О.
В. РыжковаВ информационном письме IV Стародубцевских чтениях есть примечательная фраза: «В определенной мере, все мы зависим и от прошлого, и, как это ни странно звучит, от будущего. Если мы хотим сформулировать свои ожидания на будущее, мы невольно будем обращаться к прошлому. Там – наши корни, там – истоки наших достижений и провалов, там – причины многих великих открытий и не менее великих заблуждений». Высказывание вполне уместно к Российской империи второй половины XIX века. Это время, когда государство и общество были вовлечены в процесс модернизации, проходивший на фоне кризиса традиционного общества. Проблема создания эффективной системы начального народного образования, с ближайшей перспективой введения всеобщего начального обучения, была поистине судьбоносной для России. Поскольку приобщение широких народных масс к культуре, знанию с экономической стороны, способствовало эволюционному движению страны к индустриальному обществу; с политической и социальной составляющей - резко сужало революционную альтернативу. Предоставление возможности получения полноценного начального образования, прежде всего, касалось сословия, составлявшего большую часть населения Российской империи – крестьянства. Именно российское крестьянство заложило своим беззаветным трудом основу экономического могущества страны. Вместе с тем, оно же одновременно рельефно отразило в своем развитии глубокие социальные противоречия, пронизывающие все сферы жизни общества.
Цель настоящей статьи - показать теснейшую взаимосвязь экономического развития России во второй половине XIX века и его влияние на изменение крестьянского менталитета и отношения крестьян к образованию.
Реформа отмены крепостного права (19 февраля 1861 года), повлекла за собой коренные изменения в экономическом развитии страны. Вначале 60 гг. XIX века в промышленности наметился непродолжительный кризис, обусловленный переходом многих отраслей от принудительного труда к вольнонаемному труду. Далее, вплоть до 80-х гг. XIX века промышленное развитие России шло успешно, отличалось органичностью, естественностью: торговля выявляла потребности рынка, потребности человека, на основании которых создавалась легкая промышленность. В свою очередь на ее основе потребности в машинах, а в торговли в средствах доставки товаров развивались транспорт и тяжелая промышленность.
В рассматриваемый период, наиболее интенсивно развитие получила индустрия губернского города (Тулы) - 147 предприятий. В Белеве действовало 24 предприятия; в Епифане 17; в Крапивне 13; 10 в Ефремов; 8 в Алексине. В остальных городах Тульской губернии число предприятий колебалось от 2 до 6; в Богородицке существовал только 1 завод [1, 5].
В 1893 г. в России начался новый промышленный подъем, охвативший черную металлургию и машиностроение. Особый сектор русской промышленности образовывали казенные предприятия, находящиеся на бюджетном финансировании; в их число входили Тульский оружейный и патронный заводы. Несмотря на индустриальный подъем, промышленность Тульской губернии развивалась менее интенсивно, чем в 60 гг. XIX века.
В Алексине действовало только два предприятия (салотопенный и кожевенный заводы). Два завода кожевенный и водочный находилось в Крапивне. Динамика промышленного развития Новосильского уезда являлась низкой, в городе действовало от 4 до 6 предприятий, обрабатывающих животные и растительные продукты. Отсутствовали фабрики, и заводы в Черни. В Епифани в 1891 г. насчитывалось 7 заводов, к концу XIX столетия не осталось ни одного. Стабильно низкий уровень индустрии оставался в Кашире.
В Белеве на 1890 г. функционировало 31 предприятие [2, с.316]. По развитию промышленности Белев занимал второе место, уступая только Туле, в которой работало более 150 заводов и фабрик: самоварные, гармонные, сахарные, солодовенные, пивные, водочные, красильные, мыловаренные, медотопенные, кожевенные, кирпичные. В 1900 г. Ефремов насчитывал24 действующих предприятия
В середине 80-х XIX века было начато освоение залежей каменного угля, в Богородицком уезде, что послужило фактором увеличения промышленного производства и количества рабочих. В 90-е гг. XIX века в Богородицке действовало 11 заводов, затем последовал спад, но по сравнению с другими уездными городами менее значительный. В Одоеве наблюдалась некоторая цикличность в развитии промышленности, подъем выпал на 90-е гг., в 1896 г. в городе действовало 8 фабрик.
