Основные принципы строения концептосферы городского сверхтекста
О.
С. ШуруповаБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Шурупова
О.
С. Основные принципы строения концептосферы городского сверхтекста // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2016. – Т. 15. – С.
1051–1055. – URL:
http://e-koncept.ru/2016/96127.htm.
Аннотация. В статье рассмотрены основные принципы построения концептосферы городского сверхтекста: принцип единства, бинарности и тернарности. Автор делает вывод о необходимости учитывать принцип построения концептосферы в процессе анализа того или иного сверхтекста.
Ключевые слова:
сверхтекстовая картина мира, концептосфера, городской сверхтекст, принцип единства, принцип бинарности, принцип тернарности.
Текст статьи
Шурупова Ольга Сергеевна,Кандидат филологических наук, научный сотрудникЛипецкого филиала ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ», Липецкshurupova2011@mail.ru
Основные принципы строения концептосферы городского сверхтекста
Аннотация. В статье рассмотрены основные принципы построения концептосферы городского сверхтекста: принцип единства, бинарности и тернарности. Автор делает вывод о необходимости учитывать принцип построения концептосферы в процессе анализа того или иного сверхтекста. Ключевые слова:городской сверхтекст, концептосфера, сверхтекстовая картина мира, принцип единства, принцип бинарности, принцип тернарности.
Одним из важнейших направлений современной антропоцентрической лингвистики становится исследование сверхтекстов, которое позволяет рассматривать факты языка в неразрывной связи с культурой его носителей и может способствовать процессу осознания современным человеком индивидуальности той нации, к которой он принадлежит, и неисчерпаемого богатства ее культуры. В текстах, которые составляютцелостный сверхтекст, по словам В.Н. Топорова, выделяется «ядро, которое представляет собой некую совокупность вариантов, сводящихся в принципе к единому источнику» [1]. В современной лингвистике наблюдаются различные подходы кизучению сверхтекстов. Бесспорным остается лишь тот факт, что сверхтексты, в особенности городские, то есть связанные с изображением того или иного города, являются важнейшей составляющей любой культуры. До сих пор не достигнутоединоемнениеотносительно главных признаков сверхтекста и не выработаноокончательное, исчерпывающееопределениеэтого культурноязыкового феномена. В целом,существующие в науке определения сверхтекста делятсяна две основные группы. А.В. БобраковТимошкин, Н.Е. Меднис, В.И. Тюпа утверждают, что развитие сверхтекста в большей степени определяется его внутренней логикой, чем волей авторов. Для посвященных феномену сверхтекста работ Н.В. Данилевской, Н.А. Купиной, Г.В. Битенской, А.Г. Лошакова характерно широкое понимание сущности сверхтекста, при котором не учитывается культуроцентричность данного феномена. Эти исследователи,подчеркиваязависимость формирования сверхтекста от полагаемого автором вектора, относят к сверхтекстам не только системы текстов, характеризующиеся единой модальной установкой, смысловой и языковой цельностью, но и системытекстов, созданных одним автором на протяжении его жизни, а также в определенный период творчества или на определенную тему. Считать сверхтекстом, по нашему мнению, следуетсистему текстов, которые созданы различными авторами и общность которых основана не столько на замысле их создателей, сколько на существовании единого культурного кода, обнаруживающего сходство смифом, присутствующим в сознании большинства носителей языка и культуры и так или иначе проявляющимся в их текстах. В основе сверхтекста лежит единая модель мира, единая мифотектоника, характерная для всех его составляющих, то есть некий мифологический субстрат, культурный код, схема, согласно которой во всех составляющих сверхтекста изображается тот или иной интенциональный объект.Наряду с жанровой, функциональностилевой, индивидуальноавторской, тематической парадигмами, в которые могут вступать тексты, по нашему мнению, следует выделить мифотектоническую парадигму, то есть объединения текстов, обнаруживающих общий мифологический код, как правило, связанный с тем или иным внетекстовым объектом. Подобные отношения могут возникать между текстами разных жанров, созданных различными авторами (например, «петербургские» повести Н. В. Гоголя, романы Ф. М. Достоевскогои поэма А.А. Блока «Двенадцать»имеют сходную мифотектонику). Таким образом,сверхтекстпредставляет собой«открытуюсистемутекстов, которые образуют единую мифотектоническую парадигму, характеризуются сходной модальной установкой и в концептосферах каждого из которых проявляется общая сверхтекстовая картина мира» [2].Именно общая для всех единиц данной системы сверхтекстовая картина мира делает сверхтекстсамодостаточным. В современной лингвистикесуществуют различные точки зрения на критерии выделения сверхтекста. Несомненно, важнейшим из них является наличие у каждого сверхтекста своего образно и тематически обозначенного центра, некоего «внетекстового фундамента», имеющего отношение к культуре, составной частью которой становится cверхтекст. Кроме того,можно отметитьналичие относительно стабильного круга наиболее репрезентативных для данного сверхтекста текстов;семантическую связность; кроссжанровость, смысловую цельность, общность языковой организации; открытость, подразумевающую одновременно устойчивость и подвижность границ сверхтекста; синхроничность.Городские сверхтексты составляют большую часть локальных сверхтекстов, и их исследование необходимо не столько для постижения того, какой интерпретации в рамках данной культуры подвергается тот или иной город, сколько для понимания закономерностей самой культуры.В пределах городского сверхтекста создается модель города или иного населенного пункта, которая может иметь мало общего со своим реальным прототипом. Так, А.М. Буровский подчеркивает отличие реального СанктПетербурга от того призрачного города, образ которого создается в Петербургском тексте [3]. Однако в ряде текстов, созданных различными авторами в разное время, вновь и вновь воспроизводится та же модель (возможно, с некоторыми дополнениями). В процессе анализа образа города, отразившегося в данном сверхтексте, необходимо выявлениеего мифологемы, то есть мифологических кодов данного города, лежащей в основе сверхтекста.
