К изучению исторического опыта социальной дезинтеграции в Римской империи
Д.
А. ВолошинБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Волошин
Д.
А.,
Губина
О.
В. К изучению исторического опыта социальной дезинтеграции в Римской империи // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2014. – Т. 20. – С.
2451–2455. – URL:
http://e-koncept.ru/2014/54754.htm.
Аннотация. В статье представлены некоторые аспекты теоретического осмысления проблем социальной дезинтеграции и конкретно-исторический пример ее протекания – в рамках римского имперского социума. Особое внимание уделено действию факторов социального неравенства, статусного ранжирования, замуровывания социальных ячеек, имущественной поляризации римского общества, в совокупности приведших к социальной апатии и настроенности всех против всех.
Ключевые слова:
римская империя, социальная иерархия, социальная справедливость, социальная дезинтеграция, социальная апатия
Текст статьи
Волошин Дмитрий Алексеевич,кандидат исторических наук,доцент кафедры всеобщей и отечественной историиАрмавирской государственной педагогической академииvoloschindim@mail.ru
Губина Оксана Владимировна,студентка4 курса факультета «Право» Института мировой экономики и информатизации (филиал в г. Армавире)19861117@mail.ru
К изучению исторического опыта социальной дезинтеграции в римской империи
Аннотация.В статье представлены некоторые аспекты теоретического осмысления проблем социальной дезинтеграции и конкретноисторический пример ее протекания –в рамках римского имперского социума. Особое внимание уделено действию факторов социального неравенства, статусного ранжирования, замуровывания социальных ячеек, имущественной поляризации римского общества, в совокупности приведшихк социальной апатии и настроенности всех против всех.Ключевые слова:Римская империя, социальная иерархия, социальная справедливость, социальная дезинтеграция, социальная апатия.
Вселенский опыт говорит,что погибают царстване оттого, что тяжек бытили страшны мытарства.А погибают оттого(и тем больней, чем дольше),чтолюди царства своегоне уважают больше.Б. Окуджава
Как известно, необходимость изучения исторического опыта во все времена диктоваласьколлективным(объединяющим все без исключения слои и группы населения)чувствомнеуверенности в завтрашнем дне.Не случайно и то, что активизация обращения к опыту прошлого отмечается в периоды истории, когда происходит слом прежних устоев, реформирование различных общественных и государственных систем, результаты которого пытаются прогнозировать, опираясь на опыт предшественников [1, с. 98]. На современном этапе ценностноориентированная власть и личностно мотивированная экономика –скорее утопия, нежели реально существующая институциональная форма обеспечения социального благополучия. Экспертывсе чаще говорят осовременномобществе, подчеркивая такие его свойства, как«нестабильность», «рисковость», «кризисность», «неопределенность»и т. д.[2, c.64]И это очень показательно для России, где стремительная девальвация и разрушение традиционных норм в 90е гг. привели к очередному витку дезинтеграции социума и изменению поведенческих стратегий всех без исключения его категорий.В условиях неустойчивого развития общества именно от результатов разнонаправленного действия социальных интеграторови факторов дезинтеграциизависит дальнейшая эволюция политической системы. Как ни парадоксально, но в осмыслении парадигмы развития российского общества достаточно продуктивным может оказаться обращение к опыту одной из величайших мировых империй.Социальная иерархияи система распределения материальных благ вэпоху Империи «вытравливали»глубокое ощущение справедливости социальной иерархии, свойственное римлянам.Чувство равенства исчезаетиз реальных общественных отношений; не следует забывать, что варвары пришли в римский мир, который был миром сибаритствующих олигархови глубоко апатичной массы бедняков. Сила прежних социальных интеграторов, оскорбляемыхежедневно и ежечасносамой реальностью закономерно ослабевало,приводя в совокупности к глубокому социальному отчуждению.В этой связи уместно привести следующий моментиз недавней отечественной истории: директор Центра социологических исследований РАГС В. Э. Бойков, описываясоциальную ситуацию середины 90х, пришел к одному значимому выводу. Оказывается, именно жизненные неурядицы,придушившие людей заботы выживанияне только закономерно вызвалив российскомобществе социальную депрессию. Эти трудности разъединилиграждан –сделав тем самым невозможным взрывсоциального недовольства. Таким образомвласть посредством пауперизации обрела«социальную терпимость» граждан; правда, далась эта «терпимость» слишком дорогой ценой –ценой фактического распада общества. [3, с.8]. В итоге впостсоветской России сложилась противоречивая ситуация, когда всеобщее недовольство непостижимым образом уживается с низким числом готовых протестовать; а число тех, кто реально участвуетв акциях гражданского протеста [4, с. 55]остается, что называется «в рамках погрешности».К слову, полная политическая пассивность жителей Римской империи, их антигражданская позиция выражалась в том, что они не столько бунтовали, сколько отказывали в помощи своему государству[5, c. 534].Востребованность теоретического осмысления проблем социальной дезинтеграции и конкретноисторических примеров ее протекания заключается в том, что состояние подавляющей части населения России характеризуется исключительной апатичностью.В этом отношении Рим способен дать современности материал для извлечения множества историческихуроков, ибо Римская империя в определенный момент исчерпала себя в социальном плане; многие исследователи полагают, что погибла она исключительно вследствие перерождения самого populus romanus.Потому редкое исследование по истории Римской империи обходится без обширного социального экскурса, в котором обязательно отмечается невероятная апатия ее населения, безразличие populus romanusк политике. Действительно, тезис о росте социальной апатии и того, что называется «утратой исторической перспективы» достаточно гармонично вписывается практически в любую концепцию падения Римской империи.Безусловно, у каждого слоя римского общества была «своя апатия»; в этом отношении апатия элит не имела ничего общего с апатией масс, порожденной невозможностью изменить свое положение в лучшую сторону (Р. Мертон в своей известной статье 30х гг. «Социальная структура и аномия» очень хорошо вскрывает действие этого механизма). Итак, благоприятная питательная среда для развития дезинтеграционных тенденций (равно как и антисоциального поведения) складывается посредством сочетания двух факторов:
—Фактор первый: система культурных ценностей конкретного общества выделяет и превозносит тот или иной набор символовуспеха. Эти символы понятны, не нуждаются в особой мотивации к их обретению, –одним словом, общеприемлемыдля основных страт общества в целом.
