Трудности учащихся чувашских школ при изучении частиц русского языка

Аннотация. В статье рассмотрены причины возникновения трудностей у учащихся чувашских школ в процессе усвоения ими правил употребления частиц русского языка. Отмечена необходимость сравнительно-сопоставительного исследования частиц русского и чувашского языков в целях создания научно обоснованной системы изучения данного класса служебных слов в национальной школе.
Ключевые слова: частицы русского языка, частицы чувашского языка, классификация частиц, трудности учащихся/ 

Изучение частиц русского языка в чувашской школе вызывает определенные трудности у учащихся, связанные с  особенностями функционирования этих служебных слов в речи, а также с психолингвистическими сложностями восприятия и понимания всех оттенков их значений. Известно, что частицы любого языка обладают большой культуроносной функцией, без знания о которой невозможно полноценно изучить язык [1].

К тому же природа частиц как русского, так и чувашского языков остается до конца не выясненной категорией, а существующие описания их часто являются неполными и противоречивыми. Это, конечно, связано прежде всего с неоднозначностью лексико-грамматических оттенков употребления данных служебных слов, обусловленных контекстом. Сами не имея четкого значения, они  привносят дополнительные оттенки в значения других слов. «Лексические значения этих слов совпадают  с их грамматическими, логическими или экспрессивно-стилистическими функциями» [2]. Поэтому некоторые ученые, в частности А. М. Пешковский, сравнивают данный класс служебных слов с аффиксами, которые свободно функционируют в языке.

В русской лингвистике вопрос изучения частиц как части речи также имеет противоречивый характер. Сначала эти служебные слова по причине неопределенности языковых критериев их отграничения рассматривались среди других частей речи, в основном наречий, союзов, междометий (А. Х. Востоков, Ф. И. Буслаев, А. А. Потебня, А. И. Соболевский и др.).  Одна из первых классификаций частиц была предложена в работе В. Н. Сидорова («Очерк грамматики русского литературного языка», 1945), где было выделено по значению 5 разрядов частиц: усилительные, отрицательные, выделительные, вопросительные, восклицательные [3].

Общепринятой же стала классификация В. В. Виноградова, разработанная в его труде «Русский язык. (Грамматическое учение о слове)» (1947) [2]. Следует заметить, что эти две классификации основывались на значении, то есть были семантическими.            В «Грамматике русского языка» (1952-1954 гг.) вышеупомянутая классификация частично видоизменена.  По значению частицы делятся здесь на 4 разряда: 1) выражающие различные смысловые оттенки значений; 2) вносящие в речь модальные и модально-временные оттенки; 3) вносящие в речь эмоциональные, экспрессивные оттенки; 4) выполняющие словообразовательную и словообразующую функцию [4]. В этой классификации уже заметно появление функционального признака, точнее,  определение разряда по выполняемой функции. Данная классификация с небольшими изменениями вошла во многие вузовские пособия по русской грамматике [5].

Почти аналогичная классификация частиц дана в пособии М. Ф. Лукина «Морфология современного русского языка» [6]. Автор лишь не выделяет разряды усилительных и сравнительных частиц в соответствующих группах. 

Начиная с 70-ых годов на передний план выходит классификация частиц по функциям. «Грамматика современного русского литературного языка» (1970) выделяет 3 основных разряда частиц: синтаксические; субъективно-модальные – усилительные и выделительные, отрицательные [7].

«Русская грамматика» (1980) выделяет группы частиц также по функциям [8].

Таким образом, вопрос о принципах классификации частиц решался по разным критериям: либо по значению (по содержанию языкового знака), либо по функции (по выполняемому назначению).  Сейчас, на наш взгляд, наблюдаются попытки объединения этих двух различных критериев. Например, в «Функциональной грамматике русского языка» М. А. Шелякина основной принцип классификации частиц строится по семантическому (так назвал автор) признаку: 1) выражающие отношение сообщаемого к действительности (выделительно-ограничительные, выделительно-указательные, выделительно-усилительные, присоединительные, отрицательные, утвердительные; частицы, участвующие в образовании форм сослагательного и повелительного наклонения; частицы, выражающие отстраненность говорящего от достоверности сообщаемой ссылкой на чужое утверждение), 2) выражающие отношение говорящего к сообщаемому (сомнение, неуверенность; предпочтительность; оценку, удивление; эмоционально-экспрессивную оценку признака предмета) [9].