Хотя каждый городской сверхтекст уникален, можно выделить несколько основных типов города, которые фигурируют в подобных сверхтекстовых системах. Так, Ю.М. Лотман выделяет города концентрическогоиэксцентрическоготипов [4]. В.Н. Топоров, исходя из мифопоэтических и аксиологических предпосылок, выделяет тексты «городадевы» и «городаблудницы». В основу типологии городов легла, кроме того, оппозиция мужского и женского начал. Особая классификация городов предлагается в работах Л.С. Прохоровой и Л.В. Воробьевой, М.Г. Водневой. Разумеется, в процессе анализа того или иного городского текста необходимо учитывать данные типологии городов, поскольку основные особенности каждого сверхтекста связаны с внетекстовым объектом, образ которого находится в центре сверхтекста.На основе анализа ряда городских сверхтекстов можно существенно дополнить типологии сверхтекстов, предложенные Н.Е. Меднис и А.Г. Лошаковым. Помимо того, что сверхтексты можно подразделить на индивидуальноавторские (например, Лондонский текст Е.И. Замятина) и коллективноавторские (Петербургский текст русской литературы) собранные (сверхтексты чаще всего индивидуальноавторские, прекратившие свое развитие) и несобранные; актуальные, актуализированные и потенциальные; тематические (событийные, локальные (среди них отдельную группу составляют городские), именные / персональные); однотипно и неоднотипно структурированные, следует учитывать основной принцип, лежащий в основе построения концептосферы данного сверхтекста. По словам В.Е. Чернявской, «точность и адекватность любой типологии достигается благодаря множеству принимаемых во внимание характеристик и признаков текста» [5]. Исследователь утверждает, что на современном этапе развития науки о языке необходимо признание «существования неких когнитивных систем и процедур, приводящих к созданию в речи высказываний по определенным моделям… Осуществлен переход к точке зрения на типологию текста в ее процессуальности» [6]. В соответствии с этим, представляется возможным выделить типы сверхтекста в зависимости от особенностей его порождения и построения. Каждый тип сверхтекста строится по определенной исторически сложившейся продуктивной модели, которая отвечает его модальной установке и оказывает влияние на его структурные особенности. Таким образом, сверхтексты можно подразделить на три группы: те, что строятся на основе принципа бинарности (Петербургский текст русской литературы), тернарности (Венецианский текст русской литературы), единства (Московский текст русской литературы).Перечисляя основные признаки городского сверхтекста, составляющие которого объединены вокруг мифологемы, связанной с тем или иным крупным городом, сыгравшим немаловажную роль в жизни народа, Н.В. Гришанин отмечает, что «модель городского пространства должна обладать… бинарностью» [7], то есть в ее структуре должны присутствовать элементы, находящиеся друг с другом в отношениях оппозиции. Так, смыслообразующей для большинства городских сверхтекстов становится оппозиция природакультура, получающая языковое воплощение в ряде значимых для понимания сверхтекстового единства концептов. Например, в пределах Петербургского текста русской литературы, действительно, создается двойственное пространство, в котором природа противостоит культуре. Можно предполагать, что концепты природакультура, как правило, вступающие друг с другом в отношения бинарной оппозиции, играют немаловажную роль в смысловой организации любого городского и локального сверхтекста. Кроме того, исследование Петербургского и Московского текстов русской литературы показывает, что в околоядерной зоне их концептосфер могут находиться такие концепты, как светтьма,сонявь, жизньсмерть, радостьтоска, мужчинаженщина, как правило, вступающие друг с другом в отношения бинарной оппозиции[]. Нельзя, однако, признать, что бинарностью характеризуется смысловое пространство всех сверхтекстов. Так, концептосфера Венецианского текста русской литературы, по нашим наблюдениям, во многом строится согласно принципу тернарности, в основу которого, по мнению Ю.М. Лотмана, положена «двойственность…, которая снимается высшим единством, образуя в целом образ тройственности как высшей полноты» [8]. Многие околоядерные концепты Венецианского текста вступают друг с другом в отношения, при которых два концепта противостоят друг другу, а третий представляет собой своего рода промежуточное звено между ними: светлунатьма, сонявьвдруг, сонявькарнавали т.д. Ю.М. Лотман пишет, что принцип ернарноси «в структурном отношении универсален и прослеживается на всех уровнях и этапах культуры» [8], значит, в той или иной мере он характерен для всех городских сверхтекстов, каждый из которых является немаловажной частью культуры. Однако если организация некоторых сверхтекстов подчиняется ему в большей степени, для других определяющим остается принцип бинарности. В структуру городского сверхтекста может быть положен и принцип единства. По словам Ю.