Т.
А. КорниенкоРазвитие современного политического процесса неотъемлемо связано с глобализацией социально-экономических и политико-правовых отношений, которые в мировом масштабе создают принципиально новый контекст развития любого государства.
С кон. 70-х – нач. 80-х гг. ХХ в. в социально-экономических науках укрепился тезис о том, что глобализация является именно современной тенденцией. В настоящее время проблема глобализации рассматривается многими специалистами в качестве неотъемлемого элемента мировой истории с того самого момента, когда сформировались те механизмы развития, которые принято (несколько неопределенно) называть цивилизационными [1].
Глобализацию характеризуют как господствующую тенденцию мирового развития, некий новый мировой порядок, призванный определить политико-экономический и социально-культурный облик планеты на столетия вперед. Делаются даже попытки переосмыслить методологические подходы теорий модернизации к анализу политических процессов с учетом глобализационного развития современного мира.
Охватывая широкий спектр различных политических, экономических и культурных тенденций, термин «глобализация» быстро стал популярным в современных политических и академических дебатах. Под глобализацией часто понимают такие феномены современного мира как: следование классической либеральной (или свободного рынка) политики в мировой экономике (экономическая либерализация); растущее преобладание западных или американских форм политики, экономики или культурной жизни («вестернизация» или «американизация»); распространение новых информационных технологий («Интернет революция», а так же представление о том, что человечество стоит на пороге реализации единого общества, в котором основные источники социальных конфликтов исчезают.
Активно обсуждаемое в научной литературе понятие «современность» до известной степени противостоит понятию «глобализация» (разумеется, в концептуальном смысле), а в некоторых случаях является антиподом последнего[2].
Глобализация является продуктом ускорения социокультурной динамики в масштабе всего мира, что приводит к расположению географически, социально, культурно удаленных локальностей в единый пространственно временной континуум, в единое пространство причинно-следственных связей [3]. Глобализация стала формироваться именно в русле модернизации предшествующей эпохи, она, по мнению С. Гаврова, при определенных условиях сможет стать источником и ресурсом модернизации, инициируя кардинальные изменения жизненного мира. Это длительный исторический процесс, включающий в себя ряд определяющих элементов культурной и общечеловеческой эмансипации.
По мнению У. Бека и его последователей, если модернизация представляет собой векторное изменение социокультурной сферы, уменьшение локальной и возрастание универсальной составляющей, мегатренд от локализма к универсализму, то глобализация актуализирует универсальное и способствует деконструкции национального, локального [4].
Глобализация понимается в трех смыслах – во первых, как постоянно идущий исторический процесс расширения пространств взаимодействия между людьми, государствами и культурами; во-вторых, как всеобщая универсализация мира через усиление черт всеобщности и гомогенизация как постепенное движение к однородному политико-экономическому и культурному миру; в-третьих, как открытость национальных границ в сфере экономических взаимодействий.
Факт того, что традиционная западная цивилизация, и весь мир в процессе глобализации эволюционируют к качественно иному состоянию, признается многими исследователями. Оценивая состояние современного мира, обычно используют слово кризис. Среди бесчисленных ее проявлений можно выделить, прежде всего, две позиции, которые представляются главными.
Коллективная идентичность начинает выходить за рамки национальных границ, приобретает глобальные формы. Это повышает уровень свободы, переструктурирует национальные сообщества и культурные традиции. Формы социальной престижности, референтные модели поведения, нормы и ценности моделируются и транслируются в рамках складывающегося глобального информационного и культурного пространства. Появилась возможность отождествлять себя с глобальными транскультурными проявлениями социальной солидарности, которые в значительной мере замещают собой более ранние идентификации с мировыми религиями и нациями, национальными государствами.
Вектор исторической динамики переместился от институциализированных, вертикально интегрированных форм социальной солидарности к сетевым формам, общественным движениям, глобальным нормам, моделям поведения, ценностным системам.
Глобализация открывает новые возможности и появляются новые вызовы - как для внешнего позиционирования, так и для достижения целей внутреннего развития. Внешние вызовы хорошо заметны - это угрозы безопасности со стороны государственных и негосударственных субъектов, влияние мирового финансового кризиса на экономику, зависимость страны от состояния международных рынков энергоносителей – и именно они чаще всего становятся объектом дискуссий о «последствиях глобализации» [5].