—Фактор второй: реальная социальная структура общества:а) жестко ограничивает возможностиосновных категорийнаселения в деле законного (т.е., не связанного с нарушением правовых норми моральных законов) овладения этими символами;б) полностью устраняет доступ к апробированным средствам овладения этими символами для большей части того же самого населения [6, c.96].Во все времена всеобщее бесправие и утрата надежды на наступление «лучших времен» поражали общества синдромом повальной апатии. От социальной несправедливости не застрахована ни одна социальная организация. Однако вышеописанные механизмы запускает несам факт наличия социальной несправедливости, а факт отсутствия в повседневной жизни того, ради чего эту самую несправедливость следует терпеть.Социальный идеал (как атрибутивное состояние массового сознания) римлян все больше походил на фикцию. Идеология же выполняла функцию сохранения status quo: несправедливых правил игры с ее вопиющими контрастами богатства и нищеты, произвола власти единиц и бесправия масс. Но в своей практике раздач моральных бонусов, тяге к внешним проявлениям причастности к особойобщности –«гражданам Рима» –в такой социальной «дрессуре» древний Рим зашел очень далеко. Часто на фронтонах античных зданий мы видим аббревиатуру «SPQR» –«Senatus Populusque Romanus». Как бы мы сейчас расхохотались, пишет П. Джонс, увидев на какомнибудь фешенебельном здании Англии лозунг «Палата лордов и народ Англии едины»! [7, c. 58]. Применительно к России такую же коннотацию имеет словосочетание «слуги народа».Научные исследования как аксиому констатируют неразрывную взаимосвязь политических и социальных процессов. Империи как типу политической организации свойственна интеграция общества через «Государево Дело», объединение людей через службу себе. В то же время, политика Римской империи воспроизводила и укрепляла социальное неравенство; сами государственноидеологические установки утверждали законность «общества не равных». В результате неравенство становится историческим приговором: дезинтеграция общества Римской империи сопровождалось сужением социальной опоры государства, повсеместным разрывом того, что специалисты называют «антиэнтропийными узлами социокультурной жизни общества». Однако не следует забывать: рядом с проявлениями полного упадка, дезинтеграции и распадения изредка обнаруживаются примеры исключительной по своим свойствам гражданской самоорганизации.Римская история указывает на существование ряда универсальных факторов, определяющих масштабы и глубинусоциальной дезинтеграции:—факторы экономического порядка. Как известно, структурные изменения в экономике неизменно влияют на стратификационную систему общества, откликающуюся на это созданием новых социальных общностей.По большому счету,все социальные общности расслаиваются относительно доступа к жизненным ресурсам и привилегиям [8,с.77].Вряд ли можно поспорить с утверждением, что ключевойтенденцией социальной стратификации в РФ является исключительная поляризация, вопиющее расслоение на бедных и богатых, по сути означающее параллельное существование «двух Россий». В римской истории мы можем наблюдать схожие сюжеты: уже во времена принципата состояния римских элит достигли неимоверных размеров; в последние десятилетия существования империи разрыв между бедными и богатыми был подобен пропасти. Имущественный контраст оказывается главенствующим при описании социальной структуры Римской империи; значительная часть средств, принадлежавших верхушке общества, шла на предметы роскоши. Статус, определявшийся богатством, сливался с рангом в обществе [9, p. 6]. Сальвиан в середине V века н. э. в своем «De gubernatione Dei» так узнаваемо описывает социальную ситуацию в Империи: «Бедные обездолены, вдовы стенают, сироты в презрении, и настолько, что многие из них, даже хорошего происхождения и прекрасно образованные бегут к врагам» [10, c. 104]. Далее Сальвинповествует о губительной тяжести государственного бремени, подталкивающей граждан фактически к предательству собственной Родины. Как пишет автор, римляне шли искать уварваров римской человечности –так как они не могли дальше выживать в условиях варварскойпо своей природебесчеловечности римлян... Римское гражданство, ценившееся прежде дороже золота, в новых условиях уже никого не прельщало, и даже более –его побаивались, а самих гражданских обязанностей –избегали.Оставляющие минимальный простор для интерпретаций сведения Сальвиана рисуют неутешительную картину социального декаданса. Однако давно прошло то время, когда можно было лишь удивляться апатии, пропитавшей население Империи, или возложить всю вину на христианство, принесшее с собой совсем неримскую смиренность, пораженческие настроенияи религиозную отрешенность. На современном этапе социальная атомизация, настроения разобщенности, взаимного отчуждения, оторванности от всех и всего –более чем явственные угрозы социальной стабильности любого государства. Как известно, когда «заканчиваются» люди, исчезает и государство. Применительно к России мы в очередной раз сталкиваемся с уникальной ситуацией: источником депопуляционных и дезинтеграционных процессов являютсяотнюдь не «тяжкий быт», а «чувство закрытой перспективы, порождающее историческую безнадежность»[11, с. 58–65]. —Политические факторы связаны:содной стороны с перераспределением власти, а с другой –странсформацией механизмов ее реализации. Эти обстоятельства кардиальным образом изменилине только социальный ландшафт, но и прежнюю стабилизирующую роль государства в социальной сфере.Римcкое социальное кредо базировалось на генетически укорененной в сознании идее справедливости социальной организации; в равной степени было сильно чувство сопричастности к общему делу римского народа –res publica populi Romani Quiritum. Можно сказать, римская действительность вообще была до предела насыщена традициями гражданского коллективизма, что находило свое отражение в нормах социальногоповедения. «Связь между людьми, принадлежащими к одной и той же гражданской общине, –писал Цицерон, –особенно крепка». Таких интеграторов было немало: это не только гражданские права и обязанности, коллективизм в принятии решений, соучастие в выборных процессах, но и все то, что наполняло жизнь повседневную и частную –привычки, межличностные контакты (родственные и дружеские связи), посещение форума, терм, святилищ, и просто нахождение на улицах –в толпе себе подобных., В этом отношении римская идентичность представляла собой некий регламентационный набор требованийк тому, какими личностнымикачествами гражданин должен обладать,и каким нормам поведения он должен руководствоваться. Одним словом, «идентичность» применительно к римлянину«базировалась не на этническойобщности, а на общности «поведенческой»[12, с. 204, 211]. Еще одной этической особенностью жизни римлян традиционно считается неуемная тяга к коллективизму в деле принятия тех или иных решений. Исследователи пишут о том, что ни один человек, будь то сенатор или крестьянин, не принимал скольконибудь серьезного решения самостоятельно. Советовались обо всем без исключения –в этом отношении «запретных тем» быть не могло по определению.Впрочем, последующее преодоление замкнутости гражданской общины не могло не сказаться на коллективной и личнойсамоидентификацииримлян.По меткому замечанию Г. С. Кнабе, государственная общность стала настолько абстрактной и искусственной, что отныне жизненная потребностьримлянина«в повседневной солидарности с тесным кругом других людей должна была реализоваться вне имперских институтов» [13, с. 99–100].В Римской империи процесс усиления института императорства проходил на фоне дальнейшего углублениясоциального неравенства. Шло построение имперского государственного аппарата, «основанного на чисто бюрократическом принципе» [14, с. 273]. В широком гражданском политическом участии не было даже формальной необходимости; оно было заменено корпорацией функционеров, одновременно зависящих от императора, но свободных от чуткого гражданского контроля, –одним словом, власть обретает независимость от социума.Об издержках подобного рода метаморфоз власти писал в свое время Л. А. Тихомиров, видевший причину развращенности бюрократии в ее всесилии и отсутствии механизмов социального контроля. В итоге, как замечает автор, «политическая обстановка действовала деморализующе и на само общество, отчуждавшееся от государства»[15, с. 192–193]. Если же мы обратимся к идеологическому арсеналу Империи, то увидим: в определенный момент римской истории все утопические идеалы были провозглашены достигнутыми. Одним словом, все мечты сбылись–и «осчастливленным подданным предлагалось теперь лишь радоваться наступившему счастью и почитать своих благодетелей –императоров»[16, с. 212–213]. Однако покой, стазисное состояние губительны для любого типа имперских образований.