа сюжета как движения идеи, особого типа персонажа как искателя истины и особых пространственновременных характеристик, подчеркивающих универсальность изображаемого. Все эти черты обнаруживаются в произведениях американского писателя Т. Уайлдера, что позволяет отнестиих к жанру философского романа. Ключевые слова: Торнтон Уайлдер, философский роман, литературный жанр, «Мартовские иды», экзистенциализм, И.В. Гете
Философский роман как жанр несомненно представляет интерес для современной науки олитературе. Понятие философского романа прочно вошло в литературоведческий обиход, оно широко используется как отечественными, так и зарубежными исследователями и критиками. Русскоязычному читателю знакомы основательные теоретические работы В.В. Агеносова, Л.Я. Гаранина[1].
Существует немало серьезных англоязычных исследований, посвященных анализу философского романа, в названии которых, как правило,фигурирует оппозиция «философия и литература»:Ross S.D. LiteratureandPhilosophy(1969), JonesP. PhilosophyandtheNovel(1975),RickmanH.P. PhilosophyinLiterature(1996),SkilleasO.M. PhilosophyandLiterature(2001),RoweM.V.PhilosophyandLiterature(2004), MikkonenJ.CognitiveValueofPhilosophicalFiction(2013)[2]и др. Гораздо большее количество работ посвященоанализу жанра философского романа в творчестве того или иного конкретного писателя: на материале отечественной литературыисследованияпроводили Л.Ф. Ершов, И.И. Виноградов, Л.М.Лотман, В.В.Агеносов,В.М. Мирошников, О.В.Кулешова и др.; на материале зарубежной литературы Г.В.Аникин,Н.П.Михальская, Д.В.Затонский, В.В. Ивашева, Н.В.Забабурова, И.Л.Галинская, О.А.Джумайло, M.Leeson, R.Johnson, E.Holveck, M.A.Williams[3]и многие другие.
Но несмотря на внушительный объем написанного, единой точки зрения на понятие философского романадо сих пор не существует.Д.Каннингэм, автор энциклопедической статьи, посвященной философскому роману в британском издании TheEncyclopediaoftheNovel(2011)в этой связи даже утверждает, что «любая попытка дать точное жанровое определение была бы в данном случае проблематичной»,он склонен объяснять указанный факт тем, что «как жанр философский роман отмечен исключительнойгибкостью»[4].
Само понятие предполагает, что в случае философского романа мы имеем дело с произведением, в котором художественный изобразительный момент тесно смыкается с глубоким обобщающим размышлением. «Принцип философствования предполагает, что основными героями произведения становятся не персонажи, а идеи», констатирует В.А.Луков[5]. Сходные мыслио превалирующем значении идеи внутри структуры художественного мира произведенияфилософской направленностиприсутствуют,в той или иной степени, в определениях, предлагаемых большинством отечественных и зарубежных литературоведов. Более существенные расхождения, однако, обнаруживаются на следующем этапе, когда ученые переходят к характеристике сути данных идей и их связи с определенными учениями и школами, известными философской науке. Здесь невозможно не заметить, что суть самого понятия «философии» в определении рассматриваемого литературного жанра трактуется поразному. В обобщенном виде два основных значенияпонятия «философия», применимого в случае, когда речь идет о романе, формулирует, например, Ю.Микконен в своей монографии «Когнитивная ценность философской литературы» (2013). Он противопоставляет «философию как академическую дисциплину» и «философию как деятельность в широком смысле, направленную на систематическое исследование основополагающих вопросов, касающихся человеческого существования, познания и ценностных установок» [6]. Соответственно, философский роман может быть рассмотрен, в первом случае, какнаглядная иллюстрация определенной философской теории, существующей независимо от художественного произведения, которая сознательно берется автором романа в качестве основы для проведения своеобразного «художественного эксперимента». Во втором же случае, писатель в произведении сам выступает в качестве мыслителя, выстраивающего собственную концепцию мироздания, которая совершенно не обязательно должна напрямую соотноситься с известными научнооформленными философскими теориями. Роман первого типа, напрямую отсылающий читателя к определенным философским концепциям, чаще всего приводится в качестве примера жанра в специализированной литературе, поскольку в этом случае связь литературы и философии очевидна. Здесь традиционно называются произведения Ж.П.Сартра, А.Камю, А.Мердок и т.п. С другой стороны, все чаще, особенно в отечественном литературоведении, подчеркивается мысль о том, что подлинно философским следует именовать такое произведение, в котором, по терминологии В.В. Агеносова, преобладает не «мировоззренческая», т.е. определяющаяся принадлежностью к определенной философской школе, а «эстетическая» функцияфилософии, «предполагающая общечеловеческое, субстанциональное начало, воплощенное в особой структуре, характеризующейся сближением и взаимопроникновением интеллектуальнологического и образноконкретного повествования» [7]. Последнее утверждение вытекает из обоснования особыхзадач художественной литературы, не совпадающих с задачами философии как научной дисциплины. Если философия стремится к объективному знанию, получаемому рациональным путем, то художественная литература имеет дело с чувственноконкретным опытом, преследующим цель эмоционального воздействия на читателя. Однако, с другой стороны, невозможно не отметить и то общее, что объединяет литературу и философию: это стремление отыскать истинуи в той или иной форме сообщить ее другому. С этой точкизрения, литература и философия действительно испытываютпотребность друг в друге.Как указывает Р. Элдридж во вступлении к «Оксфордскому справочнику по философии и литературе» (2009), философия «рискует удалиться в невообразимые дали и пренебречь эмпирическимидеталямиповседневного жизненного опыта», если литература не будет делать попыток «вернуть ее на землю»; но и литература в этом случае «рискует показатьчеловека только как существо, вечно находящееся во власти мелких благоприятных или неблагоприятных обстоятельств, не замечая ничего более значительного, что стоит за индивидуальными судьбами», если философия не будет указывать ей путь к «всеобщему»[8]. Философские жанры в литературе как раз и призваны создать убедительную картину данной «всеобщности», не теряя при этом собственной специфики и не стремясь копировать
