А.
Г. КайгородовВ современном мире экономическая деятельность и культура взаимосвязаны и взаимозависимы, изменения в одной области отражаются на другой. Что касается экономики, то необходимо действительно подчеркнуть значимость феномена культуры. С одной стороны культура объясняет в ней все или почти все. Возможно даже говорить о роли экономической культуры в экономическом развитии. «Упомянутую экономическую культуру можно определить как совокупность убеждений, установок и ценностей, имеющих отношение к экономической деятельности индивидов, организаций, институтов» [1]. Вообще выявление культурного влияния на экономический прогресс, среди всех других прочих воздействий, предполагает акцентирование внимания на «трудолюбии, инициативности, ценностном подходе к образованию, а также на склонности к сбережению и инвестированию» [2]. Хотя ни один из данных показателей не является определяющим во взаимозависимости с экономическим прогрессом. Причем культурный фактор действует, почти всегда, избирательно. А одни и те же культурные атрибуты в разных обществах могут различным образом сказываться на экономическом процветании.
С другой стороны – культурные явления не могут быть автономны и изолированы. Таким образом, речь не идет о единственном факторе, подразумевается, что эти культурные детерминанты множественны и взаимозависимы. При этом сама культура способна реагировать и на экономический рост [3].
Основные подходы к пониманию культуры исходят из признания того, что она присуща любому человеческому обществу. Ее нередко характеризуют как совокупность норм, ценностей, стандартов поведения, которые определяют отношения людей друг с другом, с обществом, природой. То есть, как то, что организует и образует жизнь какого-либо общества. Для выяснения социального содержания термина «культура», обратимся к понятию «репрезентативная культура» [4]. В таком понимании культура перестает быть сопутствующим элементом общественных отношений. Она представляет в сознании действующих индивидов любые факты, которые означают то и только то, что дано в культурной репрезентации. Все явления социальной жизни есть явления репрезентативной культуры, так как они произведены от идей, которые «действенны в силу их фактического признания». При этом снимается противопоставление культуры и общества, т.к. все социальные факты являются фактами культуры. Культурное и социальное – это две стороны одного и того же феномена, нерасторжимые в любом эмпирическом социальном явлении. Но в общественном развитии роль культуры первична и связана с борьбой идей. Вопрос же здесь для нас заключается не в том, какие культурные качества играют роль в экономическом развитии, но в том, чтобы выявить влияния изменений, произошедших в экономической сфере, на культуру, а точнее, на религиозную жизнь, более всего - мистику.
Однако капитализм не только означал переход от «жизни созерцательной» к «жизни деятельной», что касается земного предназначения человека, но и попытался распространить ее логику на все остальные сферы человеческой жизнедеятельности, свести все блага к пользе и действенности [5].
Кроме того, следует заметить, что культура практически никогда не подвергалась отчетливой систематизации и оценке с точки зрения эффективности. Несмотря на сдвиг социальной жизни в сторону рационализации, культуру невозможно подвергнуть ясной систематизации, исходя из четких принципов и критериев оценки. Вступающий в систему культуры человек, постигающий ее ценности, «не стремится к максимальной выгоде или постижению четкой системы правил». Эти правила невозможно выработать, тем более усвоить с помощью картезианских принципов, в них нет явной логики и видимого смысла. Вообще, в социальном мире, в мире культуры, иррациональный момент играет значимую роль. При малой восприимчивости к рациональности, культура характеризуется усилением иррационалистских и нерационалистских мотивов. Т.е. идет иррационализация культуры. Это обусловлено обособлением познавательно-исследовательского процесса, что приводит к «возвращению» оставшейся части культуры к своим истокам [6].
Если рассматривать мистику как духовную практику, имеющую своей целью переживание в экстазе непосредственного слияния единения с Абсолютом (что, по-видимому, как «классический вариант» достигается в эпоху Средневековья), то современный мистицизм предстает совершенно в другом статусе. Необходимо подчеркнуть, что ранее посвящаемый стремился, «отказавшись» от всего мирского земного, «разрушая» традиционно-культурные нормы и формы, к непосредственному постижению Божества. Теперь же все его усилия направлены на постижение «Божественного» в земном мире. Причем, что касается земных реалий, то подразумеваются как явления природы, так и объекты «второй природы», культуры, включая и самого человека, находящегося на стыке этих двух миров.
