Полный текст статьи
Печать

В задачи лингвокультурологических исследований входит выявление корпуса единиц, участвующих в ретрансляции культурной памяти, поиск механизмов эволюции и трансформации их смыслов, разработка подходов к анализу, его алгоритма с учетом их специфики и особенностей функционирования в тексте, в различного типа дискурсах.

Прецедентные имена библейского происхождения, восходящие к «сильному тексту» Библии, вводятся в круг ретрансляторов культурной памяти, связанных с доминирующими «константами русского национального сознания», с исконной «религиозной и культурной традицией» [5]. К ним можно отнести имена пророков, апостолов, других авторов включенных в Библию текстов, имена библейских «персонажей», участников прецедентных ситуаций, номинации ситуаций, имена-топонимы и др. Н. Фрай назвал библейский текст «грамматикой литературных архетипов», присущих той или иной культуре (цит. по: Мелетинский, URL), интертекстуальные знаки библейского происхождения в виде прецедентных феноменов, аллюзий, реминисценций включены в широкий круг текстов русской культуры, что порой не всегда осознается ее носителями и, как правило, вызывает затруднения при их восприятии в иностранной аудитории.

Опыт работы с библейской прецедентностью в русской и иностранной аудитории (чтение лекционного курса «Библия и культура», проведение спецкурсов и спецсеминаров по библейской прецедентности) дает возможность автору статьи обозначить общий подход к анализу библейских прецедентных феноменов (в данном случае – имен), предложить его алгоритм. В основе разработки последнего лежит наблюдение над «поведением» библейских прецедентных имен в русской лингвокультуре, позволившее установить непосредственное сходство в механизмах развития их глубинных смыслов с механизмами развития символов культуры, описанными в исследованиях Ю.М. Лотмана [2, 248]. Данные явления объединяет способность проникать в различные «тексты культуры» – вербальные и невербальные, переходить из одной семиотической системы в другую (словесность, живопись, архитектура), приобретая в каждой из них смысловые напластования или трансформации в зависимости от того, как они «прочитываются» «теми или иными динамическими кодами» [1, 447]. Намеченный в современных гуманитарных науках визуальный поворот (см.,например: [4, 124]), основанный на установлении идентичности в вербальном и визуальном способах восприятия мира, дает возможность включить в лингвистические исследования в качестве опорного материала и невербальные тексты культуры, в том числе – с целью выявления в них диахронических напластований лингвокультурных единиц, в круг которых входят прецедентные феномены.

Интерес к визуальному в современной лингвистике позволяет установить «надъязыковые» смыслы библейских прецедентных имен в их вербально-визуальном единстве в динамическом аспекте, выявить специфику их функционирования как интертекстуальных/интермедиальных знаков в современных текстах, разработать адекватный алгоритм их анализа, в основе которого лежит следующая схема: текст Библии – невербальные тексты культуры (в динамике) – вербальные тексты культуры (в динамике).

Предлагаемый алгоритм состоит из следующих этапов:

1)                      установление связи прецедентного имени с библейским текстом-источником, прецедентной ситуацией, ее участниками, атрибутами;

2)                      определение исходной зоны инварианта восприятия прецедентного имени, заложенной в тексте-источнике;

3)                      выявление диахронических напластований и импликаций глубинных смыслов библейского прецедентного имени в невербальных текстах культуры (иконописи, живописи, знаках-символах);

4)                      развитие/трансформация диахронических импликаций, смыслового потенциала библейского прецедентного имени в вербальных текстах посредством интертекстуального/интермедиального анализа; 

5)                      лингвокультурологическое/лингвокультурографическое описание библейского прецедентного имени с опорой на структуру языковой личности: (а) вербально-семантический уровень, связанный с формированием исходной зоны инварианта восприятия в тексте-источнике; б) когнитивный уровень, отражающий динамику развития смыслового потенциала ПИ в невербальных текстах культуры; в) прагматический уровень, демонстрирующий особенности их употребления и добавочные смысловые приращения в современных текстах, принадлежащих к дискурсам различного типа.

