• Выпуски
  • Основные выпуски
  • Приложения
• Авторам
  • Правила публикации статей
  • Технические требования
  • Оплата
  • Лицензионный договор
  • График публикаций
• Редакционный совет
• Публикационная этика
• О журнале
  • Общая информация
  • Список авторов
  • Контакты
• Издательство МЦИТО

Редакционно-издательские услуги Международные публикации Бесплатные вебинары

1

Давидюк Алла АлександровнаДоцент кафедры музыкальнотеоретических и общих гуманитарных дисциплин Филиалафедерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российская академия музыки имени Гнесиных» в городе ХантыМансийске.slipdavid@mail.ruСлипаков Сергей ИвановичДоцент кафедры инструментального исполнительства Филиалафедерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российская академия музыки имени Гнесиных» в городе ХантыМансийске.slipdavid@mail.ru

Ностальгия как один из ведущихмотивовтопосаЧеловекав совокупном поэтическом тексте «книги песен»Микаэла Таривердиева.

Аннотация. Статьяпосвященапесенному творчеству одного из самобытныхкомпозиторов второй половины ХХ века Микаэла Таривердиева. Авторы статьи преследуют несколько научных целей. С одной стороны, в соответствии с запросами современных исполнителейи слушателей, восполнить существующие пробелы в исследовании творческого наследия композитора1. С другой, представитьдостаточно новый для отечественного музыкознания взгляд на глубинныесодержательные мотивы песенного творчества Микаэла Таривердиева с позиций уникальных особенностей совокупного поэтического текстаего песен, романсов, монологов и мадригалов. Продуктивной представляется реализованная в статье модель анализапоэзиивокальных сочинений Таривердиева вмасштабах гипертекста своего рода«книгипесен» композитора.

Ключевые слова: Микаэл Таривердиев,совокупный поэтический текст, книга песен, человек, топос, мотив, ностальгия.

«Впереди, мне казалось, меня ждет только радость…»Микаэл Таривердиев

«Книга песен» Микаэла Таривердиева.Зара Долуханова назвала Микаэла Таривердиева «отражением нашего века» ХХ века, со всеми его перипетиями, потрясениями, чудовищными антиномиями, взлетами и падениями,надеждами и разочарованиями. Понимая сутьвысказывания известнойпевицы, одной из первых исполнительниц романсов композитора, все же, уточним: Микаэл Таривердиев стал очевидцем, свидетелем нашеговека, его музыка выразила не столько события ХХ столетия, сколько явилась эмоциональным ощущением, откликом, чувствованием, рефлексиейпроисходящего. Его песни, романсы, монологи, мадригалы не повествуют и не участвуют в полном драматизма 1На сегодняшний день существует ряд статей в периодических изданиях и одна монография 1985 года «Микаэл Таривердиев» ростовского музыковеда А.Цукера[1]. Несмотря на глубокий подход к характеристике результатов творческого процессакомпозитора, в монографии освещаются далеко не все его аспекты, что обусловлено жанром и методами исследования, особенностями социального заказа аудитории 80х годов, а также, выходом монографии при жизни композитора ‬в период расцвета его творческих сил и нарастающей волны популярности. После смерти композитора в 2004 году вышла в свет автобиографическая книга Микаэла Таривердиева и его вдовыВеры Таривердиевой «Я просто живу. Биография музыки» [2], гдепроцессы рождения музыки представлены на фоне жизненных событий, окрашенных личностными оценками и впечатлениями авторов.

2

театре современности, а все жепопадают в категорию лирических исповедей, размышлений, зачастую предпосланных «бесценному другу», «бессмертной возлюбленной» или «самому себе».В данной связи, по аристотелевской классификации искусства на эпос, драму и лирику, творчество Микаэла Таривердиева, может быть отнесено к третьему роду искусства ‬к лирике. Его «книга песен» это своего родалирическийдневникв жанре комментария к «утерянной рукописи»,к «ненаписанному сюжету»,тонко чувствующего художника, обостренно ощущающего действительность,в которой «чувства лишь на срок»,понимающегои,в какойто мере,принимающего,её детерминированность2и пребывающего в поиске светлого идеала, как жизненно необходимой инстанции человеческого пути. Определение «книга песен», которое принято в данной статье как метафорическое наименование всего корпуса вокальных сочинений Микаэла Таривердиева, по отношению к творчеству композитора,работающего в камерновокальном, песенном жанрах, в известной мереусловно(композитор, скорее всего, не задумывался о подобной вербальной форме организации своего творчества). В то же время, прибегая к данному определению, мы подчеркиваемособый статусвсего песенного творчества Микаэла Таривердиева.В его «книге песен»отражен процесс познания, моделирования жизни, стремление художника к поиску истины. Одна из моделей бытия «книгипесен» композитора может быть представлена в видесовокупногопоэтическоготекста3, в котором под воздействием музыки совершенно поособому организованы до того инородные, разностилевые (ввиду их происхождения4)словеснотекстовые элементы, вплоть до обретения нового значения в дальнейшем. По аналогии с литературнопоэтическими прототипами5, «книга песен»Микаэла Таривердиева примечательна множественностью авторских фокусов зрения, раскрывающиес помощью взаимной проекции некое общее содержание, из которого постепенно прорисовываются очертания композиторской модели действительности.«Книга песен» Микаэла Таривердиева ‬убедительный пример связи времен, пример того, как прошлое, настоящее и будущее постоянно сосуществуют в 2Общественный идеал, к которому устремлено человечество ‬это некий мировой абсолютный порядок, прекращение катастроф и войн, идеальная гармония. И, в то же время, эта определенность таитв себе кристаллизованную модель, в покое которой сам факт отсутствия выбора таит в себе несвободу иного порядка.3Понятие «совокупный поэтический текст»пришло в отечественное музыкознание с работами профессора Российской академии музыки имени Гнесиных Л. Л. Гервер, которая применила литературоведческий метод анализа совокупного поэтического текста к камерновокальной музыке русских композиторов‬М. И. Глинки, Н. А. РимскогоКорсакова, М. П. Мусоргского, С. В. Рахманинова[3].4Фактический материал статьи составили более 120стихотворенийпоэтов А. Орлова, А.Аронова, В.Киршона, Д.Самойлова, В. Коростылева, Е. Евтушенко, Н. Добронравова, С. Маршака, Р. Рождественского, Б. Пастернака, М.Львовского, М. Светлова,Л. Ашкенази, М. Цветаевой, А.Вознесенского, В. Высоцкого, Г. Поженяна, М.Лермонтова, В. Маяковского, Е. Винокурова, Б. Ахмадулиной, Л.Мартынова, С. Кирсанова, У. Шекспира, Э.Хемингуэя, Ф. Г. Лорки, Ж. Превера, О. Якамоти,С.Наисинно, неизвестных японских поэтов.5«Книга Песни Песней» Соломона, посвященная важнейшим общечеловеческим нравственным проблемам, повседневной жизни рядового человека, его бытию в мире; составленная Конфуцием книга откровений и жизненного опыта «Шицзин» («Книга песен и гимнов»); грандиозный историкокультурный памятник культурной жизни арабского общества «Книга песен» («багдадская книга») АбульФарадж альИсфахани; многочисленные «песни», сложившиеся у разных народов мира: русские «Песни птицы Гамаюн», скандинавская «Песнь о Нибелунгах», французская «Песнь о Роланде», испанская «Песнь о Сиде»и многие другие; первый классический образец авторской поэтической «книги песен» Ватиканский кодекс 3197 «Il canzoniere» Ф.Петрарки; «Книги песен» итальянского поэта Умберто Сабы и одного из ярчайших представителей немецкого романтизма Генриха Гейне. 3

