Феноменология возрожденного хронотопа: многоипостасность новых Тархан
О.
И. УлановаБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Уланова
О.
И. Феноменология возрожденного хронотопа: многоипостасность новых Тархан // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2015. – Т. 13. – С.
166–170. – URL:
http://e-koncept.ru/2015/85034.htm.
Аннотация. В статье рассматривается феномен Тархан в сопряжении двух значений: во-первых, как редкое, исключительное явление культуры, хронотоп, связанный с гениальной личностью русского поэта. Во-вторых, экспликация специфического феномена Тархан, который, как представляется, может быть адекватно раскрыт с опорой, в частности, на принципы феноменологии и феноменологической герменевтики ( Э. Гуссерль). Кроме этого рассматривается современный «мир» Тархан как своего рода культурный микрокосм. Центрирующим началом «осью культурного феномена Тархан», при продолжающемся развитии и усложнении хронотопических атрибутов, была и остается личность Лермонтова, его творческое наследие, осознанное и эксплицируемое как ценность культуры России и мира.
Ключевые слова:
феномен, хронотоп, музейный комплекс, многоипостасность, тарханы, м. ю. лермонтов, микрокосм, селообразующая роль
Текст статьи
Уланова Ольга Ивановна,кандидат культурологии, доцент кафедры экономической теории ФГБОУ ВПО «Пензенская ГСХА»,г.Пензаolga.ulanova2010@yandex.ru
Феноменология возрожденного хронотопа:многоипостасность новых Тархан
Аннотация.В статье рассматривается феномен Тархан в сопряжении двух значений: вопервых, как редкое, исключительное явление культуры, хронотоп, связанный с гениальной личностью русского поэта. Вовторых, экспликация специфического феномена Тархан, который, как представляется, может быть адекватно раскрыт с опорой, в частности, на принципы феноменологии и феноменологической герменевтики ( Гуссерль Э.). Кроме этого, рассматривается современный «мир» Тархан как своего рода культурный микрокосм. Центрирующим началом «осью культурного феномена Тархан», при продолжающемся развитии и усложнении хронотопических атрибутов, была и остается личность Лермонтова, его творческое наследие, осознанное и эксплицируемое как ценность культуры России и мира.Ключевые слова: феномен, многоипостасность, Тарханы, Лермонтов М.Ю., микрокосм, хронотоп, музейный комплекс, селообразующая роль.
«Тарханы» являются уникальной сокровищницей Лермонтовского наследия.Здесь прошла половина жизни великого М.Ю. Лермонтова. Здесь, в дворянскоусадебной среде, разнообразии народной жизни, в общении с природой, с богатствами родного языка получил он неизгладимые впечатления.Тарханская усадьба как явление национальнокультурного наследия, представляет огромный и разносторонний интерес для изучения. Цель исследования раскрыть современное состояние Тархан. Вопервых, установить, что соответствует в содержательном плане понятию «феномен», вынесенному в заглавие. Обращаясь к этимологии слова, подчеркнем его исконное значение, которое, в сущности, определяет в разной степени и контаминационные варианты: греческое phainomenonбуквально означало являющееся [1, 1067]. «Современный словарь иностранных слов» [2, 642] в первую очередь приводит философское значение слова: «в идеалистической философии –субъективное содержание нашего сознания, не отражающее объективной действительности (см. феноменализм); в философии Канта противопоставляется ноумену». Во втором значении –«редкое, необычное явление или выдающийся, исключительный в какомлибо отношении человек» [там же]. Очевидно, что феномен Тархан рассматривается нами в сопряжении последних двух значений, т.е. как редкое, исключительное явление культуры, хронотоп, связанный с гениальной личностью русского поэта. Однако культурфилософский и культурологический планы работыотнюдь непокрываются данными значениями. В нашу задачу входит и экспликация специфической феноменологии Тархан, которая, как представляется, может быть «адекватно раскрыта с опорой, в частности, на принципы феноменологии и феноменологической герменевтики», –как отмечал Э. Гуссерль [3, 306308]. Чтобы пояснить сказанное, обратимся к характеристике современного «мира» Тархан как своего рода культурного микрокосмоса, хронотопа в его современной научной версии. Естественно при этом, опираемся на работы исследователей,для которых различные феноменологические планы современных Тархан стали в той или иной мере предметом анализа. В первом ряду среди этих работ монография Н.М. Инюшкина «Провинциальная культура: взгляд изнутри» (Пенза, 2004 г.), в которой целая глава посвящена Тарханам. Да и кроме этой главы Тарханы по разным поводам часто упоминаются в этой работе. Главное же –это специфическое видение музеязаповедника (таковыми Тарханы официально стали с 1969 года) с позиций авторской концепции провинциальной культуры как «срединной»: «Лермонтовские Тарханы, пишет Н.М. Инюшкин, оригинальный феномен срединной культуры, соединяющей местное, провинциальное, национальное, мировое» [4, 379]. Эти четыре измерения задают многоплановость тарханского хронотопа в линеарнотемпоральных координатах, рождающих эпифеменологические константы соответственно своему культурному адресату: провинциальный житель, местный уроженец, россиянин, представитель иной культурной парадигмы европейского или мирового масштаба. Естественен, в этой связи, выход на субъект –объектные, диалогические отношения согласно концепции М.М. Бахтина. Так, если экспозиции и их детали (отдельные предметы и целые музейные комплексы) воспринимать как объект, то субъект восприятия экскурсант, который не детерминирован в своем эстетическом чувстве только данным объектом, но и определяется тем, что в психологии называется термином «установка» и, в сущности, всем набором апперцептивных качеств. Тарханский хронотоп, деформированный течением времени, стремится быть воссозданным в своей максимальной полноте, поэтому «… процесс особого бытия природы в контексте Тархан развивается в главном по схеме, воплощающейся в эволюции интерьерных экспозиций в лермонтовском заповеднике», отмечает исследователь [там же, 384]. Отсюда возникает необходимость «определенной трансформации пространства», цель которой состоит в восстановлении ландшафта XIXвека.Вне этого невозможно, говоря словами П. Флоренского «пространствопонимание», но не только оно, невозможен и межкультурный (межвременной) диалог, как и осуществление намерения с помощью особых выразительноизобразительных средств экспозиции вызвать у посетителей то сопереживание творческому состоянию поэта, которое в какойто степени сродни чувствам, вдохновившим когдато Лермонтова нанаписание произведений, скажем условно, «тарханского цикла».Можно сказать, что феномен Тархан, особенно в его хронотопических параметрах, так или иначе в своем актуальном бытии имеет рефлективно опосредованною форму. Это означает, как непременное условие, наличие концептуальной парадигмы развития музея. Основы этой парадигмы были заложены уже в середине 90х годов и озвучены публично в статье директора музея Т.М. Мельниковой. Суть данной концепции состоит в созидании «живого» музея, как мы бы определили данный культурологический и собственно музееведческий подход, при котором «… восстановление мемориальной территории –не есть только воспроизведение среды лермонтовского времени. … Живущая, использующаяся усадьба перестает быть лишь декорацией, но становится живой, плодоносящей, естественной» [5, 8]. Однако, было бы ошибкой говорить о том, что функционально (а не собственно декоративно, экспозиционно) использующиеся сады, пруды, конюшня, каретный сарай, людская изба и т.п. живут жизнью, адекватной той, которой они жили в лермонтовское время, адекватность здесь носит чисто внешний характер, главное же –восстановление полноты феномена посредством создания ряда эпифеноменальных конструкций.Ментальный срез хронотопа здесь ярче всего высвечивается через схему выстроенную М.М. Бахтиным и дополненную К. Гарднером.