На примере государств Латинской Америки Д. Коастворт утверждает, что многообразие моделей глобализации может привести к появлению экономического неравенства, которое уходит корнями в широкомасштабное или глубокое социальное, политическое, культурное неравенство в рамках национальных границ, и социальные группы или классы будут стремиться укрепить или отменить эти неравенства. Глобальные игроки в форме экономически развитых государств представляют конкретные исторические способы достижения современности и капитализма и выражают свои противоречивые перспективы и тенденции информирования гегемонов глобализации[6].
Специфический характер нового миропорядка, названного глобализацией, продолжает влиять на постепенную трансформацию политической власти и политической культуры в направлении их униформизации в различных регионах. Общий характер политической эволюции, основные механизмы которой сформировались после Второй мировой войны, остаются неизменными. Например, хорошо известно, что усиление роли государственного планирования стало одной из самых примечательных черт развития в этот исторический период[7]. Формирование нового государственного аппарата было неотделимо от роста бюрократических структур, равно как и новых манипулятивных технологий. Последние, в свою очередь, были тесно связаны с быстрым развитием СМИ и других средств политической коммуникации.
Самые смелые социальные теории поддерживают взгляд, что глобализация относится к фундаментальным изменениям в пространственных и временных контурах социального существования, согласно которым значение пространства или территории подвергаются движению в виде не менее драматического ускорения во временной структуре критических (решающих) форм человеческой деятельности[8]. Географическое расстояние обычно измеряется во времени. Как сокращается время, необходимое для связи между различными географическими точками, так расстояние или пространство претерпевает сжатие или «уничтожение».
Человеческий опыт пространства тесно связан с временной структурой той деятельности, с помощью которых мы воспринимаем пространство. Изменения в темпоральности человеческой деятельности неизбежно создают измененный опыт места или территории. Теоретики глобализации не согласны с тем, что можно выявить точные источники, обусловившие сдвиги в пространственных и временных контурах человеческой жизни. Тем не менее, они в целом согласны с тем, что изменения в опыте человечества пространства и времени могут подорвать значение местных и даже национальных границ во многих областях человеческой деятельности. Поскольку глобализация содержит далеко идущие последствия для практически каждого аспекта человеческой жизни, она обязательно предполагает необходимость переосмыслить ключевые вопросы нормативной политической теории.
Западная политическая теория традиционно предполагает существование территориально связанных сообществ, чьи границы, можно более или менее аккуратно отделены от других общин. Современный либеральный политический философ Джон Роулз продолжает говорить об ограниченных сообществах, чья основная структура состоит из «самодостаточных схем сотрудничества для всех основных целей человеческой жизни»[9].
На развитие теорий политических модернизаций большое влияние оказал процесс глобализации, учёт последствий которого способствовал трансформации представлений о роли национального и международного в развитии современных политий.
Хотя политические и правовые мыслители внесли существенный вклад в разработку оправданно нормативной модели отношений между государствами [10], они обычно опирались на четкое разграничение «внутренней» и «внешней» сфер государства. Кроме того исследователи часто утверждали, что внутренняя сфера представляет собой нормативно привилегированное место, так как основные нормативные идеалы и принципы (например, свободы или справедливости), скорее всего, успешно реализуются на внутренней арене, чем в отношениях между государствами. Более того, согласно одной из геополитических теорий, отношения между государствами являются принципиально беззаконными [11].
Поскольку достижение справедливости и демократии, например, предполагает эффективный политическую независимость, отсутствие суверенитета на глобальном уровне означает, что справедливость и демократия являются исчерпывающими и вероятно недостижимыми на данном уровне. По оценке политических реалистов в сфере международной политики, основные черты современной системы суверенных государств принижают достижения самых благородных нормативных целей западной политической мысли главным образом на внутренней арене [12].
