О специфической роли обсценной лексики в процессах восприятия драматургического текста читателем
Выпуск:
ART 96114
Библиографическое описание статьи для цитирования:
Голованева
М.
А. О специфической роли обсценной лексики в процессах восприятия драматургического текста читателем // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2016. – Т. 15. – С.
996–1000. – URL:
http://e-koncept.ru/2016/96114.htm.
Аннотация. В статье рассматривается действие закона рампы, который объясняет специфику восприятия драматургического текста сознанием читателя. Анализируется процесс реализации речевой стратегии построения модельного мира в сознании читателя посредством проведения соответствующих тактик и усиление этого процесса с помощью использования автором пьесы в тексте обсценной лексики.
Ключевые слова:
дискурс, закон рампы, драматургический текст, коммуникативно-когнитивные операции, стратегии и тактики речи, обсценная лексика
Похожие статьи
Текст статьи
Голованева Марина Анатольевна,докт. филол. наук, доцент кафедры современного русского языкаАстраханского государственного университета, г. Астраханьyarrow@inbox.ru
О специфической роли обсценной лексики в процессах восприятия драматургического текста читателем
Аннотация. В статье рассматривается действие закона рампы, который объясняет специфику восприятия драматургического текста сознанием читателя. Анализируется процесс реализации речевой стратегии построения модельного мира в сознании читателя посредством проведения соответствующих тактик и усиление этого процесса с помощью использования автором пьесы в тексте обсценной лексики. Ключевые слова:закон рампы, дискурс, драматургический текст, коммуникативнокогнитивные операции, стратегии и тактики речи, обсценная лексика.
Коммуникативнокогнитивное пространство драмы –это феномен, ядерные процессы которого «запускаются» посредством реализации составляющих закона рампы. Этот закон, в свою очередь, является коммуникативнокогнитивнымфеноменомпреломления изображаемого в сознании читателя драматургического произведения. В наших работах [1], [2], а также в диссертационном исследовании [3] мы говорили об условности и сценичности драматургического произведения как о порождающих аспектах этого явления. Коммуникативнокогнитивное пространство драмы мы определяли как континуум материальных и нематериальных элементов, организующий реализацию коммуникативнокогнитивного потенциала сознаний автора и читателя в постижении объективной реальности, репрезентированной в тексте (языке) драмы, составляющем ядро коммуникативнокогнитивного пространства, посредством дискурсивных и метадискурсивных процедур [3, с. 159]. При этом «речевые механизмы реализации закона рампы <...> действуют как в паратексте драмы, так и в тексте реплик персонажей. Работа механизмов подчинена объективации концепта «Условное»[2]. Целью настоящего исследования является выявление специфических характеристик закона рампы, аргументация в пользумысли о его применении только к области драматургической речи как части драматургического дискурса. В связи с отсутствием работ по данной тематике следует подчеркнуть актуальность темы.Материалом, представляющим основу для описания отмеченного закона, являются тексты русских пьес последних двадцати лет ХХ века –эпохи революционной перестройки. Язык революционного времени, отражающий катастрофический слом в общественноэкономической жизни страны, отражает также несвойственные обычному времени катаклизмыв языке и речи.Закон рампы выражается конкретно в том, что только в дискурсивной ситуации, порождённой чтением читателем драматургического текста, «читатель неизбежно воссоздаёт в своём воображении сценическое пространство, в большей или в меньшей степени обозначенное автором с помощью языковых и речевых средств в тексте» [2]. Для доказательства реализации данного закона только в дискурсивной ситуации, связанной с драматургическим текстом, обратимся в данной работе к явлению речевого натурализма, наиболее ярко проявляющегося в текстах драмы «Новой волны». Оперирование обсценной, грубой вульгарной и бранной лексикой, а также «экскрементальной» и матизмами –нередкость для текстов литературы последних двадцати лет ХХ века. Однако только драматургический текст позволяет этой лексике «ожить», начать выполнять функцию «аниматора» третьей реальности –виртуальной реальности сцены (1 –объективная реальность читателя, в которой он существует физически; 2 –виртуальная прототипическая реальность, с которой «списана» пьеса, вне зависимости от того, реалистично или фантастично произведение).