человеке и человеческом творчестве. То особенное, что привлекаетвнимание в его «книге» ‬это исключительное внимание к слову, которое обретает первоначальный смысл в синтагматике отдельного стихотворения и обрастает дополнительными, уплотняющими смыслами в парадигме текста всей «книги». Одним из важнейших критериев оценки принадлежности того или иного художественного явления к искусству для Таривердиева стало самоприсутствие или отсутствие поэтичности. Как описывает ВераТаривердиева, отсутствие поэзии его убивало:«Вообще, когда в искусстве нет поэзии, это не искусство» [2].

Несмотря на то, что позже, будучи зрелым композитором, Таривердиев стал серьезно интересоваться происхождением поэзии ‬её авторами, их жизненными обстоятельствами, его взаимоотношения с поэтическими текстами оставались близки его детскому ощущению стихов,когда для него «…не существовало поэтов. Были только стихотворные строчки, которые он (в оригинале «я») любил. Они в его (моем) понимании существовали без автора, как существуют небо, солнце, море»[2]. Описывая в своей автобиографии процесс работы над вокальными циклами, отдельными песнями к кинофильмам или драматическим спектаклям, Таривердиев неоднократно обращает внимание на то, что поэтические тексты, которые он взыскательно отбирает для своих песен, по мере их погружения в музыку фактически обретают в нем нового автора, как говорит Таривердиев ‬он их «присваивает».Вера Таривердиева пишет, что Микаэл Таривердиев отбирал «только высококлассные стихи, которые сами содержат в себе музыку, отпечаток сильнейшей эмоции автора» [2]. Среди множества поэтических произведений прошлого и настоящего Таривердиев находил такие стихи, которые современны его мироощущению, изначально полифоничны, многомерны, богаты полутонами, стихи, которые давали возможность читать и чувствовать «между строк», вследствие чего музыка обретала пластику гармонии межстрочного пространства. Поэзия сыграла важнейшую роль в формировании стиля Таривердиева, она была необходима «как прообраз интонации. И музыкальной, и той смысловой, внутренней интонации, которая, в конечном счете, и составляет музыку» [2].Главный критерий стиха для Таривердиева ‬созвучность его проблемам, его мироощущению, возможность поэтизации современности: «У тебя такие глаза, будто в каждом по два зрачка, как у самых новых машин», «На земле нет радиостанций, которые передавали бы надежды».Собранные воедино тексты его вокальных циклов, песен, монологов воссоздают картину жизниЧеловекав60х 90хгодах ХХ века, модель таривердиевского мира, в котором сфокусированы приоритеты и ценности, особого рода конфликтностьи диссонантность, увенчанные мифологемой вечной Любви, что оправдывает возможность объединениятаривердиевскихпоэтических текстовв «книгу песен» композитора. Микаэл Таривердиев пел о том, что вызывало волнение в умах и душахего поколения, поколениявышедшегов жизнь на исходе 50х. Он смог пропеть в своей музыкальной поэзии целую гамму глубоко индивидуальных, часто глубоко личностных,чувств и эмоций, но при этом так, как это сделали бы миллионы его современников.Подтверждением томуявляется не только неугасающая популярность ибуквально всенароднаялюбовьк его музыке, но и наметившаяся тенденция к возрождению его камерновокального творчества, какоето время остававшегося в тени песен, баллад и монологов, звучащих в кино.

В целостном виде «книга песен» Микаэла Таривердиева выступает как единая свернутая музыкальнопоэтическая интонация, существующая в виде 4

своеобразного интеллектуальночувственного концепта,сердцевину которого составляет крестец из пересекающихся доминирующих мотивов. При более детальном, «развернутом»рассмотрении поэтический корпус «книгипесен» предстаетв виде некоегосводатопосов6, взаимообусловливающих свое содержаниепутем взаимодействия структурирующих мотивов.