путь, которым идет философия. Понятие «философского метажанра» в отечественном литературоведении было сформулировано Р.С. Спивакв книге «Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров» [9].В.В. Агеносов, продолжая и развивая данную теорию применительно к жанру романа, описывает основные признакижанра, к которым он справедливо относит особый сюжет, представляющий собой движение мысли, ее художественное обоснование и проверку,и особые пространственновременные характеристики, выводящие на понимание универсальности проблемы[10]. Н.С. Павловадобавляет сюдаи особый тип персонажа, представляющего собой «укрупненное, генерализованноеизображение человека»: персонажпредстает в данном случаене как индивид или социальный тип, а как «представитель рода человеческого»[11]. Все указанные черты жанра несомненно обнаруживаются в произведенияхТорнтона Уайлдера(1897 1975), что позволяет нам с полной уверенностью причислить творчество названного американского писателя к образцам жанра философского романа. Художественное творчество Торнтона Уайлдера занимает особое место в литературе США XXвека. В то время как большинство его знаменитых современников Э.Хемингуэй, Д. Дос Пассос, Ф.С.Фицджеральд, Д.Стейнбек стремились воплотить на страницах произведений социальные противоречия своей эпохи, Уайлдер предпочитал обращаться к далеким временам и странам и исследовать вечныедуховные конфликты. Романы Уайлдера напоминают притчи. Человек в них всегда предстает на фоне вечности, ощущая свою неразрывную связь с универсумом. Писатель выбираетв качестве места действия отдаленныестраны и давние времена, но Перу, Греция, Рим в егороманах являются не столько указанием на действительную географическую локализацию происходящего, сколько способом подчеркнуть универсальность описываемых событий и ситуаций. Даже в тех случаях, когда Уайлдер обращается к современной ему Америке, онатожепревращается в часть вечного мифа: автор ищет в своих соотечественниках то, что сближает их с «вечными образами» мировой истории и культуры. Характерно, что в романах Уайлдера читатель практически никогда не видит героя изнутри: персонаж предстает перед читателем, характеризуемый лишь своими действиями или тем, что автор рассказывает о нем. Этим достигается эффект максимальной смысловой насыщенности и обобщенности повествования.Философскойосновой, определяющей содержание и структуру практически всех произведений писателя, выступаетутверждениевысшей гармонии мироздания:смысла, скрытого за внешней разрозненностью и непоследовательностью событий, неочевидностью причин и следствий.Если взять за основу два типа философского романа, рассмотренные нами выше, то романы Торнтона Уайлдера должны быть причислены ко второй из названных категорий: писатель, будучи поистине энциклопедически образованным человеком, прекрасно знакомым, в том числе, с основными философскими концепциями прошлого и настоящего, практически никогда не следовал точно какойлибо одной из них. На протяжении жизни он постепенно выстраивали формулировал собственное восприятие окружающего, что определило структуру и содержание его романовкак произведений, в которых отдельные элементы, отсылающие к той или иной философской традиции, соединяются в нечто новое и оригинальное, дополненное авторскими размышлениями над основополагающими вопросами бытия. Возможно, единственнымроманом Уайлдера, претендующим, до некоторой степени, на исключение из данного правилаи приближающимся к типу философского романа как отражения конкретного теоретического построения,является роман «Мартовские иды» (TheIdesofMarch, 1948),созданный, по словам самого писателя, «под знаком Кьеркегора» [12]. Действительно, все произведение насквозь пронизано явными и скрытыми цитатами, однозначно отсылающими читателя к работам философа, считающегося одним из основоположников философии экзистенциализма. Это дало Б. Аткинсону определенные основания заявить, что «по своим особенностям «Мартовские иды» принадлежат больше философии, чем беллетристике»[13]. Мы не согласны с тем, что наличие философского компонента умаляет в этом случае художественные достоинства произведения, но,вслед за Ю. Микконеном, настаивающим на необходимости «диалогическогопрочтения»(conversationalreading) подобных произведений [14], признаем продуктивность и необходимость анализа философскойсоставляющей романа с целью прояснения его идейнохудожественного своеобразия.
Если принять во внимание, что персонаж в философском романе, как было отмечено выше, это не столько представитель своей эпохи и среды, сколько вневременной искатель истины, то образ Юлия Цезаря, размышляющего в категориях, более типичных для современного философаэкзистенциалиста, в данном романе не покажется странным. «Высшее счастье в жизни свобода выбора» [15]; «Зло определяет границы личной свободы; оно может быть поисками предела того, что можно уважать»[16]; «Ответственность и есть свобода; чем больше решений ты вынужден сам принимать, тем больше ты ощущаешь свободу выбора» [17]: вот только некоторые из цитат, которые автор приписывает своему герою. Цезарь Уайлдера занят исследованием проблемы человеческой свободы. С его точки зрения, это вопрос первостепенной важности, поскольку для него, говоря словами С. Кьеркегора, «содержание свободы, если смотреть на него с интеллектуальной стороны, есть истина, и истина делаетчеловека свободным»[18]. Роман представляет собой многоаспектное и детальное изучение понятия свободы, которое находит отражение в создании художественных образов персонажей носителей разнообразных и часто контрастных друг другу идей. Так, например, воплощением вульгаризованного понимания свободы как вседозволенностистановится в романе Клодия Пульхра, считающая себя «ученицей» Цезаря. Ее фривольное поведение шокирует окружающих, она же считает это проявлением свободы и гордится им. И все же, в конце концов, она начинает осознавать, что ее свобода не истинна. «Ты научил меня всему, что я знаю, но остановился на полпути. Ты утаил от меня самое главное», в отчаянии пишет она Цезарю[19]. Прийти к заключениюо том, что мир не имеет объективного смысла, что человек предоставлен самому себе внутри пустой, равнодушной к нему вселенной это еще не значит обрести истинную свободу.Так, согласноС. Кьеркегору, признание видимой абсурдности мироздания есть лишь первый шаг на пути открытия свободы.Это, в частности, подтверждается тем, что результатом этого шага часто становится неверие одна из явных форм несвободы: «Для неверия… высшим и на первый взгляд самым свободным выражением является насмешка. Однако насмешке не хватает как раз уверенности, именно поэтому она и насмехается», констатирует Кьеркегор[20]. Здесь становится необходим второй шаг, которыйдатский философименует«движением веры»и который ведет к нахождениюв мироздании смыславопреки видимому. «Нужно чисто человеческое мужество, чтобы отказаться от всего временного ради обретения вечности…; однако парадоксальное и скромное мужество необходимо для того, чтобы постичь всю временность силой абсурда, и такое мужество это мужество веры», писал Кьеркегор[21]. Клодия оказывается неспособна навторой шаг, но Цезарь обладает необходимым мужеством, и его бессознательный порыв к открытию верыдает возможность Т. Уайлдеру завершить свой роман призывом довериться надежде,ведущей человека к интуитивному принятию мира как имеющего внутренний план и цель, хотя его конечный смысл инедоступен для рационального познания. Одиниз ведущих представителейфилософииэкзистенциализма М. Хайдеггер утверждал, что экзистенциализм в основе своей не интересуется вопросом о существовании Бога:задачу философии он видел в том, чтобы разрешить проблему земного человеческого существования, к которомувопрос о бытии Бога не имеет никакого отношения[22]. Для Торнтона Уайлдераже, особенно на раннем этапе его творчества, эти два вопроса о существовании Бога и существовании человека были тесно связаны друг с другом, причемвторой не мог быть решен без первого. Человеческая жизнь могла обрестисмысл только в свете великого замысла, лежащего в основевселенной. Романы Т. Уайлдера, созданные в ранний периодтворчества «Каббала» (TheCabala, 1926), «Мост короля Людовика Святого» (TheBridgeofSanLuisRey, 1927), «Женщина с Андроса» (TheWomanofAndros, 1930) демонстрируют настойчивые попытки автора подвести читателя к мысли о вневременной значимости христианской этики и метафизики. Несмотря на заметноевлияние, которое на этом этапе писатель испытывал также со стороны философии неоплатонизма, трансцендентализма и нового гуманизма, безоговорочно принять в этих учениях он скорее был готов только то, что не расходилось открыто с основными постулатами христианской религии. Начиная с середины 1930хгг.,Уайлдер постепенно пересматриваетсвои ранниеубеждения,во многом сформированные под влиянием протестантской догматики, господствовавшей в семье и учебных заведениях, которые он посещал.