Повидимому, этим может объясняться и восприятие величия империи и трагедийностьпереживания ее истории. «Пока эксперимент продолжается, все будто зачарованы его ходом и искренне верят в его счастливое завершение…»[17, с. 143–144].Римский император обрел практически неограниченную власть, поставив себя над человеческиммиром.Как замечаетЮ. Б. Циркин, моральными обоснованиями императорской власти с самого начала были стабильность общества и благополучие граждан.Однакопадение жизненного уровня широких масс населения,произвол администрации на местах, самоуправство и претеснения со стороны крупных арендаторов и, главное, явная неспособность императоров действенно со всем этим справиться –все это вело к отчуждению значительного количества людей от власти вообще. Даже самые германонастроенные историки отмечают, что власти Позднего Рима более заботились об ограблении собственного народа, нежели о защите границ государства [18, s. 72].К тому жепроцессу распада в большой мере способствовали избыточноеколичество и низкая квалификация лиц, состоящих на гражданской службе.—Социальные факторы включают в себя, прежде всего, глубокие перемены в системе занятости. Само римское общество подошло к порогу критического дисбаланса между производящими и непроизводящими его стратами. К тому же в Римской империи существенной девальвации подверглись права, почести и звания; практика широкого их предоставления закономерно понизила «качество» –ценность этих прав и поставила под сомнение избранность их носителей.Происходила массоваядискредитация не только гражданских добродетелей, но и профессионализации как таковой (происходило своего рода обессмысливание деятельности профессионалов). Честный труд и профессионализм были выведены всоциальную тень, выдавлены на периферию социально одобряемых качеств.Крупные римские города стали местами концентрации незанятого населения, очагами маргинализационных процессов.В итоге «никто не считал себя в безопасности»; вернее, в безопасности был «только тот, кто имеет силу ставить другого в опасность» (выражение Сальвиана). И это очень узнаваемая применительно к России (и не только к ее городам) ситуация. Ювенал, так сказать, «в развитие темы», повествует:«Казалось, все железо, производимое в Риме,идет на производство цепей и кандалов. Плуги, серпыи мотыги скоро будут недоступны».Дело в том, что чем выше плотность населения и безработица, тем выше уровень преступности. Это правило эпохи Империи продолжает действоватьи в настоящее время.Огромный контингент «маргинальных элементов с криминальным настоящим» явился свидетельством тяжелых социальных проблем, чье разрешение постоянно откладывалось, а подчас просто игнорировалось имперской администрацией. Социальные ячейки римского общества были тщательно замурованы:пресловутый имущественный ценз,право наследования, система протектората, как и сегодня, создавали условия, при которых возвышение бедного человекабыло невозможно по определению, а честным путем –даже гипотетически. Линия жизни законопослушных граждан, начертанная правителями Империи, не предполагала какихлибо отклонений –в особенности в сторону улучшения. Г. Уэллс, описывая жизнь всех техримлян, кого никак нельзяотнести к экономическим и политическим элитам, указывает, что их существование было«тяжелым, скучным и лишенныминтереса и свободы до степени, которую современный ум едва может вообразить» [19, p. 397].И, тем не менее, на свободнорожденного римлянина магнетически действовала масса ему подобных, заполнившая площадь либо общественные сооружения (от амфитеатра до базилик и терм). Г. С. Кнабе трактует нахождение римского гражданина в толпе не как вынужденную дань традиции, а каквысшую социальную ценность.Масса римских граждан уже сама по себе являлась неким генератором «острой коллективной положительной эмоции». И это не случайно: реалии общественных отношений, действительно, выглядели как насмешка над прежними чувствами гражданского единства и равенства. Но чувства эти –упорно не желали исчезать, будучи генетически укоренены в римском характере, они «гальванизировали» и настойчиво требовали «компенсаторного удовлетворения» [20, с. 119]. Многие удивляются этой легкомысленности и «испорченности» римлян, сначала променявших свое гражданское достояние на зрелища и хлебные раздачи, а затем –«проморгавших» в азарте зрелищ и собственное государство. В качестве красноречивого примера приводят сведения Сальвиана о жителях Трира, подвергшихся многократному варварскому разграблению;примечательно, но эти жители вполне смирились с новыми неудобствами,–их заботило лишь сохранение традиции массовых зрелищ.Эта вопиющая в своей беспечности ситуация предстает в несколько ином свете, если учесть: разного рода зрелища становятся главным коллективным наслаждением, на которое имеет право народ, единственной роскошью (наряду с термами), доступной беднякам. [21, с. 83]. К тому же различного рода массовые зрелища, организовывавшиеся должностными лицами, воспринимались гражданами не столько как развлечение, сколько как часть res publica («народного дела»).— Духовноценностные факторы.В основе социальной интеграции лежит массовый нравственный идеал, объединяющий значимую часть народа; социальная дезинтеграция Римской империи стала процессом и состоянием распада общественного целого на части, разъединения элементов, некогда бывших объединенными.Шел процесс разрушения одной ценностнонормативной системы, при этом несформированность другой создавала вакуум(сейчас схожие процессы обозначается как «социальная аномия»). Как указывалось ранее, римляне не сомневались в справедливости социальной иерархии, однако время и недостаточная адаптивность сводили эту уверенность на нет. Единственной формой самореализации становится повторение пути своих предков без всяких положительных подвижек. В сухом остатке такой жизненный рецепт мог оставить у людей лишьощущение собственной обездоленности (в сравнении с другими индивидами).Однако ситуация, когда для большинства «обычных граждан» жизнь потеряла всякий смысл, сложилась далеко не в одночасье. В своей статье [22, с. 131–141] Н. В. Чеканова замечает: уже в эпоху Республики римское гражданство было «смущено»резкой разницей, которая возникла между новыми нормами жизни и привычным традиционным общинным идеалом. Известная открытость Рима, безусловно, в течение длительного времени выступало верным средством против социальной турбулентности, она позволяла сглаживать острые углы и социальные противоречия. Эта же открытость явилась источником целого ряда издержек –нарушение традиционных норм в любом обществе откликается ростом нестабильности, напряжения и дезинтеграции.
По большому счету уже кконцу II в. н. э. вышеописанные идеалы старойдобройримской гражданственности (с фундирующим его понятием «римской гражданской общины») в значительной степени померкливследствие диссонанса с социальными реалиями и политическими практиками. Эдикт Каракаллы (дарование прав римских граждан всем свободным жителям империи) по праву считается в этом процессе девальвации прежних гражданских идеаловсобытием в равной степени знаковыми фатальным.В римской истории были реализованы как интеграционная, так и дезинтеграционная модели развития. Однако новую эпоху мировой истории Римская империя встретила «за чертой бедности», в ней безальтернативно возобладали тенденции экономической, социальной и политической дезинтеграции жизни populus romanus, превратившие некогда великое государство в собственную тень. В недалеком прошлом, сообразуясь с координатами марксистской науки, специалисты твердили о том, что общество Римской империи было раздираемо вопиющим социальным неравенством и социальными противоречиями, его пропитала «классовая ненависть», а «классовая борьба» и «революция рабов» прошликрасной нитью сквозь всю его историю. Сейчасактуальней возлагать вину за социальный коллапс на олигархическую верхушку, ростовщический капитал, подорвавший экономические основы социального благополучия римлян; либо указывать на то, что имперская экспансия проводилась не в интересах имперообразующейнации –а лишь обогащала господствующие слои римского общества. Еще один «лагерь» образуют христианские апологеты: христианство вошло в римскую историю как новый интегратор (или социальный порядок), став новым объединяющим началом в период резкой дезинтеграции общества, заслоном на пути полной моральной деградации римского общества.