Обсценная лексика в данный отграниченный период функционирует в литературных текстах практически всех родов и жанров. Однако только у читателя в драматургического текста она способна вызвать специфическое эмоциональное потрясение ввиду того, что чтение эпоса и лирики остаётся процессом интимным, тогда как чтение драматургического текста неизбежно вызывает в воображенческой области читателя виртуальную реальность сцены. Включённость читателя как зрителя событий, происходящих на сцене, в общую представляемую массу зрителей превращает интимный процесс чтения в публичный процесс восприятия «реально» звучащих слов, выражений. При этом не важен факт постановки или непостановки данной пьесы в какомлибо из театров России, мира, не имеет значения факт фиксации или нефиксации осуществлённого спектакля, например, на киноплёнку. Читателю достаточен сам факт существования драматургического текста. Текст порождает мысленные картины не только того, что происходит в мизансценах на сцене, но и того, что происходит со зрителем этих мизансцен. Процесс чтения погружает его в состояние гораздо большего эмоционального шока от воспринимаемых, например, матизмов, чем от чтения такихже матизмов в тексте романа, повести, стихотворения. Во всей прочей литературе читатель –соглядатай, которого никто не видит за чтением текста с ненормативной лексикой. Драматургический дискурс включает в себя ментальный мир не только читателя, но и произвольного количества соседейзрителей условного спектакля. Дискурсивная «партия» читателя подвергается неизбежному влиянию коммуникативнокогнитивного потенциала, моральнонравственных установок этих зрителей, он ощущает запретность, некодифицироваанность, экспрессивность обсценной лексики, её эйдетический эффект в гораздо большей степени, чем читатель романа. Речевое насилие, совершаемое над ним, воздействие тошногенных реалий увеличено. Приведём наиболее репрезентативные примеры:Х е р с а ч е. Нет, он никогда не придёт. Сволочь (А. Слаповский «Блин2»); В и к т о р. … А он сратьна вас хотел!; П ё т р П е т р о в и ч. … Вон из моего дома, говнюк!; (В. Сигарев «Семья вурдалака»); В л а д и м и р С е р г е е в и ч. … Чего ты хвост поджала? Ссышь, когда страшно, ага? …;Не рожа, а жопа. Вот с такой вот рожейпопрыгал перед народом…; Тебя бы не было, вообще бы перебздюхал. …;(Н. Коляда «Вовкаморковка»); В е н е ч к а. … купил с рук, в общий вагон. Сидел там всю дорогу вползадницы.А рядом бабка толстущая потела: «… А изза таких, как ты, засранцев, в Москве гальюны платными сделали» …(А. Харитонова «Печали Воротовамладшего»); М.И. Идиотка! Успела надраться до восхода солнца! … Облевалась, описалась!Вся в дерьме! …(В. Аксёнов «Ах, Артур Шопенгауэр!»); К у р с а н т. Он обоссался, Седой!(В. Сигарев «Пластилин»); В л а д и м и р С е р г е е в и ч. …Довожу до вашего сведения, что театр ваш, товарищ директор, говно, одевальщицы –говно, артисты –говнополное, пьесы –говно, вахтёры –говно, всё и все говно… Сидите в своём говнеи хлебаете его большими ложками, и сами вы того же цвета и того же вкуса, директорс, дас!; (Н. Коляда «Вовкаморковка»); Р а з д о р с к и й. … Попался на старости лет, пустил соплю…(А. Галин «Чешское фото»); В и к то р. … Танцуйте, суки!!!(В. Сигарев «Семья вурдалака»); В л а д и м и р С е р г е е в и ч. Блядь, я кому это говорю?!(Н. Коляда «Вовкаморковка»); П р о в о д н и к. …Только хренменя туда пустят. …(В. Мережко «Кавказская рулетка»); Р а з д о р с к и й. … не репродукция картины французского художника Делакруа «Свобода на баррикадах», на которую дрочилався страна от мала до велика…(А. Галин «Чешское фото»); Н. А. Славка, знаешь, сколько раз ты менятрахалв течение нашей жизни? (В. Аксёнов «Ах, Артур Шопенгауэр!»); П а в е л. А ты брось папиросу. На хренты вообще столько шмаляешь?(А. Харитонова «Печали Воротовамладшего»); Л ю д м и л а. … я гляжу, доченька, ты без пиздюлейкаждый день, как без пряников…(Н. Коляда «Уйдиуйди»); Ф е л и к с. Стариков в отход –молодых в поход. Перегруппировка –чтобы ёбнуть, сука, так ёбнуть, на хуй!(М. Волохов «Игра в жмурики»). Замена мата посредством словесных, звуковых, фразеологизированных эквивалентов производится в текстах часто и не зависит от степени официальности речевой ситуации, а обусловливается только эмоциональным настроем говорящего: В и к т о р. … а ты упёрлась, бля, как осёл. …(В. Сигарев «Семья вурдалака»); Х и т р ы й. … И такая тоска на душе, бляха, слёзы душат. …; …У меня там козочка одна есть, бляхамуха! …(А. Дударев «Свалка»); М а ш и н и с т (садится на рельсы.) Мозги ноют. Всё. Звиздецмне. …(Н. Садур «Ехай»).В пьесе М. Волохова «Игра в жмурики», помимо известных ругательств, создано большое количество авторских матизмовнеологизмов в ситуациях взаимных оскорблений двух главных персонажей, Аркадия и Феликса, на тему национальной принадлежности, например: о персонаже Аркадии: хохлясявка, хохложопия, мудакукраинский. О персонаже Феликсе: еврейское говно; сучняеврейская; еврейская сука(2 словоупия); сука рыжая.