В эти годы Уайлдер пристально изучает философские труды А.Уайтхеда, и мысль философа о необходимости эволюции религии, которая «не сохранит былой мощи до тех пор, пока она не сможет относиться к изменениям в том же духе, как это делает наука»[23], совпадает с аналогичными размышлениями писателя.Духовное странствование главного персонажа романа «К небу мой путь» (Heaven‱sMyDestination, 1934), при всей внешней комичности происходящего, это путь, приближающий его к открытиюсущностинастоящейверыи отказу от желания искусственно свести все многообразие мира к небольшому количеству заранее сформулированных тезисов. Впроизведениях19401950х гг. Уайлдер постепенно приближается к созданию собственной концепции мироздания, где вере всегда будет отводиться важная роль, но само понятие веры будет все реже соотноситься с церковью и религией. С этой точки зрения, охарактеризованный выше роман «Мартовские иды» оказывается важным этапом оформления авторской философской позиции. Роман содержит много размышлений о вере, ее сущности и смысле, но автор, по всей видимости, намеренно выбирает эпоху, предшествовавшую христианству, что дает ему возможность поместить эти размышления во вневременной контекст всеобщности. С другой стороны, нельзя не отметить, что среди философовэкзистенциалистовУайлдеру всегда были понастоящему близки лишь те, кто примыкал к его «христианской» ветви. Так, например, именно в годы работы над романом «Мартовские иды» писатель лично познакомился с Ж.П. Сартром, переводил его произведенияна английский язык, но при этом атеизм французского философа, в целом, оставалсячужд Уайлдеру. Не случайно писатель признавался, что в философии Сартра он может принять только то, что основано на идеях Кьеркегора
[24]. Впозднемтворчестве(19601970егг.)Уайлдер окончательно отходитот догматическойхристианской точки зрения на мир, но и экзистенциалистское представление о смысле как исключительно субъективном построении не удовлетворяет его. Жизненный итог его философских размышлений раскрывается в романах «День восьмой» (TheEighthDay, 1967) и «Теофил Норт» (TheophilusNorth, 1973). В целом, мировоззрение писателя на этом этапе оказывается удивительно близко философским воззрениям И.В. Гете, чьи работы Уайлдер всегда высоко ценил. «Есть… две вещи, способные породить в нас благоговейное восхищение, писал Уайлдер в дневнике, как будто развивая мысль Гете, хотя не стоит применять к ним староепрестарое неудачное слово «религия». Это та сила, которая есть ewigWirkendeи которая произвела глаз, интеллект, а сейчас производит какоето совершенно новое качество; а также тот факт, что все многообразие мира произошло в строго определенном порядке из одного ядра» [25].Уайлдер наделяет персонажей своих поздних произведенийумением внимательно всматриваться в окружающее, и, обнаруживая в нем удивительнуюкрасотуи гармонию, интуитивно постигать собственнуюпричастность к великому вселенскому замыслу, реализующему себяво времени. Это новое психологическое состояниевнешне напоминает религиозное, но уже не имеет прямогоотношения кхристианству или, тем более, организованной церковной общине. Позиция Уайлдера здесь тоже оказывается близка Гете, которыйформально считал себя христианином, утверждая, что видит в Христе воплощение высшего принципа нравственности, однако способен поклоняться ему в той же степени, как, например, солнцу: «ибо и оно откровение наивысшего, самое могучее из всех явленных земнородным»[26].Уайлдер также в одном из личных писем заявлял, что, как и Гете, скорее отождествляет Бога с Природой, считая его творцом великого процесса, состоящего «из миллиона удивительных меньших процессов, которые выдают внимательную заботу об успешном функционировании всеобщего заботу, очень напоминающую любовь» [27].О любвикак основополагающем принципе мирозданияУайлдер писал на протяжении всего творчества, но в поздние годы этот принцип обретает у него новую трактовку, постепенно отдаляясь от христианского понятия, связанного с жертвенностью и страданием, и приближаясь к гетевскому dasewigWirkendeкак универсальной силе, способной без оглядки на индивидуальные человеческие судьбы «триумфально, радостно продолжать преобразовывать хаос в новые осмысленные формы»[28]. Последние романы Т. Уайлдера и отличающийся эпическим размахом «День восьмой», и более камерный и изящный «Теофил Норт» разными художественными способами воплощают одну и ту же философскую концепцию, характерную для позднего творчества писателя: вселенная имеет смысл и цель, существующие объективно и разворачивающиеся в тысячелетиях; человечество необходимое звено в цепи мировой эволюции, а каждый отдельный человек необходимая и неотъемлемая часть человечества; каждый человек, таким образом, непосредственно причастен к осуществлению мирового замысла и составляет необходимое звено в цепи, «стежок в ткани гобелена»; высшего духовного прозрения человек достигает тогда, когда приходит к осознаниюсобственной причастностик великому общему замыслу, существование которого ни в коем случае не обесценивается тем фактом, что его конечный смысл человек не в состоянии постичь; смысл жизни человека обнаруживается, таким образом, не в попытке разрешить метафизические вопросы, касающиеся основ бытия, а в осмысленном погружении в повседневную стихию деятельности, приносящую конкретную пользу окружающим и таким способом приобщающую человека к общемировому духу. Итак, подводя итог всему вышеизложенному, можно с полным правом утверждать, что романы Торнтона Уайлдера представляют собой произведения, в которых философская проблематика лежит в основе идейнохудожественного замысла.Частные судьбы и конкретные жизненные обстоятельства интересуют писателя лишь в той степени, в какой они способны дать ему пищу для размышлений об универсальных законах, определяющих человеческое существование. Время и пространство в его романах всегда обозначаются предельно условно, поскольку внимание автора сосредотачивается не на том, что делает ту или иную страну, эпоху уникальной, а, наоборот, на том,что сближает их в общечеловеческом стремлении найти прочную философскую основу для понимания и оправдания собственного существования. Персонажи Уайлдера, независимо от своего национального, социального, профессионального статуса это, прежде всего, искатели истины, и в этом заключается их главное своеобразие и художественное предназначение. Сюжет романов, таким образом, всегда выстраивается писателем как путь познания истины или, по крайней мере, приближения к ней. Все это, без сомнения, позволяет нам называть романы Торнтона Уайлдера философскими и причислять их к лучшимобразцамданного жанра.