Так или иначе, но вряд ли можно поспорить с утверждением: генеральной линией внутрисоциальных процессов в Римской империи явилась настроенность «всех против всех».Тот же Сальвиан с горечью констатировал: «Многие же заражены теперь новым и страшным пороком: для полного счастья им нужно, чтобы другой был несчастен»(этот «новый и страшный» для интеллектуалов Римской империи порок с позиций сегодняшнего дня уже и не воспринимается таковым –ввиду наличия куда более серьезных и страшных социальных патологий).Социальная дезинтеграция Римской империи протекала в форме распада (это был процесс и состояние одновременно) социального целого на части; ослабления и последующей ликвидациимеханизмов, сплачивавших прежние общности. Как известно, римский социальный строй многократно за всю римскую историю претерпевал существенные изменения. Но следует признать: дезинтеграционная трансформация контуров ее социальной структуры, дискредитация реалиями жизни, распад и последующее исчезновение общих социальных ценностей, идеалов, чувства общих гражданских интересов, –поставили под сомнение саму суть «общей социальной организации» с ее политическими институтами. Итог римской истории имперского периода в этом отношении максимально показателен. Как известно, пораженное синдромом дезинтеграции общество находится в состоянии войны «против самого себя» или борьбы «с самим собою». И хотя история изобилует примерами, когда алармистские настроения способствовали сплочению обществ перед внешней угрозой, «холодная социальная война» «всех против всех» ведет лишь к образованию т. наз. «вертикальных социальных трещин»(речь идет об устранении социальных интеграторов между региональными общностями), и не менее опасных «горизонтальных социальных разломов» (т.е., внутри социальных групп, классов, общностей). Обозначенная ситуация по очень многим параметрам схожа с тем, что происходит вРоссии.На примере целого калейдоскопа современных событий мы можем удостовериться в том, что процессы социальной дезинтеграции обладают большой инерцией; в том, что дезинтеграция в России –все тот же (что и много веков назад) двойственный процесс разрыва связей между общностями и в то же время разрыв связей между членами каждой общности. К слову, дезинтеграция как лейтмотив изложения римской истории имперского периода наиболее последовательно представлена в труде М. Гранта[23], изобилующим очень многими узнаваемымисовременностью сюжетами и тезисами:о том, что установление высшей степени регламентации общественной жизни не только не остановило дезинтеграцию Римской империи, а, наоборот, ускорило ее распад; о забюрократизированности римского государства со слабыми перспективами продвижения по службе изза правила наследования; о разрушении власти и прав имперской администрации экономическими элитами Империи; о гигантском налоговом бремени, все более отчуждавшем бедняков от государства ис фатальнойнеизбежностью разделявшем их (заметим:этот налог по своему действию не был прогрессивным, так что его бремя для бедняков было пропорционально больше, чем для богатых).И все это происходило под скрип «закручивающихся гаек»,столь привычный слуху россиянаккомпанемент возрастающего ограничения личной свободы и возможностей самореализации для всех, исключая самых богатых и могущественных. В итоге (и это нельзя забывать) Римская империя стала государством людей с искусственно ограниченными возможностями, территорией несвободы (экономической и личной), эдаким государством в осадном положении, где каждому определено социальное место–вплоть до истечения«времени дожития». И его детям, к слову,–тоже.Несомненно, во все времена основой социального строя Рима было правовое неравенство населения. Процессы углубления имущественного и социального неравенства, шедшие параллельно с установлением императорского культа приводили к закономерным переменам в социальной психологии римских граждан. Социальная жизнь Римской империи уже далеко не образец, –скорее пример, предостерегающий урок для современности, когда степень личного влияния отдельных лиц чрезвычайно зашкаливает, а во все большем количестве людей государевых «голубая кровь кричит о себе и всегда признает своих» (выражение Симмаха).В эпоху Римской империи в обществе существовали жесткие рамки, ограничивающие то, что мы называем «индивидуальностью» человека; выделиться из толпы было равнозначно попытке возвышения над гражданским коллективом. Однако была установлена форма правления, при которой государственная власть находится у привилегированного меньшинства (очень узнаваемая ситуация). Закономерно, фундаментальное право римлян на волеизъявление оказалось сведено кпустой формальности. В качестве социальных дезинтеграторов выступили также и официальная пропаганда (усилившая социальную апатию и недоверие к любому публичному слову и действию);чувство закрытой перспективы, порождающее историческую безнадежность. Новые имперские реалии запустили процессы разложения прежней социальной ткани, они день за днем «корректировали» привычное поле смыслообразования. Однако невозможность идентифицировать себя с целями и ценностями общественной жизни во все времена была чревата утратой смысла жизни –для конкретногочеловека и потерей стратегических ориентиров развития –для всего общества. Потому один из главных социальныхуроковримской истории заключается в следующем: соизмерение социального запроса с реалиями есть главный ориентир на пути качественного улучшения жизни. Однако если ничего не менять, «застабилизировать» statusquoв деле порочного в своей несправедливости принципа распределения ресурсов, игнорировать реальные социальные запросы, заняв глухую оборону от собственного же населения, –векторы эволюции
«стабильной»системы и живого социума будут расходиться все сильней.В свое время в Римской империи официальная пропаганда содействовала лишь усилению социальной апатии и недоверия к любому публичному слову и действию. Самоустранение, пораженчество, созерцательное отношение к миру и мистическое мироощущение не замедлили реализоваться в психологических механизмах так называемого «бегства от действительности».А человек, бегущий от действительности с неизбежностью приходит к уклонению от требований, предъявляемых обществом, а в конечном счете –и к самоотрицанию.Безусловно, вышеобозначенные позиции естьпечальный результат постоянных неудач человека в стремлении достигнуть цели именно законными средствами.И, тем не менее, следует помнить: в том, что вся жизнь огромного римского государства превратилась в пафосную имитацию, а граждане –в статистов, вина не только власти, но обществав целом, акаждого конкретного человека–в частности.
Ссылки на источники1. Костякова Ю. Б. Исторический опыт: от понимания сущности к определению термина // Грамота. –2012. –№ 12 (26): в 3х ч. –Ч. II. –C. 98–105 [электронный ресурс]. –URL: www.gramota.net(дата обращения: 09.01.2014).2. Гуцаленко Л. А. Институциональная интеграция и дезинтеграция социальных субъектов // Веснік БДУ. –Серия 3. –2012. –№ 1. –С. 63–66.3. Дезинтеграция общества. Подходы к сборке социокультурных общностей: Доклад Центра проблемного анализа и государственноуправленческого проектирования, представленный на научном семинаре Центра 15 ноября 2013 года. –16 с. 4. Морев М. В., Попова В. И. Преодоление социальной дезинтеграции как фактор улучшения социального здоровья // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. –2013. –№ 4 (28). –С. 53–69.5. Джонс А. Х. М. Гибель античного мира. –РостовнаДону: Феникс, 1997. –576 с.6. Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. –1992.–№ 2. –С. 89–105.7. Джонс П. Голосуйте за Цезаря. –Смоленск: Русич, 2010. –384 с.8. Пономарев В. А. Трансформация социальной структуры в современной России // Гуманитарные и социальные науки. –2007. –№ 6. –С. 74–78.9. DuncanJones R. The economyof the Roman Empire, Quantitative studies. –Cambridge: Cambridge univ. press, 1974. –396 p.10. Сальвиан. Из Книги «О мироправлении» // Памятники средневековой латинской литературы IV–IX веков / Ред. М. Е. ГрабарьПассек. –М.: Наука, 1970. –438 с. –С. 103–108.11. Гундаров И. А. Духовное неблагополучие и демографическая катастрофа // Общественные науки и современность. –2001. –№ 5. –С. 58–65.12. Дементьева В. В. Римская идентичность: формирование традиций гражданского коллектива // «Античный мир и археология». –2009. –Вып. 13. –С. 203–213.13. Кнабе Г. С. Римское общество в эпоху ранней Империи // История Древнего мира. –Т. 3: Упадок древних обществ. –М.: Наука, 1983. –276 с. –С. 73–101.14. Циркин Ю. Б. «Военная анархия» (из политической истории Рима III в. н. э.) // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. –2010. –Вып. 9. –С. 271–288.15. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. –СПб., 1992. –674 с. 16. ЧернышовЮ. Г. Древний Рим: мечта о золотом веке. –М.: Ломоносов, 2013. –244 с.17. Цуркан А. А. Трагедийный аспект имперского бытия (к вопросу о типологии языческой империи и православного царства) // Вестник ВГУ. СерияГуманитарныенауки. –2004. –№ 1. –С. 142–161.18. Cauer F. Römische Geschichte. –Munchen; Berlin; Oldenburg, 1925. –208 s.19. Wells H. G. Rise and Collapse of Roman Empire // The Outline of History. –2 Vol. –NY: Garden City Books, 1961. –1029 p. –Vol. 1. –668 p.20. Кнабе Г. С. ДревнийРим –история и повседневность. –М.: Искусство, 1986. –103 с.21. Робер Ж.–Н. Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений. –М.: Молодая гвардия, 2006. –288 с.22. Чеканова Н. В. Система образования как фактор социальной дезинтеграции в Поздней Римской республике // Из истории античного общества: Сб. тр. –Вып. 8. –Н/Новгород: Издво Нижегор. унта, 2003. –С. 131–141.23. Грант М. Крушение Римской империи. Пер.с англ. Б. Бриксмана. –М.: ТЕРРА –Книжный клуб, 1998. –224 с.
