Полный текст статьи
Печать

Аннотация. В статье представлены некоторые аспекты теоретического осмысления проблем территориальной экспансии государств имперского типа и конкретно-исторический пример ее протекания – в рамках римского государства. Особое внимание уделено действию исторических законов, ставящих упадок имперских образований в прямую зависимость от процессов их территориального роста.
Ключевые слова: Римская империя, империализм, экспансия, территориальный рост, интеграция.
 

Теоретически, путь к Империи открыт для каждого цивилизованного государства. Однако не каждому государству суждено творить имперское совершенство. Цивилизационное наследие Римской империи заняло свое место в мире безапелляционно и бескомпромиссно; Рим стал «обителью идей», которые завоевали мир, и религия экспансионизма занимает среди них далеко не последнее место.

  Сегодня новые территориальные претензии или реальные приращения импероподобных образований привлекают к себе пристальное внимание мировой общественности. Речь идет о столкновении с целым рядом «имперских ситуаций», которые побуждают к изучению имперских структур, анализу многочисленных примеров имперских практик. Теория и практика территориального расширения Римской империи может считаться классикой в деле проведения актуальных аналогий, контрфактического моделирования  разного рода сценарных парадигм.

  Вне сомнений, любая империя стремится простираться на бескрайние просторы и быть вечной, то есть не подверженной перипетиям мимолетной политической и исторической конъюнктуры. На практике, как замечает А. Г. Дугин [1], бесконечность и вечность выражаются в том, что территории империи превышают масштабы национальных государств, а цикл существования империй дольше, чем история конкретного политического режима. И все же империи конечны.

  То, что «схлопывающаяся Империя» движется к собственной гибели – «новость без новости», очевидная данность и для современников и для потомков. И логика здесь довольно проста: «Нет новых территориальных приобретений – нет налогов» – «Нет налогов – нет армии» – «Нет армии – нет Империи».

Однако разложить столь сложное уравнение, каким является падение Римской империи, на составные элементы, увязав их с тенденцией территориального расширения – задача утопическая. Век за веком императорский Рим наслаждался совершенной праздностью, чувствуя, как медленно уходят все желания... Римская империя постепенно исчерпала свою энергию роста; однако многие ее правители по привычке шли дорогой иррациональных побуждений, в т.ч. питали иллюзии, что можно и дальше влиять на ход мировой истории в прежних масштабах.

Территориальный рост – слишком существенный фактор эволюции любого имперского образования, это его «социально-желательная» характеристика (потому немногие императоры находили в себе силу сознательно и открыто противиться традиции расширения империи). Империя самонаделяет себя функцией покровительства; окружающий мир воспринимается как зона ее исторического присутствия. Цивилизаторство в процессе завоеваний становится верным средством упорядочивания окружающего пространства.

Империя – исключительно сложный феномен, одно из самых противоречивых явлений мировой истории. Современная парадигма осмысления темы «территориальный рост и гибель империи» по большому счету сводится к двум взаимоисключающим закономерностям:

1) Как только империя перестает расширяться, она начинает клониться к закату.

2) Империи не расширяются потому, что в силу конкретно-исторических внутренних и внешних причин не имеют возможностей к расширению, поэтому и «клонятся к закату».

 Логика исторического развития имперского государства требует постоянного расширения. Однако рост Империи актуализирует действие фактора разности потенциала экономического развития ее территории. Исторический опыт Римской империи доказывает: то, что было хорошо для римлян, оказалось как минимум полезным и для всех остальных. Под охранительным крылом мощного государства провинции начинают в своем развитии обгонять Центр – в итоге Империя перестает быть тождественной самой себе. Таким образом нарушается базовый принцип, согласно которому центр Империи должен быть своего рода «зоной опережающего развития».

И здесь мы подходим к парадоксальной ситуации, – ведь именно в окраинах Империи заключается истинный потенциал ее развития.

Территориальное расширение – это характеристика одновременно и процесса и состояния имперского организма. По большому счету, «империя в зените» находится либо в статусе «расширяющейся», либо в статусе «расширевшейся» (в идеале – до разумных пределов). Вслед за достижением государством пределов своего «жизненного пространства» следует неминуемый спад, – как известно, чем больше территория – тем больше ресурсов необходимо для охраны границ.

Но покой для империи губителен, – заявляет А. А. Цуркан, – Это один из парадоксов имперского бытия: империя, в своей сверхзадаче стремящаяся к абсолютному и совершенному покою, крайне тягостно переживает остановку своей экспансии, состояние стазиса, ибо последнее – «момент истины» для тех, кто осуществляет имперское строительство на практике. Наступает момент отрезвления и отказа от прежних, вызывающих насмешку ценностей [2].