Схема диалогического хронотопа по К. Гарднеру
В этой схеме главное место принадлежит тому, что американский исследователь Клинтон Гарднер удачно назвал «речевым методом», выраженным металингвистикой Бахтина и метаномикой РозенштокаХюсси. Гарднер, опираясь на схему Й. РозенштокаХюсси, выделяет четыре формы речевой ориентации с их пространственновременными осями на «кресте реальности».Повествовательной, императивный и субъективный планы или уровни речи характеризуются Гарднером как наша жизнь, объемлющая «весь наш «высокий опыт»» [6, 48]. Этот опыт, однако, не может быть «изжит» нами, посколькудля этого необходима совершенно иная форма организации и таковой видится четвертая, или «объективная» ориентация речевого мышления. Эта фаза была названа РозенштокомХюсси аналитической, такой, в которой исчезает движение как начало природное. «… В «природном», «естественном» мире не бывает поступков …, –писал немецкий мыслитель. Четвертая фаза речи –смерть духа. Если движущую силу, посредством которой опыт каждого человека целостно реализуется в четырех речевых фазах, мы назовем «духом», то есть дыханием жизни, –тогда фаза четвертая есть фаза смерти духа: дух на этой стадии умирает, чтобы дать место извне завершенному, воплощенному индивидууму. Не будь этого овнешнения и завершения нашего «Я» в объективной речи, не было бы перехода к новой фазе. В фазе четвертой мы выдыхаем один акт веры, чтобы обрети «второе дыхание»» [цит. по: там же, 49].Если мы хотим избежать такого заурядного явления, как эксплуатация имени и идей великих и выдающихся мыслителей вне их контекстуального применения, то важно сразу жезаметить, что дает нам конкретно новые схема и методология РозенштокаХюсси и Бахтина в истолковании хронотопа Тархан в его современном, то есть актуальном состоянии? Полагаем, что немало, и, главное, как нам кажется, это возможность осознания тарханскогохронотопа как многопланового речевого феномена, в терминах диалогической версии бытия, –который «овнешняется» через действие коллектива сотрудников музея, чье научное творчество в его совокупности можно обозначить как «поступок». Здесь вполне уместна концепция Бахтина «философия поступка». Бахтин утверждает, что мир диалога, его пространство, парадоксальны. В него можно войти даже со своего места, но остаться можно только при том условии, «что субъект диалога может стать культурно значимой личностью, воплотившей свою уникальность в какомлибо произведении», –пишет И.М. Соломадин [7, 288]. Диалог, согласно Бахтину возможен в трех временных пространствах:1)большого времени (античность, средневековье и т.д.);Внутреннее пространство, создаваемое субъективной речьюРеальность: ЯПрошлое время, создаваемое повествовательной или траекторной речьюРеальность: МЫБудущее время, создаваемое повелительнообращенной (императивной) речьюРеальность: ТЫВнешнее пространство (мир), создаваемой объективной речьюРеальность: ОН, ОНА, ОНИ, ОНО2)индивидуального, укладывающегося в жизненные сроки, отмеренные для каждого человека;3)как микродиалог в сознании отдельного субъекта.Войти в большой диалог удается далеко не каждому, ведь это возможно только через ответственный поступок, который также парадоксален: поступок –итог, это «окончательный вывод», и как утверждает Бахтин, это одновременно потенциальный текст, возможность понимания которого реализуется только в диалогическом контексте своего времени. Однако текст может быть интерпретирован или воспроизведен субъектом и тогда это, как утверждал мыслитель «… есть новое, неповторимое событие в жизни текста» [8, 122].Актуально данный хронотоп музеяусадьбы действительно реализует себя через диалог. Диалог, а точнее –полилог –это самая общая форма, функционирования всех его структур. В качестве субъективного носителя исторического текста, как, впрочем и интертекстуальных образований, мы можем рассматривать творческий коллектив музея. Его научные сотрудники прежде всего воссоздают ментальный текст лермонтовской и, еще ранее –арсеньевской эпохи жизни усадьбы. Этот текст есть более или менее систематизированная, а чаще всего –фрагментарная историческая картина. Она включает все возможные для данного уровня исследования проблемные решения и разной степени адекватности исторические «подлинники», которые сами зачастую (используя уже установившийся термин постмодернизма) являются не более, чем симулякром [9, 618].Следующий этап и, в этом отношении, новый вид функционирования тарханского хронотопа в его музейном обличии, условно можно назвать «поступком».Это действительно «последнее слово», объективация, или «смерть духа» в плане одной динамики, с возможностью и необходимостью возродиться в другой (действие по претворению идеальной модели в жизнь). Следует, на наш взгляд, учитывать те дополнительные фокусировки, которые выставляют на первый и убирают на последний план реалии и раритеты, долженствующие вызвать к жизни тот или иной образноэмоциональный и рассудочнорациональный комплекс: представление, живую картину, переживание, сострадание, сотворчество ит.п. Сам же рассказ экскурсовода звучит как ведущий текст, лейтмотив, окруженный экспозиционным «контекстом».Воплощение того или иного экспозиционного плана можно рассматривать как поступок со всеми вытекающими из него последствиями. Музейное пространство тарханского актуального хронотопа имеет свои «мемориальнопросветительские приоритеты». Н.М. Инюшкин в своей книге верно подмечает следующую специфику нынешнего дня музея: «Жизнь вносит коррективы в любые программы. Если в середине 1990х годов в музее полагали, что функционирование конюшни как реально воссозданного элемента усадьбы лермонтовских времен нецелесообразно, то в начале XXIвека мнение на сей счет стало другим. Просто реконструированное помещение мало что добавляло в пространственную экспозицию, но вот возможность содержать там, например, «башкирцев», лошадей любимой Лермонтовым породы, существенно изменили бы ситуацию» [4, 387]. При этом, подчеркивает исследователь, музей умело сочетает воспроизведение с максимальной достоверностью дворянской усадьбы XIXвека и предоставление современному человеку возможности виртуального перемещения в то историческое время, чтобы хотя бы в воображении почувствовать себя современником М.Ю. Лермонтова.Здесь могут быть задействованы как пространственные, ландшафтные мотивы (тарханская дорога), так и эпифеномены «вещного», предметного типа: теплица, пруды, пасека, сады, кони….Проблема соотношения истории и современности решается музеем не только (и не столько) теоретически, но и практически. Чтобы приобщиться, стать подлинным субъектом интервременной культуры, экскурсант должен быть не только «посетителем», но и участвовать в живом процессе сотворчества. Конечно, задача гигантская не только по масштабу, но и глубине, поскольку она выводит на новый уровень характеристики культурфилософских позиций через субъектобъектные и межсубъектные отношения. Одна из форм ее решения –Лермонтовские дни поэзии, которые проводятся с 1971 года. Они, в свою очередь, тоже полифункциональны, как и музейный комплекс в целом, а в интересующем нас отношении, характеристике хронотопа, эти праздники перебрасывают живой мост между прошлым и настоящим, создавая особую атмосферу духовной причастности времени ко вневременному, знаменуя победу духа над тлением и смертью, а памяти над забвением. В плане культурологической фиксации историколитературной и актуальной поэтической составляющей явления Тархан, уместно обратиться к положениям Вл.С. Соловьева, развитым им в философском эссе «Тайна прогресса» (1898): «Кто не верит в будущность старой святыни, должен всетаки помнить ее прошедшее. Отчего не понесет он ее из почтения к ее древности, из жалости к ее упадку, из стыда быть неблагодарным….Если ты хочешь быть человеком будущего, современный человек, не забывай в дымящихся развалинах отца Анхиза и родных богов….Спасающий спасается. Вот тайна прогресса –другой нет и не будет» [10, 557]. Действительно, в свое время (20е –30е годы ХХ века) Тарханы в буквальном смысле пришлось спасать как усадьбу, как историкокультурный памятник. Еще один важный этап был связан с тем, чтобы объективно отразить в экспозиции не только Личность, но и воссоздать культурологическую «топографию» и «хронологию» и при этом осмелиться взять на себя «всю тяжесть старины» и «перенести это священное бремя прошедшего через действительный поток истории» [там же]. Стране и вместе с ней творческому коллективу музея нужно было пережить время умалчиваний, время идеологических подтасовок и просто лжи, прежде, чем в облике тарханского хронотопа обнаружилось то единственное, ради чего нужен музей и всякая познавательная деятельность вообще –Истина. Мы не ведем сейчас речи о возможности достижения ее полноты, абсолютности, но даже чисто гносеологический, научный аспект в феноменологии Тархан налицо: это стремление к научно обоснованным путям реконструкции и реставрации всего усадебного комплекса, но и не только!