Ссылки на источники1.Агеносов В.В. Генезис философского романа. М.: МГПИ, 1986. 131 c.;Гаранин Л.Я. Философские искания в белорусской литературе. Минск: Наука и техника, 1984. 187 с.2.Ross S.D. Literature and Philosophy: An Analysis of the Philosophical Novel. NY: AppletonCenturyCrofts,1969. 221 p.;Jones P. Philosophy and the Novel: Philosophical Aspects of Middlemarch, Anna Karenina, The brothers Karamazov, A la recherche du temps perdu, and of the methods of criticism. Oxford: Clarendon Press, 1975. 216 p.;Rickman H.P. Philosophy in Literature. Cranbury, NJ: Associated Univ. Presses, 1996. 197 p.;Skilleas O.M. Philosophy and Literature: An Introduction. Edinburgh: Edinburgh Univ. Press, 2001. 168 p.;Rowe M.V. Philosophy and Literature: A Book of Essays. UK: Ashgate Pub., 2004. 238 p.;Mikkonen J. Cognitive Value of Philosophical Fiction. UK: A&C Black,2013. 225 p.3.Ершов Л.Ф. Русский советский роман: национальные традиции и новаторство. Л.: Наука, 1967. 340 с.; Виноградов И.И. Философский роман М.Ю. Лермонтова // Русская классическая литература. Разборы и анализы. М.: Просвещение, 1969. С.156185; Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60х годов XIXвека (Истоки и эстетическое своеобразие). Л.: Наука, 1974. 352 с.; Агеносов В.В. Советский философский роман. М.: Прометей, 1989. 300 с.; МирошниковВ.М. Романы Леонида Леонова: становление и развитие художественной системы философской прозы. Рязань, 2000. 280 с.; КулешоваО.В. Концепция философского романа в творчестве Д.С. Мережковского // Культурология. 2009. №4.С. 137152; АникинГ.В., МихальскаяН.П. История английской литературы. М. Высш. шк., 1985. 627 с.;ЗатонскийД.В. Искусство романа и XXвек. М.: Худож. лит., 1973. 535 с.;ИвашеваВ.В. Литература Великобритании XXвека. М.: Высш. шк.,1984. 488 с.; ЗабабуроваН.В. Французский философский роман XVIIIвека: самосознаниежанра // XVIIIвек: литература в контексте культуры. М.: Издво УРАО, 1999. С. 94104;ГалинскаяИ.Л. Литература и философия: проблемы взаимодействия // Человек: образ и сущность. 2001. №1. С. 99113;ДжумайлоО.А.Английский исповедальнофилософский роман 19802000. РостовнаДону: Издво ЮФУ, 2011. 320 с.;LeesonM. IrisMurdoch: PhilosophicalNovel. London: ContinuumInt. Publishing Group, 2010. 159 p.;JohnsonR. Crossfire: Philosophy and the Novel in Spain. Lexington: The University Press of Kentucky, 1993. 239 p.; HolveckE. Simone de Beauvoir‱s Philosophy of Lived Experience: Literature and Metaphysics. Lanham: Rowman & Littlefield, 2002. 177 p.; WilliamsM.A.Henry James and the Philosophical Novel. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2009. 264 p.4.Cunningham D. Philosophical Novel // The Encyclopedia of the Novel. Ed. by P.M. Logan. Chichester: Blackwell Publishing Ltd. Vol. 2. P. 607.5.Луков В.А. История литературы от истоков до наших дней. 3е изд. М.: Академия, 2006. С. 433.
6.Mikkonen J. Cognitive Value of Philosophical Fiction. UK: A&C Black, 2013. P. 7. 7.АгеносовВ.В. Советский философский роман. Генезис. Проблематика и типология. Автореф. дисс. … дра филол. наук. М.: Моск. гос. пед. инт им.В.И.Ленина, 1988. С. 6.8.The Oxford Handbook of Philosophy and Literature/ Ed. by R. Eldridge. Oxford: Oxford Univ.Press, 2009. P. 45.9.Спивак Р.С.Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров. Красноярск: Издво Краснояр. унта, 1985. 140 с.10.Агеносов В.В. Избранные труды и воспоминания. М.: АИРОXXI, 2012. С. 113114. 11.Зарубежная литература XXвека / Под. ред. Л.Г. Андреева. М.: Высш. шк., 2001. С. 197. 12.Conversations with Thornton Wilder / Ed. by Jackson R. Bryer. Jackson and London: University Press of Mississippi,1992.P. 43.13.Wilder T. The Ides of March. With an introduction by Brooks Atkinson. New York: Harper, 1950. P. VIII.14.Mikkonen J. Cognitive Value of Philosophical Fiction. UK: A&C Black, 2013. P.120.15.Уайлдер Т. Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой: Сборник / пер. с англ. М.: Радуга, 1983. C. 115. 16.Тамже. С.249.
17.Тамже. С. 130.18.Кьеркегор С. Страх и трепет / Пер. с дат. М.: Республика,1993. C. 227.19.Уайлдер Т. Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой: Сборник / пер. с англ. М.: Радуга, 1983. C. 138.20.Кьеркегор С. Страх и трепет / Пер. с дат. М.: Республика, 1993. C.229.21.Тамже. С. 48.22.Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления/пер. с нем. М.: Республика, 1993. С. 213.23.Уайтхед А. Избранные работы по философии. М.: Прогресс, 1990. С. 250.24.Goldstein M. The Art of Thornton Wilder. Lincoln: University of Nebraska Press, 1965.P. 142.25.The Journals of Thornton Wilder. 1939 1961. Selected and edited by D. Gallup. New Haven, 1985. P.75.26.Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни / Пер. с нем. Н. Ман. М.: Худож. лит., 1986. С. 627.27.Harrison G.D. The Enthusiast. A Life of Thornton Wilder. New Haven & New York: Ticknor & Fields, 1983. P. 370.28.Wilder T. American Characteristics and Other Essays / Ed. by Donald Gullap. New York: Harper & Row,1979. P. 146.
