Полный текст статьи
Печать

Довоенный период истории советского государства  с точки зрения формирования и развития уголовной политики характеризуется весьма противоречиво. С одной стороны, принимались сравнительно гуманные уголовные и исправительно-трудовые законы (например, в УК РСФСР 1922 г. и УК РСФСР 1926 г.  предусматривался самый «минимальный  максимум» наказания в виде лишения свободы – не более 10 лет), а с другой стороны, действовали внесудебные  органы (ВЧК, «тройки», особые совещания), приговоры которых  поражают своей жестокостью и многочисленностью. В целом же, начиная с конца 1920-х гг., наблюдается очевидная тенденция усиления уголовных наказаний, особенно за преступления против  советской власти,  что,  в свою очередь, было обусловлено решением советской правящей элиты во главе со Сталиным глобально изменить внутреннюю политику – покончить с НЭП и приступить к коллективизации и индустриализации советской экономики.

Такой подход требовал  предельной мобилизации трудового потенциала советских граждан, что достигалось, среди прочего, использованием дешевого труда советских заключенных, число которых с начала 1930-х гг.  стало быстро расти. Так,  Постановлением СНК  СССР  от  11 июля 1929 г. на ОГПУ была возложена задача «развития хозяйственной жизни  наименее  доступ­ных, наиболее трудно освояемых и вместе с тем обладающих огромны­ми естественными богатствами окраин нашего Союза, путем использо­вания труда изолируемых социально опасных элементов,  колонизации ими малонаселенных мест» [1, с. 3]. А несколько позже  Приказом ОГПУ от 25 апреля  1930  г. ставились  задачи организации новых лагерей в Сибири,  на Севере, Дальнем Востоке и в Средней Азии. Затем с начала 1930-х гг. в союзном НКВД структурно был выделен ГУЛАГ как один из главков, который и проводил на практике экономическую эксплуатацию  советских заключенных.

В этот процесс были вовлечены и несовершеннолетние преступники, осужденные к наказаниям, связанным с лишением свободы. Рассмотрим особенности  уголовной и исправительно-трудовой политики советского государства в отношении этой категории правонарушителей в 1930-е гг., учитывая, что рассматриваемая проблематика в данный период остается малоизученной. Прежде всего следует заметить, что в те годы действовал УК РСФСР 1926 г. [2].  В соответствии со ст. 50 этого уголовного закона при назначении несовершеннолетнему лишения свободы или принудительных работ срок таковых подлежит уменьшению для несовершеннолетнего от 14 до 16 лет – наполовину, а для несовершеннолетних от 16 до 18 лет – на одну треть против срока, который был бы определен судом в случае совершения преступления взрослым, причем  срок в любом случае не должен превышать половины предельного срока, устанавливаемого кодексом за данное преступление. Максимальный срок лишения свободы для взрослых по данному кодексу составлял 10 лет, а принудительных работ – 1 год, и таким образом несовершеннолетний не мог быть лишен свободы более чем на 5 лет. В этом же кодексе указывалось, что не могли быть подвергнуты расстрелу  лица, не  достигшие 18-летнего возраста.

В целом, как видно,   меры уголовного наказания в отношении несовершеннолетних были достаточно гуманными, и это также в определенной степени способствовало предупреждению подростковой преступности. Такой подход законодателя связывается с воспитательной функцией уголовного наказания в отношении несовершеннолетних правонарушений, которая до рубежа 1930 г. еще преобладала над карательной функцией. В то время в СССР довольно активно функционировала предупредительная система, основанная в свое время Ф.Э. Дзержинским в первой половине 1920-х гг. (включая создание детских комиссий не всей территории СССР). При таком подходе работы с несовершеннолетними правонарушителями около 90% преступлений, совершаемых несовершеннолетними, рассматривались именно комиссиями по делам несовершеннолетних, и только по оставшимся 10% суды выносили обвинительные приговоры с назначением наказания. Таким образом, в практику внедрялись положения, отражающие точку зрения, согласно которой уголовное наказание, равно как и сама уголовно-процессуальная процедура, негативно влияют на психику несовершеннолетних правонарушителей.