Теперь рассмотрим развитие торговли в обозначенный период. В пореформенный период наблюдается тенденция снижения ярмарок, но, несмотря на это среди городов Тульской губернии выделяются явные фавориты – Ефремов, Алексин, Чернь, Крапивна и некоторые торговые села - Сергиевское Крапивинского уезда и Серебряные Пруды Веневского уезда.
Для крестьян и частных владельцев региона доминирующей культурой в торговле на внегубернских рынках и в хлебном экспорте стал овес. Гнездом конкурентоспособного в Европе и не имеющего конкурентов на российском рынке сортового овса стал Новосильский уезд Тульской губернии с его Шатиловской опытной станцией [3, с.59].
В пореформенный период мощное развитие получила транспортная инфраструктура (шоссейные и железные дороги, каналы, порта). Особое значение имело железнодорожное строительство. Пересекшие Центрально-Земледельческий район страны железные дороги: Москва - Курск - Харьков (1868 г.); Москва - Рязань - Козлов - Воронеж (1869 г.); Курск - Киев (1870 г.), способствовали вывозу продукции и ускорили процесс районной специализации.
Для Тульской губернии «Железные дороги создали новые центры хлебной торговли и уничтожили бывшие до того при существовании торговых гужевых путей» [4, с.139]. Вступившая в строй в 1868 г. Московско-Курская железная дорога подорвала хлебную торговлю ефремовских купцов. Новым торговым центром стало крупное торговое село Сергиевское Крапивинского уезда. С сооружением Орловско-Елецкой дороги значение хлебной торговли Ефремова еще более упало. Только после усилий, стараний ефремовцам удалось добиться, чтобы Ряжско-Вяземская дорога, открытая в 1874 г., прошла через их город.
Дорожное строительство по-разному повлияло на развитие городов: выгодное положение на пересечение дорог, расположение в хлебородном районе, интенсивность местной промышленности – все это давало стимулы к развитию. В стороне от железной дороги остались Епифань, Чернь, Крапивна, Новосиль, Одоев, что привело к снижению их экономической роли.
Если говорить о сельском хозяйстве России в пореформенный период, то по сравнению с промышленным развитием оно было менее успешным.
Основным поставщиком экспортного хлеба оставалось помещичье хозяйство, которое отвечало рыночным началам. Сделанные во время реформы “отрезки” заставляли крестьян арендовать землю у помещика. В качестве арендной платы крестьяне предоставляли свой труд, так возникла отработочная система хозяйства, сходная с барщиной в том, что крестьянин обрабатывал помещичью землю своим рабочим скотом и инвентарем.
В дореформенной деревне группы богатых, средних и бедных крестьян не были постоянными по своему составу, то в пореформенный период усилилось наследственное закрепление крестьянских семей в разных социальных группах. Зажиточные семьи, которым теперь не приходилось делиться с помещиком своим достатком, стали передавать его по наследству. Расслоение крестьянства стало принимать необратимый характер, но между середняками и беднотой не было четкой грани, эти две социальные группы, тесно взаимосвязанные, составляли основную массу крестьянского населения.
За 40 лет (1861-1900 гг.) крестьянское население в Европейской России почти удвоилось. Быстрый прирост населения объяснялся: появлением земской медицины, внедрением в крестьянский быт элементарных правил гигиены резко сокративших детскую смертность; ростом рождаемости. Прирост сельского населения Тульской губернии составлял: «в 1882 г. - 1,28%, в 1883 г. – 1,02%, в 1886 г. – 1,8%» [5, с.34].
