Взгляды князя М.М. Щербатова на русское средневековье как феномен общественно-исторической мысли XVIII века

Изучению деятельности выдающегося историка и государственного деятеля князя М.М. Щербатова посвящены работы многих российских историков, но рассмотрению взглядов князя на русское средневековье как феномен общественно-исторической мысли XVIII века, внимание исследователей не было обращено.   

XVIII век в России, в особенности его вторая половина, – это время формирования русской исторической науки. Для того чтобы в полной мере понять причины ее формирования, необходимо иметь в виду развитие европейской мысли данного периода. Просвещение XVIII века стало развитием исторических идей гуманистов XVI и рационалистов XVII века.   Свою задачу просветительство видело в распространении взглядов, согласных с требованиями разума. По мнению их сторонников, прогресс состоял в усвоении этих взглядов как можно большим числом людей. Все благодеяния, которые может дать исторический прогресс, должны последовать сверху, и чем могущественней правитель, тем он имеет больше возможностей излить на своих подданных свет разума. Именно на этой почве вырастает идея «просвещенного абсолютизма».

Начало распространения просветительской идеологии в России было положено русскими правящими кругами во главе с Екатериной II. Подъем русской исторической науки был связан с повышением интереса императрицы к истории, что способствовало выдвижению профессиональных историков [1, с. 144-145]. В 60-е годы – первой половине 70-х гг. литературой и историей стали заниматься представители различных общественных слоев – от крепостных крестьян и разночинцев до вельмож и императрицы. Расширение круга историков в социальном отношении вызвало столкновение исторических концепций, выражающих взгляды различных слоев общества. В это время выходят в свет сочинения    Ф.А. Эмина, И.П. Елагина, печатает исторические материалы Н.И. Новиков. А.Л. Шлецер постоянно подчеркивал, что XVIII век – это время, когда в России на смену историческим легендам приходит историческая наука. Теперь она исходила из исторической реальности. Ее основоположником он считал В.Н.Татищева, который первым «взломал лед русской истории» [2, с. 58]. Заметное место среди историков этого периода принадлежит крупному политическому и общественному деятелю М.М. Щербатову. Н.Л. Рубинштейн писал: «Широко образованный и хорошо знакомый с достижениями западноевропейской науки, поклонник английского философа Юма, М.М. Щербатов на протяжении всей своей жизни твердо стоял на рационалистических и прагматических позициях» [3, с. 20]. Как историк Щербатов продолжил дело, начатое В.Н. Татищевым, опубликовав и издав многотомную «Историю Российскую от древнейших времен». Появление этого труда способствовало как в целом развитию русской исторической науки, так и разработке ее источников [4, с. 184].

К иным достижениям историографии в России Шлецер причислял и возникновение исторической критики: в данном случае речь шла о И.Н. Болтине, выступавшим против Щербатова [3, с. 59].

В глазах Екатерины II Болтин и Щербатов – крупные историки, но относилась она к ним по-разному, а причиной тому служили исторические идеи самой русской императрицы. Болтин был ее единомышленником, пользовавшимся всеми милостями Екатерины. По-иному относились и Болтин, и сама императрица к Щербатову.  М.А. Алпатов указывал на причины подобных взаимоотношений, которые скрывались в убеждениях князя Щербатова, так как он был крайним крепостником и реакционером, являлся идеологом родовитого дворянства и сторонником ограничения абсолютизма знатью. Н.Я. Эйдельман, описывая характер взаимоотношений князя и Екатерины II, отмечает, что в Щербатове императрица рано угадала человека дворянской оппозиции. В числе разных мер, с помощью которых Екатерина управлялась с подобными людьми, была и такая: приблизить, взять на службу, повысить [5, с. 125]. Именно так и произошло. Императрица, назначив князя Щербатова историографом, открыла ему доступ к архивам и библиотекам и поручила разобрать архив Петра I.

Екатерина II занялась написанием истории, предназначенной для своего внука Александра, в котором она видела будущего императора. Она обратилась к древней русской истории, так как именно здесь – исходный пункт русской государственности. Видное место занимали пьесы о первых русских князьях – Рюрике, Олеге, Игоре. Императрица доказывала, что первые князья были полноправными правителями Киевского государства, что власть в России исторически родилась как власть абсолютного правителя, что абсолютизм здесь – исторически сложившийся и, следовательно, нерушимый институт [6, с. 161]. Складывается официально-дворянское направление в русской исторической науке, сторонником которого был М.М. Щербатов.  Именно поэтому князь неоднократно обращается к истории Киевской Руси.

Главными фигурами истории, по его мнению, были отдельные личности: князья, бояре, цари, представители дворянской аристократии [7, с. 96]. Подход Щербатова предполагал описание прошлого не по легендам и сказаниям, а по источникам, в которых отражались жизнь, политические действия и дипломатические шаги. Основные трудности, с которыми столкнулся историк, были связаны с источниковой базой. Сохранилось небольшое количество летописей, достоверность которых нуждалась в проверке. Искажение истории могло осуществляться по различным причинам: некомпетентность создателей и переписчиков, стремлением к лести, и т. д. Но М.М, Щербатов считал, что устранить недостатки источников все же возможно. Надо только «с помощью беспристрастной критики лживое с истиною различать» и, в частности, «употребляя засвидетельствования иностранных писателей, в некоторых случаях тайные причины дел проникнуть» [7, с. 96].  