Итак, даже неполный анализ имеющихся взглядов на классификацию частиц русского языка дает основание говорить о сложности данной проблемы  и  её противоречивости.

Большую трудность для классификации частиц представляют также активные процессы, происходящие в самом языке, – это явления омонимии и синкретизма. Зоны синкретизма в этой области связаны чаще всего с переходом знаменательных слов  в служебные. По мнению В. В. Бабайцевой, появление новых средств связи вследствие граммматикализации знаменательных слов являет собой необходимый и важный процесс в языке [10].

Рассмотрим с этих позиций привлекший нас пример из вышеупомянутого пособия Шелякина М. А. Как частица, выражающая предпочтительность, рассматривается слово лучше. На наш взгляд, в приведенном примере мы имеем дело с зоной аБ по модели Бабайцевой В. В. Попробуем установить зоны синкретизма. А – Лучше было ходить на рыбалку с друзьями. Аб – Лучше бы туда не ходил. аб – Лучше бы туда не ходить. аБ – Лучше не ходить туда. Б – Лучше ты туда не ходи.

Зона А рассматривается как односоставное безличное предложение с главным членом, выраженным словосочетанием с главным компонентом словом категории состояния в сравнительной степени лучше. Связка было указывает на прошедшее время. Зоны Аб, аб, аБ – в различной степени проявляют значения слова категории состояния и частицы. Зона Б – пример функционирования частицы лучше. Это уже двусоставное предложение, и в нем не может быть слова категории состояния.

Последние лингвистические исследования рекомендуют при выделении разрядов частиц принимать за классификационную единицу отдельное значение частицы и опираться на семантический и функциональный признаки: «Наиболее адекватными языковой реальности оказываются те классификации, которые отражают семантические свойства частиц. Однако анализ семантики частиц невозможен без учета специфики их функционирования» [11].  Тем не менее классификации частиц строятся отдельно по семантике и функции.

В контактирующих языках, русском и чувашском,  принципы классификации частиц, собственно говоря, одинаковы, так же как одинаковы сами проблемы, связанные с этим.

В сопоставительной грамматике русского и чувашского языков Н. А. Резюкова по значению и  выполняемой роли частицы делятся на две группы [12]. К первой группе относятся частицы, выражающие отношение к тому, что высказано в предложении: 1. Вопросительные: разве, неужели, ли – -и, -им, -ши, -шим. 2. Усилительные: даже, уже (уж), ведь, и, же, ни – -ах, -ех, та, те, тата, вара, -çке, вĕт, ĕнтĕ. 3. Ограничительные: только, лишь только – анчах, çеç (çех), кăна. 4. Отрицательные: не – мар, çук, ан. 5. Восклицательные: что за, как – епле. 6. Уточнительные: именно, подлинно, как раз – шăп, лăп.7. Указательные: вот, вон, это – акă (ак), авă (ав). 8. Побудительные: -ка – -ха, -сам (-сем), -чĕ (ччĕ). 9. Сомнения: в русском языке их нет, в чувашском -тăр (-тĕр). 10. Подтверждения: так – иккен, имĕш, эппин.

Ко второй группе относятся частицы слово- и формообразующие: бы, бывало,   -то, -либо, -нибудь,  кое-, да, пусть, не, ни – шап-, хуп-, кăн,- ем,- чи (образующие превосходную степень прилагательных и наречий),  чĕ (-ччĕ) (образуются временные формы глаголов и имен) пулсан та, пулин те (неопределенные местоимения) ни (отрицательные местоимения) та, те, кирек (неопределенные местоимения и наречия) -сам, -сем более усиленное побуждение или просьба при глаголах в форме 2-го лица ед. числа повелительного наклонения.

По мнению исследователя Л. П. Сергеева, проблема классификации частиц чувашского языка – довольно непростое дело. Особенно это касается классификации по значению, поскольку, к примеру, одна и та же частица может иметь до 7-8 оттенков употребления [13].