В качестве примера кратко обратимся к эволюции глубинных смыслов прецедентного имени Распятие в текстах культуры с опорой на предложенный алгоритм анализа (подробный анализ см.: [6, 86-91]). Данный феномен является именем прецедентной ситуации, восходящей к евангельским текстам: Евангелиям от Матфея  (Мф. 27.33-56), Марка (Мк.15.22-41),  Луки  (Лк. 23.33-49), Иоанна (Ин. 19.17-37). Фрагменты евангельских текстов позволяют выявить семантику прецедентного имени-события Распятия в тексте-источнике. Его ситуативными атрибутами, подчеркивающими доминирующее значение страдания, актуального для высвечивания концепта любовь как готовности к самопожертвованию (концепция «Се человек»), являются крест, Голгофа (а также копье, губка с уксусом, гвозди, терновый венец), компонентами смыслового поля в тексте-источнике – смерть, тьма, земное страдание, скорбь, жертвенность. Евангелистами отмечена также связь этого события с пророчествами и его сакральный смысл – Распятие ради Воскресения, но при этом в самом описании Распятия доминируют значения смерти, тьмы, страдания и скорби, актуализирующие концепцию жертвенной любви.

Компоненты смыслового поля ПИ Распятие, сложившиеся в библейском тексте-источнике, нашли отражение в некоторых работах русских художников, посвященных страстному циклу и связанных с интерпретацией трагических событий русской истории – революции и гражданской войны, в частности, в одноименной картине Николая Ге (сохранившемся ее варианте 1892 года), а также в более поздней «Голгофе» И. Репина 20-х гг. ХХ века.  В текстах картин Распятие ассоциируется с русской Голгофой, в его инварианте восприятия доминируют константы смерти, трагедии – «торжество смерти».

В другом невербальном тексте культуры – иконическом знаке восьмиконечного креста, характерного для русской традиции, соединены значения скорби и радости воскресения, что находит развитие в иконописных текстах Дионисия. Дионисий, обращаясь к скорбному евангельскому событию, в иконе «Распятие» вывел на первый план семантику события Воскресения, создав образ, наполненный глубинными смыслами, актуальными для русской культуры. В этом образе, соединяющем божественное и человеческое, крайний трагизм переходит в радость обновления земного начала, одухотворения человека, смерть становится символом бессмертия, крест страдания – древом жизни и символом духовного возрождения, образ Распятия – Воскресением. Согласно трактовке Дионисия, страдание выводит на новую ступень – радости духовного возрождения, восхождения человека. Текст иконы Дионисия заложил диахронические импликации семантики прецедентного имени Распятие в русской лингвокультуре  – глубинные смысловые оппозиции жизни-смерти, радости-страдания, безгрешия-греховности, света-тьмы, небесного-земного с доминирующим первым компонентом (ср. с текстом-источником), а также семантику духовного возрождения, неизбежность которого заложена в самой идее крестного пути – страдании, скорби, жертвенной любви (на что во многом опираются тексты Ф.М. Достоевского).

Эти смыслы прецедентного имени Распятие получили дальнейшее развитие в петербургском тексте, дополнившись оппозициями воды и камня как символами смерти/жизни, в произведениях А.С. Пушкина «Медный всадник», А. Ахматовой «Реквием», нашли отражение в текстах Ф.М. Достоевского, И.А. Бунина («Чистый понедельник»), в кинотексте А. Тарковского «Андрей Рублев», в триптихе современного петербургского художника Фрола Иванова «Не рыдай мене, мати, во гробе зряща» (страстной цикл, связанный с восприятием событий Великой Отечественной войны современным поколением художников, где образ Распятия ассоциируется с бессмертным подвигом русских солдат, защитников Родины) и др.

Таким образом, библейские прецедентные имена отличаются способностью наращивать свои глубинные смыслы в текстах культуры, относящихся к различным семиотическим системам, что подчеркивает возможность рассмотрения этих имен как вербально-визуального единства, алгоритм анализа которого вписывается в границы визуального поворота, намеченного в современной лингвистике, и может быть применен к исследованию аналогичных единиц русской лингвокультуры. Проведенные наблюдения, основанные и на других примерах, убеждают в возможности и даже необходимости привлекать для анализа не только вербальные, но и невербальные тексты культуры, что позволит избежать лакун в подобного рода исследованиях.