Коммуникативнокогнитивное основание действия закона рампы в рассматриваемой ситуации лежит в области реализации коммуникативнокогнитивных стратегий и тактик читателя текста драмы. Опираясь на концепцию стратегий достижения взаимопонимания в неконфронтирующем диалоге В. З. Демьянкова [4, с. 710], обоснуем повышенный эффект прагматического воздействия драматургического текста на читателя.В границах основной семантической стратегии понимания (стратегии построения модельного мира) читателя драмы лежат следующие тактики: тактика построения и проверки гипотез о значении речи собеседника; тактикаосвоения сказанного и построения модельного мира; тактика установления замысла говорящего; тактика осознания различий между внутренним и модельным мирами; тактика соотнесения понимания с линией поведения адресата; тактика выбора тональности понимания. Восприятие текста, насыщенного ненормативной лексикой, полностью подчиняется программе реализации тактик в границах соответствующей стратегии. Номинация самой стратегиипонимания–стратегии построения модельного мира–говорит о стремлении реципиирующего сознания выстроить мир, включающий коммуникативнокогнитивные модели поведения и речи, отражающий закономерности реального мира. Воспринимая текст, содержащий ненормативную лексику, читатель встраивает речевой факт в моделируемый мир без трудностей понимания, но испытывая трудности ментального плана: сформировавшееся в условиях жёсткой цензуры советского периода сознание основной массы читателей оказывается неготовым к откровенному пренебрежению общественной морали, долгие десятилетия фильтровавшей литературное слово накладывавшей запрет на использование бранной лексики не только в литературе, но и в обыденной жизни, в общественных её формах. Модельный мир воспринимаемого текста не может быть не построен, так как прагматика текста всегда действенна и вызывает продуцирование когнитивных единиц разной природы, но однозначно реальных, то есть обязательных к воссозданию. В этом модельном мире когнитивные построения, то есть новые «форматы знания» (Е.С. Кубрякова) образуются не одномоментно, а путём реализации всех выше перечисленных тактик. Причём одни из них проводятся более успешно, а другие –менее успешно, но результат рождается всегда, укладываясь, как элементы «сотовой ткани», в общую матрицу и создавая ирреальный мир –виртуальную реальность сценического пространства в сознании читателя.