М. Лотмана, «антитезой двойственности может являться также и абсолютизация единства. Тогда сущностью прогресса будет объявлено некое снятие в гегелевской терминологии исходной двойственности идеальным единством» [8]. Так, в околоядерную зону концептосферы Московскоготекста входят концепты, как правило, не состоящие между собой в отношениях оппозиции, а взаимодополняющие друг друга: природа, культура, свет,счастьеи т.д.Тем не менее, хотя концептосферы городских сверхтекстов могут строиться согласно разным принципам, их околоядерные зоны, с нашей точки зрения, составляют сходные концепты. Поэтому в ходе анализа околоядерной зоны любого городского сверхтекста необходимо выявить, получают ли данные концепты языковую репрезентацию в составляющих этих сверхтекстов и в какие отношения они вступают друг с другом. Так, все околоядерные концепты Петербургского текста русской литературы, по нашим наблюдениям, вступают в отношения бинарной оппозиции; что касается Московского текста, то лишь некоторые его концепты склонны к подобным отношениям (например, радостьтоска). Тем не менее, можно утверждать, что концептосферы большинства городских сверхтекстов строятся либо на основе принципа бинарной оппозиции, либо с учетом данного принципа. Разумеется, каждый сверхтекст представляет собой уникальное культурноязыковое явление, поэтому в околоядерную зону его концептосферы могут входить, помимо концептов, общих для большинства подобных сверхтекстовых единств, и другие концепты, характерные для конкретного сверхтекста. Однако, большинство околоядерных концептов, по нашему мнению, будет сходным для ряда сверхтекстов, созданных в пределах одной культуры. Однако и принцип бинарности может варьироваться в различных сверхтекстах. Так, если Провинциальный текст русской литературы построен по принципу бинарности, антитезы, в нем создается словно бы два образа города затхлый и богатый, маленький и достаточно крупный, что связано с разнообразием русских городов, то в основе Венецианского текстарусской литературы лежит не только принцип бинарной оппозиции, антитезы, но и принцип оксюморона (не случайно оксюмороны («сладостная тоска», «горючий восторг», «праздничная смерть» и т.д.) можно часто встретить в составляющих этого сверхтекста, а одна из его единиц произведение А.П. ТерАбрамянца носитназваниеоксюморон «Сладкий ядВенеции»). Те характеристики, которые, казалось бы, не могут сочетаться друг с другом, обнаруживаются в пределах сверхтекста, объединенного образом города, и даже в его отдельных составляющих. Так, противоречивый город, в котором переплелось несопоставимое, появляется уже в стихотворении П.А. Вяземского «Венеция»: «Нищеты, великолепья / Изумительная смесь; / Злато, мрамор и отрепья: / Падшей славы скорбь и спесь!». Модель концептосферы Венецианского текста отечественной литературы отражает, как сближаются в пределах этого сверхтекста члены концептных оппозиций природакультура, водакамень, светтьма, сонявь, радостьтоска, жизньсмерть. Подобное явление можно наблюдать и в Петербургском тексте русской литературы, в пространстве которого положительно оцениваемые в стандартной русской языковой картине мира концепты (природа, вода, свет, явь, жизньи т.д.) реализуют не характерные им негативные признаки, в то время как отрицательные члены оппозиций иногда сопровождаются положительной оценкой (например, концепт камень) [9]. Мифотектоника Венецианского текста русской литературы включает мифологему городарая, где всякому человеку комфортно, и представляет собой своеобразный синтез мифов об эксцентрическом и концентрическом городе.В его основе лежит не только принцип бинарности, как в большинстве городских сверхтекстов, но и принцип тернарности. Так, согласно принципу тернарности строятся отношения концептов Венецианского текста сонявькарнавали жизньсмертькарнавал. Понятийная сторона концепта карнавалвключает признаки «весенний праздник», уличные шествия», «маскарад», «танцы», «игры», «народное гуляние» [10]. Предметнообразная сторона данного концепта включает образ веселящейся толпы в масках, ценностная связана с положительным отношением к карнавалу как времени веселья и наступления весны. В пределах Венецианского текста русской литературы данный концепт получает двоякую интерпретацию. С одной стороны, это привычное, ежегодное, успевшее утратить свою былую таинственность событие, стать свидетелями и участниками которого стекаются сотни туристов: «Мечта о венецианском карнавалесбылась… в считанные минуты: я просто заглянула… в рекламный проспект» (Рубина. Снег в Венеции). С другой