Alla Nikulina,Candidate of PhilologicalSciences, associate professor at the chair of the English language, Bashkir State Pedagogical University named after M.Akmullah, Ufa The philosophical novelof Thornton Wilder
Abstract.The philosophical novel as a genre is subject to controversial interpretation in literary theory. However most researchers tend to point out itsbasic features such as a specific type of plot, illustrating the development of an idea, a specific type of a characterwho is represented as a seeker of truth, and a specific role of fictional time and localization which emphasize the idea of universality. All these can be found in Thornton Wilder‱s novels, so we consider it proper to regard the works of the U.S. writer as philosophical novels. Keywords:Thornton Wilder, philosophical novel, literary genre, The Ides of March, existentialism, J.W. Goethe
Жанр философского романа в творчестве Торнтона Уайлдера
Аннотация.Жанр философского романа не имеет однозначной трактовки в теории литературы. Тем не менее, большинство исследователей выделяет в качестве его основных черт наличие особого типа сюжета как движения идеи, особого типа персонажа как искателя истины и особых пространственновременных характеристик, подчеркивающих универсальность изображаемого. Все эти черты обнаруживаются в произведениях американского писателя Т. Уайлдера, что позволяет отнестиих к жанру философского романа. Ключевые слова: Торнтон Уайлдер, философский роман, литературный жанр, «Мартовские иды», экзистенциализм, И.В. Гете
Философский роман как жанр несомненно представляет интерес для современной науки олитературе. Понятие философского романа прочно вошло в литературоведческий обиход, оно широко используется как отечественными, так и зарубежными исследователями и критиками. Русскоязычному читателю знакомы основательные теоретические работы В.В. Агеносова, Л.Я. Гаранина[1].
Существует немало серьезных англоязычных исследований, посвященных анализу философского романа, в названии которых, как правило,фигурирует оппозиция «философия и литература»:Ross S.D. LiteratureandPhilosophy(1969), JonesP. PhilosophyandtheNovel(1975),RickmanH.P. PhilosophyinLiterature(1996),SkilleasO.M. PhilosophyandLiterature(2001),RoweM.V.PhilosophyandLiterature(2004), MikkonenJ.CognitiveValueofPhilosophicalFiction(2013)[2]и др. Гораздо большее количество работ посвященоанализу жанра философского романа в творчестве того или иного конкретного писателя: на материале отечественной литературыисследованияпроводили Л.Ф. Ершов, И.И. Виноградов, Л.М.Лотман, В.В.Агеносов,В.М. Мирошников, О.В.Кулешова и др.; на материале зарубежной литературы Г.В.Аникин,Н.П.Михальская, Д.В.Затонский, В.В. Ивашева, Н.В.Забабурова, И.Л.Галинская, О.А.Джумайло, M.Leeson, R.Johnson, E.Holveck, M.A.Williams[3]и многие другие.
Но несмотря на внушительный объем написанного, единой точки зрения на понятие философского романадо сих пор не существует.Д.Каннингэм, автор энциклопедической статьи, посвященной философскому роману в британском издании TheEncyclopediaoftheNovel(2011)в этой связи даже утверждает, что «любая попытка дать точное жанровое определение была бы в данном случае проблематичной»,он склонен объяснять указанный факт тем, что «как жанр философский роман отмечен исключительнойгибкостью»[4].
Само понятие предполагает, что в случае философского романа мы имеем дело с произведением, в котором художественный изобразительный момент тесно смыкается с глубоким обобщающим размышлением. «Принцип философствования предполагает, что основными героями произведения становятся не персонажи, а идеи», констатирует В.А.Луков[5]. Сходные мыслио превалирующем значении идеи внутри структуры художественного мира произведенияфилософской направленностиприсутствуют,в той или иной степени, в определениях, предлагаемых большинством отечественных и зарубежных литературоведов. Более существенные расхождения, однако, обнаруживаются на следующем этапе, когда ученые переходят к характеристике сути данных идей и их связи с определенными учениями и школами, известными философской науке. Здесь невозможно не заметить, что суть самого понятия «философии» в определении рассматриваемого литературного жанра трактуется поразному. В обобщенном виде два основных значенияпонятия «философия», применимого в случае, когда речь идет о романе, формулирует, например, Ю.Микконен в своей монографии «Когнитивная ценность философской литературы» (2013). Он противопоставляет «философию как академическую дисциплину» и «философию как деятельность в широком смысле, направленную на систематическое исследование основополагающих вопросов, касающихся человеческого существования, познания и ценностных установок» [6]. Соответственно, философский роман может быть рассмотрен, в первом случае, какнаглядная иллюстрация определенной философской теории, существующей независимо от художественного произведения, которая сознательно берется автором романа в качестве основы для проведения своеобразного «художественного эксперимента». Во втором же случае, писатель в произведении сам выступает в качестве мыслителя, выстраивающего собственную концепцию мироздания, которая совершенно не обязательно должна напрямую соотноситься с известными научнооформленными философскими теориями. Роман первого типа, напрямую отсылающий читателя к определенным философским концепциям, чаще всего приводится в качестве примера жанра в специализированной литературе, поскольку в этом случае связь литературы и философии очевидна. Здесь традиционно называются произведения Ж.П.Сартра, А.Камю, А.Мердок и т.п. С другой стороны, все чаще, особенно в отечественном литературоведении, подчеркивается мысль о том, что подлинно философским следует именовать такое произведение, в котором, по терминологии В.В. Агеносова, преобладает не «мировоззренческая», т.е. определяющаяся принадлежностью к определенной философской школе, а «эстетическая» функцияфилософии, «предполагающая общечеловеческое, субстанциональное начало, воплощенное в особой структуре, характеризующейся сближением и взаимопроникновением интеллектуальнологического и образноконкретного повествования» [7]. Последнее утверждение вытекает из обоснования особыхзадач художественной литературы, не совпадающих с задачами философии как научной дисциплины. Если философия стремится к объективному знанию, получаемому рациональным путем, то художественная литература имеет дело с чувственноконкретным опытом, преследующим цель эмоционального воздействия на читателя. Однако, с другой стороны, невозможно не отметить и то общее, что объединяет литературу и философию: это стремление отыскать истинуи в той или иной форме сообщить ее другому. С этой точкизрения, литература и философия действительно испытываютпотребность друг в друге.Как указывает Р. Элдридж во вступлении к «Оксфордскому справочнику по философии и литературе» (2009), философия «рискует удалиться в невообразимые дали и пренебречь эмпирическимидеталямиповседневного жизненного опыта», если литература не будет делать попыток «вернуть ее на землю»; но и литература в этом случае «рискует показатьчеловека только как существо, вечно находящееся во власти мелких благоприятных или неблагоприятных обстоятельств, не замечая ничего более значительного, что стоит за индивидуальными судьбами», если философия не будет указывать ей путь к «всеобщему»[8]. Философские жанры в литературе как раз и призваны создать убедительную картину данной «всеобщности», не теряя при этом собственной специфики и не стремясь копировать