Однако другая, не менее важная историческая закономерность гласит: за любое расширение, если только это не естественное геополитическое движение государства в определенном направлении, приходится платить слишком высокую цену. Римская империя была слишком велика, чтобы управлять ею эффективно. Возможно, в этом ракурсе уместно привлечение такой протомодели, как Колизей. Напомним, это сооружение было велико, но велико ровно настолько, чтобы каждый зритель смог без труда разглядеть происходившее на арене. Империя, будучи уподобленной зданию, рано или поздно становится слишком большой, чтобы оставаться комфортной для ее обитателей. Массы уже не могут ни понять, ни разглядеть того, что творится в эпицентре, а варвары между тем проводят «операцию длительного оседания» на ее территории.

Современные исследователи все больше видят в территориальном расширении империи важнейший инструмент реализации фундаментального императива – нового мирового порядка, т.е. организации мира в рамках единого цивилизованного пространства.

Когда-то Древний Рим пытался организовать единое цивилизованное пространство в рамках все расширяющейся Римской империи, но на пути этому стремлению встал неискоренимый этнический и племенной национализм покоренных варваров. Это, как пишет А. Новиков [3],  стало началом конца «нового мирового порядка». Рим осознал пространственную и временную конечность своей империи. Начались долгие и бесплодные переговоры с варварами, однако римлянам так и не удалось превратить германские племена ни в «союзников», ни в предсказуемых «партнеров».

Этот тупик был в известной мере неизбежен: римские геополитические императивы (по сути религия экспансионизма) оказывали на римское общество слишком существенное влияние. Римская государственная религия не имела смысла без римского государства, которого достояние она составляет; она есть religio civilis в собственном смысле история ее происхождения и развития много говорит о ее зависимости от роста и расширения государства [4].

Государство, обладающее подавляющим превосходством в мощи над возможными противниками, должно «нести на штыках цивилизацию», занимаясь экспортом институтов, идей, культуры, стиля жизни своего основного народа за пределы своих границ...

Кстати, о границах империи: наряду с центром, они (границы) задают то, что мы называем имперским пространством. Граница Империи играет не столько реальную, сколько сакрально-символическую роль (такие ее параметры как протяженность, проницаемость и подвижность подчас зависят лишь от амбиций и желаний единоличного правителя). Одним словом, имперское пространство – это  не физическое пространство, а скорее проекция интересов.

В этой связи показателен следующий факт: в свое время подписанный президентом США Дж. Бушем закон о строительстве заграждений на американо-мексиканской границе вызвал негативную оценку президента Мексики Ф. Кальдерона. По его словам, новый закон – это мера, «достойная сожаления, бесполезная и дорогая». «США повторяют ошибку Берлинской стены». Берлинская стена, как и римский лимес, играли роль глубоко символическую – помимо удержания на своих местах людей по обе стороны стены, они демаркировали «правильное», цивилизованное и «все остальные» пространства.

Таким образом, основной заботой римской дипломатии было формирование сложной структуры геополитического пространства по периметру империи. Это пространство как-бы сжималось абсолютными внешними границами, за которыми «заканчивалась» (по крайней мере, на данный момент) цивилизация. Т.е., империя творит исторический прогресс, находясь не среди других народов, а в окружении варваров либо тех, кто «отступил от цивилизации».

Центру в геополитическим пространстве империи уготована роль абсолютного доминирования. Геополитическое пространство империи центростремительно. Старое доброе «Все дороги ведут в Рим» означает именно пространство линий коммуникации, замыкающихся на имперский центр, доминирование вертикальных связей «центр – периферия». К слову, А. Мотыль метко уподобил империю колесу без обода: все части такой политической конструкции соединены между собой только вертикально, через центр и слабо связаны горизонтальными отношениями. При этом элита ядра страны, контролируя государственный аппарат, доминирует над периферийными элитами и обществами [5].

В мировой истории вряд ли найдется пример, когда империя удерживалась от соблазна обретения самодовлеющего статуса; не высказывала «претензии на мировое значение, а то и мировое господство» [6]. Польский публицист и дипломат  Кшиштоф Мрозевич полагает характерной (генетической) чертой такого супергосударства, как империя, ее «злокачественное» самопонуждение обязательно разрастаться, ее прожорливость, превосходящая пищеварительные возможности собственного организма [7].

Однако и в отношении этого постулата возможны вполне разумные оговорки. Да, Римская империя была результатом завоевания, однако римляне знали меру в структурировании большого разнообразного пространства.

Перворичина такой осмотрительности до банальности проста и именуется словосочетанием «экономическая целесообразность». Так, после Тевтобургской катастрофы было признано нецелесообразным продвигать рубежи империи за Рейн. Экспансия на Север провалилась, хотя... С точки зрения самого римского императора, которую он выработал еще в 5 г. н.э., завоевание земель за Рейном не имело никакого смысла, так как там был холодный дикий край, абсолютно не нужный римской цивилизации [8].