стороны, это время, когда особенно зыбкой становится грань между сном и явью: «…Возникает странный перевертыш восприятия: как раз туристы… производят диковатое впечатление посланцев» (Рубина. Снег в Венеции). Во время карнавала город погружается в сон под утро, когда в обычной жизни люди просыпаются: «В тишине спящегогорода, в рассветной мглелагуны перекликались только гондольеры, торопящиеся выпить чашку кофе в ближайшем заведении» (Рубина. Снег в Венеции). Кроме того, карнавал связан со смертью, с умиранием личности человека, скрывшегося под маской: «Это в былые времена романтика карнавалачегото стоила… Безликая «ларва» на лицо вот она, твоя личная смертельная игра, твой образ небытия, твои призраки…»(Рубина. Снег в Венеции); «И анонимный плащ,… и анонимная маска прекрасно были приспособленыдля карнавалапраздника пряток, праздника исчезновения… Как меня уже нет!..»(Рубина. Высокая вода венецианцев). Во время карнавала смерть вторгается в город в образе «черного ангела», которого со страхом замечают участники праздника: «Черный ангел, посланец строгий, напоминающий: да, карнавал отменяет все ваши обязательства, все условности, все грехи… Веселитесь, братцы… Но ято здесь, и я вижу…» (Рубина. Снег в Венеции).Городской сверхтекст представляет собой сложную семиотическую систему, и его концептосфера отличается сложностью, многослойностью. Неизбежным в процессе ее исследования будет обращение к анализу не только ядерного и околоядерных концептов, но и ряда концептов периферийной зоны.Для постижения особенностей сверхтекстовой картины мира типичного городского текста, по нашим наблюдениям, необходим анализ концептов, входящих в следующие тематические группы: время (день, утро, ночь, вечер, лето, осень, зима, весна); явления природы (дождь, туман, снег, ветер, река, дерево, птицаи т.д.), а также связанные со сферой природы концепты свети тьма; внешнее пространство (дом, сад, улица, площадь, памятник, церковь, кабаки т.д.); внутреннее пространство (лестница, комната, стол, кроватьи т.д.); эмоциональная сфера (радость, тоска, счастьеи т.д.);цвета (красный, зеленый, синий, желтыйи т.д.); звуки (грохот, звон, музыка, пениеи т.д.); запах (запах, аромат, пахнуть); вкус (чай, шашлык); человек (суперконцепты мужчина, женщина; а также концепты чиновник, ростовщик, девушка, студент, старуха и т.д.).Отношения между данными концептами, образующими целостную концептосферу городского сверхтекста, как правило, строятся согласно выделенным нами принципам.Различные городские сверхтексты, образованные как в пределах одной культуры, так и в рамках разных культур и языков, разумеется, могут обнаруживать различные черты, однако, в целом, явление сверхтекста характерно для большинства европейских культур и языков, поэтому может быть разработана единая методология исследования городских сверхтекстов.
Таким образом, ключевым этапоманализа концептосферы любого городского сверхтекста и построения ее обобщенной схемы, в дальнейшем обеспечивающеговыявление особенностей сверхтекстовой картины мира, должно стать определение принципа или принципов, согласно которым строится данная концептосфера.От того, зиждется ли сверхтекст на принципе единства, бинарности или тернарности, антитезы или оксюморона, во многом зависит характерная для него сверхтекстовая картина мира.
Ссылкинаисточники1.Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издат. группа «Прогресс» «Культура», 1995. 624 с. С. 279.2.Шурупова О.С. Культурноязыковой феномен городского сверхтекста// Филологические знания на современном этапе: сборник статей. Курганский государственный университет, отв. ред. И.А. Шушарина. Курган, 2015. С. 168173. С. 168.3.Буровский А.М. Величие и проклятие Петербурга. М.: Яуза: Эксмо, 2009. 352 с. 4.Лотман Ю.М.Символика Петербурга и проблема семиотики города // Избранные статьи в трех томах. Т. II. Таллинн: Александра, 1992. С. 922.5.Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: Учеб. пособие. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 248 с.C. 71.6.Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: Учеб. пособие. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 248 с.C. 72.7.Гришанин Н.В. Текст, символ, миф в семиотическом анализе городской культуры: автореф. …дис. канд. культурологии. СПб.: Издво Спб. гос. унта культуры и искусств, 2007. 23 с.C. 19.8.Лотман Ю.М. Непредсказуемые механизмы культуры / Подготовка текста Т.Д. Кузовкиной при участии О.И. Утгоф. Таллинн: TLU Press, 2010. 232 c.C. 60.9.Шурупова О.С. Лингвистика сверхтекста: Петербургский и Московский тексты русской литературы. Воронеж: ВГПУ, 2012. 320 с.10.Словарь русского языка: В 4х т. / АН СССР, Инт рус. яз.; Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 2. М.: Русскийязык, 1986. 736 с. С. 34.