Voloschin Dmitrycandidate of historical sciences, associate professor, department ofgeneral and regional history of the Armavir state pedagogical academy, Armavir Gubina Oksanastudentof the IVrd course of the Law faculty of the Institute of world economy and Informatization, ArmavirEXPLORING THE HISTORICAL EXPERIENCE OF SOCIAL DISINTEGRATION IN THE ROMAN EMPIRE
Abstract.This article presents some aspects of theoretical reflection on the problems of social disintegration and specifically historical example of its occurrence within the Roman imperial society. Special attention is paid to the effects of factors of social inequalities, ranking, immurement of social cell, income polarization of Roman society, leading to apathy and the engagement of resistingall.Keywords:Roman Empire, social hierarchy, social justice, social disintegration, social apathy.
Губина Оксана Владимировна,студентка4 курса факультета «Право» Института мировой экономики и информатизации (филиал в г. Армавире)19861117@mail.ru
К изучению исторического опыта социальной дезинтеграции в римской империи
Аннотация.В статье представлены некоторые аспекты теоретического осмысления проблем социальной дезинтеграции и конкретноисторический пример ее протекания –в рамках римского имперского социума. Особое внимание уделено действию факторов социального неравенства, статусного ранжирования, замуровывания социальных ячеек, имущественной поляризации римского общества, в совокупности приведшихк социальной апатии и настроенности всех против всех.Ключевые слова:Римская империя, социальная иерархия, социальная справедливость, социальная дезинтеграция, социальная апатия.
Вселенский опыт говорит,что погибают царстване оттого, что тяжек бытили страшны мытарства.А погибают оттого(и тем больней, чем дольше),чтолюди царства своегоне уважают больше.Б. Окуджава
Как известно, необходимость изучения исторического опыта во все времена диктоваласьколлективным(объединяющим все без исключения слои и группы населения)чувствомнеуверенности в завтрашнем дне.Не случайно и то, что активизация обращения к опыту прошлого отмечается в периоды истории, когда происходит слом прежних устоев, реформирование различных общественных и государственных систем, результаты которого пытаются прогнозировать, опираясь на опыт предшественников [1, с. 98]. На современном этапе ценностноориентированная власть и личностно мотивированная экономика –скорее утопия, нежели реально существующая институциональная форма обеспечения социального благополучия. Экспертывсе чаще говорят осовременномобществе, подчеркивая такие его свойства, как«нестабильность», «рисковость», «кризисность», «неопределенность»и т. д.[2, c.64]И это очень показательно для России, где стремительная девальвация и разрушение традиционных норм в 90е гг. привели к очередному витку дезинтеграции социума и изменению поведенческих стратегий всех без исключения его категорий.В условиях неустойчивого развития общества именно от результатов разнонаправленного действия социальных интеграторови факторов дезинтеграциизависит дальнейшая эволюция политической системы. Как ни парадоксально, но в осмыслении парадигмы развития российского общества достаточно продуктивным может оказаться обращение к опыту одной из величайших мировых империй.Социальная иерархияи система распределения материальных благ вэпоху Империи «вытравливали»глубокое ощущение справедливости социальной иерархии, свойственное римлянам.Чувство равенства исчезаетиз реальных общественных отношений; не следует забывать, что варвары пришли в римский мир, который был миром сибаритствующих олигархови глубоко апатичной массы бедняков. Сила прежних социальных интеграторов, оскорбляемыхежедневно и ежечасносамой реальностью закономерно ослабевало,приводя в совокупности к глубокому социальному отчуждению.В этой связи уместно привести следующий моментиз недавней отечественной истории: директор Центра социологических исследований РАГС В. Э. Бойков, описываясоциальную ситуацию середины 90х, пришел к одному значимому выводу. Оказывается, именно жизненные неурядицы,придушившие людей заботы выживанияне только закономерно вызвалив российскомобществе социальную депрессию. Эти трудности разъединилиграждан –сделав тем самым невозможным взрывсоциального недовольства. Таким образомвласть посредством пауперизации обрела«социальную терпимость» граждан; правда, далась эта «терпимость» слишком дорогой ценой –ценой фактического распада общества. [3, с.8]. В итоге впостсоветской России сложилась противоречивая ситуация, когда всеобщее недовольство непостижимым образом уживается с низким числом готовых протестовать; а число тех, кто реально участвуетв акциях гражданского протеста [4, с. 55]остается, что называется «в рамках погрешности».К слову, полная политическая пассивность жителей Римской империи, их антигражданская позиция выражалась в том, что они не столько бунтовали, сколько отказывали в помощи своему государству[5, c. 534].Востребованность теоретического осмысления проблем социальной дезинтеграции и конкретноисторических примеров ее протекания заключается в том, что состояние подавляющей части населения России характеризуется исключительной апатичностью.В этом отношении Рим способен дать современности материал для извлечения множества историческихуроков, ибо Римская империя в определенный момент исчерпала себя в социальном плане; многие исследователи полагают, что погибла она исключительно вследствие перерождения самого populus romanus.Потому редкое исследование по истории Римской империи обходится без обширного социального экскурса, в котором обязательно отмечается невероятная апатия ее населения, безразличие populus romanusк политике. Действительно, тезис о росте социальной апатии и того, что называется «утратой исторической перспективы» достаточно гармонично вписывается практически в любую концепцию падения Римской империи.Безусловно, у каждого слоя римского общества была «своя апатия»; в этом отношении апатия элит не имела ничего общего с апатией масс, порожденной невозможностью изменить свое положение в лучшую сторону (Р. Мертон в своей известной статье 30х гг. «Социальная структура и аномия» очень хорошо вскрывает действие этого механизма). Итак, благоприятная питательная среда для развития дезинтеграционных тенденций (равно как и антисоциального поведения) складывается посредством сочетания двух факторов:
—Фактор первый: система культурных ценностей конкретного общества выделяет и превозносит тот или иной набор символовуспеха. Эти символы понятны, не нуждаются в особой мотивации к их обретению, –одним словом, общеприемлемыдля основных страт общества в целом.