путь, которым идет философия. Понятие «философского метажанра» в отечественном литературоведении было сформулировано Р.С. Спивакв книге «Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров» [9].В.В. Агеносов, продолжая и развивая данную теорию применительно к жанру романа, описывает основные признакижанра, к которым он справедливо относит особый сюжет, представляющий собой движение мысли, ее художественное обоснование и проверку,и особые пространственновременные характеристики, выводящие на понимание универсальности проблемы[10]. Н.С. Павловадобавляет сюдаи особый тип персонажа, представляющего собой «укрупненное, генерализованноеизображение человека»: персонажпредстает в данном случаене как индивид или социальный тип, а как «представитель рода человеческого»[11]. Все указанные черты жанра несомненно обнаруживаются в произведенияхТорнтона Уайлдера(1897 1975), что позволяет нам с полной уверенностью причислить творчество названного американского писателя к образцам жанра философского романа. Художественное творчество Торнтона Уайлдера занимает особое место в литературе США XXвека. В то время как большинство его знаменитых современников Э.Хемингуэй, Д. Дос Пассос, Ф.С.Фицджеральд, Д.Стейнбек стремились воплотить на страницах произведений социальные противоречия своей эпохи, Уайлдер предпочитал обращаться к далеким временам и странам и исследовать вечныедуховные конфликты. Романы Уайлдера напоминают притчи. Человек в них всегда предстает на фоне вечности, ощущая свою неразрывную связь с универсумом. Писатель выбираетв качестве места действия отдаленныестраны и давние времена, но Перу, Греция, Рим в егороманах являются не столько указанием на действительную географическую локализацию происходящего, сколько способом подчеркнуть универсальность описываемых событий и ситуаций. Даже в тех случаях, когда Уайлдер обращается к современной ему Америке, онатожепревращается в часть вечного мифа: автор ищет в своих соотечественниках то, что сближает их с «вечными образами» мировой истории и культуры. Характерно, что в романах Уайлдера читатель практически никогда не видит героя изнутри: персонаж предстает перед читателем, характеризуемый лишь своими действиями или тем, что автор рассказывает о нем. Этим достигается эффект максимальной смысловой насыщенности и обобщенности повествования.Философскойосновой, определяющей содержание и структуру практически всех произведений писателя, выступаетутверждениевысшей гармонии мироздания:смысла, скрытого за внешней разрозненностью и непоследовательностью событий, неочевидностью причин и следствий.Если взять за основу два типа философского романа, рассмотренные нами выше, то романы Торнтона Уайлдера должны быть причислены ко второй из названных категорий: писатель, будучи поистине энциклопедически образованным человеком, прекрасно знакомым, в том числе, с основными философскими концепциями прошлого и настоящего, практически никогда не следовал точно какойлибо одной из них. На протяжении жизни он постепенно выстраивали формулировал собственное восприятие окружающего, что определило структуру и содержание его романовкак произведений, в которых отдельные элементы, отсылающие к той или иной философской традиции, соединяются в нечто новое и оригинальное, дополненное авторскими размышлениями над основополагающими вопросами бытия. Возможно, единственнымроманом Уайлдера, претендующим, до некоторой степени, на исключение из данного правилаи приближающимся к типу философского романа как отражения конкретного теоретического построения,является роман «Мартовские иды» (TheIdesofMarch, 1948),созданный, по словам самого писателя, «под знаком Кьеркегора» [12]. Действительно, все произведение насквозь пронизано явными и скрытыми цитатами, однозначно отсылающими читателя к работам философа, считающегося одним из основоположников философии экзистенциализма. Это дало Б. Аткинсону определенные основания заявить, что «по своим особенностям «Мартовские иды» принадлежат больше философии, чем беллетристике»[13]. Мы не согласны с тем, что наличие философского компонента умаляет в этом случае художественные достоинства произведения, но,вслед за Ю. Микконеном, настаивающим на необходимости «диалогическогопрочтения»(conversationalreading) подобных произведений [14], признаем продуктивность и необходимость анализа философскойсоставляющей романа с целью прояснения его идейнохудожественного своеобразия.
Если принять во внимание, что персонаж в философском романе, как было отмечено выше, это не столько представитель своей эпохи и среды, сколько вневременной искатель истины, то образ Юлия Цезаря, размышляющего в категориях, более типичных для современного философаэкзистенциалиста, в данном романе не покажется странным. «Высшее счастье в жизни свобода выбора» [15]; «Зло определяет границы личной свободы; оно может быть поисками предела того, что можно уважать»[16]; «Ответственность и есть свобода; чем больше решений ты вынужден сам принимать, тем больше ты ощущаешь свободу выбора» [17]: вот только некоторые из цитат, которые автор приписывает своему герою. Цезарь Уайлдера занят исследованием проблемы человеческой свободы. С его точки зрения, это вопрос первостепенной важности, поскольку для него, говоря словами С. Кьеркегора, «содержание свободы, если смотреть на него с интеллектуальной стороны, есть истина, и истина делаетчеловека свободным»[18]. Роман представляет собой многоаспектное и детальное изучение понятия свободы, которое находит отражение в создании художественных образов персонажей носителей разнообразных и часто контрастных друг другу идей. Так, например, воплощением вульгаризованного понимания свободы как вседозволенностистановится в романе Клодия Пульхра, считающая себя «ученицей» Цезаря. Ее фривольное поведение шокирует окружающих, она же считает это проявлением свободы и гордится им. И все же, в конце концов, она начинает осознавать, что ее свобода не истинна. «Ты научил меня всему, что я знаю, но остановился на полпути. Ты утаил от меня самое главное», в отчаянии пишет она Цезарю[19]. Прийти к заключениюо том, что мир не имеет объективного смысла, что человек предоставлен самому себе внутри пустой, равнодушной к нему вселенной это еще не значит обрести истинную свободу.Так, согласноС. Кьеркегору, признание видимой абсурдности мироздания есть лишь первый шаг на пути открытия свободы.Это, в частности, подтверждается тем, что результатом этого шага часто становится неверие одна из явных форм несвободы: «Для неверия… высшим и на первый взгляд самым свободным выражением является насмешка. Однако насмешке не хватает как раз уверенности, именно поэтому она и насмехается», констатирует Кьеркегор[20]. Здесь становится необходим второй шаг, которыйдатский философименует«движением веры»и который ведет к нахождениюв мироздании смыславопреки видимому. «Нужно чисто человеческое мужество, чтобы отказаться от всего временного ради обретения вечности…; однако парадоксальное и скромное мужество необходимо для того, чтобы постичь всю временность силой абсурда, и такое мужество это мужество веры», писал Кьеркегор[21]. Клодия оказывается неспособна навторой шаг, но Цезарь обладает необходимым мужеством, и его бессознательный порыв к открытию верыдает возможность Т. Уайлдеру завершить свой роман призывом довериться надежде,ведущей человека к интуитивному принятию мира как имеющего внутренний план и цель, хотя его конечный смысл инедоступен для рационального познания. Одиниз ведущих представителейфилософииэкзистенциализма М. Хайдеггер утверждал, что экзистенциализм в основе своей не интересуется вопросом о существовании Бога:задачу философии он видел в том, чтобы разрешить проблему земного человеческого существования, к которомувопрос о бытии Бога не имеет никакого отношения[22]. Для Торнтона Уайлдераже, особенно на раннем этапе его творчества, эти два вопроса о существовании Бога и существовании человека были тесно связаны друг с другом, причемвторой не мог быть решен без первого. Человеческая жизнь могла обрестисмысл только в свете великого замысла, лежащего в основевселенной. Романы Т. Уайлдера, созданные в ранний периодтворчества «Каббала» (TheCabala, 1926), «Мост короля Людовика Святого» (TheBridgeofSanLuisRey, 1927), «Женщина с Андроса» (TheWomanofAndros, 1930) демонстрируют настойчивые попытки автора подвести читателя к мысли о вневременной значимости христианской этики и метафизики. Несмотря на заметноевлияние, которое на этом этапе писатель испытывал также со стороны философии неоплатонизма, трансцендентализма и нового гуманизма, безоговорочно принять в этих учениях он скорее был готов только то, что не расходилось открыто с основными постулатами христианской религии. Начиная с середины 1930хгг.,Уайлдер постепенно пересматриваетсвои ранниеубеждения,во многом сформированные под влиянием протестантской догматики, господствовавшей в семье и учебных заведениях, которые он посещал.