Тактика построения и проверки гипотез о значении речи собеседниканачинает проводиться читателем в тот момент, когда происходитобъективация концепта, соответствующего конкретному концептору –слову обсценного характера. Ретроспективный взгляд в область моральнонравственных приоритетов советского времени не позволяет читателю сразу и безоговорочно согласиться с правомерностью использования сомнительной лексемы, однако факт её присутствия в тексте ломает прежние стереотипы. Гипотеза о большей, чем прежде, свободе речевого выражения автора пьесы подтверждается. Печатное слово имеет иную силу, чем слово, звучащее с экранов телевизоров, из радиоприёмников: печатное закрепляет право речевого факта на существование, вносит в сознание читателя коррективы ценностей и эстетических норм.Тактикаосвоения сказанного и построения модельного мирареализуется в процессе того, как сознание читателя осваивается с новыми нормами. Несмотря на «разрешённое» текстом присутствие матизма, ментальный стереотип читателя требует некоторого времени для привыкания к новым стандартам и для приложения усилий к изменению прежних установок. Тактика установления замысла говорящего предусматривает ориентирование читателя в коммуникативнопрагматическом замысле автора, расшифровку знаков, свидетельствующих о стремлении автора к получению перлокутивного эффекта определённого свойства. Эпатажность речи персонажа, участвующего в коммуникативнодискурсивной ситуации диалога или полилога, призвана достичь таких коммуникативных целей, которых не ставит перед собой автор другого плана, а именно –целей специфической самопрезентации. Такому автору необходимо заявить о себе как об авторереформаторе, рушащем стандарты прошлого. Соответственно и персонаж, становящийся проводником его намерений, всегда выступает как оппонент обществу. Этого нельзя не учитывать при выявлении языковых средств, объективирующих замысел говорящего автора.
Тактика осознания различий между внутренним и модельным мирами проводится читателем после того, как преодолены предыдущие ступени, несмотря на то что сопоставление внутреннего (своего) и модельного (конструируемого в тексте драмы) миров происходит с самого начала коммуникативнокогнитивных операций. Соединённость параллельности и последовательности этих когнитивных процедур составляет специфику данного этапа обработки информации текста. С одной стороны, параллельность невозможна до момента окончания построения внутреннего и модельного миров; с другой стороны, построение этих миров невозможно без сравнивания, аналитического оценивания их признаков. Тактика соотнесения понимания с линией поведения адресата также производится в постоянном режиме с момента начала построения модельного мира. Выстроенный модельный мирдиктует читателю необходимость постоянной проверки собственного понимания когнитивнодискурсивной ситуации с дальнейшим развёртыванием текста, в котором автор меняет коммуникативный вектор речевого поведения или остаётся в избранном русле. Насыщенность текста обсценной лексикой может быть большей или меньшей, факт употребления матизма может быть единичным, а может бесконечно повторяться. Это не имеет значения по той причине, что моральнонравственное табу нарушено уже в первый раз, а далее автор или использует результаты осуществлённого речевого эпатажа в прагматических целях, довершая образ персонажа иными речевыми средствами, но в той же тональности; или множество раз эксплуатирует языковое средство пейоративной лексики, не внося в образ новизны. Возможны промежуточные варианты, однако суть данной ступени коммуникативнокогнитивной деятельности сознания читателя заключается в выявлении линии поведения автора, в определении его прагматических целей.Последней является тактика выбора тональности понимания, котораяобъясняет отношение читателя к тому, что эпатирует его в языке драмы. Не составить своего отношения к воспринимаемой речевой специфике пьесы читатель не может. Являясь проницательным аналитиком коммуникативнокогнитивной ситуации, в которой используетсяматизм, читатель может одобрять или категорически не одобрять эстетику текста, созданную автором. И напротив, не владея искусством анализа языка пьесы, воспринимая текст только на бытовом и эмоциональном уровне, читатель может так же определённо относиться к воплощённому замыслу в области речевой реализации. От этой приверженности к ранее господствовавшим нормам запрета на ненормативную лексику или к вновь пришедшим нормам вседозволенности зависит «наклонение» отношения читателя к изображаемому.Таким образом, стратегия построения модельного мира, воплощённая читателем, выводит его к такому уровню понимания и восприятия текста, который соответствует его личностным возможностям, однако осмысление фактов присутствия в тексте обсценной лексики представляется усиливающим обстоятельством. В итоге становится понятна ведущая роль закона рампы, объясняющего специфику коммуникативнокогнитивной переработки и восприятия сознанием читателя речевой организации драматургического текста.
Ссылки на источники1.Голованева М.А. Коммуникативнокогнитивное пространство драмы (на материале русских пьес 19802000 годов): моногр. / М.А. Голованева. –Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2011. –С. 7987. 2.Голованева М.А. О речевых механизмах реализации закона рампы // Современные научные исследования. Выпуск 2 / Под ред. П.М. Горева и В.В. Утёмова. –Концепт 2014. –Приложение № 20. –URL: http://ekoncept.ru/ext/61. –Гос. рег. Эл № ФС 77–49965. –[Дата обращения 27.04.2014].3.Голованева М.А. Коммуникативнокогнитивное пространство русской драмы конца ХХ века: Дис. ... докт. филол. наук / М.А. Голованева; ВГСПУ. –Волгоград, 2013. –С. 7481.4.Демьянков В.З. Стратегии достижения взаимопонимания в неконфронтирующем диалоге // Возможности и перспективы развития международного общения, углубления взаимопонимания. –М.: Внешторгиздат, 1989. –Вып. 2: Пути к пониманию. –С. 711.