Вышеизложенный материал дает основания для главного вывода данного параграфа –это вывод о многоипостасности, полифункциональности, многоплановости Тархан, взятого в его синхронистическом срезе. Одна из пространственных тенденций наиболее ярка и заметна, она выражается в расширении среды культуротворческого воздействия [4, 389]. Не иначе, как инновационные, характеризуются такие проекты музея как «Музейная педагогика» синтезировавшая усилия музея, сельских детского сада и школы; «Музей и дети», «Лермонтов и мы»; издание периодического научного сборника «Тарханский вестник» и др.Представляется важным обратить внимание и на новое отношение, сложившееся между селом и, назовем ееусловно, «музейной усадьбой». Если, как это было показано в первой части диссертации, в XVIIIи XIXвеках усадьба и село составляли две части мира, объединенного по принципу отношений типа «помещик –крепостные крестьяне» и не только вал отделял усадьбу от села, но и сословные перегородки, то в настоящее время музей, как отмечают исследователи, играет «селообразующую» роль. Это выражается в стремлении администрации и всего коллектива использовать новые социальные и экономические рычаги для обеспечения функционально живой территории, что, естественно, влечет за собой и преображение села в целом.То, что село Тарханы (сегодня Лермонтово) гораздо более благоустроенно по отношению к своим ближайшим и более отдаленным соседям, составляет как раз результат новогоэкономического мышления и деятельности: «…все преобразования облика с. Лермонтово определяются развитием музейной зоны, имеющей всероссийскую значимость…Музей живет и развивается, когда хранимое и оберегаемое прошлое усилиями тех, кто ему служит, не выпадает изменяющимся времени, а соответствует лучшему и разумному в нем. Ежегодно в Тарханы –страну детства, страну поэзии Лермонтова, приезжают тысячи посетителей. Стремятся сюда, чтобы насладиться источником его поэзии, тем волнующим, трогающим душу чувством прикосновения к чуду. Ведь именно жизнь в Тарханах дала будущему поэту ощущение свободы, причастности традициям предков, единения с природой. И по силе чувств и энергии, силе действительности, выразительности слова, по смелости мысли поэзия М.Ю.Лермонтова уникальна и неповторима.Музей успешно решает свои задачи, когда не поджимает пуритански губы, а, опираясь на авторитет великого имени, помогает родному краю в позитивных подвижках проблем, имеющих отношение не только к культурной сфере провинциальной жизни» [там же, 395], но и, продолжим далее, к сфере социальноэкономической, с ее злободневными, насущными требованиями. И, однако, во взаимоотношениях села и музея не все безоблачно и гармонично, как хотелось бы. Уже одна только попытка расширения мемориальной охранной зоны, которая должна включать в себя часть территории вокруг Большого пруда, к которому примыкают сады и огороды сельчан, привела к бурному протесту ввиду перспективы отторжения части земли, принадлежавшей когдато тем или иным семьям и еще сколхозных времен рассматривавшихся как «своя», личная, чуть ли не на правах частной собственности. Определенный диссонанс в развитие инфраструктуры села вносит и недоучет того, насколько контрастны по отношению друг к другу дороги, ведущие к первому музейному комплексу и отстоящие от него. Одна из них асфальтирована, вдоль нее –аккуратные, выкрашенные зеленой краской заборчики, а на другой стороне пруда, на почти параллельной улице, где также живут люди, труженики, ничего подобного нет и в помине. Расползшееся после дождя месиво «чембарских черноземов» (М.Е. СалтыковЩедрин) остановит всякого «пришельца», который рискнул бы осмотреть село с «немузейной» стороны. Вообще, несмотря на то, что музей объективно както решает проблему рабочих мест, что весьма важно в современной России, люди до сих пор делятся на «музейных» и «немузейных», что говорит о продолжающейся специфической обособленности тарханского хронотопа, его распадении, или дифференциации на мемориальную, специально обслуживаемую и охраняемую частьи собственно сельскую, решающую повседневные проблемы людского житиябытия. Повидимому этот разрыв еще долго не будет ликвидирован, и так или иначе разные уровни бытования культуры будут продолжать сосуществовать, перемежая конфликты с компромиссами.Представленная характеристика современного тарханского хронотопа была бы неполной, если бы мы не затронули в своем анализе такой важной части, как его рост и расширение посредством массмедийных каналов: это музейные телепрограммы, радиопередачи, тематическиерубрики в местной и общероссийской прессе, это и выходы на зарубежные информационные каналы специально научного и общекультурного назначения. Музейный комплекс не ограничивается сугубо внутренним существованием, но транспортирует, транслирует эту внутреннюю мемориальнолитературную и историческую информацию во внешнее культурное пространство, не только локального, регионального, но и общероссийского и мирового масштаба, выходя, таким образом на уровень функционирования, характерный для информационной структуры современного общества. Экспозиционная «продвинутость» современных Тархан засвидетельствована получением дипломов по номинациям «Душа России» и «Самая элегантная композиция» во время проведения фестиваля «Интермузей 2000». В 2000 году музей становится лауреатом конкурса учреждений культуры «Окно в Россию». Эти факты позволяют утверждать, что «Лермонтовские Тарханы –оригинальный феномен срединной культуры, соединяющий местное, провинциальное, национальное, мировое» (Н.М. Инюшкин) [там же, 397]. В этомсинтезе, как мы полагаем выражены, сама форма и условия «феноменальности» в первом смысле этого термина: это действительно явление, поражающее своей необычностью уже в плане сочетания исторического и современного.В то же время следует в многоплановости, полисемантизме, многоярусности тарханского явления различать варианты смыслов и значений, которые задаются объективными потребностями перекодирования и трансформации ментального хронотопа в хронотоп реальный и, далее, вновь в ментальный, но уже субъективного плана. В этом отношении теоретически значимой является концепция отечественного исследователя А.А. Реформатского. Коммуникативные возможности индивидов различны, но есть та общая стихия, которая, подобно «воздуху» Анаксимена, одновременно является и средой и душой коммуникации –это язык. Упрощенно говоря, научные изыскания, концепты и положения должны быть «переведены» с узкоспециального на «общий» язык. В теоретическом плане, подчеркивал Реформатский, следует четко разделять кодирование, перекодирование и трансформационный метод. Так, например, если в виде кода представить азбуку Морзе, то по отношению к ней перекодирование будет произведено в обратном порядке: «В таком случае, пояснил исследователь, дело состоит только в форме рецепции сообщения через видоизменение того, что имеется в первичной ее данности. … Совершенно иное качество «перекодирования» в тех случаях, когда меняется не только материальная часть сигнализации, но и характер самих элементов системы и их отношений, … то есть когда взаимодействуют целые и целостные системы передачи информации. Судя по всему, здесь не может быть двузначной системы (элемент текста А ↔ элементу текста В, без промежуточных звеньев), а должно быть обязательно наличие чегонибудь третьего, что служит необходимым посредником между этими уже не текстами, а именно системами» [11, 208210]. В работах И.А. Соколянского, теоретика и практика тифлосурдопедагогики , этот третий элемент получил название «образ знака». Естественно, мы далеки от того чтобы экстраполировать методы структурной лингвистики на культурные феномены, но, тем не менее, ряд соответствий и их приложимость оказываются очевидными.