Численное увеличение сельских жителейимело противоположные последствия в разных регионах страны. В нечерноземной полосе крестьяне были обложены непомерно тяжелыми выкупными платежами; когда прибавилось рабочих рук, справляться с платежами стало легче. Крестьянин вместе со своими повзрослевшими сыновьями шел в город на фабрику, некоторые из крестьянских сыновей оседали в городах, что способствовало ликвидации в деревне земельного утеснения. В черноземной зоне назревали катастрофические процессы: урожайность на крестьянских полях увеличивалась гораздо медленнее, чем происходил прирост населения. Средняя величина душевого надела по Европейской России сократилась с 4,8 десятин в 1860 г. до 2,6 десятин к 1900 г. [6]. В качестве выхода из сложившейся ситуации активное развитие получило отходничество.
Сельское население Тульской губернии отправлялись на заработки в динамично развивающиеся промышленные центры северных, северо-западных (Москву, Санкт-Петербург), и южных губерний (Херсон, Одессу, Кубань).
Крестьяне Тульского уезда на промышленные заработки шли в Тулу на оружейный и патронный заводы и железнодорожные мастерские. Веневцы на заработки уходили в Москву и на юг. В Веневе отношение населения, уходящего на заработки, к населению всего уезда: мужского пола – 26,2%, женского – 15,3% (за 1890 г.). Абсолютное число: 13.671 мужчин и 6159 женщин, всего 19.830 человек. В Епифане на заработки уходило около 13 тысяч человек.
В Кашире развитию отходничества способствовало близкое соседство с Московской губернией и плохое санитарное состояние уезда. Число населения уходящего на заработки составляло 17.603 человек (10.778 мужчин и 6.825 женщин), что по отношению ко всему населению уезда – 20,9% [7]. К концу столетия в Тульской губернии отходничество было широко распространено: «обычай отправляться на шахты так укоренился среди крестьян, что составляет непременное следствие совершеннолетия подростков» [8, с.71].
Итак, в экономики России второй половины XIX века происходили глубинные модернизационные изменения, которые не могли не повлиять на трансформации менталитета, в частности крестьянского менталитета. Изменение крестьянского менталитета особо отчетливо проявившегося в кризисе патриархальной семьи и крестьянской общины.
В дореформенный период на селе существовало два типа семей патриархальная (большая) и нуклеарная (малая), господствовал первый тип семей. Весь пореформенный период сопровождался ломкой (разделом) патриархальной семьи, и к началу XX века доминирующим типом семейной организации русского крестьянства стала малая семья.
В немалой степени кризису патриархальной семьи способствовали семейные разделы, которые стали распространенным явлением. В период с 1861 по 1882 г. в 46 губерниях Европейской России разделилось 2.371.248 крестьянских семей [9,230]. За два пореформенных десятилетия в среднем ежегодно происходило 116 тыс. разделов [10, с.31].
Весомой причиной семейных разделов являлся крестьянский быт; к распаду крестьянского двора вели семейные ссоры, неурядицы, конфликты: противостояние большухи и снох, снохачество, появление мачехи или отчима, эгоизм старшего брата - все это являлось обыденностью. Крестьяне сами прекрасно понимали все изъяны составной семьи: «У нас все разделы от баб», «Тесно жить молодым женам, да ведь три горшка в печь не влезут» [11]. Хозяйственная деятельность большой семьи создавала множество причин для ссор, нередко доходивших до драки.
Как правило, инициатива по разделу двора исходила со стороны младшего, малосемейного брата («чтоб не кормить чужих детей»). Особых правил раздела в деревне не было, раздел производился по уговору, а спорные вопросы решались на основе жребия. Земельный надел определялся по числу душ мужского пола, имущество между братьями делилось поровну; доля отца при разделе оставалась тому сыну, с которым отец оставался жить.