«Вопрос о Человеке».«Человеческое цельно» говоритТомас Манн[4]в оправдании нового жанра литературы ХХ века ‬«интеллектуального романа». В качестве импульсов, вызвавших к жизни иное миропонимание и иной метод, писатель апеллирует к «нашему времени, эпохе исторических потрясений/.../поставивших переднами вопрос о человеке», вынудивших «представить все человеческое, как нечто единое»[5].Микаэл Таривердиев, не претендует на воссоздание «символического образа человечества», но, глубоко ощущая дух эпохи, постоянно и целиком наблюдая жизнь, он собирает в своей «книге песен» достаточно полный топос Человека второй половины века ‬себя, своего современника, как частицы этой жизни, которая «без соотнесения с целым не имеет перспективы»[6].ОбразЧеловека, иными словами,героя «книги песен» Таривердиева,начинает складываться на исходе 50х, когда был опубликованпервый вокальныйцикл «Акварели». Этот цикл явился своеобразнойструктурной, концептуальноймоделью топоса Человека, мотивы которого в дальнейшем творчестве будут детализироваться и прорастать под влиянием синтагматики контекстовых элементов. Показательным является обращение молодого Таривердиева именно к жанрам японской поэзии(танка и хокку), в которых на протяжении веков сформировалась традиция «межстрочного» избыточного содержания (ёдзё), по сути, безграничного, ввиду незафиксированности в словах. Японские поэты в вербальном высказывании были, более чем, лаконичны и в этом заключалось их высшее мастерствои высшая мудрость. Читатель, пребывающий в рамках данной традиции, дабы охватить и понять мир японских поэтических миниатюр, должен интерпретировать этот скрытый смысл, погружаться во внутренний мир предметов и событий (югэн7), о которых повествуется в стихе. На помощь ему приходит своеобразная система содержательных мотивов, издавна сложившаяся в японской поэзии. К примеру, это мотивыстранника, облаков, моря, океана, реки, кукушки, луны, небес, тумана, ветра, сосен, бамбука и многие другие. Иными словами, в японскойпоэзии значимовсе то, что окружает человека на протяженииего земной жизни и за ее пределами, что, в свою очередь,окружает текст многочисленными смыслами, порождающимибесконечную содержательность стиха. В то же время, как указывает Вера Таривердиева, «Акварели» удивительно автобиографичный цикл, в котором впервые обозначились «личностность восприятия текста, перенос на себя эмоции стихотворения», «абсолютное выявление авторского начала»:«Микаэл Таривердиев просто «присваивает» эти стихи. Он делает их своей собственностью»[2], что не исключает иного, более европейского, хотя и не менее многомерного их понимания. 6Под топосоммы понимаем некий «интерактивный» сюжет, созидаемый взаимодействием целого рядасюжетных мотивов(прототопосов), каждый из которыхобретает сюжетноповествовательную определенность в поэтических текстах, как правило, группы стихов. 7буквальное значение слова «югэн» может быть передано словами «сокровенное», «скрытое содержание», «таинственное», «внутренняя глубина».5

Герой«Акварелей», находящийсяна пороге своей жизни,подобен романтическому австронемецкому мельничному подмастерью, пускающемуся в длительный путь. Им обуревают волнительныечувства в преддверии открывающегося неведомогомира:«Как странник я одет, готов к пути». Но каким будет этотдлинныйпуть(«Пути в столицу ‬как вы далеки!»), возможно,полный неожиданностей,герой не знает: «а путь в волнах безбрежных исчезает». Не ведает Человек и о продолжительности своего жизненного путешествия: «Когда вернусь? Не знаю, как белые те облака не знают». Но, как далее выяснится из «уст» его возлюбленной, герой никогда не вернется: «И думы все мои о корабле, что не вернулся…А!..»Параллельно,обозначенымотивыеще ряда ведущих топосов «Книги песен»Таривердиева, характеристику которых считаем целесообразным привести уже сейчасввиду их сопричастности в качестве очевидцев ксудьбеЧеловека ‬героя главного топоса. Топос любви, как важная составляющая гармоничного человеческого бытия, здесь он представлен мотивомвозлюбленной,у которой как «месяц молодой… изогнутая бровь»,ик которой обращены слова героя: «на самый краткий миг я позабыть тебя не волен!»

При этом уже в «Акварелях» любовь получает ностальгическую окраску: «И далека любимая моя… Пусть каждый вечер ей клянусь в любви, но в сновидениях ‬и то не вижу я!»потому как с любимой герою «всего лишь раз (мне) встретиться пришлось». Топос мироздания, как нечто детерминированное,вечное, надмирное, объективированное

в мотивахприроды,красоты,времени, пространства.Синхронно прорисованыи основные направлениядальней детализацииданного топоса: природа ‬как сочувствующий элемент(волны безбрежные и белые облака становятся единственными верными спутникамигероя); природа какконтрастный фон,предвестник или очевидец перемен, как правило, негативных (высокие ночные небесас молодым месяцем как спутникисимволы одиночества, утренний туман в бухте родного города, «которой свет едва коснулся»как предчувствиеосознание смерти героя, вздох ветерка, вызвавший легкий шелест бамбука,потревожившие сон (возможно последний сон) героя и, наконец, трагическое «Я сейчас дослушаю до конца в мире мертвых песнь твою, кукушка»). Окружающее героя пространствоволнует своей безбрежностью, в которой так легко затеряться путнику. Параллельно,косвенно затрагиваетсяпространственнаябинарная оппозиция«землянебо»: «Подняв свой взор к высоким небесам, я вижу этот месяц молодой» герой, бесконечно мал, он частица бескрайней Вселенной.

Обращает на себя внимание и поэтическая фиксация времени, достаточного для ощущениясчастья иличеголибопрекрасного, это мельчайшая для поэзии выражающая единица исчисления‬миг, даже «самый краткий миг»: «На один миг, пока зарницы блеск успел бы озарить колосья в поле, … на самый краткий мигя позабыть тебя не волен!».Или еще один пример художественной характеристики счастливого времени «совсем, совсем короткий, на грезу легкую похожий … сон!». Обратно пропорционально время, отведенное для переживания трагического, неизбежного ‬«я сейчас дослушаю до концав мире мертвых песнь твою, кукушка». Своеобразной осью симметрии цикла (в № 3) прорисована еще одна вечная дихотомия «обреченных мятежников» мира живых сегонадеждами и любовью(устремленных к «правде невозможного»)и мирамертвых, которыйстрашит, не столько физической смертью, сколькосвоей конечностью замираниемна пройденной ступени, невозможностью перехода на следующую более высокую ступень бытия.Не преследуя цели излишне сгущать смысловые краски цикла, все же обратим внимание на еще один словеснопоэтический образ, который в дальнейшем не 6