Так, например, можно схематически представить современный облик Тархан не просто как статичное образование, а как динамическую, сложную, развивающуюся систему. В этом случае переход от культурных кодов –перекодирования и раскодирования к трансформации неизбежен, –ведь даже в реконструированной усадьбе лермонтовское время только «представлено», оно выступает в виде «образа», приняв который, мы принимаем и условия определенной культурной «игры». Неизбежность временной и пространственной, в частности, ландшафтной трансформации усложняют культурную задачу воссоздания: воссоздаваемое рождается заново и естественно предположить новыеусловия и функции бытования музеязаповедника в будущем, когда новая техника и технология будут способствовать новому качеству путешествия во времени: идейного, материального и идеального [12, 19].В апреле 2012 г. в Доме мельника открылась харчевня. Рядом с ветряной мельницей, на подъезде к усадьбе музеязаповедника "Тарханы", был восстановлен дом мельника.В рамках федеральной целевой программы "Культура России (2012—2018 гг.)" с августа 2014 г. в музеезаповеднике "Тарханы" началось строительство Музейнопросветительского центра для приема посетителей. Здание будет занимать площадь 1815 кв. метров. На этойплощади разместятся выставочный зал, конференцзал, литературная гостиная, гостиница и кафе.В музее постоянно совершенствуются формы работы с посетителями: театрализованные экскурсии, литературномузыкальные вечера, фольклорные праздники, викторины, деньпоследнего звонка и день знаний, последний урок литературы для выпускников, театрализованное представление "Минувших дней очарованье" с элементами бала лермонтовского времени... Сейчас "Тарханы" заняты возрождением местных промыслов: ткачества, лозоплетения, гончарного искусства, вязания.В феноменологической структуре тарханского хронотопа, мы уже говорили об этом, большое место занимает то, что прежде называли «субъективный фактор», а именно: творческий коллектив музея, его научные сотрудники, экскурсоводы, работники различных служб и, конечно, администрация, которой, как нигде в других сферах руководящей деятельности, принадлежит функция научного и административного лидера. Транслирующая компонента, если ее выразить как передачу историколитературной информации, научно выверенной и подготовленной для использования в практике музейного дела, самым непосредственным образом связана с компонентой трансформирующей, поскольку для экскурсанта или зрителя, как и для читателя путеводителя, буклетов или «Тарханского вестника» и другой музееведческой и историкокраеведческой, лермонтоведческой литературы, –данный уровень предстает не в его первозданном виде, а посредством «обработки», «субъектных» и «субъективных» положений транслятора. Поэтому так различны экскурсии, экспозиционные планы, ландшафтные зоны и т.п., что они представляют в той или иной степени авторское самовыражение, «заявляют и обнаруживают определенную авторскую позицию» (Б.О. Корман) [13, 202].Однако при всей оправданности и необходимости научного учета «инфраструктуры» тарханского хронотопа, феномен Тархан не сводится к своим хронотопическим характеристикам, он гораздо шире и сложнее их. Если обратиться к вопросу о том, что же его центрирует и держит «в себе», то ответ может быть только один: личность М.Ю. Лермонтова. Не случайно, в этой связи, все пространственновременные, вещные, раритетные характеристики непосредственно или опосредованно направлены на раскрытие и понимание одной персонологии –«Лермонтовской» (В.И. Сиротин) [10, 434].И вот здесьто музейусадьба, как многоплановый феномен, может уйти от своеобразного «культа личности», не допуская упомянутой персонологии развиться в «лермонтовоцентризм». В чем здесь опасность? Она едва заметна, и ее почувствовал еще русский философ Н.А. Бердяев:акцентированный христоцентризм может увести верующего в сторону от адекватного понимания Св. Троицы. Так и в нашем случае Лермонтов, вырванный из контекста эпохи, мог бы быть представлен весьма односторонне: как жертва, например, или как всепоглощающий гений (С.А. Левицкий) [14, 177178]. Но музей не допускает подобного, потому, что стремится к объективности научной и жизненной, а воссоздание всего хронотопического целого предполагает не просто показ личности на фоне исторического времени, но именно включение персонологического «текста» в пространственновременной континуум XIXвека в максимально возможной на сегодняшний день полноте. Своего рода «гипертекстом» выступают в таком случае все медиативные научноэкспозиционные инновационные программы, разработанные сотрудниками музея и другими учеными, направляющими культурный вектор Тархан от культуры провинции к культуре мира[15, 129144].Подводя итог, мы можем сформулировать следующие выводы:1. Феноменальность Тархан как музеязаповедника подтверждается уникальными хронотопическими характеристиками, среди которых важное значение принадлежит исторической проекции в виде трансляции и трансформации пространственных, в частности, ландшафтных признаков прафеномена на современность.2. Научноэкспозиционная концепция музея нацелена на создание «живой» усадьбы, где элементы реставрационного и реконструированного пространствавремени выполняют свои непосредственные функции: пасека, теплица, пруды, конюшня, людская изба и т.д.3. Хронотопические атрибуты «культурногогнезда» релевантно отображает схема, представленная как «крест реальности». Тарханы показаны как разновекторная структура пространственноречевого типа с «овнешнением», то есть объективизацией плана внешнего пространства, создаваемого объективной речью.4. В тарханском хронотопе, представленном феноменологически, четко различаются, как элементы структуры, ментальные и материальные сегменты.5. Ведущая роль в формировании, трансляции, трансформации и перекодировании тарханского хронотопа принадлежит субъективному фактору, роль которого выполняет творческий коллектив музея. Этот фактор может трактоваться как субъективноментальный в структуре рассматриваемого культурного поля.6. Субъективный фактор задает и формирует три типа пространства, совмещенных в актуальном хронотопе: а) реальное пространство (ландшафт, интерьер барского дома и других объектов; б) пространство концептуальное (экспозиции); в) пространство перцептуальное (воображаемое) –то, что должно возникнуть на основе первого и второго элементов в воображении экскурсантов.7. Центрирующим началом «осью культурного феномена Тархан», при продолжающем развитии и усложнении хронотопических атрибутов была и остается личность Лермонтова, его творческое наследие, осознанное и эксплицируемое как ценность культуры России и мира.
Ссылки на источники1. Phainomenon// Толковый ловарь русского языка / Под ред. Б.М. Волина и Д.Н. Ушакова. –М.: Гос. издво иностр. и нац. словарей, 1949. –Т. IV. –С. 1067.2. Phainomenon// Современный словарь иностранных слов. –СПб.: «Дуэт», «Комета», 1994. –С. 642.3. Гуссерль, Э. Философия как строгая наука / Э. Гуссерль. –Новочеркасск: Издво «Агентство САГУНА», 1994. –360 с.4. Инюшкин, Н.М. Провинциальная культура: взгляд изнутри / Н.М. Инюшкин. –Пенза, 2004. 440 с.5. Мельникова, Т.М. К вопросу о мемориализации ландшафтов мемориальных музеев / Т.М. Мельникова // Тарханский вестник. –1996. №6. –С. 818.6. Гарднер, К. Между Востоком и Западом. Возрождение даров русской души / К. Гарднер. –2езд. –М.: Наука, 1993. –С. 4849.7. Соломадин, И.М. « «Пустыня реального» или «онтология человеческой сообщности»?» / И.М. Соломадин //Россия и Вселенская Церковь: В.С. Соловьев и проблема религиозного и культурного единения человечества / Ред. В. Порус (Серия «Религиозные мыслители»). –М.: Библейско –богословский инт св. апостола Андрея, 2004. –С.288.8. Бахтин, М.М. К философии поступка / М. М. Бахтин //Философия и социология науки и техники. Ежегодник 19841985. –М.: Наука, 1986. –С.122.9. Можейко, М.А. Симулякр // Новейший философский словарь / М.А. Можейко; Сост. А.А. Грицанов. –Мн.: Издво В.М. Скакун, 1998. –С. 617618.10. Сиротин, В.И. На весах Безвременья. Очерки истории и литературы / В.И. Сиротин. –М.: Издво журнала «Москва», 2002. –512 с. –Кн. 1.: Сумерки Просвещения. –М., 2002. –С. 434.Соловьев, В.С. Сочинения в 2х т. / В.С. Соловьев. –2е изд. –М.: Мысль, 1990. –Т.2. –С. 557.11. Реформатский, А.А. О перекодировании и трансформации коммуникативных систем / А.А. Реформатский //Исследования по структурной типологии. –М.: Издво АН СССР,1963. –С. 208210.12. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич. –2е изд., испр. и доп. –М.: Искусство, 1984. –350 с.13. Корман, Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора / Б.О. Корман //Страницы истории русской литературы. –М.: Наука, 1971. –С.202.14. Левицкий, С.А. Трагедия свободы / С.А. Левицкий. –М.: Канон, 1995. –512 с.15. Уланова, О.И. Тарханский хронотоп Михаила Лермонтова: дисс…. канд. культурологии/ О.И. Уланова. –Саранск, 2005. –183 с.
