Полный текст статьи
Печать

Рубеж  XX – XXI вв. ознаменовался значительными изменениями в политической карте мира и формированием новой системы расстановки сил в мировой политике. Крушение биполярной системы международных отношений, растущие процессы глобализации [1] привели к тому, что некоторые участники международных отношений ослабили, а то и вовсе утратили своё влияние на мировой политической арене, другие же, наоборот,  значительно усилили свои позиции и культурное влияние [2].

Несмотря на противоречия внутри Китая, связанные с развитием партийной системы [3], коррупцией [4], к началу XXI в. Китайская Народная Республика сформировалась как достаточно развитое в экономическом плане государство – на сегодняшний день Китай является крупнейшей страной по объёмам промышленного производства, космической и ядерной державой. По мере промышленного роста и экономического развития активизируется и внешняя политика Китая – причём степень её активности прямо соотносится с экономическими успехами этого государства. Изменения руководящих внешнеполитических идей трёх поколений руководства КПК (от национальной политики «Реформ и открытости» при Дэн Сяопине, политики «Трёх представительств» при Цзян Цзэнмине и «Гармоничного мира» при Ху Цзиньтао до формирования концепции «Китайской мечты» при Си Цзиньпине) привели к тому, что в XXI в. Китай, хоть и неявно, но последовательно и методически, заявляет свои претензии не только на статус значимого участника международных отношений, но и даже на статус лидера мировой политики [5].

Основной задачей Китая при этом является воплощение в жизнь концепции «китайской мечты»  (сформулированной в 2013 г. Си Цзиньпином), т.е. «мечты о великом возрождении китайской нации», а именно интеграция экономики Китая в мировую экономику на рыночных принципах, приравнивание Китая к положению держав, решающих судьбы мировой политики и формирующих новый миропорядок, повышение имиджа и авторитета Китая в мире.

Убедившись в невозможности достижения этой цели только за счёт растущей военной мощи, Китай взял на вооружение американскую концепцию «мягкой силы» (сформулированную в начале 1990-х гг. Джозефом Нэем-младшим), разработав целую стратегию по её масштабному использованию в своих внешнеполитических целях. Инструментарий реализации этой стратегии, по данным Российского института стратегических исследований, включает в себя: 1) «выход культуры вовне», т.е. интенсивное продвижение за рубежом достижений традиционной китайской культуры, а также предметов современной «индустрии культуры»; 2) широкий  лингвополитический инструментарий (популяризация китайского языка за рубежом); 3) распространение китайской пропаганды среди зарубежной аудитории через китайские СМИ; 4) содействие международному развитию (формирование многополярной системы международных отношений, установление отношений «стратегического партнёрства» с как можно большим количеством стран, пропаганда идей «мирного сосуществования» капиталистической и социалистической систем, предоставление помощи странам Восточной и Южной Азии, Африки, Латинской Америки, Ближнего Востока, Центральной Азии, активное участие в разнообразных международных проектах и форумах); 5) торгово-инвестиционное сотрудничество (увеличение объёма как входящих, так и исходящих прямых инвестиций); 6) широкомасштабная поддержка многочисленной зарубежной китайской диаспоры (хуацяо); 7) активное создание «мозговых центров» [6].

Однако подобно тому, как промышленный рост КНР сопровождается рядом ярко выраженных противоречий (экономика КНР не столь эффективна – её развитие носит экстенсивный характер из-за чего страдает качество произведённой продукции; по причине большой численности населения показатель дохода на душу населения значительно отстаёт от передовых стран мира; хозяйственное развитие также неравномерно - прибрежные провинции значительно опережают отсталые внутренние регионы страны; современная китайская экономика практически полностью зависима от внешнего рынка; сохраняются проблемы безработицы и внутреннего сепаратизма), внешнеполитическая стратегия Китая  так же сталкивается с рядом затруднений и проблем. Конечно же, во многом эти затруднения и проблемы исходят из внутренних экономических и социальных вопросов, появляются из-за того, что Китай вынужден балансировать между выполнением  двух весьма сложных задач - решением внутриполитических кризисов и постоянным поддержанием международного престижа.