В эти годы Уайлдер пристально изучает философские труды А.Уайтхеда, и мысль философа о необходимости эволюции религии, которая «не сохранит былой мощи до тех пор, пока она не сможет относиться к изменениям в том же духе, как это делает наука»[23], совпадает с аналогичными размышлениями писателя.Духовное странствование главного персонажа романа «К небу мой путь» (Heaven‱sMyDestination, 1934), при всей внешней комичности происходящего, это путь, приближающий его к открытиюсущностинастоящейверыи отказу от желания искусственно свести все многообразие мира к небольшому количеству заранее сформулированных тезисов. Впроизведениях19401950х гг. Уайлдер постепенно приближается к созданию собственной концепции мироздания, где вере всегда будет отводиться важная роль, но само понятие веры будет все реже соотноситься с церковью и религией. С этой точки зрения, охарактеризованный выше роман «Мартовские иды» оказывается важным этапом оформления авторской философской позиции. Роман содержит много размышлений о вере, ее сущности и смысле, но автор, по всей видимости, намеренно выбирает эпоху, предшествовавшую христианству, что дает ему возможность поместить эти размышления во вневременной контекст всеобщности. С другой стороны, нельзя не отметить, что среди философовэкзистенциалистовУайлдеру всегда были понастоящему близки лишь те, кто примыкал к его «христианской» ветви. Так, например, именно в годы работы над романом «Мартовские иды» писатель лично познакомился с Ж.П. Сартром, переводил его произведенияна английский язык, но при этом атеизм французского философа, в целом, оставалсячужд Уайлдеру. Не случайно писатель признавался, что в философии Сартра он может принять только то, что основано на идеях Кьеркегора
[24]. Впозднемтворчестве(19601970егг.)Уайлдер окончательно отходитот догматическойхристианской точки зрения на мир, но и экзистенциалистское представление о смысле как исключительно субъективном построении не удовлетворяет его. Жизненный итог его философских размышлений раскрывается в романах «День восьмой» (TheEighthDay, 1967) и «Теофил Норт» (TheophilusNorth, 1973). В целом, мировоззрение писателя на этом этапе оказывается удивительно близко философским воззрениям И.В. Гете, чьи работы Уайлдер всегда высоко ценил. «Есть… две вещи, способные породить в нас благоговейное восхищение, писал Уайлдер в дневнике, как будто развивая мысль Гете, хотя не стоит применять к ним староепрестарое неудачное слово «религия». Это та сила, которая есть ewigWirkendeи которая произвела глаз, интеллект, а сейчас производит какоето совершенно новое качество; а также тот факт, что все многообразие мира произошло в строго определенном порядке из одного ядра» [25].Уайлдер наделяет персонажей своих поздних произведенийумением внимательно всматриваться в окружающее, и, обнаруживая в нем удивительнуюкрасотуи гармонию, интуитивно постигать собственнуюпричастность к великому вселенскому замыслу, реализующему себяво времени. Это новое психологическое состояниевнешне напоминает религиозное, но уже не имеет прямогоотношения кхристианству или, тем более, организованной церковной общине. Позиция Уайлдера здесь тоже оказывается близка Гете, которыйформально считал себя христианином, утверждая, что видит в Христе воплощение высшего принципа нравственности, однако способен поклоняться ему в той же степени, как, например, солнцу: «ибо и оно откровение наивысшего, самое могучее из всех явленных земнородным»[26].Уайлдер также в одном из личных писем заявлял, что, как и Гете, скорее отождествляет Бога с Природой, считая его творцом великого процесса, состоящего «из миллиона удивительных меньших процессов, которые выдают внимательную заботу об успешном функционировании всеобщего заботу, очень напоминающую любовь» [27].О любвикак основополагающем принципе мирозданияУайлдер писал на протяжении всего творчества, но в поздние годы этот принцип обретает у него новую трактовку, постепенно отдаляясь от христианского понятия, связанного с жертвенностью и страданием, и приближаясь к гетевскому dasewigWirkendeкак универсальной силе, способной без оглядки на индивидуальные человеческие судьбы «триумфально, радостно продолжать преобразовывать хаос в новые осмысленные формы»[28]. Последние романы Т. Уайлдера и отличающийся эпическим размахом «День восьмой», и более камерный и изящный «Теофил Норт» разными художественными способами воплощают одну и ту же философскую концепцию, характерную для позднего творчества писателя: вселенная имеет смысл и цель, существующие объективно и разворачивающиеся в тысячелетиях; человечество необходимое звено в цепи мировой эволюции, а каждый отдельный человек необходимая и неотъемлемая часть человечества; каждый человек, таким образом, непосредственно причастен к осуществлению мирового замысла и составляет необходимое звено в цепи, «стежок в ткани гобелена»; высшего духовного прозрения человек достигает тогда, когда приходит к осознаниюсобственной причастностик великому общему замыслу, существование которого ни в коем случае не обесценивается тем фактом, что его конечный смысл человек не в состоянии постичь; смысл жизни человека обнаруживается, таким образом, не в попытке разрешить метафизические вопросы, касающиеся основ бытия, а в осмысленном погружении в повседневную стихию деятельности, приносящую конкретную пользу окружающим и таким способом приобщающую человека к общемировому духу. Итак, подводя итог всему вышеизложенному, можно с полным правом утверждать, что романы Торнтона Уайлдера представляют собой произведения, в которых философская проблематика лежит в основе идейнохудожественного замысла.Частные судьбы и конкретные жизненные обстоятельства интересуют писателя лишь в той степени, в какой они способны дать ему пищу для размышлений об универсальных законах, определяющих человеческое существование. Время и пространство в его романах всегда обозначаются предельно условно, поскольку внимание автора сосредотачивается не на том, что делает ту или иную страну, эпоху уникальной, а, наоборот, на том,что сближает их в общечеловеческом стремлении найти прочную философскую основу для понимания и оправдания собственного существования. Персонажи Уайлдера, независимо от своего национального, социального, профессионального статуса это, прежде всего, искатели истины, и в этом заключается их главное своеобразие и художественное предназначение. Сюжет романов, таким образом, всегда выстраивается писателем как путь познания истины или, по крайней мере, приближения к ней. Все это, без сомнения, позволяет нам называть романы Торнтона Уайлдера философскими и причислять их к лучшимобразцамданного жанра.