Феноменология возрожденного хронотопа:многоипостасность новых Тархан
Аннотация.В статье рассматривается феномен Тархан в сопряжении двух значений: вопервых, как редкое, исключительное явление культуры, хронотоп, связанный с гениальной личностью русского поэта. Вовторых, экспликация специфического феномена Тархан, который, как представляется, может быть адекватно раскрыт с опорой, в частности, на принципы феноменологии и феноменологической герменевтики ( Гуссерль Э.). Кроме этого, рассматривается современный «мир» Тархан как своего рода культурный микрокосм. Центрирующим началом «осью культурного феномена Тархан», при продолжающемся развитии и усложнении хронотопических атрибутов, была и остается личность Лермонтова, его творческое наследие, осознанное и эксплицируемое как ценность культуры России и мира.Ключевые слова: феномен, многоипостасность, Тарханы, Лермонтов М.Ю., микрокосм, хронотоп, музейный комплекс, селообразующая роль.
«Тарханы» являются уникальной сокровищницей Лермонтовского наследия.Здесь прошла половина жизни великого М.Ю. Лермонтова. Здесь, в дворянскоусадебной среде, разнообразии народной жизни, в общении с природой, с богатствами родного языка получил он неизгладимые впечатления.Тарханская усадьба как явление национальнокультурного наследия, представляет огромный и разносторонний интерес для изучения. Цель исследования раскрыть современное состояние Тархан. Вопервых, установить, что соответствует в содержательном плане понятию «феномен», вынесенному в заглавие. Обращаясь к этимологии слова, подчеркнем его исконное значение, которое, в сущности, определяет в разной степени и контаминационные варианты: греческое phainomenonбуквально означало являющееся [1, 1067]. «Современный словарь иностранных слов» [2, 642] в первую очередь приводит философское значение слова: «в идеалистической философии –субъективное содержание нашего сознания, не отражающее объективной действительности (см. феноменализм); в философии Канта противопоставляется ноумену». Во втором значении –«редкое, необычное явление или выдающийся, исключительный в какомлибо отношении человек» [там же]. Очевидно, что феномен Тархан рассматривается нами в сопряжении последних двух значений, т.е. как редкое, исключительное явление культуры, хронотоп, связанный с гениальной личностью русского поэта. Однако культурфилософский и культурологический планы работыотнюдь непокрываются данными значениями. В нашу задачу входит и экспликация специфической феноменологии Тархан, которая, как представляется, может быть «адекватно раскрыта с опорой, в частности, на принципы феноменологии и феноменологической герменевтики», –как отмечал Э. Гуссерль [3, 306308]. Чтобы пояснить сказанное, обратимся к характеристике современного «мира» Тархан как своего рода культурного микрокосмоса, хронотопа в его современной научной версии. Естественно при этом, опираемся на работы исследователей,для которых различные феноменологические планы современных Тархан стали в той или иной мере предметом анализа. В первом ряду среди этих работ монография Н.М. Инюшкина «Провинциальная культура: взгляд изнутри» (Пенза, 2004 г.), в которой целая глава посвящена Тарханам. Да и кроме этой главы Тарханы по разным поводам часто упоминаются в этой работе. Главное же –это специфическое видение музеязаповедника (таковыми Тарханы официально стали с 1969 года) с позиций авторской концепции провинциальной культуры как «срединной»: «Лермонтовские Тарханы, пишет Н.М. Инюшкин, оригинальный феномен срединной культуры, соединяющей местное, провинциальное, национальное, мировое» [4, 379]. Эти четыре измерения задают многоплановость тарханского хронотопа в линеарнотемпоральных координатах, рождающих эпифеменологические константы соответственно своему культурному адресату: провинциальный житель, местный уроженец, россиянин, представитель иной культурной парадигмы европейского или мирового масштаба. Естественен, в этой связи, выход на субъект –объектные, диалогические отношения согласно концепции М.М. Бахтина. Так, если экспозиции и их детали (отдельные предметы и целые музейные комплексы) воспринимать как объект, то субъект восприятия экскурсант, который не детерминирован в своем эстетическом чувстве только данным объектом, но и определяется тем, что в психологии называется термином «установка» и, в сущности, всем набором апперцептивных качеств. Тарханский хронотоп, деформированный течением времени, стремится быть воссозданным в своей максимальной полноте, поэтому «… процесс особого бытия природы в контексте Тархан развивается в главном по схеме, воплощающейся в эволюции интерьерных экспозиций в лермонтовском заповеднике», отмечает исследователь [там же, 384]. Отсюда возникает необходимость «определенной трансформации пространства», цель которой состоит в восстановлении ландшафта XIXвека.Вне этого невозможно, говоря словами П. Флоренского «пространствопонимание», но не только оно, невозможен и межкультурный (межвременной) диалог, как и осуществление намерения с помощью особых выразительноизобразительных средств экспозиции вызвать у посетителей то сопереживание творческому состоянию поэта, которое в какойто степени сродни чувствам, вдохновившим когдато Лермонтова нанаписание произведений, скажем условно, «тарханского цикла».Можно сказать, что феномен Тархан, особенно в его хронотопических параметрах, так или иначе в своем актуальном бытии имеет рефлективно опосредованною форму. Это означает, как непременное условие, наличие концептуальной парадигмы развития музея. Основы этой парадигмы были заложены уже в середине 90х годов и озвучены публично в статье директора музея Т.М. Мельниковой. Суть данной концепции состоит в созидании «живого» музея, как мы бы определили данный культурологический и собственно музееведческий подход, при котором «… восстановление мемориальной территории –не есть только воспроизведение среды лермонтовского времени. … Живущая, использующаяся усадьба перестает быть лишь декорацией, но становится живой, плодоносящей, естественной» [5, 8]. Однако, было бы ошибкой говорить о том, что функционально (а не собственно декоративно, экспозиционно) использующиеся сады, пруды, конюшня, каретный сарай, людская изба и т.п. живут жизнью, адекватной той, которой они жили в лермонтовское время, адекватность здесь носит чисто внешний характер, главное же –восстановление полноты феномена посредством создания ряда эпифеноменальных конструкций.Ментальный срез хронотопа здесь ярче всего высвечивается через схему выстроенную М.М. Бахтиным и дополненную К. Гарднером.