Так, комиссией до делам несовершеннолетних при Краснодарском городском совете за период январь-ноябрь 1926 г. были рассмотрены дела по 1071 несовершеннолетнему (974 подростка и 74 девочки), по которым были приняты следующие решения:- помещено в детские учреждения – 283 человека; - отдано под надзор родителей – 191; - проведены беседы и сделаны внушения – 50; - учреждена опека – 2; - прекращены производством дела – 489; - передано дел в суд – 57 человека. К тому времени в Краснодаре функционировали 23 детских дома, в которых содержались 3600 детей, приемник для правонарушителей-девочек на 42 человека, приемник для правонарушителей-мальчиков на 102 человека [3, с. 38]. Всего же в советском государстве  к тому времени насчитывалось 250 комиссий по делам несовершеннолетних, которые в год рассматривали до 80 тысяч дел [4, с. 53]. Все эти дела не имели характера уголовного наказания. Однако полномочия комиссий позволяли принимать достаточно жесткие решения, связанные с изъятием несовершеннолетнего девианта из общества. Если же вести речь о принимаемых мерах к несовершеннолетним правонарушителям, то, например, в 1927 г. картина выглядела следующим образом. Беседа в качестве меры воздействия на несовершеннолетнего правонарушителя  была применена в 15211 случаях, передача под присмотр родителей или воспитателей-обследователей – в 8646 случаях. Были направлены в детский дом для трудновоспитуемых – 3370 несовершеннолетних, в обычный детский дом – 1191, на производство – 817, в лечебное учреждение – 211 несовершеннолетних [5, с. 22], то есть, несмотря на сложную политическую ситуацию в стране, советское государство в отношении несовершеннолетних правонарушителей последовательно проводило политику, связанную с воспитательным и предупредительным воздействием на них.

Однако, как мы отмечали, с конца 1920-х гг. был взят курс на усиление административно-командной системы. Это находило отражения практически во всех сферах  жизни советского общества, включая исправительно-трудовую систему. Так, 28 марта 1928 г. вышло Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О карательной политике и состоянии мест заключения» [6], где НКЮ и НКВД поручается «срочно войти в соответствующие органы с предложениями мер, кото­рые могли обеспечить реальность исполнения судебных приговоров», а также разработать проект законодательных изменений в Исправи­тельно-трудовой кодекс, предусматривающих продление сроков или принятие иных мер социальной защиты в отношении лиц, не поддаю­щихся исправлению. Там же предписывалось усилить классовый под­ход, в частности, ограничить льготы (зачет рабочих дней, предос­тавление отпусков, переводы в разряды) классово-чуждым элементам (а также социально-опасным преступникам, профессионалам и рециди­вистам). Как справедливо отмечает А.С. Смыкалин, данное постановление провело четкую черту между «социально-чуждыми» и «социально-близкими» преступниками [7, с. 91]. Тем самым фактически и законодательно обозначилось начало отхода от зало­женных в УК РСФСР и ИТК РСФСР 1924 г. прогрессивных норм, касающихся наказания в виде лишения свободы.