Основные принципы строения концептосферы городского сверхтекста
Аннотация. В статье рассмотрены основные принципы построения концептосферы городского сверхтекста: принцип единства, бинарности и тернарности. Автор делает вывод о необходимости учитывать принцип построения концептосферы в процессе анализа того или иного сверхтекста. Ключевые слова:городской сверхтекст, концептосфера, сверхтекстовая картина мира, принцип единства, принцип бинарности, принцип тернарности.
Одним из важнейших направлений современной антропоцентрической лингвистики становится исследование сверхтекстов, которое позволяет рассматривать факты языка в неразрывной связи с культурой его носителей и может способствовать процессу осознания современным человеком индивидуальности той нации, к которой он принадлежит, и неисчерпаемого богатства ее культуры. В текстах, которые составляютцелостный сверхтекст, по словам В.Н. Топорова, выделяется «ядро, которое представляет собой некую совокупность вариантов, сводящихся в принципе к единому источнику» [1]. В современной лингвистике наблюдаются различные подходы кизучению сверхтекстов. Бесспорным остается лишь тот факт, что сверхтексты, в особенности городские, то есть связанные с изображением того или иного города, являются важнейшей составляющей любой культуры. До сих пор не достигнутоединоемнениеотносительно главных признаков сверхтекста и не выработаноокончательное, исчерпывающееопределениеэтого культурноязыкового феномена. В целом,существующие в науке определения сверхтекста делятсяна две основные группы. А.В. БобраковТимошкин, Н.Е. Меднис, В.И. Тюпа утверждают, что развитие сверхтекста в большей степени определяется его внутренней логикой, чем волей авторов. Для посвященных феномену сверхтекста работ Н.В. Данилевской, Н.А. Купиной, Г.В. Битенской, А.Г. Лошакова характерно широкое понимание сущности сверхтекста, при котором не учитывается культуроцентричность данного феномена. Эти исследователи,подчеркиваязависимость формирования сверхтекста от полагаемого автором вектора, относят к сверхтекстам не только системы текстов, характеризующиеся единой модальной установкой, смысловой и языковой цельностью, но и системытекстов, созданных одним автором на протяжении его жизни, а также в определенный период творчества или на определенную тему. Считать сверхтекстом, по нашему мнению, следуетсистему текстов, которые созданы различными авторами и общность которых основана не столько на замысле их создателей, сколько на существовании единого культурного кода, обнаруживающего сходство смифом, присутствующим в сознании большинства носителей языка и культуры и так или иначе проявляющимся в их текстах. В основе сверхтекста лежит единая модель мира, единая мифотектоника, характерная для всех его составляющих, то есть некий мифологический субстрат, культурный код, схема, согласно которой во всех составляющих сверхтекста изображается тот или иной интенциональный объект.Наряду с жанровой, функциональностилевой, индивидуальноавторской, тематической парадигмами, в которые могут вступать тексты, по нашему мнению, следует выделить мифотектоническую парадигму, то есть объединения текстов, обнаруживающих общий мифологический код, как правило, связанный с тем или иным внетекстовым объектом. Подобные отношения могут возникать между текстами разных жанров, созданных различными авторами (например, «петербургские» повести Н. В. Гоголя, романы Ф. М. Достоевскогои поэма А.А. Блока «Двенадцать»имеют сходную мифотектонику). Таким образом,сверхтекстпредставляет собой«открытуюсистемутекстов, которые образуют единую мифотектоническую парадигму, характеризуются сходной модальной установкой и в концептосферах каждого из которых проявляется общая сверхтекстовая картина мира» [2].Именно общая для всех единиц данной системы сверхтекстовая картина мира делает сверхтекстсамодостаточным. В современной лингвистикесуществуют различные точки зрения на критерии выделения сверхтекста. Несомненно, важнейшим из них является наличие у каждого сверхтекста своего образно и тематически обозначенного центра, некоего «внетекстового фундамента», имеющего отношение к культуре, составной частью которой становится cверхтекст. Кроме того,можно отметитьналичие относительно стабильного круга наиболее репрезентативных для данного сверхтекста текстов;семантическую связность; кроссжанровость, смысловую цельность, общность языковой организации; открытость, подразумевающую одновременно устойчивость и подвижность границ сверхтекста; синхроничность.Городские сверхтексты составляют большую часть локальных сверхтекстов, и их исследование необходимо не столько для постижения того, какой интерпретации в рамках данной культуры подвергается тот или иной город, сколько для понимания закономерностей самой культуры.В пределах городского сверхтекста создается модель города или иного населенного пункта, которая может иметь мало общего со своим реальным прототипом. Так, А.М. Буровский подчеркивает отличие реального СанктПетербурга от того призрачного города, образ которого создается в Петербургском тексте [3]. Однако в ряде текстов, созданных различными авторами в разное время, вновь и вновь воспроизводится та же модель (возможно, с некоторыми дополнениями). В процессе анализа образа города, отразившегося в данном сверхтексте, необходимо выявлениеего мифологемы, то есть мифологических кодов данного города, лежащей в основе сверхтекста.