Схема диалогического хронотопа по К. Гарднеру
В этой схеме главное место принадлежит тому, что американский исследователь Клинтон Гарднер удачно назвал «речевым методом», выраженным металингвистикой Бахтина и метаномикой РозенштокаХюсси. Гарднер, опираясь на схему Й. РозенштокаХюсси, выделяет четыре формы речевой ориентации с их пространственновременными осями на «кресте реальности».Повествовательной, императивный и субъективный планы или уровни речи характеризуются Гарднером как наша жизнь, объемлющая «весь наш «высокий опыт»» [6, 48]. Этот опыт, однако, не может быть «изжит» нами, посколькудля этого необходима совершенно иная форма организации и таковой видится четвертая, или «объективная» ориентация речевого мышления. Эта фаза была названа РозенштокомХюсси аналитической, такой, в которой исчезает движение как начало природное. «… В «природном», «естественном» мире не бывает поступков …, –писал немецкий мыслитель. Четвертая фаза речи –смерть духа. Если движущую силу, посредством которой опыт каждого человека целостно реализуется в четырех речевых фазах, мы назовем «духом», то есть дыханием жизни, –тогда фаза четвертая есть фаза смерти духа: дух на этой стадии умирает, чтобы дать место извне завершенному, воплощенному индивидууму. Не будь этого овнешнения и завершения нашего «Я» в объективной речи, не было бы перехода к новой фазе. В фазе четвертой мы выдыхаем один акт веры, чтобы обрети «второе дыхание»» [цит. по: там же, 49].Если мы хотим избежать такого заурядного явления, как эксплуатация имени и идей великих и выдающихся мыслителей вне их контекстуального применения, то важно сразу жезаметить, что дает нам конкретно новые схема и методология РозенштокаХюсси и Бахтина в истолковании хронотопа Тархан в его современном, то есть актуальном состоянии? Полагаем, что немало, и, главное, как нам кажется, это возможность осознания тарханскогохронотопа как многопланового речевого феномена, в терминах диалогической версии бытия, –который «овнешняется» через действие коллектива сотрудников музея, чье научное творчество в его совокупности можно обозначить как «поступок». Здесь вполне уместна концепция Бахтина «философия поступка». Бахтин утверждает, что мир диалога, его пространство, парадоксальны. В него можно войти даже со своего места, но остаться можно только при том условии, «что субъект диалога может стать культурно значимой личностью, воплотившей свою уникальность в какомлибо произведении», –пишет И.М. Соломадин [7, 288]. Диалог, согласно Бахтину возможен в трех временных пространствах:1)большого времени (античность, средневековье и т.д.);Внутреннее пространство, создаваемое субъективной речьюРеальность: ЯПрошлое время, создаваемое повествовательной или траекторной речьюРеальность: МЫБудущее время, создаваемое повелительнообращенной (императивной) речьюРеальность: ТЫВнешнее пространство (мир), создаваемой объективной речьюРеальность: ОН, ОНА, ОНИ, ОНО2)индивидуального, укладывающегося в жизненные сроки, отмеренные для каждого человека;3)как микродиалог в сознании отдельного субъекта.Войти в большой диалог удается далеко не каждому, ведь это возможно только через ответственный поступок, который также парадоксален: поступок –итог, это «окончательный вывод», и как утверждает Бахтин, это одновременно потенциальный текст, возможность понимания которого реализуется только в диалогическом контексте своего времени. Однако текст может быть интерпретирован или воспроизведен субъектом и тогда это, как утверждал мыслитель «… есть новое, неповторимое событие в жизни текста» [8, 122].Актуально данный хронотоп музеяусадьбы действительно реализует себя через диалог. Диалог, а точнее –полилог –это самая общая форма, функционирования всех его структур. В качестве субъективного носителя исторического текста, как, впрочем и интертекстуальных образований, мы можем рассматривать творческий коллектив музея. Его научные сотрудники прежде всего воссоздают ментальный текст лермонтовской и, еще ранее –арсеньевской эпохи жизни усадьбы. Этот текст есть более или менее систематизированная, а чаще всего –фрагментарная историческая картина. Она включает все возможные для данного уровня исследования проблемные решения и разной степени адекватности исторические «подлинники», которые сами зачастую (используя уже установившийся термин постмодернизма) являются не более, чем симулякром [9, 618].Следующий этап и, в этом отношении, новый вид функционирования тарханского хронотопа в его музейном обличии, условно можно назвать «поступком».Это действительно «последнее слово», объективация, или «смерть духа» в плане одной динамики, с возможностью и необходимостью возродиться в другой (действие по претворению идеальной модели в жизнь). Следует, на наш взгляд, учитывать те дополнительные фокусировки, которые выставляют на первый и убирают на последний план реалии и раритеты, долженствующие вызвать к жизни тот или иной образноэмоциональный и рассудочнорациональный комплекс: представление, живую картину, переживание, сострадание, сотворчество ит.п. Сам же рассказ экскурсовода звучит как ведущий текст, лейтмотив, окруженный экспозиционным «контекстом».Воплощение того или иного экспозиционного плана можно рассматривать как поступок со всеми вытекающими из него последствиями. Музейное пространство тарханского актуального хронотопа имеет свои «мемориальнопросветительские приоритеты». Н.М. Инюшкин в своей книге верно подмечает следующую специфику нынешнего дня музея: «Жизнь вносит коррективы в любые программы. Если в середине 1990х годов в музее полагали, что функционирование конюшни как реально воссозданного элемента усадьбы лермонтовских времен нецелесообразно, то в начале XXIвека мнение на сей счет стало другим. Просто реконструированное помещение мало что добавляло в пространственную экспозицию, но вот возможность содержать там, например, «башкирцев», лошадей любимой Лермонтовым породы, существенно изменили бы ситуацию» [4, 387]. При этом, подчеркивает исследователь, музей умело сочетает воспроизведение с максимальной достоверностью дворянской усадьбы XIXвека и предоставление современному человеку возможности виртуального перемещения в то историческое время, чтобы хотя бы в воображении почувствовать себя современником М.Ю. Лермонтова.Здесь могут быть задействованы как пространственные, ландшафтные мотивы (тарханская дорога), так и эпифеномены «вещного», предметного типа: теплица, пруды, пасека, сады, кони….Проблема соотношения истории и современности решается музеем не только (и не столько) теоретически, но и практически. Чтобы приобщиться, стать подлинным субъектом интервременной культуры, экскурсант должен быть не только «посетителем», но и участвовать в живом процессе сотворчества. Конечно, задача гигантская не только по масштабу, но и глубине, поскольку она выводит на новый уровень характеристики культурфилософских позиций через субъектобъектные и межсубъектные отношения. Одна из форм ее решения –Лермонтовские дни поэзии, которые проводятся с 1971 года. Они, в свою очередь, тоже полифункциональны, как и музейный комплекс в целом, а в интересующем нас отношении, характеристике хронотопа, эти праздники перебрасывают живой мост между прошлым и настоящим, создавая особую атмосферу духовной причастности времени ко вневременному, знаменуя победу духа над тлением и смертью, а памяти над забвением. В плане культурологической фиксации историколитературной и актуальной поэтической составляющей явления Тархан, уместно обратиться к положениям Вл.С. Соловьева, развитым им в философском эссе «Тайна прогресса» (1898): «Кто не верит в будущность старой святыни, должен всетаки помнить ее прошедшее. Отчего не понесет он ее из почтения к ее древности, из жалости к ее упадку, из стыда быть неблагодарным….Если ты хочешь быть человеком будущего, современный человек, не забывай в дымящихся развалинах отца Анхиза и родных богов….Спасающий спасается. Вот тайна прогресса –другой нет и не будет» [10, 557]. Действительно, в свое время (20е –30е годы ХХ века) Тарханы в буквальном смысле пришлось спасать как усадьбу, как историкокультурный памятник. Еще один важный этап был связан с тем, чтобы объективно отразить в экспозиции не только Личность, но и воссоздать культурологическую «топографию» и «хронологию» и при этом осмелиться взять на себя «всю тяжесть старины» и «перенести это священное бремя прошедшего через действительный поток истории» [там же]. Стране и вместе с ней творческому коллективу музея нужно было пережить время умалчиваний, время идеологических подтасовок и просто лжи, прежде, чем в облике тарханского хронотопа обнаружилось то единственное, ради чего нужен музей и всякая познавательная деятельность вообще –Истина. Мы не ведем сейчас речи о возможности достижения ее полноты, абсолютности, но даже чисто гносеологический, научный аспект в феноменологии Тархан налицо: это стремление к научно обоснованным путям реконструкции и реставрации всего усадебного комплекса, но и не только!