выделяется в отдельный топос, но вполне просматривается в топосе мироздания, это мотивводы ‬«волн безбрежных». Многие народы, в том числе и японский (тем более речь идет о средневековой поэзии), представляли водную стихию, как границу, которую преодолевает душа на пути между земным миром и загробным8. Возможно, именно так мыслил «волны безбрежные»в своем танка и неизвестный японский поэт. И странник, который «готов к пути», вероятно, осознаетнаправленность и скоротечность этого пути, ведь путь его «в волнах безбрежных исчезает». Соответственно, далее он не знает когда вернется и в какомкачестве «как белые те облака не знают», столь объемлющую и изысканную метафору сложно представить. Согласно японской поэтической символике, белые облака (как возникшие в результате погребального костра) в сочетании с мотивами странничества и «волн безбрежных» могут трактоваться как знаки смерти, свершившейся или близкой. Вера Таривердиева пишет о том, что в «Акварелях» «впервые поразительным образом проявилась способность Микаэла Таривердиева к визионерству, ощущению своей жизни, судьбы как чегото завершенного уже в самом её начале. Это особое, мистическое видение себя, своей жизни наперед…Ощущение себя как целого, с предвидением предназначения и завершенности в каждый момент»[2]. В поэтическом тексте «Акварелей» нашла выражение модель земного пути, философское осознание бренности человеческого бытия, его конечности. На одном из сюжетносмысловых планов «Акварелей» обозначен и вектор пути души к своему бессмертию: через воспоминания о самом светлом, что ее окружало на земле о любви и любимой,мгновениях счастья. В данной связи и «совсем, совсем короткий, на грезу легкую похожий сон» это не что иное, как опоэтизированная характеристика земной жизни.«Акварели» первый цикл Микаэла Таривердиева дающий представление не только о его отношениик поэтическому слову, но и о специфике компоновки цикла как такового. Из большого количества переводов японскихстиховон, ясно представляя логику движения воображаемого «сюжета», сам отобрал те единственныежемчужины средневековой японской поэзии, которые необходимы для егоцикла. По количеству идей и глубине концепции «Акварели»в какойто мере можно уподобить «интеллектуальномуроману», на первом планекоторогоне внешнее действие(оно очень опосредовано и его, действительно, ровно столько, сколько вообще может быть в японских танка), а внутренний мир героя, его переживания, надежды, мечты, которыесбываются лишь на миг.

Уже в этом первом цикле, как в микрокосме, собраныведущиемотивы топосаЧеловека «книги песен» М.Таривердиева‬быстротечность, кратковременность счастья и неизбежность конца, трагичностьчеловеческого существования. В дальнейшем мир, окружающийЧеловекаи его образв этом мире постепенно приобретают более рельефныечерты, полифоничное звучание которыхформирует 8Например, греческие мифы с сюжетными мотивами переправы Харона или Орфея через Стикс. В Болгарии считается, что душа на пути в загробный мир приходит сначала к полю, а далее к некой широкой и глубокой реке, которая служит границей между земным и загробным миром. У сербов Йованова струга служит входом на «тот свет». По свидетельству Менцей Мириам, русские в Вологодской губернии верили, что душа на сороковой день по смерти переправляется через Забытьреку и забывает все, что с нейбыло в мире живых. Или, фрагмент словенской молитвы: «Одна душечка прибежала, Мария так сказала: «Спросим эту душечку, откуда пришла!» «Я пришла через каменные горы, через глубокие воды!»

7

целостный концепт всеготопоса. Перефразируя слова Ж.П.Сартра, скажем, что сюжет «книги песен» М.Таривердиева ‬это всё, что можно знать о Человеке сегодня, здесь нашло художественное выражение познание личности, которая «абсолютно индивидуальна» и, в тоже время, все же, «типична для своей эпохи».На периферии окружающего Человека мира отнюдь недоброжелательно настроенная по отношению к Человеку действительность. Она многоперсонажна, отчетливо не иерархизирована, континуальна, в силу чего её перманентное состояние ‬это состояние постоянного дискурса, в который вовлечены полярные категории: добро и зло, любовь и не любовь, война и мир, жизнь и смерть, культура и житейская повседневность. На периферии ‬не в плане значения для «Книги песен» оппозиции «Человек ‬окружающая действительность», а в плане минимальной регулярности и полноты её прямых характеристик и проявлений. За исключением текста цикла «Прощай оружие», где мотив действительности подан, можно сказать, на sforzando, возведен в степень со знаком «минус» и выходит на уровень противоречащего всему человечному символа войны, как правило, данная оппозиция получает косвенную характеристику через реализацию функций своих негативных атрибутов ‬зла, не любви, смерти, предательства, удручающей повседневности. Окружающая действительность, как хорошо читаемая между строк данность (своеобразный «авантекст»), присутствуя «за кадром», играет роль диссонирующей среды:провоцирует Человека на переживание, на череду разного рода рефлексий, на положительном полюсе которых фокусируются мысли о возможностях и способах сохранении Себя в хаосе повседневности, создании некой альтернативной модели универсального мира «звездной страны» ‬своеобразного мифа универсального мироустройства вкотором «люди должны быть похожи на людей», а «по земле бродили сказки». Как совокупный поэтический текст, «книга песен»М.Таривердиева, практически без остатка, хорошо членимана множество минимальныхс сюжетнозначимойточки зрения фрагментов,естественно входящихв разныетопосы «книги», в силу чего,статус мотиваможно придать любому из порождающих значение элементовтекста. Поэтому, в стремлении, преодолеть избыточность количества сюжетообразующих мотивов топоса Человека «книги песен» М.Таривердиевавыделим ведущие, «архетипическиемотивы»(в определенииЕ.М.Мелетинского9),оформляющие сердцевину топосаи, соответственно, его естество. Основнымикритериямив определении подобных мотивов становятся способность мотива архивироватьвсебе сюжет всего топоса(иными словами, обладать качествами«микросюжета»), инвариантностьмотива по отношению к множеству своих текстовых реализаций, его потенцияк последующему «разжиманию», повествовательной детализациии,путем многократного воспроизведения, выстраиваниюсмысловойпарадигмы. Приведенным требованиямсоответствуютследующие мотивы:

«Так тяжело на свете жить…»«Ностальгия по настоящему…»«Я ловил ощущения»«Я о тебе пишу, моя любовь»«Я такое дерево»«Я хочу добра». 9Согласно определению Е. М. Мелетинского, архетипический мотив ‬это «некий микросюжет, содержащий предикат, агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл» [7].8

Разумеется, языковая формулаобозначенных мотивовв определенной меревыступает в качествепроективнойпо отношению к текстам стихотворений. При этом прямые проекции в «книге» практически отсутствуют, мы не можем выделить в текстах завершенныйфрагмент, который бы дословно соответствовал формулировкам мотивов. Как правило, мотивы получают множественныевербальные реализации(что обусловлено качествами художественного текста),в которых реальные элементы текстов нетождественны словесной формулемотива, мотивы получают самые разнообразные содержательные выражения.Из сказанного вытекает вопрос, на основаниичегомы все же относим те или иные текстовые элементы к определенноймотивнойгруппе? В данной связи, идентифицирующимобразцом становится нестолько словесная форма мотива, сколько определенноесмысловоеядро («семантическое сгущение»), по отношению к которому иные текстовые элементы выступают в качестве промежуточных, соединительных тканей, которые, впрочем, в свою очередь, могутбыть носителями«семантическихсгущений» архетипических мотивов других топосов.