В результате разделов крестьянская семья мельчала; дробление крестьянских дворов подрывало их хозяйственную состоятельность. «Почти все нажитое идет при разделе на постройку новых изб, дворов, амбаров, овинов, пунь. На покупку новых корыт, чашек, «ложек» и «плошек».
Серьезным испытанием для патриархальной семьи было отходничество и, как следствие, возросшая мобильность сельского населения. Молодые крестьяне, уходящие на промыслы в город, теряли родительский и общинный контроль. Возвращались в деревню с изменившимися понятиями, большей частью радикальной направленности, не совпадающей с традиционным крестьянским воззрением на жизнь: «Побывал паренек в Питере, стал другим человеком»; «Авторитет родителей над детьми ослабевает»; «Молодое поколение, возвратившись с заработков, стремиться отделиться» [5].
Подыгрывала семейным конфликтам военная служба, которая существенно меняла вчерашних сельских парней. Уход из привычной среды в солдаты, способствовал быстрому усвоению новых взглядов, иных форм поведения. Выяснение братских отношений строилось на основе словесной перепалки типа: «Мы за вас служили», а «мы за вас работали» [5]. Для многих, вернувшихся со службы, традиционный земледельческий труд утрачивал привлекательность, что вело к уходу в город на заработки.
Изменения, проходившие в Российской империи во второй половине XIX века, не могли не повлиять на крестьянскую общину: «Совсем иначе выглядит община, «выросшая и сложившаяся на почве узаконений 19 февраля 1861 г. – община пореформенного времени» [3, с.61].
Община пореформенного времени, прежде всего, стала низшей административной единицей государственной власти в деревне; соответственно, должностные лица крестьянского самоуправления являлись представителями уже не крестьянской, а официальной, правительственной власти.
Община была наделена: правом распоряжаться коренными и частными переделами земли; правом приобретать земли, продавать, сдавать их в аренду; правом сбора податей; применения штрафных санкции к неплательщикам; правом наделения землей подрастающего поколения; право расходования мирских сборов.
Помимо изменения статуса общины, в немалой степени ее кризису способствовали: распад патриархальной семьи, и соответственно появление малых семей; разделы, которые крестьянская община не могла сдерживать; изменение отношение крестьян к «миру» посредством отходничества. Все выше обозначенные обстоятельства подрывали авторитет «мира», его должностных лиц в глазах сельских жителей.
В жизни кризис общины проявлялся по-разному (имел разные формы выражения). Крестьяне проявляли «крайнюю апатию, нежелание участвовать в сходах», более того, «сбор на сход носил принудительный характер». Отношение крестьян к сходу демонстрировала одежда домохозяев - участников собрания: «Идя на сход, крестьяне не переодеваются и являются часто разутые» [3, с.67].
Изменился состав сходов, с одной стороны, он значительно «помолодел» в результате процесса семейных разделов [3, с.59]; с другой стороны, к участию в сходах были допущены женщин (при условии значительного оттока мужского населения на заработки).
Таким образом, отмена крепостного права, способствовала экономическому развитию России. С одной стороны, это выразилось в промышленном подъеме, развитии транспортной инфраструктуры, усложнении экономических отношений, структурировании всероссийского рынка. С другой стороны, процесс преодоления отсталости сельского хозяйства шел мучительно сложно, он осложнялся и непоследовательностью правительственного аграрного курса, и крепостническими пережитками деревенской жизни, и укреплением позиций общины, ставшей, в известном смысле правопреемником поместного дворянства в отношении членов земельных обществ. Пореформенное развитие аграрного сектора изменило облик села: резко возросла социальная мобильность, увеличилось число малых семей, кризис патриархальной семьи, выразившийся в миграции работоспособного населения в города, приводил к ломке общинных ценностей. Все эти обстоятельства способствовали трансформации крестьянского менталитета, а в следствии и изменению отношения крестьян к образованию.