Хотя каждый городской сверхтекст уникален, можно выделить несколько основных типов города, которые фигурируют в подобных сверхтекстовых системах. Так, Ю.М. Лотман выделяет города концентрическогоиэксцентрическоготипов [4]. В.Н. Топоров, исходя из мифопоэтических и аксиологических предпосылок, выделяет тексты «городадевы» и «городаблудницы». В основу типологии городов легла, кроме того, оппозиция мужского и женского начал. Особая классификация городов предлагается в работах Л.С. Прохоровой и Л.В. Воробьевой, М.Г. Водневой. Разумеется, в процессе анализа того или иного городского текста необходимо учитывать данные типологии городов, поскольку основные особенности каждого сверхтекста связаны с внетекстовым объектом, образ которого находится в центре сверхтекста.На основе анализа ряда городских сверхтекстов можно существенно дополнить типологии сверхтекстов, предложенные Н.Е. Меднис и А.Г. Лошаковым. Помимо того, что сверхтексты можно подразделить на индивидуальноавторские (например, Лондонский текст Е.И. Замятина) и коллективноавторские (Петербургский текст русской литературы) собранные (сверхтексты чаще всего индивидуальноавторские, прекратившие свое развитие) и несобранные; актуальные, актуализированные и потенциальные; тематические (событийные, локальные (среди них отдельную группу составляют городские), именные / персональные); однотипно и неоднотипно структурированные, следует учитывать основной принцип, лежащий в основе построения концептосферы данного сверхтекста. По словам В.Е. Чернявской, «точность и адекватность любой типологии достигается благодаря множеству принимаемых во внимание характеристик и признаков текста» [5]. Исследователь утверждает, что на современном этапе развития науки о языке необходимо признание «существования неких когнитивных систем и процедур, приводящих к созданию в речи высказываний по определенным моделям… Осуществлен переход к точке зрения на типологию текста в ее процессуальности» [6]. В соответствии с этим, представляется возможным выделить типы сверхтекста в зависимости от особенностей его порождения и построения. Каждый тип сверхтекста строится по определенной исторически сложившейся продуктивной модели, которая отвечает его модальной установке и оказывает влияние на его структурные особенности. Таким образом, сверхтексты можно подразделить на три группы: те, что строятся на основе принципа бинарности (Петербургский текст русской литературы), тернарности (Венецианский текст русской литературы), единства (Московский текст русской литературы).Перечисляя основные признаки городского сверхтекста, составляющие которого объединены вокруг мифологемы, связанной с тем или иным крупным городом, сыгравшим немаловажную роль в жизни народа, Н.В. Гришанин отмечает, что «модель городского пространства должна обладать… бинарностью» [7], то есть в ее структуре должны присутствовать элементы, находящиеся друг с другом в отношениях оппозиции. Так, смыслообразующей для большинства городских сверхтекстов становится оппозиция природакультура, получающая языковое воплощение в ряде значимых для понимания сверхтекстового единства концептов. Например, в пределах Петербургского текста русской литературы, действительно, создается двойственное пространство, в котором природа противостоит культуре. Можно предполагать, что концепты природакультура, как правило, вступающие друг с другом в отношения бинарной оппозиции, играют немаловажную роль в смысловой организации любого городского и локального сверхтекста. Кроме того, исследование Петербургского и Московского текстов русской литературы показывает, что в околоядерной зоне их концептосфер могут находиться такие концепты, как светтьма,сонявь, жизньсмерть, радостьтоска, мужчинаженщина, как правило, вступающие друг с другом в отношения бинарной оппозиции[]. Нельзя, однако, признать, что бинарностью характеризуется смысловое пространство всех сверхтекстов. Так, концептосфера Венецианского текста русской литературы, по нашим наблюдениям, во многом строится согласно принципу тернарности, в основу которого, по мнению Ю.М. Лотмана, положена «двойственность…, которая снимается высшим единством, образуя в целом образ тройственности как высшей полноты» [8]. Многие околоядерные концепты Венецианского текста вступают друг с другом в отношения, при которых два концепта противостоят друг другу, а третий представляет собой своего рода промежуточное звено между ними: светлунатьма, сонявьвдруг, сонявькарнавали т.д. Ю.М. Лотман пишет, что принцип ернарноси «в структурном отношении универсален и прослеживается на всех уровнях и этапах культуры» [8], значит, в той или иной мере он характерен для всех городских сверхтекстов, каждый из которых является немаловажной частью культуры. Однако если организация некоторых сверхтекстов подчиняется ему в большей степени, для других определяющим остается принцип бинарности. В структуру городского сверхтекста может быть положен и принцип единства. По словам Ю.