В исторической науке данного периода поднимается варяжский вопрос. Щербатов без особых возражений принимал известие о призвании варягов [8, с. 14]. М.В. Ломоносов, Г.Ф. Миллер и А. Л. Шлецер спорили о том, был Рюрик славянином или варягом, иными словами, спор сводился к проблеме этнической принадлежности Рюрика – откуда он пришел? Щербатова, Болтина и Карамзина, помимо этого, интересовал и более важный вопрос: какую власть он с собой принес? Был ли он неограниченным правителем или был ограничен властью аристократии (как полагал Щербатов) [2, с. 160].

Направление исследования было выбрано не случайно. Екатерина всеми силами старалась отстоять свою позицию относительно законного права существования абсолютной монархии. Взгляды Щербатова получили отражение в его исторических исследованиях: он считал, что самодержавие киевских князей было ограничено их аристократическим окружением. Щербатов склонялся к монархии с аристократическим правлением. Он отмечал позитивную роль бояр, в частности владимирско-суздальских, как военных предводителей, а также большое значение княжеских советов с боярами и договорных отношений между князьями [9, с. 15]. Взгляд Щербатова на положение самодержца был одной из причин полемики между Щербатовым и Болтиным, сторонником неограниченной монархии.

Трудам и воззрениям князя Щербатова была свойственна рационалистическая точка зрения. С этой точки зрения личность является творцом истории, а ход событий объясняется как результат сознательной деятельности личности. У этой деятельности могла быть различная мотивация. В подборе такого рода объяснений и заключается прагматизм историка. Прагматизм сводит историческое объяснение к психологической мотивировке. Прагматизм XVIII века, по мнению П.Н. Милюкова, характеризовался своекорыстными побуждениями человеческой натуры. Одним из общих положений исторической теории Щербатова было утверждение того, что все правители вместо того, чтобы приносить пользу народу преследовали свои властолюбивые цели. Примером применения этой теории к отдельным фактам может служить рассказ летописи, по которому византийский император сватается за семидесятилетнюю Ольгу. Позднейший историк-критик будет ставить под сомнение данный факт, так как он не соответствует ни положению действующих лиц, ни их возрасту и противоречит фактам византийской истории, согласно которым император уже был женат. Для историка-прагматика сомнения не существует; является только затруднение в подборе психологической мотивировки: «Мню, что всего более воспламенилось сердце императора тем, что взяв ее себе в жену, мнил наследством и всю пространную Россию иметь или, по крайней мере, заключить союз и дружбу с сыном Ольги, Святославом. Политические виды, конечно, могут и престарелому лицу красоту придать, которых, не разумея, мню, тогдашние писатели к красоте Ольгиной приписали то, что единственная политика императора греческого была» [6, с. 44].

Подобным образом Щербатов объяснял покорение монголами Руси. Причину этого явления он видел в «духе неумеренной набожности». По отношению к религии русские исследователи с легкой руки Татищева, рано заняли более или менее независимое положение. И сам Татищев, и Болтин, и Щербатов одинаково отрицательно относились к элементу чудесного в истории [6, с. 129]. Именно эта позиция обуславливает его характеристику происходящего. Щербатов видит причину в том, что наши предки считали свою защиту противоборством воле Господней. Совсем на других основных мыслях строилось историческое мировоззрение Болтина. Он не мог не возразить, что религиозное мировоззрение средних веков не могло изменить народного характера. «О неумеренной набожности или о грубом суеверии князей сего времени нет никакого сомнения; но вопрос настоит: может ли суеверие и невежество привести в слабость и малодушие народ, по природе и воспитанию храбрый?» [6, с. 47].

Эпоху Ивана Грозного Щербатов определил как «время, когда любовь к отечеству затухла, а место ее заступили низость, раболепство, старание о своей токмо собственности» [10, с. 832]. Щербатов в своих исследованиях продолжил концепцию А. Курбского, который представлял опричнину как конфликт царя с боярством, причиной которого была власть. Он проклял царя за то, что тот «учинил свое имя ненавидимо во всех странах света». И источник всех бед усматривал уже не в его характере или в «зельной ярости», но и в стремлении к неограниченной власти: «Тако та нестесненная власть, которой самодержцы толь желают, есть меч, служащий к наказанию их славы» [10, с. 832]. Но несмотря на это, Щербатов не мог отрицать первого периода правления Ивана Грозного. Периода мощных и либеральных административно-политических реформ, на которых словно бы никак не отразились ни «низость сердца», ни даже «нестесненность власти» самодержавца [11, с. 342].

М.М. Щербатов выступал идеологом родовитого дворянства и сторонником ограничения абсолютизма знатью. Взгляды князя получили отражение в его исторических исследованиях: он считал, что самодержавие киевских князей было ограничено их аристократическим окружением. М.М. Щербатов неоднократно обращается к истории Киевской Руси. Трудам и воззрениям князя Щербатова была свойственна рационалистическая точка зрения и прагматизм, который сводил историческое объяснение к психологической мотивировке правителей средневековья, все действия которых сводились к укреплению собственной власти.