Во второй половине XIX века в Тульской губернии наблюдалась положительная динамика роста учащихся элементарных школ с 20.561 человек в 1871 г. до 77.577 к 1899 г. Наибольшее количество учащихся – 80.110 человек было зафиксировано в 1898 г.
Большая часть учащихся приходилась на земские школы, затем население отдавало предпочтение школам грамоты и церковно-приходским училищам. Основная масса учащихся земских школ была сконцентрировано в Богородицком, Тульском, Ефремовском, Новосильском уездах, что во многом обуславливалось культурным и экономическим развитием уездов.
Среди учащихся начальных школ преобладали мальчики. До середины 90 гг. XIX века девочек больше обучалось в земских школах; с середины 90 ситуация изменилась в пользу церковно-приходских училищ. Основное количество учениц приходилось на северные и северо-западные уезды (Каширский, Алексинский, Тульский), что объяснялось развитием отхожих промыслов.
В условиях модернизации грамота выступила одной из форм адаптации к новым условиям жизни: «Мужик природной сметкой быстро почувствовал практическую пользу знаний» [5].
Все больше крестьян видели в образовании залог успешного ведения хозяйственных дел; крестьяне ждали, что школа даст их детям необходимые знания законов и сформирует навыки расчетных операций: «Учить ребят нужно, – говорили крестьяне. – Коли надо записать по извозу деньги плати. А грамотный сам запишет и расчет сделает. Грамотного всюду зовут, что подписать или написать в волость. Ему всякое дело видней, он не платит, скорее сам получает» [13, с.294].
Однако образование как способ приспособления выбирали не все крестьяне. Молодое поколение крестьян-отходников в качестве адаптации предпочитало спиртное [13, с.295]. Отдельные представители старшего поколения продолжали видеть в школе причину разрушения старого (привычно) уклада и устоев [14, с.16].
По Тульской губернии сохранились небольшие заметки исправников об отношении сельского населения к образованию. В губернском отчете за 1870 г. отмечалось, что «общее стремление к грамотности в народе мало заметно в Тульской губернии» [15, с.4]. В 1878 г. Веневский исправник писал в отчете: «Дело народного образования, как в городе, так и уезде против прежних лет нисколько вперед не продвинулась», а среди сельского населения наблюдается равнодушие, а в тех селениях, в которых и хотели бы открыть учебные заведения не могут этого сделать за неимением средств.
В Крапивинском уезде отмечали: «крестьянское население, сознавая пользу грамотности, ходатайствовало об увеличении школ» [16, с.4]. В Ефремовском уезде «особенного развития в народном образовании не замечалось» [17, с.4]. В Епифанском уезде (1880 г.) в «народное образование развивается, но далеко еще не достигает желаемого совершенства. Главным препятствием является недостаток средств, но, тем не менее, оно развивается» [18, с.11]. В Алексине и уезде «число народных школ к 1880 г. постепенно увеличивается» [19, с.14].
На меняющееся отношение крестьян к образованию указывают изменения в характере посещения детьми школы (регулярности ее посещения учащимися) и продолжительность пребывания в ней (оставление школы до завершения учебного курса).
Проблема посещения школы заключалась в пропусках учениками занятий. Как следствие пропуски влекли за собой напрасный труд учителя, с одной стороны, и пробелы знаний у учащихся, с другой стороны. Причины нерегулярного посещения учениками школы учителя Тульской губернии связывали с крестьянским бытом. «У одного ученика дома солили огурцы или рубили на зиму капусту – как ребенку оставить такое важное хозяйственное событие и идти в школу. Другой ученик целое утро должен был стеречь корову. В семье третьего отелилась корова (причина вполне резонная). Четвертый держал барана за ноги, когда отец его стриг» [19].