М. Лотмана, «антитезой двойственности может являться также и абсолютизация единства. Тогда сущностью прогресса будет объявлено некое снятие в гегелевской терминологии исходной двойственности идеальным единством» [8]. Так, в околоядерную зону концептосферы Московскоготекста входят концепты, как правило, не состоящие между собой в отношениях оппозиции, а взаимодополняющие друг друга: природа, культура, свет,счастьеи т.д.Тем не менее, хотя концептосферы городских сверхтекстов могут строиться согласно разным принципам, их околоядерные зоны, с нашей точки зрения, составляют сходные концепты. Поэтому в ходе анализа околоядерной зоны любого городского сверхтекста необходимо выявить, получают ли данные концепты языковую репрезентацию в составляющих этих сверхтекстов и в какие отношения они вступают друг с другом. Так, все околоядерные концепты Петербургского текста русской литературы, по нашим наблюдениям, вступают в отношения бинарной оппозиции; что касается Московского текста, то лишь некоторые его концепты склонны к подобным отношениям (например, радостьтоска). Тем не менее, можно утверждать, что концептосферы большинства городских сверхтекстов строятся либо на основе принципа бинарной оппозиции, либо с учетом данного принципа. Разумеется, каждый сверхтекст представляет собой уникальное культурноязыковое явление, поэтому в околоядерную зону его концептосферы могут входить, помимо концептов, общих для большинства подобных сверхтекстовых единств, и другие концепты, характерные для конкретного сверхтекста. Однако, большинство околоядерных концептов, по нашему мнению, будет сходным для ряда сверхтекстов, созданных в пределах одной культуры. Однако и принцип бинарности может варьироваться в различных сверхтекстах. Так, если Провинциальный текст русской литературы построен по принципу бинарности, антитезы, в нем создается словно бы два образа города затхлый и богатый, маленький и достаточно крупный, что связано с разнообразием русских городов, то в основе Венецианского текстарусской литературы лежит не только принцип бинарной оппозиции, антитезы, но и принцип оксюморона (не случайно оксюмороны («сладостная тоска», «горючий восторг», «праздничная смерть» и т.д.) можно часто встретить в составляющих этого сверхтекста, а одна из его единиц произведение А.П. ТерАбрамянца носитназваниеоксюморон «Сладкий ядВенеции»). Те характеристики, которые, казалось бы, не могут сочетаться друг с другом, обнаруживаются в пределах сверхтекста, объединенного образом города, и даже в его отдельных составляющих. Так, противоречивый город, в котором переплелось несопоставимое, появляется уже в стихотворении П.А. Вяземского «Венеция»: «Нищеты, великолепья / Изумительная смесь; / Злато, мрамор и отрепья: / Падшей славы скорбь и спесь!». Модель концептосферы Венецианского текста отечественной литературы отражает, как сближаются в пределах этого сверхтекста члены концептных оппозиций природакультура, водакамень, светтьма, сонявь, радостьтоска, жизньсмерть. Подобное явление можно наблюдать и в Петербургском тексте русской литературы, в пространстве которого положительно оцениваемые в стандартной русской языковой картине мира концепты (природа, вода, свет, явь, жизньи т.д.) реализуют не характерные им негативные признаки, в то время как отрицательные члены оппозиций иногда сопровождаются положительной оценкой (например, концепт камень) [9]. Мифотектоника Венецианского текста русской литературы включает мифологему городарая, где всякому человеку комфортно, и представляет собой своеобразный синтез мифов об эксцентрическом и концентрическом городе.В его основе лежит не только принцип бинарности, как в большинстве городских сверхтекстов, но и принцип тернарности. Так, согласно принципу тернарности строятся отношения концептов Венецианского текста сонявькарнавали жизньсмертькарнавал. Понятийная сторона концепта карнавалвключает признаки «весенний праздник», уличные шествия», «маскарад», «танцы», «игры», «народное гуляние» [10]. Предметнообразная сторона данного концепта включает образ веселящейся толпы в масках, ценностная связана с положительным отношением к карнавалу как времени веселья и наступления весны. В пределах Венецианского текста русской литературы данный концепт получает двоякую интерпретацию. С одной стороны, это привычное, ежегодное, успевшее утратить свою былую таинственность событие, стать свидетелями и участниками которого стекаются сотни туристов: «Мечта о венецианском карнавалесбылась… в считанные минуты: я просто заглянула… в рекламный проспект» (Рубина. Снег в