Несколько позже уголовно-правовая репрессивная волна коснулась и несовершеннолетних правонарушителей - 7 апреля 1935 г. принимается постановление ЦИК и СНК СССР «О мерах борьбы среди несовершеннолетних» [8], которым возраст уголовной ответственности снижался до 12 лет (было 14 лет). В соответствии с этим решением только в 1936 г. было осуждено лиц  возрасте от 12 до 16 лет 15031 человек, в 1937 г. – 17324, в 1938 г. – 20203 человека [9, с. 333]. Соответственно после издания этого постановления стала расти численность несовершеннолетних осужденных в местах лишения свободы. Несколько позже (25 ноября 1935 г.)  издается постановление ВЦИК и СНК РСФСР  [10], которым отменялась ст. 50 УК РСФСР, предусматривающая определенное смягчение наказания в отношении несовершеннолетних - так, при назначении наказания в виде лишения свободы срок его подлежал обязательному уменьшению от 1/2 до 1/3 того срока, который мог быть назначен взрослому, но в любом случае срок лишения свободы для несовершеннолетнего не мог превышать половины предельного срока, предусмотренного соответствующим составом преступления. В литературе не без оснований отмечается, что указанные постановления отражали «неуверенность руководящих лиц в ведомствах, ответственных за борьбу с преступностью, в эффективности этой борьбы» [11, с. 193] (имелась в виду проблема роста преступности среди несовершеннолетних). В этой связи А.Ф. Кудимов отмечает, что с принятием Закона от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью несовершеннолетних» судебная практика пошла по линии более широкого применения к ним уголовного наказания, особенно лишения свободы. Возникла необходимость в расширении сети специальных учреждений для несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы. Между тем дальнейшее расширение сети школ ФЗУ было связано с большими трудностями, так как по своему характеру они требовали высокой технической оснащенности и высококвалифицированных кадров специалистов. Встал вопрос о новом типе учреждений, которые можно было бы открыть во всех областях и республиках, и в которых можно было бы содержать большее число осужденных [12, с. 18].

И  в  этом контексте, говоря о исправительно-трудовых учреждениях для несовершеннолетних преступников, следует заметить, что  с начала 1930-х гг. они стали реорганизовываться. И к середине 1930-х гг. в СССР было принято решение о вполне определенной  системе исполнения наказаний в виде лишения свободы для несовершеннолетних преступников. Это было сделано Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 31 мая 1935 г. «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности» [13], которым были  установлено виды  учреждений для несовершеннолетних правонарушителей: изоляторы, трудовые колонии и приемники-распределители.  Основным видом мест лишения свободы для несовершеннолетних, осужденных к лишению свободы за совершение преступления,  до этого времени были трудовые дома, находившиеся в ведении Народного комиссариата юстиции и представлявшие собой по сути воспитательные учреждения. В результате преобразований, во-первых, места лишения свободы для несовершеннолетних были переданы в ведение НКВД СССР, а точнее ГУЛАГу как главку МВД СССР, который ведал исполнением наказаний в виде лишения свободы и ссылки, и, во-вторых,   трудовые дома были трансформированы  в  отмеченные выше трудовые колонии,  которые по инфраструктуре уже мало отличались от исправительно-трудовых колоний для взрослых преступников, и теперь уже ответственные работники в погонах, а не педагогические коллективы определяли содержание исправительного процесса среди подростков-осужденных и вообще определяли их судьбы. Что касается приемников-распределителей и детских домов, то там также содержались девианты (дети, замеченные в бродяжничестве, попрошайничестве, проституции и т.д.), но -  не преступники.

23 июля 1935 г. было издано Распоряжение начальника ОТК НКВД СССР «О типизации трудовых колоний НКВД» [14]. Этим документом устанавливалась следу­ющая типизация Трудовых колоний НКВД: 1) Трудовые колонии обычного типа отдельные для мальчиков и отдельные для девочек. 2) Трудовые колонии с особым режимом для мальчиков и девочек (Архан­гельская). 3) Изоляторы для подследственных в тюрьмах, находящиеся в системе ОМЗ (за исключением г. Москвы, где выделяется отдельная тюрьма на Шаболовке, с подчинением последней Отделу трудовых колоний УНКВД Mосковской области).