Рассмотрим в качестве примеров некоторые  частицы русского языка в плане их употребления в речи, соотнесем их с конструкциями чувашского языка. Для толкования значений частиц воспользуемся словарем структурных слов русского языка [14] и русско-чувашским словарем [15].

А – частица, употребляется: 1) при повторном обращении для привлечения внимания: Малыш, а малыш, пойдем домой! Ср.:  Ачам, эй (э) ачам, киле кайăпăр. 2) как вопросительный отклик на обращение или при переспросе нераслышанного: Бабушка! – А? – Ты не видела моих ботинок? Ср.: Асанне. – А(Э)? – Эсĕ манăн пушмаксене курман-и? В данном случае часто в речи употребляется возглас –А?, видимо, под влиянием русского языка. 3) для выражения побуждения к ответу после предложений, которые содержат предположение и требуют ответа: Всем хорошо слышно, а? Ср.: Пурне те лайăх илтĕнет-и, э? 4) для побуждения собеседника разделить соответствующую эмоциональную оценку: Какая музыка, а? Ср.: Мĕнле музыка, э? Как видим, русской частице а соответствует чувашская частица э.

А то – частица, употребляется: 1) в ответной реплике перед вопросительными местоимениями или наречиями для указания на то, что на данный вопрос не может быть иного ответа, кроме утвердительного: Это  друг тебе помог? − А то кто же? Ср.: Сана юлташ пулăшрĕ-и? − Кам-ши тата (унсăрăн пуçне)? 2) в качестве эмоционального подчеркивания утвердительного ответа: Вы успели все закончить? – А то! Ср.: Эсир петерме те йĕлкĕртĕр-и? – Паллах (çапла, чăнах). В данном случае, как видим, нет прямого аналога частицы в чувашском языке, поэтому при переводе используются модальные слова и наречия.

Бы  − частица, употребляется 1) для выражения положительной возможности действия: Без вашей помощи я бы не сделал. Ср.: Эсир пулăшмасан эпĕ тăваймастăпчĕ (тăваймастăм). 2) для выражения пожелания и желаемой необходимости действия: Поехать бы на отдых к морю! Ср.:  Канма тинĕс хĕрне каясчĕ! 3) для выражения вежливого пожелания или просьбы: Тебе побольше книг почитать бы! Ср.:  Санăн кĕнеке нумайрах  вуласчĕ! Значение частицы бы передается при помощи аффиксов – тăм (тĕм),  – тăн (тĕн),  -чĕ, - асчĕ(есчĕ).

Всё – частица, употребляется 1) для подчеркивания, усиления значения указательно-определительных местоимений и наречий с частицей же: Он работает все там же. – Вăл çавăнтах ĕçлет. 2) для подчеркивания, усиления значений глаголов, обозначающих рост, увеличение или уменьшение: А он все растет и растет. – Вăл ÿсет те ÿсет. 3) для подчеркивания, усиления значения формы сравнительной степени прилагательного или наречия: Саша идет все быстрее и быстрее. – Саша хăвăртрах та хăвăртрах утать. Данной русской частице соответствуют чувашские частицы та, те и аффиксы –ах, -ех.

Только – частица, употребляется 1) для указания на то, что приведенное количество оценивается говорящим как небольшое или меньшее, чем хотелось бы: Он совсем молод, ему только шестнадцать лет. – Вăл пачах çамрăк, вунулттăра кăна. 2) для указания говорящим на то, что приведенный срок, дата оцениваются как слишком поздние или более поздние, чем хотелось бы: Электричество в нашей деревне появилось только в шестидесятых годах. – Электричество пирĕн ялта утмăлмĕш  çулсенче кăна (çеç, анчах) кĕртнĕ. 3) для указания на то, что названный статус оценивается говорящим как низкий или недостаточно высокий для чего-либо: Чего же от него ждать: мальчик только в пятом классе. – Унран мĕн кĕтейрен: арçын ача пиллĕкмĕш класра кăна (анчах, çеç). 4) для указания на то, что приведенное событие оценивается говорящим как небольшая, минимальная часть чего-то более значительного, имеет, по мнению говорящего, ограниченное значение: Это было только начало войны. – Ку вăл вăрçă пуçламăшĕ кăна (çеç, анчах)  пулнă. 5) для указания на то, что из ряда каких-либо предметов и явлений, лиц и т.п. выделяется, избирается что-либо одно: Только настоящий друг поможет в беде. – Чăн тус кăна (çеç, анчах)  инкекре пулăшать. 6) после местоимений кто, что, какой, чей и наречий где, куда, когда и др. в восклицательных предложениях с обобщенно-усилительным значением: Где вы только не бывали! – Эсир ăçта кăна пулман! Итак, значение частицы только передается в чувашском язык при помощи частиц кăна, анчах, çеç.