О специфической роли обсценной лексики в процессах восприятия драматургического текста читателем
Аннотация. В статье рассматривается действие закона рампы, который объясняет специфику восприятия драматургического текста сознанием читателя. Анализируется процесс реализации речевой стратегии построения модельного мира в сознании читателя посредством проведения соответствующих тактик и усиление этого процесса с помощью использования автором пьесы в тексте обсценной лексики. Ключевые слова:закон рампы, дискурс, драматургический текст, коммуникативнокогнитивные операции, стратегии и тактики речи, обсценная лексика.
Коммуникативнокогнитивное пространство драмы –это феномен, ядерные процессы которого «запускаются» посредством реализации составляющих закона рампы. Этот закон, в свою очередь, является коммуникативнокогнитивнымфеноменомпреломления изображаемого в сознании читателя драматургического произведения. В наших работах [1], [2], а также в диссертационном исследовании [3] мы говорили об условности и сценичности драматургического произведения как о порождающих аспектах этого явления. Коммуникативнокогнитивное пространство драмы мы определяли как континуум материальных и нематериальных элементов, организующий реализацию коммуникативнокогнитивного потенциала сознаний автора и читателя в постижении объективной реальности, репрезентированной в тексте (языке) драмы, составляющем ядро коммуникативнокогнитивного пространства, посредством дискурсивных и метадискурсивных процедур [3, с. 159]. При этом «речевые механизмы реализации закона рампы <...> действуют как в паратексте драмы, так и в тексте реплик персонажей. Работа механизмов подчинена объективации концепта «Условное»[2]. Целью настоящего исследования является выявление специфических характеристик закона рампы, аргументация в пользумысли о его применении только к области драматургической речи как части драматургического дискурса. В связи с отсутствием работ по данной тематике следует подчеркнуть актуальность темы.Материалом, представляющим основу для описания отмеченного закона, являются тексты русских пьес последних двадцати лет ХХ века –эпохи революционной перестройки. Язык революционного времени, отражающий катастрофический слом в общественноэкономической жизни страны, отражает также несвойственные обычному времени катаклизмыв языке и речи.Закон рампы выражается конкретно в том, что только в дискурсивной ситуации, порождённой чтением читателем драматургического текста, «читатель неизбежно воссоздаёт в своём воображении сценическое пространство, в большей или в меньшей степени обозначенное автором с помощью языковых и речевых средств в тексте» [2]. Для доказательства реализации данного закона только в дискурсивной ситуации, связанной с драматургическим текстом, обратимся в данной работе к явлению речевого натурализма, наиболее ярко проявляющегося в текстах драмы «Новой волны». Оперирование обсценной, грубой вульгарной и бранной лексикой, а также «экскрементальной» и матизмами –нередкость для текстов литературы последних двадцати лет ХХ века. Однако только драматургический текст позволяет этой лексике «ожить», начать выполнять функцию «аниматора» третьей реальности –виртуальной реальности сцены (1 –объективная реальность читателя, в которой он существует физически; 2 –виртуальная прототипическая реальность, с которой «списана» пьеса, вне зависимости от того, реалистично или фантастично произведение).