Продвижение же к мистическому единению обеспечивает взаимодействие между духовным учителем и учеником на ином, сокровенном, внутреннем уровне. Это обретение связи с высшим авторитетом или со своим наставником, учителем, который поведет ученика по трудному, многолетнему пути поиска и тренировок, по пути духовного восхождения. Школа, руководимая мастером, является местом, где оказывают содействие стремлению человека к завершенности. То есть учитель является главой, автором какого-либо учения, высшим авторитетом в определенной области, имеющий последователей. И это тот, кто учит, обучает или научил чему-либо, кто оказывает влияние, воздействие на развитие кого-либо. Учитель в данном случае – «проводник» ведущий к Богу. Кстати, сама «жертва» ученика (отказ от всего), идущего к слиянию с Божеством, носит абсолютный характер - это «жертва Богу».
В современных мистических течениях глава учения, гуру по существу не является учителем, а скорее всего - специалистом. Это лицо, которое владеет специальными знаниями и навыками в определенной области. То есть человек, который профессионально занимается тем или иным видом специального труда (в данном случае религиозного труда), в силу того, что он особенно сведущ, искусен и умеет это делать хорошо либо обладает большим опытом в данной отрасли, как говорят - мастер своего дела [7]. Именно такой религиозный специалист и владеет «мистическим знанием», которое и реализует за деньги. В этом случае, главным становится он, и «жертва приносится» ему, а не Богу. Она не носит абсолютного характера. Более того, по-видимому, стоит подчеркнуть, что «посвящаемый» обращается к потусторонней реальности для того, чтобы оказывать влияние на земные процессы и объекты. По-видимому, стоит говорить о «мистике индивида», а не «мистике Бога».
Вообще, процесс разделения труда и его рациональная организация в итоге способствует увеличению производства продукции, ведет к росту производительности труда [8]. Труд становится товаром и изолируется от жизни человека. Данное обстоятельство среди всех прочих и приводит к повышению производительности труда. Сформированная система позволяет производить товары, в том числе и религиозные, в беспрецедентном изобилии [9]. В «обществе потребления» невероятное многообразие конфессий представляет собой манящую «религиозную (спиритуальную или магическую), витрину», где мистика и религия, выступают в качестве своеобразного духовного товара и занимают «равные» позиции. Каждый из таких «товаров» (в том числе, религия) обычно не имеет государственной поддержки и не обладает какими-либо другими «внешними» факторами, могущими определить его доминирующее положение, и вынужден завоевывать свое место на сакральном потребительском рынке. В контексте современных мировых трендов и религия и мистика вынуждены во многом модифицироваться, для того чтобы привлечь покупателя, тем более, что именно выбор личности является определяющим в современную эпоху.
Ранее, особенно в эпоху Средневековья, практика религиозно-мистических общин, их молитвы и обряды способствовали как личному успокоению, умиротворению отдельного человека, так и социальной стабильности. Связывая посвящаемых духовными узами, общины выступали как определенная социальная сила, которая контактировала с самыми различными слоями общества. Посвящая свою жизнь учению, группе, неофиты покидали семью, либо вообще ее не имели. Это приводило к разрыву родственных связей. Если семья – это родственные узы, то группа – религиозные узы, т.е. своего рода святая семья. Она заботилась об укреплении семей членов общины. Воспитывая в себе искренность, терпение и способность к размышлению, они должны были, питаясь сообща, достигнуть внешней и внутренней близости, должны, постоянно борясь, поддерживать согласие, а главное – сохранять равенство во взаимоотношениях (т.е. в группе не допускалась иерархия). В итоге любая община представляла собой относительно закрытую группу, отгородившуюся от всего мирского, что и выступало одним из условий достижения слияния единения с Абсолютом.
Сегодня в нынешних условиях наибольшую важность приобретает «практический» аспект любой религиозной системы. Когда важным является не следование каким-то идеологическим установкам, а деятельность, связанная с той или иной религиозностью, направленная на реалии посюстороннего мира. Это обстоятельство предоставляет возможность «остаться в строю» и быть востребованным потребителем. Например, в последние десятилетия, в Таиланде, выступления буддийских монахов в защиту демократии и социальной справедливости свидетельствуют о возрастании социальной роли буддизма; утверждение демократических норм и экономического прогресса не приводит к массовой христианизации или отказу от религии. Подобным образом складывается религиозная ситуация в Индии [10].
Более того, один из основных признаков данных новых религиозно-мистических явлений - синкретизм. Синкретизм, «новых религиозных движений» проявляется, например, как в движении Саи Бабы, в том, что членство в данном сообществе не угрожает первоначальным религиозно-мистическим убеждениям приверженца. Они просто включаются в основную смысловую структур движения.
Таким образом, возможно, выделить (как тенденцию) стремление распространить мистическое учение по всему миру, что предполагает изменение не только мотивации вступления в религиозно-мистическую общину, но и путей вовлечения в нее.