Тем более – частица, употребляется 1) для указания на предмет, действие, обстоятельство и т.п., на которые какое-либо положение распространяется либо в первую очередь, либо в еще большей степени, чем на другие: Молоко полезно всем, тем более детям. – Сĕт пурне те усăллă, уйрăмах ачасене. 2) для введения реплики, указывающей на то, что приведенное ранее сообщение является еще одним и очень сильным доводом в пользу чего-либо: Все друзья собрались к девяти часам. Тем более не надо было приходить так рано. – Юлташсем пурте тăхăр сехете пухăнчĕç. Çавăнпа та ирех килмелле пулман. Для частицы тем более нет прямого аналога в чувашском языке, поэтому в одних случаях она переводится при помощи частицы уйрăмах, которая соответствует частице особенно, в других −  создаются причинно-следственные отношения при помощи наречия çавăнпа (поэтому).

Как видим из небольшого сравнительно-сопоставительного ракурса, не всем частицам русского языка можно найти прямые аналоги в чувашском языке, в таких случаях смысл высказываний передается при помощи других лексико-грамматических средств. Поэтому сравнительно-сопоставительное изучение особенностей употребления частиц русского и чувашского языков поможет углубить теоретические основы изучения этих служебных слов, позволит уточнить отбор практического материала для изучения их в национальной школе. 

Ссылки на источники

1. Николаева, Т. М. Функции частиц в высказывании (на материале славянских языков) / отв. ред. В.Н. Топоров / Т. М. Николоева. – М.: Едиториал УРСС, 2005. – 168 с.
2. Виноградов, В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове) / В. В. Виноградов. – М.: Высш. шк., 1972. – С. 520.
3. Аванесов, Р. Н., Сидоров, В. Н. Очерк грамматики русского литературного языка. Ч. 1. Фонетика и морфология. / Р. Н. Аванесов. –  М.: Гос. уч.-пед. изд-во Наркомпроса РСФСР,  1945. – 236 с.
4. Грамматика русского языка / под ред. В. В. Виноградова и Е. С. Истриной. –   М.: АН СССР, 1952−1954.
5. Современный русский язык. Ч II (Морфология. Синтаксис) / под ред. Е. М. Галкиной-Федорук. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1964. – 638 с.
6. Лукин, М. Ф. Морфология русского языка / М. Ф. Лукин. – М.: Просвещение, 1973. – 232 с.
7. Грамматика современного русского литературного языка. – М.: Наука, 1970.
8. Русская грамматика. Т.1,2. − М.: Наука, 1980.
9. Шелякин, М. А. Функциональная грамматика русского языка / М. А. Шелякин. – М. : Русский язык, 2001. − 288 с.
10. Бабайцева, В. В. Явления переходности в грамматике русского языка : Монография/ В. В. Бабайцева. – М. : Дрофа, 2000. – С. 342.
11. Русский язык. Энциклопедия / гл. ред. Ю. Н. Караулов. – 2-е изд., перераб. и доп.− М. : Большая Российская энциклопедия; Дрофа, 1997. – С. 621.
12. Резюков, Н. А. Сопоставительная грамматика русского и чувашского языков /   Н. А. Резюков. – Чебоксары: Чувашкнигоиздат, 1959. – 328 с.
13. Сергеев, Л. П., Котлеев, В. И.  Чăваш чĕлхи / Л. П. Сергеев.− Шупашкар, 1988. – 328 с.
14. Словарь структурных слов русского языка / В. В. Морковкин, Н. М. Луцкая, Г. Ф. Богачева и др. – М.: Лазурь, 1997. – 420 с.
15. Русско-чувашский словарь / под ред. И. А. Андреева, Н. П. Петрова. – М.: Советская энциклопедия, 1971. – 893 с.