Вышеизложенный материал дает основания для главного вывода данного параграфа –это вывод о многоипостасности, полифункциональности, многоплановости Тархан, взятого в его синхронистическом срезе. Одна из пространственных тенденций наиболее ярка и заметна, она выражается в расширении среды культуротворческого воздействия [4, 389]. Не иначе, как инновационные, характеризуются такие проекты музея как «Музейная педагогика» синтезировавшая усилия музея, сельских детского сада и школы; «Музей и дети», «Лермонтов и мы»; издание периодического научного сборника «Тарханский вестник» и др.Представляется важным обратить внимание и на новое отношение, сложившееся между селом и, назовем ееусловно, «музейной усадьбой». Если, как это было показано в первой части диссертации, в XVIIIи XIXвеках усадьба и село составляли две части мира, объединенного по принципу отношений типа «помещик –крепостные крестьяне» и не только вал отделял усадьбу от села, но и сословные перегородки, то в настоящее время музей, как отмечают исследователи, играет «селообразующую» роль. Это выражается в стремлении администрации и всего коллектива использовать новые социальные и экономические рычаги для обеспечения функционально живой территории, что, естественно, влечет за собой и преображение села в целом.То, что село Тарханы (сегодня Лермонтово) гораздо более благоустроенно по отношению к своим ближайшим и более отдаленным соседям, составляет как раз результат новогоэкономического мышления и деятельности: «…все преобразования облика с. Лермонтово определяются развитием музейной зоны, имеющей всероссийскую значимость…Музей живет и развивается, когда хранимое и оберегаемое прошлое усилиями тех, кто ему служит, не выпадает изменяющимся времени, а соответствует лучшему и разумному в нем. Ежегодно в Тарханы –страну детства, страну поэзии Лермонтова, приезжают тысячи посетителей. Стремятся сюда, чтобы насладиться источником его поэзии, тем волнующим, трогающим душу чувством прикосновения к чуду. Ведь именно жизнь в Тарханах дала будущему поэту ощущение свободы, причастности традициям предков, единения с природой. И по силе чувств и энергии, силе действительности, выразительности слова, по смелости мысли поэзия М.Ю.Лермонтова уникальна и неповторима.Музей успешно решает свои задачи, когда не поджимает пуритански губы, а, опираясь на авторитет великого имени, помогает родному краю в позитивных подвижках проблем, имеющих отношение не только к культурной сфере провинциальной жизни» [там же, 395], но и, продолжим далее, к сфере социальноэкономической, с ее злободневными, насущными требованиями. И, однако, во взаимоотношениях села и музея не все безоблачно и гармонично, как хотелось бы. Уже одна только попытка расширения мемориальной охранной зоны, которая должна включать в себя часть территории вокруг Большого пруда, к которому примыкают сады и огороды сельчан, привела к бурному протесту ввиду перспективы отторжения части земли, принадлежавшей когдато тем или иным семьям и еще сколхозных времен рассматривавшихся как «своя», личная, чуть ли не на правах частной собственности. Определенный диссонанс в развитие инфраструктуры села вносит и недоучет того, насколько контрастны по отношению друг к другу дороги, ведущие к первому музейному комплексу и отстоящие от него. Одна из них асфальтирована, вдоль нее –аккуратные, выкрашенные зеленой краской заборчики, а на другой стороне пруда, на почти параллельной улице, где также живут люди, труженики, ничего подобного нет и в помине. Расползшееся после дождя месиво «чембарских черноземов» (М.Е. СалтыковЩедрин) остановит всякого «пришельца», который рискнул бы осмотреть село с «немузейной» стороны. Вообще, несмотря на то, что музей объективно както решает проблему рабочих мест, что весьма важно в современной России, люди до сих пор делятся на «музейных» и «немузейных», что говорит о продолжающейся специфической обособленности тарханского хронотопа, его распадении, или дифференциации на мемориальную, специально обслуживаемую и охраняемую частьи собственно сельскую, решающую повседневные проблемы людского житиябытия. Повидимому этот разрыв еще долго не будет ликвидирован, и так или иначе разные уровни бытования культуры будут продолжать сосуществовать, перемежая конфликты с компромиссами.Представленная характеристика современного тарханского хронотопа была бы неполной, если бы мы не затронули в своем анализе такой важной части, как его рост и расширение посредством массмедийных каналов: это музейные телепрограммы, радиопередачи, тематическиерубрики в местной и общероссийской прессе, это и выходы на зарубежные информационные каналы специально научного и общекультурного назначения. Музейный комплекс не ограничивается сугубо внутренним существованием, но транспортирует, транслирует эту внутреннюю мемориальнолитературную и историческую информацию во внешнее культурное пространство, не только локального, регионального, но и общероссийского и мирового масштаба, выходя, таким образом на уровень функционирования, характерный для информационной структуры современного общества. Экспозиционная «продвинутость» современных Тархан засвидетельствована получением дипломов по номинациям «Душа России» и «Самая элегантная композиция» во время проведения фестиваля «Интермузей 2000». В 2000 году музей становится лауреатом конкурса учреждений культуры «Окно в Россию». Эти факты позволяют утверждать, что «Лермонтовские Тарханы –оригинальный феномен срединной культуры, соединяющий местное, провинциальное, национальное, мировое» (Н.М. Инюшкин) [там же, 397]. В этомсинтезе, как мы полагаем выражены, сама форма и условия «феноменальности» в первом смысле этого термина: это действительно явление, поражающее своей необычностью уже в плане сочетания исторического и современного.В то же время следует в многоплановости, полисемантизме, многоярусности тарханского явления различать варианты смыслов и значений, которые задаются объективными потребностями перекодирования и трансформации ментального хронотопа в хронотоп реальный и, далее, вновь в ментальный, но уже субъективного плана. В этом отношении теоретически значимой является концепция отечественного исследователя А.А. Реформатского. Коммуникативные возможности индивидов различны, но есть та общая стихия, которая, подобно «воздуху» Анаксимена, одновременно является и средой и душой коммуникации –это язык. Упрощенно говоря, научные изыскания, концепты и положения должны быть «переведены» с узкоспециального на «общий» язык. В теоретическом плане, подчеркивал Реформатский, следует четко разделять кодирование, перекодирование и трансформационный метод. Так, например, если в виде кода представить азбуку Морзе, то по отношению к ней перекодирование будет произведено в обратном порядке: «В таком случае, пояснил исследователь, дело состоит только в форме рецепции сообщения через видоизменение того, что имеется в первичной ее данности. … Совершенно иное качество «перекодирования» в тех случаях, когда меняется не только материальная часть сигнализации, но и характер самих элементов системы и их отношений, … то есть когда взаимодействуют целые и целостные системы передачи информации. Судя по всему, здесь не может быть двузначной системы (элемент текста А ↔ элементу текста В, без промежуточных звеньев), а должно быть обязательно наличие чегонибудь третьего, что служит необходимым посредником между этими уже не текстами, а именно системами» [11, 208210]. В работах И.А. Соколянского, теоретика и практика тифлосурдопедагогики , этот третий элемент получил название «образ знака». Естественно, мы далеки от того чтобы экстраполировать методы структурной лингвистики на культурные феномены, но, тем не менее, ряд соответствий и их приложимость оказываются очевидными.