«Так тяжело на свете жить…»Данный мотив ‬один из тех, которые представлены наиболее устойчивым образным рядом в «книге песен» Микаэла Таривердиева, при этом его группа образуется разнообразными словесными формулами, значения которых, тем не менее, смыкаются в едином смысловом центре. Отправной точкой в реализации данного мотива может быть чеховское «Человека забыли», разумеется, не в физическом, а в моральном плане. Песенный герой М.Таривердиева, шагавший «по разрытой боями земле» осознавший половинчатость изменений рубежа 50х60х, ощутивший крушение надежд и остро чувствующий сжатие пространства человеческого бытия уподоблен страннику, которому «показали дорогу, да путь заказали», в то время как впереди, ему казалось, его «ждет только радость». Находящийся на уровне авантекста процесс развенчания человека, разрушения человека как свободного, суверенного существа, инициирует целую гамму сложных душевных переживаний, его «нервы, что ли обожжены», «и так в нем такое делается ‬Боже, не приведи!», его душу будто «высасывают насосом, будто тянет, тянет вытяжка или вьюшка», он обезумлен «отчаяньем иссечась». На фоне эпохи, для характеристики которой ключевыми являются слова «разгром» и «уничтожение», в том числе и себе подобных, несчастье Человека в том, что он «слышит, говорит и видит ‬вот беда».10Человек предстает растерянным, будто помимо своей воли заброшенным в с вою судьбу и живет в чужом для себя мире ‬«не опытен друг двуногий». Он задается вопросом, «не поискать ли» ему «судьбы иной?», потому как «так тяжело на свете жить бедняжечке». Его дезориентированная жизненная позиция приводит к нелепой благодарности за то «что не умер вчера». Он не уверен в завтрашнем дне, вопрошая «А что же завтра?»Целый ряд характеристик свидетельствует об израненной душе терзаемой сомнениями и разочарованиями в предчувствии накатывающего трагически неизбежного ‬«будто чтото случилось или случится ‬ниже горла высасывает ключицы», на его жизненной дороге расставлены силки. Не понимая за что на него наваливаются несовместимые с его представлениями жизненные обстоятельства, его истощенный разум начинает искать причины несчастий в себе «или ноет какая вина запущенная?», «будто сделал я чтоточуждое, или даже не я ‬другие», тем самым, принимая свою 10В оригинальном тексте «Слышу, говорю и вижу ‬вот беда».9

ответственность за деяния других ‬«остальных», за человеческие ошибки в прошлом, которое теперь «браконьерствует». Но «он в этом не виноват». Только ему самому никто не скажет о том, «Что прошло ‬прошло. Даже к лучшему». Не скажет потому, что слишком полярна оппозиция «Я ‬остальные». Человек не знает «как остальные», среди которых он «был и вроде не был», он «просто пустота, которой все равно», но он «чувствует». Им обуревают навязчивые идеи ‬«но разве можно убежать от мысли, но разве можно убежать от мысли, которая сверлит, сверлит, сверлит твой мозг?»Единственная возможность абстрагироваться от навязчивых ощущений и мыслей ‬это выговориться в творчестве ‬«сложишь песню ‬отпустит», но и творческая реализация дает лишь временное успокоение, которое еще более усугубляет возвращающуюся душевную боль ‬«а дальше ‬пуще». В попытке уйти от вереницы жизненных несчастий, осознавая ничтожность своих усилий«следов» ‬«это был человек и нету», Человек готов покинуть этот мир, погибнуть во имя сохранения души ‬«лучше я порой ночною, погибая на седле, буду счастлив под землею, чем несчастен на земле». Он, который «однажды хоть раз был свободен», никогда не покорится жестокому миру, он «никогда не вернется к рабству», потому как для этого «мертвые стали частицей земли, все те, кто достойно в неё сошли, вечно живые». Он никогда не откажется от самого сокровенного, что его отличает от «остальных» своей души ‬«мы душу свою никогда не остудим». Его единственный совет себе ‬«не изменяйся, будь самим собой. Ты можешь быть собой, пока живешь». Вместе с немногими единомышленниками, Человек понимает свою, вероятно сознательную, отстраненность от внешних процессов ‬ведь «слишком часто мы рты разеваем», которые обходятся без его участия ‬«мы в другое погружены». Отстаивая право на духовную жизнь, на целостность и тайну бытия, он предпочитает одиночество противостоящей ему, бесцеремонно навязчивой суете ‬«живу ‬никто не нужен», он даже осуждает одиночество за его непостоянство ‬«О одиночество! Как твой характер крут, посверкивая циркулем железным, как холодно, ты размыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным». Человек молит о тишине ‬«тишины хочу, тишины!», потому как его идеалы несопоставимы с устремлениями «остальных», он, как островитянин «с далеких островов». На крайнем полюсе его желанного одиночества мечты «стать тем, что никому не мило», «стать как лёд», «не зная ни того, что было, ни что придет, забыть, как сердце раскололось ‬и вновь срослось». В попытке рассмотреть и осмыслить бытие, Человек отчетливо осознает правила театральной игры, принятые в сообществе «остальных», сообществе «утерянных душ» «не только автор и не только в сказке, нам жизнь порой подсовывает маски». Представитель этогочуждого Человеку мира говорит «но не я же, а маска», «Я ‬хороший, а маска ‬каналья, эта маска ‬моя аномалия, человеческих чувств и так далее». Человек философски констатирует невозможность избежать исполнения принятых в мире «остальных» ролей ‬«куда нам деться от своих ролей, злодеев, царедворцев, королей», среди которых «конечно, король ‬это очень приметная роль», «куда тебе от этой маски деться, когда злодея выучена роль». Но исторические мгновения ведут свой учет исполненным ролям и, рано или поздно, расставляют свои акценты, у них «свой резон, свои колокола, своя отметина, мгновенья раздают кому позор, кому бесславье, а кому бессмертие». Суммируя особенности проявления сюжетносмыслового мотива «Так тяжело на свете жить…» (Человеку), обратимся к жизненному образу самого Микаэла Таривердиева, личность которого уникальна своей индивидуальностью, не похожестью на «остальных». По воспоминаниям буквально всех кто с ним имел 10