По всем трудовым колониям предписывалось: а) деление несовершеннолетних пo признакам большей или меньшей соци­альной запущенности - нe производить. Опыт совместного содержания в наших трудовых коммунах правонарушителей-рецидивистов вместе с менее социально­запущенным контингентом дал положительные результаты и показал, что это облегчает перевоспитательную работу; б) разделение колоний no возрастному признаку воспитанников - нe произ­водить, учитывая небольшую разницу между предельными возрастами допуска­емыми в трудовые колонии (от 12 до 16 лет); в) разделение детей по полу - производить как правило - этого требует мо­лодой возраст воспитанников; г) осужденные несовершеннолетние направляются в те же трудовые коло­нии, что и беспризорные. Пребывание в трудовых колониях осужденных несо­вершеннолетних нe ограничивается сроком судебных приговоров. Этот воспи­танник должен находиться в колонии до тех пор, пока он нe будет окончательно подготовлен ддя самостоятельной трудовой жизни, возбуждая о них тогда хода­тайство перед ЦИК СССР о снятии судимости. Выпуск из колонии оформляется согласно общего установленного для трудовых колоний порядка; д) Трудовая колония с особо строгим режимом как для мальчиков, так и для девочек угверждается только в Архангельске. В этой колонии будут помещаться несовершеннолетние, исключаемые постановлением общих собраний воспитан­ников из трудовых колоний за разные проступки после применения к ним всех мер воспитательного воздействия в трудовых колониях (убеждение, постановле­ние конфликтной комиссии о выговоре, внеочередной наряд, перевод на менее квалифицированную работу, помещение в штрафной комнате и т. п.). Направление в Архангельскую трудколонию будет производиться исключи­тельно по распоряжениям и нарядам Отдела трудовых колоний НКВД СССР после представления всех мотивированных  материалов (заметим, что одновременно было утверждено Положение о трудовой колонии НКВД для несовершеннолетних  [15].

В целом этот документ показывает гуманное отношение государства к несовершеннолетним правонарушителям (можно добавить обязательное проведение воспитательной работы,  организацию школьного обучения во время отбывания наказания, улучшенное питание и т.д.). Но с другой стороны поражает  легкость, с какой во внесудебном порядке допускалось продление срока пребывании несовершеннолетних заключенных в местах лишения свободы. Кроме того, и это также очень важная особенность исполнения  наказания в виде лишения свободы в отношении несовершеннолетних преступников:  их использовали для извлечения экономической выгоды в пользу государств – в меньшей степени интенсивности, конечно, чем взрослых, но привлечение к принудительному труду было обязательным.

Рассмотрим этот аспект подробнее. Прежде всего отметим, что в каждой трудовой колонии должны были создаваться производственные мощности, где подростки должны были обучаться ремеслу. Однако НКВД СССР, в ведении которого находились трудовые колонии,  довольно быстро переориентировало руководителей трудовых колоний  на то, чтобы этим трудовым колониям определять  производственный план – так же, как  и в местах лишения свободы для взрослых, и отвечать за его выполнение, то есть приоритет в трудовом воспитании был изменен с обучения на плановое изготовление конкретной продукции. В частности, 27 сентября 1936 г. был издан НКВД, где  указывалось, что «в Томской трудколонии № 1 слесарно-механический цех со штатом в 200 че­ловек, несмотря на наличие необходимого оборудования, совершенно не рабо­тает. Простои деревообделочной фабрики на 1-е полугодие 1936 года составили 21915 человеко-дней. Рекламации за плохое качество продукции музыкальной фабрики за один только июнь месяц составили 285 000 рублей. Несвоевременная выдача  заработной платы и безобразная постановка пер­вичного учета в цехах вызвали огромное число прогулов. А безделье ребят при­вело к картежной игре, кражам, пьянству и побегам из трудколонии» [16]. Народный комиссар внутренних дел Союза ССР генеральный комиссар государственной безопасности Г.Г. Ягода в присущем ему жестком стиле потребовал навести порядок в указанных трудовых колониях.

При этом вопрос трудоиспользования несовершеннолетних преступников в местах лишения свободы  был для ведомства настолько важен, что стал предметом регулирования специальным приказом Народного комиссара внутренних дел СССР № 413 «О производственной деятельности трудколоний НКВД для несовершеннолетних» от 3 октября 1936 г. [17] В этом приказе вновь высказывались претензии руководителям трудовых колоний за невыполнение установленного экономического плана: «Производственная деятельность трудколоний НКВД для несовершеннолетних за 8 месяцев 1936 года показывает, что работа отдельных колоний неудовлетво­рительна. Государственное задание по выпуску продукции на 135 миллионов рублей находится под угрозой срыва. План 1-го полугодия выполнен всего лишь на 78,6%, а за девять месяцев - на 75%»  [17]. 