Венеции). С другой стороны, это время, когда особенно зыбкой становится грань между сном и явью: «…Возникает странный перевертыш восприятия: как раз туристы… производят диковатое впечатление посланцев» (Рубина. Снег в Венеции). Во время карнавала город погружается в сон под утро, когда в обычной жизни люди просыпаются: «В тишине спящегогорода, в рассветной мглелагуны перекликались только гондольеры, торопящиеся выпить чашку кофе в ближайшем заведении» (Рубина. Снег в Венеции). Кроме того, карнавал связан со смертью, с умиранием личности человека, скрывшегося под маской: «Это в былые времена романтика карнавалачегото стоила… Безликая «ларва» на лицо вот она, твоя личная смертельная игра, твой образ небытия, твои призраки…»(Рубина. Снег в Венеции); «И анонимный плащ,… и анонимная маска прекрасно были приспособленыдля карнавалапраздника пряток, праздника исчезновения… Как меня уже нет!..»(Рубина. Высокая вода венецианцев). Во время карнавала смерть вторгается в город в образе «черного ангела», которого со страхом замечают участники праздника: «Черный ангел, посланец строгий, напоминающий: да, карнавал отменяет все ваши обязательства, все условности, все грехи… Веселитесь, братцы… Но ято здесь, и я вижу…» (Рубина. Снег в Венеции).Городской сверхтекст представляет собой сложную семиотическую систему, и его концептосфера отличается сложностью, многослойностью. Неизбежным в процессе ее исследования будет обращение к анализу не только ядерного и околоядерных концептов, но и ряда концептов периферийной зоны.Для постижения особенностей сверхтекстовой картины мира типичного городского текста, по нашим наблюдениям, необходим анализ концептов, входящих в следующие тематические группы: время (день, утро, ночь, вечер, лето, осень, зима, весна); явления природы (дождь, туман, снег, ветер, река, дерево, птицаи т.д.), а также связанные со сферой природы концепты свети тьма; внешнее пространство (дом, сад, улица, площадь, памятник, церковь, кабаки т.д.); внутреннее пространство (лестница, комната, стол, кроватьи т.д.); эмоциональная сфера (радость, тоска, счастьеи т.д.);цвета (красный, зеленый, синий, желтыйи т.д.); звуки (грохот, звон, музыка, пениеи т.д.); запах (запах, аромат, пахнуть); вкус (чай, шашлык); человек (суперконцепты мужчина, женщина; а также концепты чиновник, ростовщик, девушка, студент, старуха и т.д.).Отношения между данными концептами, образующими целостную концептосферу городского сверхтекста, как правило, строятся согласно выделенным нами принципам.Различные городские сверхтексты, образованные как в пределах одной культуры, так и в рамках разных культур и языков, разумеется, могут обнаруживать различные черты, однако, в целом, явление сверхтекста характерно для большинства европейских культур и языков, поэтому может быть разработана единая методология исследования городских сверхтекстов.
Таким образом, ключевым этапоманализа концептосферы любого городского сверхтекста и построения ее обобщенной схемы, в дальнейшем обеспечивающеговыявление особенностей сверхтекстовой картины мира, должно стать определение принципа или принципов, согласно которым строится данная концептосфера.От того, зиждется ли сверхтекст на принципе единства, бинарности или тернарности, антитезы или оксюморона, во многом зависит характерная для него сверхтекстовая картина мира.
Ссылкинаисточники1.Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издат. группа «Прогресс» «Культура», 1995. 624 с. С. 279.2.Шурупова О.С. Культурноязыковой феномен городского сверхтекста// Филологические знания на современном этапе: сборник статей. Курганский государственный университет, отв. ред. И.А. Шушарина. Курган, 2015. С. 168173. С. 168.3.Буровский А.М. Величие и проклятие Петербурга. М.: Яуза: Эксмо, 2009. 352 с. 4.Лотман Ю.М.Символика Петербурга и проблема семиотики города // Избранные статьи в трех томах. Т. II. Таллинн: Александра, 1992. С. 922.5.Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: Учеб. пособие. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 248 с.C. 71.6.Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: Учеб. пособие. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 248 с.C. 72.7.Гришанин Н.В. Текст, символ, миф в семиотическом анализе городской культуры: автореф. …дис. канд. культурологии. СПб.: Издво Спб. гос. унта культуры и искусств, 2007. 23 с.C. 19.8.Лотман Ю.М. Непредсказуемые механизмы культуры / Подготовка текста Т.Д. Кузовкиной при участии О.И. Утгоф. Таллинн: TLU Press, 2010. 232 c.C. 60.9.Шурупова О.С. Лингвистика сверхтекста: Петербургский и Московский тексты русской литературы. Воронеж: ВГПУ, 2012. 320 с.10.Словарь русского языка: В 4х т. / АН СССР, Инт рус. яз.; Под ред. А.П. Евгеньевой. Т. 2. М.: Русскийязык, 1986. 736 с. С. 34.