—Фактор второй: реальная социальная структура общества:а) жестко ограничивает возможностиосновных категорийнаселения в деле законного (т.е., не связанного с нарушением правовых норми моральных законов) овладения этими символами;б) полностью устраняет доступ к апробированным средствам овладения этими символами для большей части того же самого населения [6, c.96].Во все времена всеобщее бесправие и утрата надежды на наступление «лучших времен» поражали общества синдромом повальной апатии. От социальной несправедливости не застрахована ни одна социальная организация. Однако вышеописанные механизмы запускает несам факт наличия социальной несправедливости, а факт отсутствия в повседневной жизни того, ради чего эту самую несправедливость следует терпеть.Социальный идеал (как атрибутивное состояние массового сознания) римлян все больше походил на фикцию. Идеология же выполняла функцию сохранения status quo: несправедливых правил игры с ее вопиющими контрастами богатства и нищеты, произвола власти единиц и бесправия масс. Но в своей практике раздач моральных бонусов, тяге к внешним проявлениям причастности к особойобщности –«гражданам Рима» –в такой социальной «дрессуре» древний Рим зашел очень далеко. Часто на фронтонах античных зданий мы видим аббревиатуру «SPQR» –«Senatus Populusque Romanus». Как бы мы сейчас расхохотались, пишет П. Джонс, увидев на какомнибудь фешенебельном здании Англии лозунг «Палата лордов и народ Англии едины»! [7, c. 58]. Применительно к России такую же коннотацию имеет словосочетание «слуги народа».Научные исследования как аксиому констатируют неразрывную взаимосвязь политических и социальных процессов. Империи как типу политической организации свойственна интеграция общества через «Государево Дело», объединение людей через службу себе. В то же время, политика Римской империи воспроизводила и укрепляла социальное неравенство; сами государственноидеологические установки утверждали законность «общества не равных». В результате неравенство становится историческим приговором: дезинтеграция общества Римской империи сопровождалось сужением социальной опоры государства, повсеместным разрывом того, что специалисты называют «антиэнтропийными узлами социокультурной жизни общества». Однако не следует забывать: рядом с проявлениями полного упадка, дезинтеграции и распадения изредка обнаруживаются примеры исключительной по своим свойствам гражданской самоорганизации.Римская история указывает на существование ряда универсальных факторов, определяющих масштабы и глубинусоциальной дезинтеграции:—факторы экономического порядка. Как известно, структурные изменения в экономике неизменно влияют на стратификационную систему общества, откликающуюся на это созданием новых социальных общностей.По большому счету,все социальные общности расслаиваются относительно доступа к жизненным ресурсам и привилегиям [8,с.77].Вряд ли можно поспорить с утверждением, что ключевойтенденцией социальной стратификации в РФ является исключительная поляризация, вопиющее расслоение на бедных и богатых, по сути означающее параллельное существование «двух Россий». В римской истории мы можем наблюдать схожие сюжеты: уже во времена принципата состояния римских элит достигли неимоверных размеров; в последние десятилетия существования империи разрыв между бедными и богатыми был подобен пропасти. Имущественный контраст оказывается главенствующим при описании социальной структуры Римской империи; значительная часть средств, принадлежавших верхушке общества, шла на предметы роскоши. Статус, определявшийся богатством, сливался с рангом в обществе [9, p. 6]. Сальвиан в середине V века н. э. в своем «De gubernatione Dei» так узнаваемо описывает социальную ситуацию в Империи: «Бедные обездолены, вдовы стенают, сироты в презрении, и настолько, что многие из них, даже хорошего происхождения и прекрасно образованные бегут к врагам» [10, c. 104]. Далее Сальвинповествует о губительной тяжести государственного бремени, подталкивающей граждан фактически к предательству собственной Родины. Как пишет автор, римляне шли искать уварваров римской человечности –так как они не могли дальше выживать в условиях варварскойпо своей природебесчеловечности римлян... Римское гражданство, ценившееся прежде дороже золота, в новых условиях уже никого не прельщало, и даже более –его побаивались, а самих гражданских обязанностей –избегали.Оставляющие минимальный простор для интерпретаций сведения Сальвиана рисуют неутешительную картину социального декаданса. Однако давно прошло то время, когда можно было лишь удивляться апатии, пропитавшей население Империи, или возложить всю вину на христианство, принесшее с собой совсем неримскую смиренность, пораженческие настроенияи религиозную отрешенность. На современном этапе социальная атомизация, настроения разобщенности, взаимного отчуждения, оторванности от всех и всего –более чем явственные угрозы социальной стабильности любого государства. Как известно, когда «заканчиваются» люди, исчезает и государство. Применительно к России мы в очередной раз сталкиваемся с уникальной ситуацией: источником депопуляционных и дезинтеграционных процессов являютсяотнюдь не «тяжкий быт», а «чувство закрытой перспективы, порождающее историческую безнадежность»[11, с. 58–65]. —Политические факторы связаны:содной стороны с перераспределением власти, а с другой –странсформацией механизмов ее реализации. Эти обстоятельства кардиальным образом изменилине только социальный ландшафт, но и прежнюю стабилизирующую роль государства в социальной сфере.Римcкое социальное кредо базировалось на генетически укорененной в сознании идее справедливости социальной организации; в равной степени было сильно чувство сопричастности к общему делу римского народа –res publica populi Romani Quiritum. Можно сказать, римская действительность вообще была до предела насыщена традициями гражданского коллективизма, что находило свое отражение в нормах социальногоповедения. «Связь между людьми, принадлежащими к одной и той же гражданской общине, –писал Цицерон, –особенно крепка». Таких интеграторов было немало: это не только гражданские права и обязанности, коллективизм в принятии решений, соучастие в выборных процессах, но и все то, что наполняло жизнь повседневную и частную –привычки, межличностные контакты (родственные и дружеские связи), посещение форума, терм, святилищ, и просто нахождение на улицах –в толпе себе подобных., В этом отношении римская идентичность представляла собой некий регламентационный набор требованийк тому, какими личностнымикачествами гражданин должен обладать,и каким нормам поведения он должен руководствоваться. Одним словом, «идентичность» применительно к римлянину«базировалась не на этническойобщности, а на общности «поведенческой»[12, с. 204, 211]. Еще одной этической особенностью жизни римлян традиционно считается неуемная тяга к коллективизму в деле принятия тех или иных решений. Исследователи пишут о том, что ни один человек, будь то сенатор или крестьянин, не принимал скольконибудь серьезного решения самостоятельно. Советовались обо всем без исключения –в этом отношении «запретных тем» быть не могло по определению.Впрочем, последующее преодоление замкнутости гражданской общины не могло не сказаться на коллективной и личнойсамоидентификацииримлян.По меткому замечанию Г. С. Кнабе, государственная общность стала настолько абстрактной и искусственной, что отныне жизненная потребностьримлянина«в повседневной солидарности с тесным кругом других людей должна была реализоваться вне имперских институтов» [13, с. 99–100].В Римской империи процесс усиления института императорства проходил на фоне дальнейшего углублениясоциального неравенства. Шло построение имперского государственного аппарата, «основанного на чисто бюрократическом принципе» [14, с. 273]. В широком гражданском политическом участии не было даже формальной необходимости; оно было заменено корпорацией функционеров, одновременно зависящих от императора, но свободных от чуткого гражданского контроля, –одним словом, власть обретает независимость от социума.Об издержках подобного рода метаморфоз власти писал в свое время Л. А. Тихомиров, видевший причину развращенности бюрократии в ее всесилии и отсутствии механизмов социального контроля. В итоге, как замечает автор, «политическая обстановка действовала деморализующе и на само общество, отчуждавшееся от государства»[15, с. 192–193]. Если же мы обратимся к идеологическому арсеналу Империи, то увидим: в определенный момент римской истории все утопические идеалы были провозглашены достигнутыми. Одним словом, все мечты сбылись–и «осчастливленным подданным предлагалось теперь лишь радоваться наступившему счастью и почитать своих благодетелей –императоров»[16, с. 212–213]. Однако покой, стазисное состояние губительны для любого типа имперских образований.