Обсценная лексика в данный отграниченный период функционирует в литературных текстах практически всех родов и жанров. Однако только у читателя в драматургического текста она способна вызвать специфическое эмоциональное потрясение ввиду того, что чтение эпоса и лирики остаётся процессом интимным, тогда как чтение драматургического текста неизбежно вызывает в воображенческой области читателя виртуальную реальность сцены. Включённость читателя как зрителя событий, происходящих на сцене, в общую представляемую массу зрителей превращает интимный процесс чтения в публичный процесс восприятия «реально» звучащих слов, выражений. При этом не важен факт постановки или непостановки данной пьесы в какомлибо из театров России, мира, не имеет значения факт фиксации или нефиксации осуществлённого спектакля, например, на киноплёнку. Читателю достаточен сам факт существования драматургического текста. Текст порождает мысленные картины не только того, что происходит в мизансценах на сцене, но и того, что происходит со зрителем этих мизансцен. Процесс чтения погружает его в состояние гораздо большего эмоционального шока от воспринимаемых, например, матизмов, чем от чтения такихже матизмов в тексте романа, повести, стихотворения. Во всей прочей литературе читатель –соглядатай, которого никто не видит за чтением текста с ненормативной лексикой. Драматургический дискурс включает в себя ментальный мир не только читателя, но и произвольного количества соседейзрителей условного спектакля. Дискурсивная «партия» читателя подвергается неизбежному влиянию коммуникативнокогнитивного потенциала, моральнонравственных установок этих зрителей, он ощущает запретность, некодифицироваанность, экспрессивность обсценной лексики, её эйдетический эффект в гораздо большей степени, чем читатель романа. Речевое насилие, совершаемое над ним, воздействие тошногенных реалий увеличено. Приведём наиболее репрезентативные примеры:Х е р с а ч е. Нет, он никогда не придёт. Сволочь (А. Слаповский «Блин2»); В и к т о р. … А он сратьна вас хотел!; П ё т р П е т р о в и ч. … Вон из моего дома, говнюк!; (В. Сигарев «Семья вурдалака»); В л а д и м и р С е р г е е в и ч. … Чего ты хвост поджала? Ссышь, когда страшно, ага? …;Не рожа, а жопа. Вот с такой вот рожейпопрыгал перед народом…; Тебя бы не было, вообще бы перебздюхал. …;(Н. Коляда «Вовкаморковка»); В е н е ч к а. … купил с рук, в общий вагон. Сидел там всю дорогу вползадницы.А рядом бабка толстущая потела: «… А изза таких, как ты, засранцев, в Москве гальюны платными сделали» …(А. Харитонова «Печали Воротовамладшего»); М.И. Идиотка! Успела надраться до восхода солнца! … Облевалась, описалась!Вся в дерьме! …(В. Аксёнов «Ах, Артур Шопенгауэр!»); К у р с а н т. Он обоссался, Седой!(В. Сигарев «Пластилин»); В л а д и м и р С е р г е е в и ч. …Довожу до вашего сведения, что театр ваш, товарищ директор, говно, одевальщицы –говно, артисты –говнополное, пьесы –говно, вахтёры –говно, всё и все говно… Сидите в своём говнеи хлебаете его большими ложками, и сами вы того же цвета и того же вкуса, директорс, дас!; (Н. Коляда «Вовкаморковка»); Р а з д о р с к и й. … Попался на старости лет, пустил соплю…(А. Галин «Чешское фото»); В и к то р. … Танцуйте, суки!!!(В. Сигарев «Семья вурдалака»); В л а д и м и р С е р г е е в и ч. Блядь, я кому это говорю?!(Н. Коляда «Вовкаморковка»); П р о в о д н и к. …Только хренменя туда пустят. …(В. Мережко «Кавказская рулетка»); Р а з д о р с к и й. … не репродукция картины французского художника Делакруа «Свобода на баррикадах», на которую дрочилався страна от мала до велика…(А. Галин «Чешское фото»); Н. А. Славка, знаешь, сколько раз ты менятрахалв течение нашей жизни? (В. Аксёнов «Ах, Артур Шопенгауэр!»); П а в е л. А ты брось папиросу. На хренты вообще столько шмаляешь?(А. Харитонова «Печали Воротовамладшего»); Л ю д м и л а. … я гляжу, доченька, ты без пиздюлейкаждый день, как без пряников…(Н. Коляда «Уйдиуйди»); Ф е л и к с. Стариков в отход –молодых в поход. Перегруппировка –чтобы ёбнуть, сука, так ёбнуть, на хуй!(М. Волохов «Игра в жмурики»). Замена мата посредством словесных, звуковых, фразеологизированных эквивалентов производится в текстах часто и не зависит от степени официальности речевой ситуации, а обусловливается только эмоциональным настроем говорящего: В и к т о р. … а ты упёрлась, бля, как осёл. …(В. Сигарев «Семья вурдалака»); Х и т р ы й. … И такая тоска на душе, бляха, слёзы душат. …; …У меня там козочка одна есть, бляхамуха! …(А. Дударев «Свалка»); М а ш и н и с т (садится на рельсы.) Мозги ноют. Всё. Звиздецмне. …(Н. Садур «Ехай»).В пьесе М. Волохова «Игра в жмурики», помимо известных ругательств, создано большое количество авторских матизмовнеологизмов в ситуациях взаимных оскорблений двух главных персонажей, Аркадия и Феликса, на тему национальной принадлежности, например: о персонаже Аркадии: хохлясявка, хохложопия, мудакукраинский. О персонаже Феликсе: еврейское говно; сучняеврейская; еврейская сука(2 словоупия); сука рыжая.