Жизнеспособная империя – это государство, умеющее меняться сообразно обстоятельствам; именно благодаря этому своему качеству римлянам удалось просуществовать так долго – и это видится важнейшим историческим уроком.

В статье «The Financial Times» «Римская империя как пример самоограничения для Обамы» [9] отмечается: империи, искушенные в стратегическом искусстве и сумевшие просуществовать долго, например, Римская, осознавали пределы своих возможностей и чаще всего старались их не превышать. Потеряв три легиона в чащобах германских лесов, Октавиан Август и его преемники решили, что граница империи в этом районе пройдет по западному берегу Рейна. Аналогичным образом, Рим выбрал Дунай в качестве естественного барьера от дакийских племен, оставив Венгерскую равнину этим воинственным «варварам». Уэльс и Шотландия римлянам также были не интересны, поэтому туда их легионы, как правило, не вторгались. На юге прибрежные районы Северной Африки были богаты ресурсами, но путь дальше преграждала непроходимая Сахара. Продвигаться восточнее Палестины также было опасно: парфянская империя была слишком могущественной, чтобы пытаться ее завоевать – для этого Риму пришлось бы отправить к берегам Евфрата и Вахша все свои легионы до последнего. Империя, однако, на такой опрометчивый шаг не пошла. Таким образом, границы влияния империи были установлены самим Римом.

Справедливо и красноречиво. Тем более, что и в римской, и в американской истории сложно отыскать период, когда их правительства ни отыскивали повод для очередной «цивилизационной атаки», повергавшей государства в состояние войны, формируя в обществах алармистские настроения. И это приносит свои сомнительные плоды: современные американцы, протестуя против тех или иных военных действий, выступают не столько из пацифистических побуждений, сколько против финансовой стороны дела. 

P.S. А. Б. Егоров отмечает: в результате завоеваний Рим становится единственной сверхдержавой, выражающей магистральный путь развития человечества, и фактически идентифицируется с этим последним [10].

Несомненно, вместе с расширением римского мира копились и множились проблемы, трудно поддающиеся разрешению. В то же время, следует учитывать, что универсального исторического закона, объясняющего расширение империй до того момента, когда включаются механизмы их дезинтеграции, еще не «изобрели». Важно понимать и то, что не всегда отступление одной цивилизации может быть объяснено одними лишь внутренними неурядицами либо успехами противника.

Так или иначе, но с окончанием последних завоеваний у Римской империи становилось все больше прошлого, – и все меньше будущего. Это имперское образование было движимо сверхидеей изменить мир, поглотив его, растворив его в себе. Но Рим не представлял масштабов окружающего мира – ровно так же, как германцы не имели представлений об истинных масштабах империи, на которую они нападали. Результат этой коллизии известен: мир изменил Рим в первом случае, а империя изменила германцев – во втором...

Ссылки на источники:
1. Дугин А. Г. Россия всегда была империей // Белгородская правда. – 2006. – №120 (9 августа). – С. 2.
2. Цуркан А. А. Трагедийный аспект имперского бытия (к вопросу о типологии языческой империи и православного царства) // Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. – 2004. – № 1. – С.142–161. – С. 145.
3. Новиков А. Византийская альтернатива // Век XX и мир. – 1994. – №5–6 // Русский Журнал [электронный ресурс]. – URL: http://old.russ.ru (дата обращения: 01.11.2014).
4. Бердников И. Государственное положение религии в Римско-Византийской империи. – Казань: Т-фия Императорск. Ун-та, 1881. – 580 с. – С. 212.
5. Мотыль А. Пути империй: упадок, крах и возрождение имперских государств. – М.: МШПИ, 2004. – С. 13.
6. Гатагова Л. С. Империя: идентификация проблемы // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. – М., 1996. – С. 338.
7. Мрозевич К. Как рушатся империи // Новая Польша. – 2009. – №2 [электронный ресурс]. – URL: http://www.novpol.ru (дата обращения: 03.11.2014).
8. Шустов В. Е. Войны и сражения Древнего мира. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. – 521 с. – С. 386.
9. Kennedy P. Rome offers Obama a lesson in limits // The Financial Times. – 2009. – 29 December [электронный реcурс]. URL: http://www.ft.com (дата обращения: 16.09.2014).
10. Егоров А. Б. Последние планы Цезаря (к проблеме римского глобализма) // Мнемон: исследования и публикации по истории античного мира / под ред.  Э. Д. Фролова. – Вып. 5. – СПб., 2006. – С. 77–94.