Ссылки на источники1.Агеносов В.В. Генезис философского романа. М.: МГПИ, 1986. 131 c.;Гаранин Л.Я. Философские искания в белорусской литературе. Минск: Наука и техника, 1984. 187 с.2.Ross S.D. Literature and Philosophy: An Analysis of the Philosophical Novel. NY: AppletonCenturyCrofts,1969. 221 p.;Jones P. Philosophy and the Novel: Philosophical Aspects of Middlemarch, Anna Karenina, The brothers Karamazov, A la recherche du temps perdu, and of the methods of criticism. Oxford: Clarendon Press, 1975. 216 p.;Rickman H.P. Philosophy in Literature. Cranbury, NJ: Associated Univ. Presses, 1996. 197 p.;Skilleas O.M. Philosophy and Literature: An Introduction. Edinburgh: Edinburgh Univ. Press, 2001. 168 p.;Rowe M.V. Philosophy and Literature: A Book of Essays. UK: Ashgate Pub., 2004. 238 p.;Mikkonen J. Cognitive Value of Philosophical Fiction. UK: A&C Black,2013. 225 p.3.Ершов Л.Ф. Русский советский роман: национальные традиции и новаторство. Л.: Наука, 1967. 340 с.; Виноградов И.И. Философский роман М.Ю. Лермонтова // Русская классическая литература. Разборы и анализы. М.: Просвещение, 1969. С.156185; Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60х годов XIXвека (Истоки и эстетическое своеобразие). Л.: Наука, 1974. 352 с.; Агеносов В.В. Советский философский роман. М.: Прометей, 1989. 300 с.; МирошниковВ.М. Романы Леонида Леонова: становление и развитие художественной системы философской прозы. Рязань, 2000. 280 с.; КулешоваО.В. Концепция философского романа в творчестве Д.С. Мережковского // Культурология. 2009. №4.С. 137152; АникинГ.В., МихальскаяН.П. История английской литературы. М. Высш. шк., 1985. 627 с.;ЗатонскийД.В. Искусство романа и XXвек. М.: Худож. лит., 1973. 535 с.;ИвашеваВ.В. Литература Великобритании XXвека. М.: Высш. шк.,1984. 488 с.; ЗабабуроваН.В. Французский философский роман XVIIIвека: самосознаниежанра // XVIIIвек: литература в контексте культуры. М.: Издво УРАО, 1999. С. 94104;ГалинскаяИ.Л. Литература и философия: проблемы взаимодействия // Человек: образ и сущность. 2001. №1. С. 99113;ДжумайлоО.А.Английский исповедальнофилософский роман 19802000. РостовнаДону: Издво ЮФУ, 2011. 320 с.;LeesonM. IrisMurdoch: PhilosophicalNovel. London: ContinuumInt. Publishing Group, 2010. 159 p.;JohnsonR. Crossfire: Philosophy and the Novel in Spain. Lexington: The University Press of Kentucky, 1993. 239 p.; HolveckE. Simone de Beauvoir‱s Philosophy of Lived Experience: Literature and Metaphysics. Lanham: Rowman & Littlefield, 2002. 177 p.; WilliamsM.A.Henry James and the Philosophical Novel. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2009. 264 p.4.Cunningham D. Philosophical Novel // The Encyclopedia of the Novel. Ed. by P.M. Logan. Chichester: Blackwell Publishing Ltd. Vol. 2. P. 607.5.Луков В.А. История литературы от истоков до наших дней. 3е изд. М.: Академия, 2006. С. 433.
6.Mikkonen J. Cognitive Value of Philosophical Fiction. UK: A&C Black, 2013. P. 7. 7.АгеносовВ.В. Советский философский роман. Генезис. Проблематика и типология. Автореф. дисс. … дра филол. наук. М.: Моск. гос. пед. инт им.В.И.Ленина, 1988. С. 6.8.The Oxford Handbook of Philosophy and Literature/ Ed. by R. Eldridge. Oxford: Oxford Univ.Press, 2009. P. 45.9.Спивак Р.С.Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров. Красноярск: Издво Краснояр. унта, 1985. 140 с.10.Агеносов В.В. Избранные труды и воспоминания. М.: АИРОXXI, 2012. С. 113114. 11.Зарубежная литература XXвека / Под. ред. Л.Г. Андреева. М.: Высш. шк., 2001. С. 197. 12.Conversations with Thornton Wilder / Ed. by Jackson R. Bryer. Jackson and London: University Press of Mississippi,1992.P. 43.13.Wilder T. The Ides of March. With an introduction by Brooks Atkinson. New York: Harper, 1950. P. VIII.14.Mikkonen J. Cognitive Value of Philosophical Fiction. UK: A&C Black, 2013. P.120.15.Уайлдер Т. Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой: Сборник / пер. с англ. М.: Радуга, 1983. C. 115. 16.Тамже. С.249.
17.Тамже. С. 130.18.Кьеркегор С. Страх и трепет / Пер. с дат. М.: Республика,1993. C. 227.19.Уайлдер Т. Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой: Сборник / пер. с англ. М.: Радуга, 1983. C. 138.20.Кьеркегор С. Страх и трепет / Пер. с дат. М.: Республика, 1993. C.229.21.Тамже. С. 48.22.Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления/пер. с нем. М.: Республика, 1993. С. 213.23.Уайтхед А. Избранные работы по философии. М.: Прогресс, 1990. С. 250.24.Goldstein M. The Art of Thornton Wilder. Lincoln: University of Nebraska Press, 1965.P. 142.25.The Journals of Thornton Wilder. 1939 1961. Selected and edited by D. Gallup. New Haven, 1985. P.75.26.Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни / Пер. с нем. Н. Ман. М.: Худож. лит., 1986. С. 627.27.Harrison G.D. The Enthusiast. A Life of Thornton Wilder. New Haven & New York: Ticknor & Fields, 1983. P. 370.28.Wilder T. American Characteristics and Other Essays / Ed. by Donald Gullap. New York: Harper & Row,1979. P. 146.
Alla Nikulina,Candidate of PhilologicalSciences, associate professor at the chair of the English language, Bashkir State Pedagogical University named after M.Akmullah, Ufa The philosophical novelof Thornton Wilder
Abstract.The philosophical novel as a genre is subject to controversial interpretation in literary theory. However most researchers tend to point out itsbasic features such as a specific type of plot, illustrating the development of an idea, a specific type of a characterwho is represented as a seeker of truth, and a specific role of fictional time and localization which emphasize the idea of universality. All these can be found in Thornton Wilder‱s novels, so we consider it proper to regard the works of the U.S. writer as philosophical novels. Keywords:Thornton Wilder, philosophical novel, literary genre, The Ides of March, existentialism, J.W. Goethe