возможность общаться, Микаэл Таривердиев был удивительно обаятельным, порядочным, и честным человеком, стойко и, в то же время, тонко реагирующим на любые проявления жизни. Валерий Гаврилин в письме к М.Таривердиеву искренне пишет: «Вы очень добрый человек, и удивительно, что сохранили свою сердечность, будучи музыкантом. Это почтиневероятно. Правда, Вы музыкант необыкновенный и пишите по зову сердца»[2]. Это признание В.Гаврилина было особенно ценным для Таривердиева, потому как жизнь не часто преподносила ему настоящее понимание его композиторского и, что особенно ценно, человеческого дарования. Письмо было написано В.Гаврилиным в особенно тяжелый для М.Таривердиева период ‬период его крупной размолвки с коллективом Большого театра, когда ему в результате интриг, по сути, незаслуженно отказали в талантливости музыки. Но обретение единомышленника помогло найти силы восстановиться и работать энергично и творчески, как он привык ‬«по зову сердца». Об особенностях свободолюбивой, самодостаточной личности М.Таривердиева (которую невозможно отделить от его героя), критериях избирательности в выборе друзей и знакомых вспоминает и Вера Таривердиева: «Не мог он жить по законам группы. Принцип «против кого дружим», ему отвратителен. У него одна группа ‬группа талантливых людей». «У него собственный кодекс поведения, кодекс мужской чести, от которого он никогда не отступает и уважает его в других». Микаэл Таривердиев часто говорил: «Только дураки ничего не боятся. А храбрый человек ‬это тот, кто способен пересилить страх». «Да, он ничего не боялся. Ничего, кроме двух вещей. Он боялся засамых близких. И боялся быть униженным» продолжает воспоминания Вера. В её словах ‬оценки не только любящей жены, но и хорошего, объективного друга, взыскательного музыканта: «Он особый, особенный. Не такой, как все, отдельный. Как человек, как музыкант. Его музыка не вписывается ни в какие привычные рамки. Она узнаваема с первых тактов. Это очень хорошо понимает тот же Родион Щедрин. «К его музыке нельзя подходить с обычными мерками», говорит он. К нему как человеку ‬тоже»[2].

«Ностальгия по настоящему…»Даже если гипотетически предположить содержание «книги песен» Микаэла Таривердиева без полифонического звучания всех её инвариантных мотивов, которые были обозначены, тем не менее, для полноценной целостности «книге» было бы достаточно звучания одного единственного мотива, в наименовании которого отражено особенное ощущение его образного мира ‬ощущение постоянно длящейся ностальгии. Психологически инкрустированные ностальгические мотивы, проникая буквально в каждый музыкальнопоэтический текст «книги песен», придают несравненное очарование и утонченность её образам и, выходя на уровень генеральной интонациивсего топоса Человека, выстраивают драматургический вектор всего творчества, становятся определяющей стилевой чертой композитора. Ностальгия‬неотъемлемая часть внутреннего мира Микаэла Таривердиева. Как вспоминает Вера, «у него всегда было два мира ‬один для публичной жизни, которую он все меньше любит и от которой все больше отгораживается. … Другой мир, свой, тщательно оберегаемый и мало кому известный, в который вхожи очень немногие люди. Единицы». На этот дуализм мироощущения указывает и Зара Долуханова в беседе 1997 года, когда с одной стороны она говорит о том, что «никогда не видела М.Таривердиева в плохом настроении. Даже когда речьшла об операции на сердце, которую ему пришлось перенести. Он всегда рассказывал об этом весело, со смешными подробностями». И «в то же время, ‬продолжает З.Долуханова ‬это был удивительно серьезный человек. /…/Он был во всем необыкновенным. /…/11

Наверное, он как хорошо воспитанный человек умел скрывать свои неприятности и переживания» [2]. Но, «как хорошо воспитанный человек», композитор Микаэл Таривердиев, пишущий только «по зову сердца» был верен себе, он оставался честным перед своими слушателями, исполнителями в музыкальных высказываниях, которые полны его личных ощущений ‬открытых каждому, кто хоть однажды соприкасался с его музыкой, в частности ‬с песней, музыкой к кино. Наиболее существенный мотив, сопровождающий переживания Человека «книги песен» ‬это мотив ностальгиипо чемуто, вероятно, несбыточному, идеальному, «настоящему», которое возможно существовало только в его воображении. Герой сравнивает свою ностальгию с послушником, просящимся к Господу, «ну а доступ лишь к настоятелю ‬так ия умоляю доступа без посредников к настоящему». В крайнем своем проявлении метафорой ностальгии становится «беззвездная мука» Человек, «задыхаясь в метелях полуденной пыли, врывается к Богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку и просит, чтоб обязательно была звезда! клянется, что не перенесет эту беззвездную муку»!Ностальгический мотив проявляет себя уже на рубеже 50х60х годов ‬в музыкальнопоэтических текстах «песен без слов» кинофильмов «До свидания, мальчики», «Мой младший брат», романсов «Акварелей», в сочинениях, во многом определивших атмосферу самого времени «Оттепели»: «Это музыка музыки, которую он безукоризненно слышал» (Сергей Соловьев), это тонко выраженная в музыкальной поэзии композиторская полифония восприятия происходивших общественных изменений, качество которых говорило о том, что они конечны в самом своем начале, это первые творческие проявления конечности любого человеческого пути, обреченного на одиночество. Ностальгия Микаэла Таривердиева имеет сложную основу. Это своеобразный эмоциональный клубок переплетающихся рефлексий обостренного восприятия мира, неизбежного обреченного одиночества, мечты об идеальном, отраженном в ощущениях, любви: Я не знаю, как остальные, но я чувствую жесточайшуюне по прошлому ностальгию ‬