Повидимому, этим может объясняться и восприятие величия империи и трагедийностьпереживания ее истории. «Пока эксперимент продолжается, все будто зачарованы его ходом и искренне верят в его счастливое завершение…»[17, с. 143–144].Римский император обрел практически неограниченную власть, поставив себя над человеческиммиром.Как замечаетЮ. Б. Циркин, моральными обоснованиями императорской власти с самого начала были стабильность общества и благополучие граждан.Однакопадение жизненного уровня широких масс населения,произвол администрации на местах, самоуправство и претеснения со стороны крупных арендаторов и, главное, явная неспособность императоров действенно со всем этим справиться –все это вело к отчуждению значительного количества людей от власти вообще. Даже самые германонастроенные историки отмечают, что власти Позднего Рима более заботились об ограблении собственного народа, нежели о защите границ государства [18, s. 72].К тому жепроцессу распада в большой мере способствовали избыточноеколичество и низкая квалификация лиц, состоящих на гражданской службе.—Социальные факторы включают в себя, прежде всего, глубокие перемены в системе занятости. Само римское общество подошло к порогу критического дисбаланса между производящими и непроизводящими его стратами. К тому же в Римской империи существенной девальвации подверглись права, почести и звания; практика широкого их предоставления закономерно понизила «качество» –ценность этих прав и поставила под сомнение избранность их носителей.Происходила массоваядискредитация не только гражданских добродетелей, но и профессионализации как таковой (происходило своего рода обессмысливание деятельности профессионалов). Честный труд и профессионализм были выведены всоциальную тень, выдавлены на периферию социально одобряемых качеств.Крупные римские города стали местами концентрации незанятого населения, очагами маргинализационных процессов.В итоге «никто не считал себя в безопасности»; вернее, в безопасности был «только тот, кто имеет силу ставить другого в опасность» (выражение Сальвиана). И это очень узнаваемая применительно к России (и не только к ее городам) ситуация. Ювенал, так сказать, «в развитие темы», повествует:«Казалось, все железо, производимое в Риме,идет на производство цепей и кандалов. Плуги, серпыи мотыги скоро будут недоступны».Дело в том, что чем выше плотность населения и безработица, тем выше уровень преступности. Это правило эпохи Империи продолжает действоватьи в настоящее время.Огромный контингент «маргинальных элементов с криминальным настоящим» явился свидетельством тяжелых социальных проблем, чье разрешение постоянно откладывалось, а подчас просто игнорировалось имперской администрацией. Социальные ячейки римского общества были тщательно замурованы:пресловутый имущественный ценз,право наследования, система протектората, как и сегодня, создавали условия, при которых возвышение бедного человекабыло невозможно по определению, а честным путем –даже гипотетически. Линия жизни законопослушных граждан, начертанная правителями Империи, не предполагала какихлибо отклонений –в особенности в сторону улучшения. Г. Уэллс, описывая жизнь всех техримлян, кого никак нельзяотнести к экономическим и политическим элитам, указывает, что их существование было«тяжелым, скучным и лишенныминтереса и свободы до степени, которую современный ум едва может вообразить» [19, p. 397].И, тем не менее, на свободнорожденного римлянина магнетически действовала масса ему подобных, заполнившая площадь либо общественные сооружения (от амфитеатра до базилик и терм). Г. С. Кнабе трактует нахождение римского гражданина в толпе не как вынужденную дань традиции, а каквысшую социальную ценность.Масса римских граждан уже сама по себе являлась неким генератором «острой коллективной положительной эмоции». И это не случайно: реалии общественных отношений, действительно, выглядели как насмешка над прежними чувствами гражданского единства и равенства. Но чувства эти –упорно не желали исчезать, будучи генетически укоренены в римском характере, они «гальванизировали» и настойчиво требовали «компенсаторного удовлетворения» [20, с. 119]. Многие удивляются этой легкомысленности и «испорченности» римлян, сначала променявших свое гражданское достояние на зрелища и хлебные раздачи, а затем –«проморгавших» в азарте зрелищ и собственное государство. В качестве красноречивого примера приводят сведения Сальвиана о жителях Трира, подвергшихся многократному варварскому разграблению;примечательно, но эти жители вполне смирились с новыми неудобствами,–их заботило лишь сохранение традиции массовых зрелищ.Эта вопиющая в своей беспечности ситуация предстает в несколько ином свете, если учесть: разного рода зрелища становятся главным коллективным наслаждением, на которое имеет право народ, единственной роскошью (наряду с термами), доступной беднякам. [21, с. 83]. К тому же различного рода массовые зрелища, организовывавшиеся должностными лицами, воспринимались гражданами не столько как развлечение, сколько как часть res publica («народного дела»).— Духовноценностные факторы.В основе социальной интеграции лежит массовый нравственный идеал, объединяющий значимую часть народа; социальная дезинтеграция Римской империи стала процессом и состоянием распада общественного целого на части, разъединения элементов, некогда бывших объединенными.Шел процесс разрушения одной ценностнонормативной системы, при этом несформированность другой создавала вакуум(сейчас схожие процессы обозначается как «социальная аномия»). Как указывалось ранее, римляне не сомневались в справедливости социальной иерархии, однако время и недостаточная адаптивность сводили эту уверенность на нет. Единственной формой самореализации становится повторение пути своих предков без всяких положительных подвижек. В сухом остатке такой жизненный рецепт мог оставить у людей лишьощущение собственной обездоленности (в сравнении с другими индивидами).Однако ситуация, когда для большинства «обычных граждан» жизнь потеряла всякий смысл, сложилась далеко не в одночасье. В своей статье [22, с. 131–141] Н. В. Чеканова замечает: уже в эпоху Республики римское гражданство было «смущено»резкой разницей, которая возникла между новыми нормами жизни и привычным традиционным общинным идеалом. Известная открытость Рима, безусловно, в течение длительного времени выступало верным средством против социальной турбулентности, она позволяла сглаживать острые углы и социальные противоречия. Эта же открытость явилась источником целого ряда издержек –нарушение традиционных норм в любом обществе откликается ростом нестабильности, напряжения и дезинтеграции.
По большому счету уже кконцу II в. н. э. вышеописанные идеалы старойдобройримской гражданственности (с фундирующим его понятием «римской гражданской общины») в значительной степени померкливследствие диссонанса с социальными реалиями и политическими практиками. Эдикт Каракаллы (дарование прав римских граждан всем свободным жителям империи) по праву считается в этом процессе девальвации прежних гражданских идеаловсобытием в равной степени знаковыми фатальным.В римской истории были реализованы как интеграционная, так и дезинтеграционная модели развития. Однако новую эпоху мировой истории Римская империя встретила «за чертой бедности», в ней безальтернативно возобладали тенденции экономической, социальной и политической дезинтеграции жизни populus romanus, превратившие некогда великое государство в собственную тень. В недалеком прошлом, сообразуясь с координатами марксистской науки, специалисты твердили о том, что общество Римской империи было раздираемо вопиющим социальным неравенством и социальными противоречиями, его пропитала «классовая ненависть», а «классовая борьба» и «революция рабов» прошликрасной нитью сквозь всю его историю. Сейчасактуальней возлагать вину за социальный коллапс на олигархическую верхушку, ростовщический капитал, подорвавший экономические основы социального благополучия римлян; либо указывать на то, что имперская экспансия проводилась не в интересах имперообразующейнации –а лишь обогащала господствующие слои римского общества. Еще один «лагерь» образуют христианские апологеты: христианство вошло в римскую историю как новый интегратор (или социальный порядок), став новым объединяющим началом в период резкой дезинтеграции общества, заслоном на пути полной моральной деградации римского общества.