Так, например, можно схематически представить современный облик Тархан не просто как статичное образование, а как динамическую, сложную, развивающуюся систему. В этом случае переход от культурных кодов –перекодирования и раскодирования к трансформации неизбежен, –ведь даже в реконструированной усадьбе лермонтовское время только «представлено», оно выступает в виде «образа», приняв который, мы принимаем и условия определенной культурной «игры». Неизбежность временной и пространственной, в частности, ландшафтной трансформации усложняют культурную задачу воссоздания: воссоздаваемое рождается заново и естественно предположить новыеусловия и функции бытования музеязаповедника в будущем, когда новая техника и технология будут способствовать новому качеству путешествия во времени: идейного, материального и идеального [12, 19].В апреле 2012 г. в Доме мельника открылась харчевня. Рядом с ветряной мельницей, на подъезде к усадьбе музеязаповедника "Тарханы", был восстановлен дом мельника.В рамках федеральной целевой программы "Культура России (2012—2018 гг.)" с августа 2014 г. в музеезаповеднике "Тарханы" началось строительство Музейнопросветительского центра для приема посетителей. Здание будет занимать площадь 1815 кв. метров. На этойплощади разместятся выставочный зал, конференцзал, литературная гостиная, гостиница и кафе.В музее постоянно совершенствуются формы работы с посетителями: театрализованные экскурсии, литературномузыкальные вечера, фольклорные праздники, викторины, деньпоследнего звонка и день знаний, последний урок литературы для выпускников, театрализованное представление "Минувших дней очарованье" с элементами бала лермонтовского времени... Сейчас "Тарханы" заняты возрождением местных промыслов: ткачества, лозоплетения, гончарного искусства, вязания.В феноменологической структуре тарханского хронотопа, мы уже говорили об этом, большое место занимает то, что прежде называли «субъективный фактор», а именно: творческий коллектив музея, его научные сотрудники, экскурсоводы, работники различных служб и, конечно, администрация, которой, как нигде в других сферах руководящей деятельности, принадлежит функция научного и административного лидера. Транслирующая компонента, если ее выразить как передачу историколитературной информации, научно выверенной и подготовленной для использования в практике музейного дела, самым непосредственным образом связана с компонентой трансформирующей, поскольку для экскурсанта или зрителя, как и для читателя путеводителя, буклетов или «Тарханского вестника» и другой музееведческой и историкокраеведческой, лермонтоведческой литературы, –данный уровень предстает не в его первозданном виде, а посредством «обработки», «субъектных» и «субъективных» положений транслятора. Поэтому так различны экскурсии, экспозиционные планы, ландшафтные зоны и т.п., что они представляют в той или иной степени авторское самовыражение, «заявляют и обнаруживают определенную авторскую позицию» (Б.О. Корман) [13, 202].Однако при всей оправданности и необходимости научного учета «инфраструктуры» тарханского хронотопа, феномен Тархан не сводится к своим хронотопическим характеристикам, он гораздо шире и сложнее их. Если обратиться к вопросу о том, что же его центрирует и держит «в себе», то ответ может быть только один: личность М.Ю. Лермонтова. Не случайно, в этой связи, все пространственновременные, вещные, раритетные характеристики непосредственно или опосредованно направлены на раскрытие и понимание одной персонологии –«Лермонтовской» (В.И. Сиротин) [10, 434].И вот здесьто музейусадьба, как многоплановый феномен, может уйти от своеобразного «культа личности», не допуская упомянутой персонологии развиться в «лермонтовоцентризм». В чем здесь опасность? Она едва заметна, и ее почувствовал еще русский философ Н.А. Бердяев:акцентированный христоцентризм может увести верующего в сторону от адекватного понимания Св. Троицы. Так и в нашем случае Лермонтов, вырванный из контекста эпохи, мог бы быть представлен весьма односторонне: как жертва, например, или как всепоглощающий гений (С.А. Левицкий) [14, 177178]. Но музей не допускает подобного, потому, что стремится к объективности научной и жизненной, а воссоздание всего хронотопического целого предполагает не просто показ личности на фоне исторического времени, но именно включение персонологического «текста» в пространственновременной континуум XIXвека в максимально возможной на сегодняшний день полноте. Своего рода «гипертекстом» выступают в таком случае все медиативные научноэкспозиционные инновационные программы, разработанные сотрудниками музея и другими учеными, направляющими культурный вектор Тархан от культуры провинции к культуре мира[15, 129144].Подводя итог, мы можем сформулировать следующие выводы:1. Феноменальность Тархан как музеязаповедника подтверждается уникальными хронотопическими характеристиками, среди которых важное значение принадлежит исторической проекции в виде трансляции и трансформации пространственных, в частности, ландшафтных признаков прафеномена на современность.2. Научноэкспозиционная концепция музея нацелена на создание «живой» усадьбы, где элементы реставрационного и реконструированного пространствавремени выполняют свои непосредственные функции: пасека, теплица, пруды, конюшня, людская изба и т.д.3. Хронотопические атрибуты «культурногогнезда» релевантно отображает схема, представленная как «крест реальности». Тарханы показаны как разновекторная структура пространственноречевого типа с «овнешнением», то есть объективизацией плана внешнего пространства, создаваемого объективной речью.4. В тарханском хронотопе, представленном феноменологически, четко различаются, как элементы структуры, ментальные и материальные сегменты.5. Ведущая роль в формировании, трансляции, трансформации и перекодировании тарханского хронотопа принадлежит субъективному фактору, роль которого выполняет творческий коллектив музея. Этот фактор может трактоваться как субъективноментальный в структуре рассматриваемого культурного поля.6. Субъективный фактор задает и формирует три типа пространства, совмещенных в актуальном хронотопе: а) реальное пространство (ландшафт, интерьер барского дома и других объектов; б) пространство концептуальное (экспозиции); в) пространство перцептуальное (воображаемое) –то, что должно возникнуть на основе первого и второго элементов в воображении экскурсантов.7. Центрирующим началом «осью культурного феномена Тархан», при продолжающем развитии и усложнении хронотопических атрибутов была и остается личность Лермонтова, его творческое наследие, осознанное и эксплицируемое как ценность культуры России и мира.
Ссылки на источники1. Phainomenon// Толковый ловарь русского языка / Под ред. Б.М. Волина и Д.Н. Ушакова. –М.: Гос. издво иностр. и нац. словарей, 1949. –Т. IV. –С. 1067.2. Phainomenon// Современный словарь иностранных слов. –СПб.: «Дуэт», «Комета», 1994. –С. 642.3. Гуссерль, Э. Философия как строгая наука / Э. Гуссерль. –Новочеркасск: Издво «Агентство САГУНА», 1994. –360 с.4. Инюшкин, Н.М. Провинциальная культура: взгляд изнутри / Н.М. Инюшкин. –Пенза, 2004. 440 с.5. Мельникова, Т.М. К вопросу о мемориализации ландшафтов мемориальных музеев / Т.М. Мельникова // Тарханский вестник. –1996. №6. –С. 818.6. Гарднер, К. Между Востоком и Западом. Возрождение даров русской души / К. Гарднер. –2езд. –М.: Наука, 1993. –С. 4849.7. Соломадин, И.М. « «Пустыня реального» или «онтология человеческой сообщности»?» / И.М. Соломадин //Россия и Вселенская Церковь: В.С. Соловьев и проблема религиозного и культурного единения человечества / Ред. В. Порус (Серия «Религиозные мыслители»). –М.: Библейско –богословский инт св. апостола Андрея, 2004. –С.288.8. Бахтин, М.М. К философии поступка / М. М. Бахтин //Философия и социология науки и техники. Ежегодник 19841985. –М.: Наука, 1986. –С.122.9. Можейко, М.А. Симулякр // Новейший философский словарь / М.А. Можейко; Сост. А.А. Грицанов. –Мн.: Издво В.М. Скакун, 1998. –С. 617618.10. Сиротин, В.И. На весах Безвременья. Очерки истории и литературы / В.И. Сиротин. –М.: Издво журнала «Москва», 2002. –512 с. –Кн. 1.: Сумерки Просвещения. –М., 2002. –С. 434.Соловьев, В.С. Сочинения в 2х т. / В.С. Соловьев. –2е изд. –М.: Мысль, 1990. –Т.2. –С. 557.11. Реформатский, А.А. О перекодировании и трансформации коммуникативных систем / А.А. Реформатский //Исследования по структурной типологии. –М.: Издво АН СССР,1963. –С. 208210.12. Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич. –2е изд., испр. и доп. –М.: Искусство, 1984. –350 с.13. Корман, Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора / Б.О. Корман //Страницы истории русской литературы. –М.: Наука, 1971. –С.202.14. Левицкий, С.А. Трагедия свободы / С.А. Левицкий. –М.: Канон, 1995. –512 с.15. Уланова, О.И. Тарханский хронотоп Михаила Лермонтова: дисс…. канд. культурологии/ О.И. Уланова. –Саранск, 2005. –183 с.