Коммуникативнокогнитивное основание действия закона рампы в рассматриваемой ситуации лежит в области реализации коммуникативнокогнитивных стратегий и тактик читателя текста драмы. Опираясь на концепцию стратегий достижения взаимопонимания в неконфронтирующем диалоге В. З. Демьянкова [4, с. 710], обоснуем повышенный эффект прагматического воздействия драматургического текста на читателя.В границах основной семантической стратегии понимания (стратегии построения модельного мира) читателя драмы лежат следующие тактики: тактика построения и проверки гипотез о значении речи собеседника; тактикаосвоения сказанного и построения модельного мира; тактика установления замысла говорящего; тактика осознания различий между внутренним и модельным мирами; тактика соотнесения понимания с линией поведения адресата; тактика выбора тональности понимания. Восприятие текста, насыщенного ненормативной лексикой, полностью подчиняется программе реализации тактик в границах соответствующей стратегии. Номинация самой стратегиипонимания–стратегии построения модельного мира–говорит о стремлении реципиирующего сознания выстроить мир, включающий коммуникативнокогнитивные модели поведения и речи, отражающий закономерности реального мира. Воспринимая текст, содержащий ненормативную лексику, читатель встраивает речевой факт в моделируемый мир без трудностей понимания, но испытывая трудности ментального плана: сформировавшееся в условиях жёсткой цензуры советского периода сознание основной массы читателей оказывается неготовым к откровенному пренебрежению общественной морали, долгие десятилетия фильтровавшей литературное слово накладывавшей запрет на использование бранной лексики не только в литературе, но и в обыденной жизни, в общественных её формах. Модельный мир воспринимаемого текста не может быть не построен, так как прагматика текста всегда действенна и вызывает продуцирование когнитивных единиц разной природы, но однозначно реальных, то есть обязательных к воссозданию. В этом модельном мире когнитивные построения, то есть новые «форматы знания» (Е.С. Кубрякова) образуются не одномоментно, а путём реализации всех выше перечисленных тактик. Причём одни из них проводятся более успешно, а другие –менее успешно, но результат рождается всегда, укладываясь, как элементы «сотовой ткани», в общую матрицу и создавая ирреальный мир –виртуальную реальность сценического пространства в сознании читателя.
Тактика построения и проверки гипотез о значении речи собеседниканачинает проводиться читателем в тот момент, когда происходитобъективация концепта, соответствующего конкретному концептору –слову обсценного характера. Ретроспективный взгляд в область моральнонравственных приоритетов советского времени не позволяет читателю сразу и безоговорочно согласиться с правомерностью использования сомнительной лексемы, однако факт её присутствия в тексте ломает прежние стереотипы. Гипотеза о большей, чем прежде, свободе речевого выражения автора пьесы подтверждается. Печатное слово имеет иную силу, чем слово, звучащее с экранов телевизоров, из радиоприёмников: печатное закрепляет право речевого факта на существование, вносит в сознание читателя коррективы ценностей и эстетических норм.Тактикаосвоения сказанного и построения модельного мирареализуется в процессе того, как сознание читателя осваивается с новыми нормами. Несмотря на «разрешённое» текстом присутствие матизма, ментальный стереотип читателя требует некоторого времени для привыкания к новым стандартам и для приложения усилий к изменению прежних установок. Тактика установления замысла говорящего предусматривает ориентирование читателя в коммуникативнопрагматическом замысле автора, расшифровку знаков, свидетельствующих о стремлении автора к получению перлокутивного эффекта определённого свойства. Эпатажность речи персонажа, участвующего в коммуникативнодискурсивной ситуации диалога или полилога, призвана достичь таких коммуникативных целей, которых не ставит перед собой автор другого плана, а именно –целей специфической самопрезентации. Такому автору необходимо заявить о себе как об авторереформаторе, рушащем стандарты прошлого. Соответственно и персонаж, становящийся проводником его намерений, всегда выступает как оппонент обществу. Этого нельзя не учитывать при выявлении языковых средств, объективирующих замысел говорящего автора.