Так или иначе, но вряд ли можно поспорить с утверждением: генеральной линией внутрисоциальных процессов в Римской империи явилась настроенность «всех против всех».Тот же Сальвиан с горечью констатировал: «Многие же заражены теперь новым и страшным пороком: для полного счастья им нужно, чтобы другой был несчастен»(этот «новый и страшный» для интеллектуалов Римской империи порок с позиций сегодняшнего дня уже и не воспринимается таковым –ввиду наличия куда более серьезных и страшных социальных патологий).Социальная дезинтеграция Римской империи протекала в форме распада (это был процесс и состояние одновременно) социального целого на части; ослабления и последующей ликвидациимеханизмов, сплачивавших прежние общности. Как известно, римский социальный строй многократно за всю римскую историю претерпевал существенные изменения. Но следует признать: дезинтеграционная трансформация контуров ее социальной структуры, дискредитация реалиями жизни, распад и последующее исчезновение общих социальных ценностей, идеалов, чувства общих гражданских интересов, –поставили под сомнение саму суть «общей социальной организации» с ее политическими институтами. Итог римской истории имперского периода в этом отношении максимально показателен. Как известно, пораженное синдромом дезинтеграции общество находится в состоянии войны «против самого себя» или борьбы «с самим собою». И хотя история изобилует примерами, когда алармистские настроения способствовали сплочению обществ перед внешней угрозой, «холодная социальная война» «всех против всех» ведет лишь к образованию т. наз. «вертикальных социальных трещин»(речь идет об устранении социальных интеграторов между региональными общностями), и не менее опасных «горизонтальных социальных разломов» (т.е., внутри социальных групп, классов, общностей). Обозначенная ситуация по очень многим параметрам схожа с тем, что происходит вРоссии.На примере целого калейдоскопа современных событий мы можем удостовериться в том, что процессы социальной дезинтеграции обладают большой инерцией; в том, что дезинтеграция в России –все тот же (что и много веков назад) двойственный процесс разрыва связей между общностями и в то же время разрыв связей между членами каждой общности. К слову, дезинтеграция как лейтмотив изложения римской истории имперского периода наиболее последовательно представлена в труде М. Гранта[23], изобилующим очень многими узнаваемымисовременностью сюжетами и тезисами:о том, что установление высшей степени регламентации общественной жизни не только не остановило дезинтеграцию Римской империи, а, наоборот, ускорило ее распад; о забюрократизированности римского государства со слабыми перспективами продвижения по службе изза правила наследования; о разрушении власти и прав имперской администрации экономическими элитами Империи; о гигантском налоговом бремени, все более отчуждавшем бедняков от государства ис фатальнойнеизбежностью разделявшем их (заметим:этот налог по своему действию не был прогрессивным, так что его бремя для бедняков было пропорционально больше, чем для богатых).И все это происходило под скрип «закручивающихся гаек»,столь привычный слуху россиянаккомпанемент возрастающего ограничения личной свободы и возможностей самореализации для всех, исключая самых богатых и могущественных. В итоге (и это нельзя забывать) Римская империя стала государством людей с искусственно ограниченными возможностями, территорией несвободы (экономической и личной), эдаким государством в осадном положении, где каждому определено социальное место–вплоть до истечения«времени дожития». И его детям, к слову,–тоже.Несомненно, во все времена основой социального строя Рима было правовое неравенство населения. Процессы углубления имущественного и социального неравенства, шедшие параллельно с установлением императорского культа приводили к закономерным переменам в социальной психологии римских граждан. Социальная жизнь Римской империи уже далеко не образец, –скорее пример, предостерегающий урок для современности, когда степень личного влияния отдельных лиц чрезвычайно зашкаливает, а во все большем количестве людей государевых «голубая кровь кричит о себе и всегда признает своих» (выражение Симмаха).В эпоху Римской империи в обществе существовали жесткие рамки, ограничивающие то, что мы называем «индивидуальностью» человека; выделиться из толпы было равнозначно попытке возвышения над гражданским коллективом. Однако была установлена форма правления, при которой государственная власть находится у привилегированного меньшинства (очень узнаваемая ситуация). Закономерно, фундаментальное право римлян на волеизъявление оказалось сведено кпустой формальности. В качестве социальных дезинтеграторов выступили также и официальная пропаганда (усилившая социальную апатию и недоверие к любому публичному слову и действию);чувство закрытой перспективы, порождающее историческую безнадежность. Новые имперские реалии запустили процессы разложения прежней социальной ткани, они день за днем «корректировали» привычное поле смыслообразования. Однако невозможность идентифицировать себя с целями и ценностями общественной жизни во все времена была чревата утратой смысла жизни –для конкретногочеловека и потерей стратегических ориентиров развития –для всего общества. Потому один из главных социальныхуроковримской истории заключается в следующем: соизмерение социального запроса с реалиями есть главный ориентир на пути качественного улучшения жизни. Однако если ничего не менять, «застабилизировать» statusquoв деле порочного в своей несправедливости принципа распределения ресурсов, игнорировать реальные социальные запросы, заняв глухую оборону от собственного же населения, –векторы эволюции
«стабильной»системы и живого социума будут расходиться все сильней.В свое время в Римской империи официальная пропаганда содействовала лишь усилению социальной апатии и недоверия к любому публичному слову и действию. Самоустранение, пораженчество, созерцательное отношение к миру и мистическое мироощущение не замедлили реализоваться в психологических механизмах так называемого «бегства от действительности».А человек, бегущий от действительности с неизбежностью приходит к уклонению от требований, предъявляемых обществом, а в конечном счете –и к самоотрицанию.Безусловно, вышеобозначенные позиции естьпечальный результат постоянных неудач человека в стремлении достигнуть цели именно законными средствами.И, тем не менее, следует помнить: в том, что вся жизнь огромного римского государства превратилась в пафосную имитацию, а граждане –в статистов, вина не только власти, но обществав целом, акаждого конкретного человека–в частности.
Ссылки на источники1. Костякова Ю. Б. Исторический опыт: от понимания сущности к определению термина // Грамота. –2012. –№ 12 (26): в 3х ч. –Ч. II. –C. 98–105 [электронный ресурс]. –URL: www.gramota.net(дата обращения: 09.01.2014).2. Гуцаленко Л. А. Институциональная интеграция и дезинтеграция социальных субъектов // Веснік БДУ. –Серия 3. –2012. –№ 1. –С. 63–66.3. Дезинтеграция общества. Подходы к сборке социокультурных общностей: Доклад Центра проблемного анализа и государственноуправленческого проектирования, представленный на научном семинаре Центра 15 ноября 2013 года. –16 с. 4. Морев М. В., Попова В. И. Преодоление социальной дезинтеграции как фактор улучшения социального здоровья // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. –2013. –№ 4 (28). –С. 53–69.5. Джонс А. Х. М. Гибель античного мира. –РостовнаДону: Феникс, 1997. –576 с.6. Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. –1992.–№ 2. –С. 89–105.7. Джонс П. Голосуйте за Цезаря. –Смоленск: Русич, 2010. –384 с.8. Пономарев В. А. Трансформация социальной структуры в современной России // Гуманитарные и социальные науки. –2007. –№ 6. –С. 74–78.9. DuncanJones R. The economyof the Roman Empire, Quantitative studies. –Cambridge: Cambridge univ. press, 1974. –396 p.10. Сальвиан. Из Книги «О мироправлении» // Памятники средневековой латинской литературы IV–IX веков / Ред. М. Е. ГрабарьПассек. –М.: Наука, 1970. –438 с. –С. 103–108.11. Гундаров И. А. Духовное неблагополучие и демографическая катастрофа // Общественные науки и современность. –2001. –№ 5. –С. 58–65.12. Дементьева В. В. Римская идентичность: формирование традиций гражданского коллектива // «Античный мир и археология». –2009. –Вып. 13. –С. 203–213.13. Кнабе Г. С. Римское общество в эпоху ранней Империи // История Древнего мира. –Т. 3: Упадок древних обществ. –М.: Наука, 1983. –276 с. –С. 73–101.14. Циркин Ю. Б. «Военная анархия» (из политической истории Рима III в. н. э.) // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. –2010. –Вып. 9. –С. 271–288.15. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. –СПб., 1992. –674 с. 16. ЧернышовЮ. Г. Древний Рим: мечта о золотом веке. –М.: Ломоносов, 2013. –244 с.17. Цуркан А. А. Трагедийный аспект имперского бытия (к вопросу о типологии языческой империи и православного царства) // Вестник ВГУ. СерияГуманитарныенауки. –2004. –№ 1. –С. 142–161.18. Cauer F. Römische Geschichte. –Munchen; Berlin; Oldenburg, 1925. –208 s.19. Wells H. G. Rise and Collapse of Roman Empire // The Outline of History. –2 Vol. –NY: Garden City Books, 1961. –1029 p. –Vol. 1. –668 p.20. Кнабе Г. С. ДревнийРим –история и повседневность. –М.: Искусство, 1986. –103 с.21. Робер Ж.–Н. Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений. –М.: Молодая гвардия, 2006. –288 с.22. Чеканова Н. В. Система образования как фактор социальной дезинтеграции в Поздней Римской республике // Из истории античного общества: Сб. тр. –Вып. 8. –Н/Новгород: Издво Нижегор. унта, 2003. –С. 131–141.23. Грант М. Крушение Римской империи. Пер.с англ. Б. Бриксмана. –М.: ТЕРРА –Книжный клуб, 1998. –224 с.
Voloschin Dmitrycandidate of historical sciences, associate professor, department ofgeneral and regional history of the Armavir state pedagogical academy, Armavir Gubina Oksanastudentof the IVrd course of the Law faculty of the Institute of world economy and Informatization, ArmavirEXPLORING THE HISTORICAL EXPERIENCE OF SOCIAL DISINTEGRATION IN THE ROMAN EMPIRE
Abstract.This article presents some aspects of theoretical reflection on the problems of social disintegration and specifically historical example of its occurrence within the Roman imperial society. Special attention is paid to the effects of factors of social inequalities, ranking, immurement of social cell, income polarization of Roman society, leading to apathy and the engagement of resistingall.Keywords:Roman Empire, social hierarchy, social justice, social disintegration, social apathy.