По мнению Миршаймера, автора доктрины «агрессивного реализма», крупные державы соперничают между собой за региональное доминирование, а страны, которые от этой борьбы отказывающееся, автоматически является проигравшим. По его словам, конкуренция на международной арене – это трагедия, поскольку государства оказываются вовлеченными в конфликты не из дурных побуждений, а именно из стремления к миру. В отсутствие мирового правительства, которое могло бы контролировать соблюдение прав, участники международного процесса не могут доверять друг другу, и, как следствие, простое стремление к безопасности заставляет их искать способы контроля над собственным окружением и в конечном итоге ведет к борьбе за господство. Некоторые сторонники международного реализма отверг эту позицию [13].
Глобализация представляет собой серьезный вызов для каждого из этих традиционных предположений. Больше не самоочевидно, что нации-государства можно охарактеризовать как «самодостаточную схему сотрудничества для всех основных целей человеческой жизни» в контексте интенсивной детерриториализации, распространения и развитие социальных отношений, выходящих за пределы национальных границ. Идея ограниченного сообщества кажется подозрительной, учитывая недавние сдвиги в пространственно-временных контурах человеческой жизни [14]. Даже самые мощные и привилегированные политические объединения становятся теперь предметом все более детерриториализованной деятельности (например, глобальные финансовые рынки), над которыми они имеют ограниченный контроль, и которые оказываются встроенными в сети социальных отношений, сфера действия которых выходит за пределы национальных границ.
Конечно, как свидетельствует исторический опыт, социальные отношения превзошли существующее политическое разделение. Однако глобализация подразумевает глубокое количественное увеличение и усиление социальных отношений этого типа. Попытки предложить четкое разграничение «внутреннего» от «иностранного» имеет смысл на более ранних этапах истории, но это различие не согласуется с основной тенденцией развития во многих областях социальной деятельности [15]. Эмпирически, стирание внутренних иностранных границ кажется весьма неоднозначным явлением, поскольку оно может служить причиной распада более привлекательных атрибутов внутренней политической жизни [16]. В глобализирующемся мире отсутствие демократии или справедливости на международной арене обязательно глубоко влияет на стремление к справедливости и демократии внутри государства. Действительно, этот факт больше не может быть достигаемым: можно добиться достижения наших нормативных идеалов в конкретном государстве без обязательства достичь их на транснациональном уровне.
Например, требование, что вопросы социальной справедливости должны достигаться на международной арене означает, в лучшем случае, эмпирическую наивность взглядов о глобализации. В худшем случае, это требование является неискренним поскольку материальное существование тех, посчастливилось жить в богатых странах, неразрывно связано с материальным положением подавляющего большинства человечества, проживающих в бедных и слаборазвитых районах. По мнению Р. Фалька, рост материального неравенства, порожденного экономической глобализацией, связан с ростом внутреннего неравенства в богатых демократических странах[17]. Аналогичным образом, в контексте глобального потепления и разрушения озонового слоя, догматическая настойчивость ориентации на святость рисков национального суверенитета, означает «циничный фиговый листок» для прикрытия безответственной деятельности, воздействие которой распространяется далеко за границы этих стран.
Глобальное потепление и истощение озонового слоя взывают к амбициозным формам транснационального сотрудничества и регулирования. Отказ богатых демократий принять эту необходимость подразумевает их неспособность предвидеть негативные последствия процесса глобализации, при этом происходит конфликт интересов с существующей экологической обстановкой. На первый взгляд, кажется, что в основе этого конфликта находится умная политика ответственных государств, которые отказываются от строгого регулирования трансграничных экологических проблем. Однако их упрямство решать эти вопросы оказывается на практике близоруким: глобальное потепление и истощение озонового слоя будут влиять на детей американцев, которые сейчас покупают неэкономичные внедорожники или используют экологически небезопасные кондиционеры, а также на будущие поколения из Южной Африки или Афганистана [18].
Если мы признаем, что ухудшение состояния окружающей среды, вероятно, отрицательно сказывается на демократической политике (например, путем подрыва ее легитимности и стабильности), то следует признать: неспособность добиваться эффективных транснациональных мер в решении вопроса экологического регулирования потенциально подрывает демократию как внутри государства, так и за рубежом.