Помимо этого, еще раньше была поставлена задача исправительным учреждениям обеспечить за счет труда заключенных содержание на их деятельность. И вот такой подход НКВД СССР, взяв в свое ведение всю систему мест лишения свободы, стал применять к трудовым колониям для несовершеннолетних.  В том же приказе, в частности,  указывалось: «Со времени организации колоний прошло уже больше года, организацион­ный период давно прошел и пора отчитаться делом в полученных сотнях тысяч и миллионах рублей» [17]. Очевидно, отчитываться было нечем, и подписавший приказ заместитель наркома Берман  рубил, что называется, с плеча: «Никчемны и лживы оправдания ссылками на отсутствие сырья и оборудова­ния. Производства трудколоний снабжаются лучше всех других производствен­ных предприятий НКВД и даже подчас снабжение лучше, чем в начале года, когда только распределялись выделенные фонды. В течение 1936 года производства трудколоний должны были укрепиться на­столько, чтобы освободить государственный бюджет от расходов по содержа­нию колоний. Вместо этого, получаемые средства омертвляются в излишних запасах сырья и попусту затрачиваются на выпуск непригодной продукции … Предупреждаю … если работа Алек­сандровской, Южской, Усманской и Валуйской трудколоний к концу 1936 года не будет выправлена, то это будет означать, что они не смогли справиться с таким важнейшим участком работы НКВД, как борьба с беспризорностью, трудколонии будут у них изъяты и переданы в другие УНКВД» [17]. Как видно, М. Берман увязал выполнение производственного плана с борьбой с беспризорностью, причем без каких бы то ни было оснований. Но это было сделано, как нам представляется, потому, что формально руководители трудовых колоний  должны были в первую очередь отвечать все же не за производственный план, и снять их с работы только за это было бы проблематично.

В любом случае совершенно очевидно, что государство в лице НКВД СССР пытается выжать из несовершеннолетних преступников, отбывающих наказания в местах лишения свободы, максимум экономических результатов. Для достижения данной задачи совершенствовалась структура управления трудовыми колониями для несовершеннолетних. Так, Положении о трудовых колониях закрытого типа от 5 сентября 1938 г. [18] данным вопросам уделяется несравненно больше внимания, чем раньше. Отдельно выделяется, например целая глава, посвященная производственно-плановой части, где, в частности, указывалось: «Производственно-плановая часть непосредственно отвечает за выполне­ние плана, производственное обучение воспитанников, правильную оплату труда воспитанников и вольнонаемных рабочих, ведает предприятиями и учебными мастерскими колонии. Профиль основного производства и ассортимент продукции предприятий и учебных мастерских трудколоний разрабатывается Отделом трудовых колоний или АХО НКВД/УНКВД республики, края, области и утверждается Отделом трудовых колоний НКВД СССР. Производственно-плановая часть непосредственно отвечает за трудовую дисциплину на производстве и в учебных мастерских, за выполнение качест­венных и количественных показателей производственной программы и плана производственного обучения. Рабочий день воспитанников устанавливается в 4 часа для возраста -2-16 лет и 6 часов для возраста 16-18 лет. Все вновь поступавшие в колонию воспитанники, при отсутствии у них трудовой квалификации, проходят производственное обучение в учебных мас­терских, а затем переводятся на производство. По каждому профилю производства разрабатывается производственный минимум для ученика. Перевод ученика в разряд рабочих и рабочего-воспитан­ника из разряда в разряд производится квалификационной комиссией» [18].