Тактика осознания различий между внутренним и модельным мирами проводится читателем после того, как преодолены предыдущие ступени, несмотря на то что сопоставление внутреннего (своего) и модельного (конструируемого в тексте драмы) миров происходит с самого начала коммуникативнокогнитивных операций. Соединённость параллельности и последовательности этих когнитивных процедур составляет специфику данного этапа обработки информации текста. С одной стороны, параллельность невозможна до момента окончания построения внутреннего и модельного миров; с другой стороны, построение этих миров невозможно без сравнивания, аналитического оценивания их признаков. Тактика соотнесения понимания с линией поведения адресата также производится в постоянном режиме с момента начала построения модельного мира. Выстроенный модельный мирдиктует читателю необходимость постоянной проверки собственного понимания когнитивнодискурсивной ситуации с дальнейшим развёртыванием текста, в котором автор меняет коммуникативный вектор речевого поведения или остаётся в избранном русле. Насыщенность текста обсценной лексикой может быть большей или меньшей, факт употребления матизма может быть единичным, а может бесконечно повторяться. Это не имеет значения по той причине, что моральнонравственное табу нарушено уже в первый раз, а далее автор или использует результаты осуществлённого речевого эпатажа в прагматических целях, довершая образ персонажа иными речевыми средствами, но в той же тональности; или множество раз эксплуатирует языковое средство пейоративной лексики, не внося в образ новизны. Возможны промежуточные варианты, однако суть данной ступени коммуникативнокогнитивной деятельности сознания читателя заключается в выявлении линии поведения автора, в определении его прагматических целей.Последней является тактика выбора тональности понимания, котораяобъясняет отношение читателя к тому, что эпатирует его в языке драмы. Не составить своего отношения к воспринимаемой речевой специфике пьесы читатель не может. Являясь проницательным аналитиком коммуникативнокогнитивной ситуации, в которой используетсяматизм, читатель может одобрять или категорически не одобрять эстетику текста, созданную автором. И напротив, не владея искусством анализа языка пьесы, воспринимая текст только на бытовом и эмоциональном уровне, читатель может так же определённо относиться к воплощённому замыслу в области речевой реализации. От этой приверженности к ранее господствовавшим нормам запрета на ненормативную лексику или к вновь пришедшим нормам вседозволенности зависит «наклонение» отношения читателя к изображаемому.Таким образом, стратегия построения модельного мира, воплощённая читателем, выводит его к такому уровню понимания и восприятия текста, который соответствует его личностным возможностям, однако осмысление фактов присутствия в тексте обсценной лексики представляется усиливающим обстоятельством. В итоге становится понятна ведущая роль закона рампы, объясняющего специфику коммуникативнокогнитивной переработки и восприятия сознанием читателя речевой организации драматургического текста.
Ссылки на источники1.Голованева М.А. Коммуникативнокогнитивное пространство драмы (на материале русских пьес 19802000 годов): моногр. / М.А. Голованева. –Астрахань : ИД «Астраханский университет», 2011. –С. 7987. 2.Голованева М.А. О речевых механизмах реализации закона рампы // Современные научные исследования. Выпуск 2 / Под ред. П.М. Горева и В.В. Утёмова. –Концепт 2014. –Приложение № 20. –URL: http://ekoncept.ru/ext/61. –Гос. рег. Эл № ФС 77–49965. –[Дата обращения 27.04.2014].3.Голованева М.А. Коммуникативнокогнитивное пространство русской драмы конца ХХ века: Дис. ... докт. филол. наук / М.А. Голованева; ВГСПУ. –Волгоград, 2013. –С. 7481.4.Демьянков В.З. Стратегии достижения взаимопонимания в неконфронтирующем диалоге // Возможности и перспективы развития международного общения, углубления взаимопонимания. –М.: Внешторгиздат, 1989. –Вып. 2: Пути к пониманию. –С. 711.