ностальгию по настоящему. ……прикусываю как тайнуностальгию по настоящему, что станет.Да не застану.Оппозиция «прошлое ‬настоящее» не исключается из смыслового поля, но она, в данной связи, не является ведущей, как и единственно возможной, лежащей на поверхности. «Настоящее» в тексте М.Таривердиева это не столько указание времени происходящего, сколько определение качества жизненных отношений ‬между людьми, в первую очередь. Именно «настоящего» не хватает в жизни Человека «Книги песен» настоящих чувств, настоящей дружбы, уважения, «живого» как такового и всего того, без чего полноценный человек не может обходиться ‬«Упаду на поляну ‬чувствую по живой земле ностальгию». Синонимом ностальгии в «Книге песен» является тоска.Чувство тоски, как писал Цицерон, возникает в результате наличествующего, постоянного зла.Отсюда и её частое присутствие в переживаниях любящего Человека ‬«тебя обнимаю ‬обнимаю с такой тоскою, будто ктото тебя отнимает».Тоска по любимой вызывает болезненные ощущения ‬«а мне опять твой голос чудится, жизнь моя, боль моя». Впрочем «чудится» в дальнейшем пересекается по смыслу с «вспоминается»:Мне все дороже, все роднейвоспоминания далеких дней.И мне все чудится, чудится город прежний,Тихая улица, голос нежный,

Где нет любви ‬там нет надежды.

12Как видно, чувство ностальгии возникает и по «прежним» временам и по свободолюбивой песне ‬«не надо, ребята, о песне тужить». Ностальгические настроения обусловлены и отсутствием взаимопонимания,‬ герой удрученно констатирует, что в его жизни «чужих сердец соединенность и разобщенность близких душ», и неуверенностью в завтрашнем дне: «А что же завтра?»Мир мотива ностальгии ‬совершенно особый, он внешне менее диссонантен, чем мир мотива «Так тяжело на свете жить…», но, в отличие от последнего, он представлен в тексте «книги» множеством художественных атрибутов, создающих его пространство. Охарактеризуем те, которые получили наиболее полное выражение.

1.Вечер, ночь, темнота.В тексте «книги песен» ностальгия представлена целым рядом метафор, среди которых наиболее значимы вечер, ночь и темнота как непременное качество последней.Вечернее и ночное время становятся временем ностальгии

«Крик разлук и встреч Ты, окно в ночи!». Вечернее времяиздавна считалось промежуточным ‬временем между грехом и его искуплением, временем, когда голубка приносит в клюве ветвь оливы. Это время ‬отведенное для одиноких раздумий на темы крайне важные для Человека ‬любви, жизни, бытия: «Вечерело… Луч закатный, удлиняясь маломальски, прямо в город необъятный глянул смутно пофевральски. Вечерело…», «Значит, вечер», «Никого не будет в доме. Кроме сумерек». «Любовь передвечерняя» становится не только поздней любовью, но и последней любовью Человека. Вечер и время печали, тяжелых предчувствий «поля, в вечерней жалобе. Вечерние поля в росе, над ними ‬вороны». Ночьв «книге» представлена в двух качествах. Это собственно темная ночь как таковаяи в ней ‬центральная часть ‬полночь, как время «х»:«полночь брызнула свинцом», «полночь пулями стучала, смерть в полуночи брела». Ночь менее категорична в выражении, нежели полночь. Представим её образ в прогрессии «от мрака ‬к свету» ‬ «я, ночной порою погибая на седле», «как мы шли в ночную сырость, как бежали мысквозь тьму», «ночь звенела стременами», «ночью ты остаешься совсем одиноким, даже если ты рядом с женщиной», «предчувствие любви в ночном молчанье», «ночь не лишится прелести своей».Темнота, тьма и, даже, мгла, входят в текст как детализирующие элементы, способные выразить и смутные предчувствия «затемненные вижу окна», и стать синонимом лжи «правдивый свет мне заменила тьма, и ложь меня объяла, как чума», и сопутствовать образу смерти: «Друзей моих бессмысленный уход той темноте за окнами угоден» «но северная мгла, сиреневая мгла лежит вокруг».

2.Жизнь другая.Жизнь, безусловно, любима Человеком. Он старается объективно понимать её со всеми меняющимися обстоятельствами, со сменой времен и поколений, но в этом приятии всегда незримо присутствует образ лучшей, счастливой жизни (либо из прошлого, либо вымышленный), отчего возникает ностальгическое чувство: «жизнь ‬это точно любимая», «новые песни придумала жизнь», «и так же будут таять луны, и таять снег, когда промчится этот юный двадцатый век»,«в жизни все проходит, остывает», «отец нас не понимает, он другого поколения, каждое новое поколение могло бы вступить в жизнь, вооруженное до зубов опытом родного отца и деда, но оно каждый раз хочет все испытать, все испытать, все испытать, все испытать с самого начала!», «в детстве я любил скакать в Марокко», «и лишь надеждой жизнь согрета»…

133.Друзья. Мотивдруга, в большинстве своем, присутствует в тексте «книги» не как преданный, сочувствующий Человеку (герою), а как оставивший в силу разных обстоятельств (ушедший, погибший) или даже предавший его. Отсюда мотивы типа: «друг погиб», «а в друзьях нет выбора», «с другом не будет драки, если у вас друга нет», «по улице моей который год звучат шаги, мои друзья уходят. Друзей моих бессмысленный уход тойтемноте за окнами угоден», «Друг ты мой единственный, где моя любимая? Ты скажи, где скрылася, знаешь, где она? Друг ответил преданный, друг ответил искренний, была тебе любимая, была тебе любимая, была тебе любимая, а стала мне жена», «Со мною вот что происходит, ко мне мой старый друг не ходит, а ходят в разной суете разнообразные не те», «О сколько вредных и ненужных связей, дружб ненужных. Во мне уже осатаненность. О, ктонибудь, приди, нарушь чужих сердец соединенность и разобщенность близких душ».Изредка друг выступает в роли адресата повествования героя: «В каждом доме, друг, Есть окно такое», «С тобой когданибудь это было?»…

4.Окна.Мотив окон играет роль границы между Человеком и миром, Человеком и счастьем. Помимо того за окнами, как правило разыгрывается недостижимый или безвозвратно утерянный для Человека счастливый сюжет: «затемненные вижу окна, над ребенком склонилась мать», «Вот опять окно, где опять не спят. Может пьют вино, может так сидят. Или просто ‬рук не разнимут двое. В каждом доме, друг, Есть окно такое», «Крик разлук и встреч ты, окно в ночи!», «Я увидел в лесу дремучем с золотыми окнами дом. Я дошел. На холме высоком понял я средь лесной тишины: простонапросто были закатом окна в доме освещены», «Вспомни ‬заэтим окном впервые руки твои, иступленный, гладил», «один зимний день в сквозном проеме незадернутых гардин», «твой взгляд к окну прилип», «в твоем окне зажжется свет, но этой улицы на свете нет, «твои глаза ‬высоких два окна, и люди говорят, что в нихлюбовь ко мне видна».