Довольно подробно  регулировался вопрос об оплате труда несовершеннолетних преступников: «Оплата труда воспитанников устанавливается: а) для учеников - повременная; 6) для остальных - прогрессивно-сдельная. Все воспитанники обязаны работать-учиться в учебных мастерских или на производстве колонии. Назначение на работу производится в зависимости от состояния здоровья. Определение трудоспособности производится врачом колонии.  Причитающаяся воспитанникам трудколоний за исполненную ими работу зарплата записывается на их лицевой счет. Деньги воспитанников хранятся в кассе колонии и выдаются им на руки с ведома воспитателя. Воспитатель, раз­решая воспитаннику получить свои деньги из кассы, обязан довести до сознания воспитанника необходимость наиболее целесообразного расходования принад­лежащих ему средств. При переводе в открытую трудколонию остаток неизрасходованных денег пе­речисляется туда, куда переводится воспитанник, а при выпуске на трудоустрой­ство или возвращении к родным - выдается на руки. Зачет рабочих дней осужденным воспитанникам производится по особой инструкции, утвержденной приказом НКВД СССР № 059 от 4 апреля 1938 г.» [18].

Тем не менее вероятно, установленный порядок привлечения несовершеннолетних заключенных к труду показался властям излишне мягким. И 11 ноября 1940 г. была внесена корректива в нормы о трудовом режиме данной категории осужденных. Соответствующим циркуляром [19] было установлено: «В целях упорядочения трудового режима несовершеннолетних заключенных, содержащихся в колониях НКВД, и во изменение п. 18 положения о трудовых колониях, установить: 1. Для несовершеннолетних заключенных в возрасте от 12 до 16 лет - 4-часовой рабочий день на производстве (ученических мастерских) и 4 часа занятий в школе. 2. Для несовершеннолетних заключенных в возрасте от 16 до 18 лет - 8-часовой рабочий день на производстве (ученических мастерских) и 2 часа занятий в школе. 3. Отделу колоний для несовершеннолетних УИТК и ТП ГУЛАГа в месячный срок разработать и спустить на места учебный план для школ взрослых, организо­ванных в колониях с контингентом 16-18 лет» [19].

Как видно, несовершеннолетние заключенные 16-18 лет должны были работать как и взрослые. Как явствует из справочного материала «Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР» (1940 г.), во всех трудовых колониях были организованы производственные предприятия, в которых работали все несовершеннолетние преступники. При этом в трудовых колониях имелись, как правило, четыре основные вида производства: металлообработка, деревообработка, обувное производство, трикотажное производство (в колониях для девушек) [20]. Там же указывалось, что «за 1939 год трудовые колонии ГУЛАГ’а для несовершеннолетних выполнили производственную программу на 169.778 тыс. рублей,  преимущественно по изделиям широкого потребления. На содержание всего состава несовершеннолетних преступников системой ГУЛАГ’а  израсходовано за 1939 год 60501 тыс. рублей, причём государственная дотация на покрытие этих расходов выразилась, примерно, в 15%  всей суммы, а остальная её часть была обеспечена поступлениями от производственной и хозяйственной деятельности трудовых колоний. Основным моментом, завершающим весь процесс перевоспитания несовершеннолетних преступников, является их трудоустройство. За четыре  года системой трудовых колоний трудоустроено 28280 бывших преступников в различных отраслях народного хозяйства, в том числе -   83,7% в промышленность и на транспорт, 7,8% в сельское хозяйство, 8,5% - в разные учебные заведения и учреждения» [20]. Эти факты  показывают тенденцию смещения приоритетов в деятельности трудовых колоний, имея в виду последовательное ужесточение условий содержания в местах лишения свободы. 

Ситуация в сторону смягчения режима содержания несовершеннолетних заключенных  в трудовых колониях стала реально меняться только после смерти Сталина, когда в целом уголовная и исправительно-трудовая политика в СССР была подвергнута критике новой советской элитой во главе  с Хрущевым в период «оттепели». В конце 1950-х гг. были приняты новые Основы уголовного законодательства Союза ССР, перестал существовать зловещий ГУЛАГ, а вместе с ним и система исправительно-трудовых учреждений для несовершеннолетних осужденных вновь стала иметь приоритетом воспитательную  задачу.