Глобализация приводит к созданию унифицированного современного мира. В частности, Г. Маркузе настаивал на тезисе, согласно которому западная социально-политическая система движется от традиционного плюрализма к формированию «одномерного общества» вследствие комбинации управляемого характера современной экономики и роста бюрократии на всех уровнях. Ведущая тенденция западной политической культуры состоит в ее «деполитизации», то есть в выкорчевывании политических и моральных вопросов из социальной жизни, являющемся результатом обладания техническими средствами, а также роста производительности и эффективности. «Инструментальный рассудок», возникающий как побочный продукт деполитизации, гарантируется влиянием СМИ на культурные традиции низших социальных классов, на региональные и национальные меньшинства, которые загоняются в прокрустово ложе «упакованной культуры» при помощи информационного обмана [19].
В последние годы философы и политические теоретики акцентировали внимание на решение проблем, касающихся нормативных последствий глобализирующегося мира. Оживленная дискуссия о возможности достижения справедливости на глобальном уровне теперь разворачивается между представители космополитизма и коммунитаризма. Космополитизм отрицает значимость национального государства в период глобализации, потому что универсальное мировое государство отображается как открытое политическое объединение, формируемое мировой гражданством. Результатом может быть аналитическое разделение политического и социального в теориях космополитизма [20].
Коммунитаристы не отрицают необходимости глобального неравенства, например, но они часто выражают скептицизм перед лицом космополитической тенденции защищать значительные правовые и политические реформы, необходимые для устранения неравенства на планете [21]. Это не значит, что коммунитаристы обязательно отрицают, что процесс глобализации является реальным, хотя некоторые из них считают, что ее влияние было грубо преувеличено [22]. Тем не менее, они сомневаются, что человечество достигло богатства или оно объединено чувством общей судьбы, что далеко идущие попытки добиться большей глобальной справедливости (например, значительное перераспределение от богатых к бедным) могут оказаться успешным.
Космополиты не только не считаются с универсальными и равноправными моральными аргументами, но они также обвиняют коммунитаристов в том, что они заслоняют угрозы глобализации для конкретных форм сообщества, этическое доминирование которых одобряют коммунитаристы.
Подобное интеллектуальное разделение характеризует продолжающуюся дискуссию о перспективах развития демократических институтов на глобальном уровне. В русле космополитизма Дэвид Хелд утверждает, что глобализация требует расширения либеральных демократических институтов (в том числе верховенства права и выборных представительных учреждений) на транснациональном уровне. Либеральная демократия, лежащая в основе национального государства, плохо оснащена для борьбы с пагубными побочными эффектами современной глобализации, такими, как истощение озонового слоя или растущего материального неравенства [23]. Кроме того, растущий массив транснациональных форм деятельности требует неразрывно связанных с этими формами транснациональных методов либерального демократического принятия решений. Согласно этой модели «местные» или «национальные» вопросы должны решаться только под эгидой существующих либеральных демократических институтов.
Но в тех районах, где детерриториализация и социальной взаимозависимость проникает через национальные границы, формируются особенно яркие, новые транснациональные учреждения (например, трансграничные референдумы), а также происходит резкое укрепление и дальнейшая демократизация существующих форм наднациональных органов. Препоны на пути глобализации как вестернизации выстраивают объединения государств, придерживающихся политики, которую условно можно обозначить как экономический регионализм. К таким объединениям относится, в частности, Европейское сообщество (ЕС). Внутри западных стран, являющихся своеобразным локомотивом в развитии глобализации, наметилась трещина, которая имеет тенденцию к разрастанию и подрыву единства Запада. Европейские страны все более осознают опасность тотальной глобализации, которая ассоциируется с американизмом, вестернизацией, макдональдизацией, то есть с пропагандой американских ценностей и американского образа жизни. Объективно-экономически для Европы все более очевидным становится тот факт, что в политике глобализации заинтересованы в основном США, так как, в конечном счете, глобализация призвана удовлетворить в первую очередь растущие аппетиты американской экономики.
Таким образом, многочисленные факты, современные явления и тенденции, указывают на сложный, противоречивый и неоднозначный характер происходящих в ведущих странах мира масштабных экономических, социальных, политических и культурных процессов. Анализ современных тенденций развития политических институтов в условиях глобализации, позволяет сделать вывод о формировании новой системы глобального управления.