Кроме помощи по хозяйству дети оказывали родителям помощь в дни проведения ярмарок. Дети в этот период приносят немалую пользу, участвуя или в покупке товара или в его продаже. «Во время ярмарок в 10, 11 и 12 пятницы осеннюю Сергиевскую и Скорбещенскую (25 сентября и 27 октября), равно, и весеннюю Георгиевскую, и говорить нечего – ни одного мальчика не встретишь на дворе заведения» [20].
Соблюдение семейных традиций для ребенка так же являлось уважительной причиной для пропуска занятий. «У матери одно ученика, родила ее кума, и мальчик оставлен дома потому, что мать пошла к куме». «Другой ученик был оставлен дома, есть на именинах матери пироги»; то же самое происходило, если именины были у отца, или у самого ученика. Дети пропускали уроки, если в семье был банный день: «ребенок отсутствовал, так как мылся в бане». Не посещали школу, если семья готовилась к свадьбе: «В доме ученика была свадьба» [19].
Ко всему сказанному следует добавить, что дети не посещали школу во время церковных праздников. Например, «в праздники славное обновление храма Никиты-мученика, Знамения Богородицы, Афанасия 13, 15 октября, 24 ноября и 18 января, Дмитриевскую поминальную субботу очень мало мальчиков приходит в класс».
Еще одной причина непосещения школы происходила из бедности сельского населения. «В одной из крестьянских семей три сына, от 9 до 13 лет, все трое записаны в училище. Один день придет один мальчик; два дня другой, там его сменит третий. Спрашиваю, почему не являются все вместе? Оказывает, что у бедняжек только одни сапоги на троих» [20].
Смотритель Алексинского уездного училища в своем отчете за 1873 г. писал следующее: «в Алексинском уездном училище много бедных учеников, которые не имеют приличной одежды. В зимний период учащиеся совершенно не ходят на занятия за неимение теплой одежды». Следует, так же отметить, что неаккуратное посещение учащимися занятий было и от того, что некоторые «родители посылали детей в школу, только для того, чтобы те и не болтались дома» [20].
Учителя народных школ так же рассказывали, о следующие встречавшейся практике обучения крестьянами своих детей: «Года тому назад в школе обучались два брата Николай и Павел – дети порядочных родителей, ныне, например, придет в класс старший, но не придет младший. Завтра явится один только младший, а послезавтра они не явятся оба, и по подобным порядкам шло их учение, завершившееся, впрочем, только первым классом. Зато появились и счастливые дни, когда оба брата бывали вместе» [21].
Наряду с нерегулярным посещением учащимися начальных школ имела место проблема прогулов. «Один из учителей спросил отсутствовавшего в классе ученика «от чего ты не был вчера на занятии?» Ученик ответил: «холодно было». Чем же ты занимался дома? – спросил учитель, желая узнать, как мальчик провел время. «Я дома не был» - сказал мальчик – «я ловил рыбу». Что все это? Веселая шутка или злая насмешка? Холодно в натопленной комнате школы и, вероятно напротив, тепло на берегу реки, под открытым небом, в позднюю осеннюю пору» [21]. Причины прогулов следует искать в нежелание самих крестьянских детей учиться, что вполне могло быть связано с возрастными особенностями учеников, отсутствием интереса к учебе, непонимании смысла образования.
Итак, отмена крепостного права, последовавшая экономическая модернизация России, безусловно, дали мощный импульс для трансформации крестьянского менталитета. Рост начальных учебных заведений с одной стороны, и имеющее место полярное отношение крестьян к образованию, с другой стороны, говорят об изменении крестьянского сознания, отношения к роли, ценности образования в жизни. Вместе с тем, необходимо понимать, что крестьянский менталитет, сформированный предшествующими столетиями, в одночасье поменяться не мог. В течение второй половины XIX века через кризис патриархальной семьи, ломку общинных ценностей, участие в новых экономических реалиях жизни, крестьяне менялись сами, меняли свое сознание и постепенно изменяли свое отношению к образованию, в котором видели залог будущее.