5.Двери. Мотивдвери, как правило,закрытой, в какойто степени смыкается с мотивомокна. И окна и двери играют роль границы между Человеком и счастьем.Но, если окна, выражают идею «окна в мир», правда не достижимый, но открывающийся или даже возможный для Человека, и всячески его иллюстрируют его, то двери более жестоки по порождаемому ощущению. Будучи закрытыми, захлопнутыми, они несут идею неотвратимости человеческого одиночества, а так же замыкают и без того сжатое пространство человеческого бытия

«показали дорогу, да путь заказали», «замкнулась дверь, умолкли поезда и тихая печаль легла на плечи», «Вчера ‬это значит ‬захлопнуты двери», указывают на близость сказочной недостижимой мечты, но ограничивают доступ к ней, дразнят Человека: «полоска света золотая под затворенными дверьми». Наиболее полно жизненное назначение двери выражено в следующем фрагменте: А сказка ‬фонарик, что светит в ночиДля тех, кто при сказке сидит и молчит,И смотрит на сказку и верит, и верит,Что в сказку ведут не поэты, а двери.Откроешь и выйдешь, и сказку увидишь.



146.Поезд.Движение поезда завораживает Человека ‬«загляжусь ли на поезд». И, в то же время, герой «книги» произносит «Это ужасно, когда трогается поезд. Это ужасно, когда поезд отходит от перрона». Чувство ужаса возникает оттого, что поезд или увозит в «далеко» его возлюбленную, или проезжающий мимо, отъезжающий от перрона поезд, который созерцает герой, указывает направление поиска далекого счастья, достижение которого невозможно для героя: «на Тихорецкую состав отправится, вагончик тронется, перрон останется», «А завтра вечером, на поезд следуя, вы в речку выбросите ключи», «в тумане поезда поля, поля, в вечерней жалобе», «Замкнулась дверь, умолкли поезда, умолкли поезда и тихая, и тихая, и тихая, и тихая печаль легла на плечи».Лишь единожды в тексте «книги песен» встречается образ самолета, но он, в отличие от поезда, становится проводником в счастливый мир ‬«Самолет, где летим мы с тобой вдвоем».

7.Табачный дым,сигареты.Проводниками ностальгии в «книге песен» Таривердиева нередко становятся сигареты, табачный дым, даже курение как скрытый текст, лежащий за пределами реального музыкальнопоэтического текста, невольно возникает ощущение что герой «книги песен» (не важно, мужчина это или женщина) непременно курит, возможно, потому, что курил и сам автор. Прокуренная атмосфера становится непременным условием комфортной среды обитания Человека, в которой действительность отступает, а жизнь обретает некоторую размеренность: «дым табачный воздух выел», «начнет выпытывать купе курящее про мое прошлое и настоящее», «и по едкому запаху дыма мы поймем, что идут чабаны»,«они курят, как тени тихи…», или же целый монолог ‬«Не отнимайте у женщин сигареты. Я Вам серьезно говорю…».

Ностальгические мотивы вездесущи, они, порой незримо, проникают в смыслопорождающую основу других мотивов топосов «книги», окрашивая их своими полутонами.Они часто взаимодействуют с мотивами группы «Так тяжело на свете жить…».К примеру, в такой проекции мотива как «будто душу высасывают насосом, будто тянет, тянет вытяжка или вьюшка» имеет место сюжетноповествовательный элемент, речь идет о тяжких душевных переживаниях Человека, но в этом повествовании отражены и глубинные психологические характеристики, сводимые к тоске, ностальгии. Разлито ностальгическое чувство и в топосе Любви, характеристика структурирующих мотивов которого выводит за рамки заявленной темы.

Ссылки на источники1.Цукер А. Микаэл Таривердиев. ‬М.:Советский композитор, 1985 г.‬С. 288.2.Таривердиев М. Я просто живу. Таривердиева В. Биография музыки. М.: ZeбрaE, 2004.С. 656.3.Гервер Л. Музыка и музыкальная мифология в творчестве русских поэтов (первые десятилетия ХХ века). ‬URL: http://lgerver.narod.ru/ [Дата обращения 26.01.2013]. 4.Манн Т. Собр. соч.: В 10ти томах, т. IX. ‬М.: Издательство АН СССР, 1959. ‬с. 176.5.Андреев Л. Художественный синтез и постмодернизм. //Вопросы литературы. Журнал критики и литературоведения.‬2001 г. № 1. ‬URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2001/1/andr.html. [Дата обращения 26.01.2013].

156.Голсуорси, Дж. Вера романиста // Называть вещи своими именами: сб. ‬М.: Прогресс, 1986. ‬С. 494.7.Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1994. С. 136.

Davidiuk AllaAssistant professorof music theory and general humanities branch of the federal government budget educational institution of highereducation "Russian Academy of Music" in KhantyMansiysk.slipdavid@mail.ruSlipakov SergeyAssistant professorof instrumental performance of the branch of the federal government budget educational institution of higher education "Russian Academy of Music" in KhantyMansiysk.slipdavid@mail.ru

Nostalgia as one of the leading motives topos Man in total poetic text "book of songs" Michael Tariverdiev.

Abstract.The article is devoted to the art song Michael Tariverdiev one of the most original composers of the second half of the twentieth century. The authors have several scientific objectives: in accordance with the requests of modern artists and listeners, to fill the existing gaps in research of the creative legacy of the composer, as well as to present fairly new to the domestic musicology look at the underlying reasons for substantial songwriting Michael Tariverdiev positions with the unique features of the aggregate of the poetic text his songs, romances, monologues and madrigals. Productivity is realized in the article model of the analysis of poetry vocal works Tariverdiyeva across hypertext a kind of "Book of Songs" by composer.

Keywords:Michael Tariverdiev, the total poetic text, the book of songs, Man,topos, style, nostalgia.