Кроме того, ситуация осложняется и из-за двойственного отношения других стран, прежде всего стран Запада, к новым ориентирам Китая в его внешней политике. С одной стороны, мировое рыночно-демократическое сообщество ценит сложившиеся взаимовыгодные торгово-экономические отношения с Китаем, и с точки зрения экономики воспринимает его как «своего», т.е. следующего рыночному пути развития. С другой, политические и идеологические ориентиры Китая (сохранение монополии КПК на политическую власть)  остаются чуждыми для западной демократии. Таким образом, в новой международной обстановке, с её непрерывно текущими процессами глобализации, США и его главные союзники в Азиатско-Тихоокеанском регионе (Австралия, Япония, Филиппины, Сингапур, Южная Корея и Таиланд)  стоят на распутье, не зная какую модель взаимоотношений с Китаем предпочесть: сдерживать ли растущее могущество Китая или выстраивать с ним отношения как с равноправным политическим партнёром. 

Следует отметить,  что хотя возрастающее влияние Китая на международные отношения и вступает в некоторое противоречие с интересами США в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и в целом с положением США как лидера и сверхдержавы современного мира, отношения между двумя державами вовсе не обязательно должны развиваться в рамках конфронтации, военно-политического, идеологического и культурного противостояния.

Однако политический диалог между Китаем и США, урегулирование интересов этих двух государств на мировой арене, может привести к непредвиденному охлаждению отношений между Россией и Китаем, сближение между которыми происходило на фоне конфликта интересов Китая и Запада. При этом, пожалуй, больший урон такой разрыв отношений нанесёт интересам России, поскольку именно для неё новый «азиатский вектор» представляется исключительно важным направлением международных отношений, в то время как, по мнению О.А. Симоненко, для Китая статус РФ хоть и высок в числе прочих приоритетов, но не столь исключителен [7, с. 182].

Между тем, на сегодняшний день усиление российско-китайского сотрудничества уже принесло свои положительные плоды, в числе которых разрешение территориальных споров между двумя государствами, интенсивные торгово-экономические и гуманитарные связи, сотрудничество в рамках Совета безопасности ООН, международных и региональных организаций (ШОС, БРИКС). Но существуют и иные проблемы, кроме возможного сотрудничества Китая с Западом, которые отрицательно сказываются на «стратегическом партнерстве» КНР и РФ. Это, во-первых, угроза превращения России в «сырьевой придаток» Китая, связанная с тем, что Китай заинтересован в поставках российских энергоресурсов и электроэнергии, Россия же – в китайском оборудовании, продукции лёгкой промышленности, а это отнюдь не делает сотрудничество между ними равноценным. Во-вторых, это вопрос о «китайской экспансии» к России и различные его интерпретации, исходящий из опасений России усиления Китая как ведущей страны АТР и возможного проникновения его экономических структур в Дальневосточный округ.

Однако ничего не указывает на то, что в ближайшем обозримом будущем Китай намерен серьёзно менять основные ориентиры своей внешней политики ни в сторону улучшения отношений с Западом, ни в сторону приостановления российско-китайского «стратегического сотрудничества» [8], как нет и никаких объективных причин, способных толкнуть Поднебесную на этот шаг. Поэтому, скорее всего в ближайшие годы Китай продолжит балансировать на грани между открытой конфронтацией с США и пути к возможному сотрудничеству двух государств (хотя переход ко второму сценарию всё же более вероятен, в связи с недавней сменой руководства США), а также и далее развивать «стратегическое сотрудничество» с РФ.

Кроме того, Китай имеет далеко идущие стратегические планы по наращиванию роли «мягкой силы» в своей внешней политике, по созданию новых инструментов для её реализации и обобщению приобретенного опыта в комплексную систему проецирования «мягкой силы», что входит в духовные основы хозяйственной культуры Китая [9]. Так, например, многие китайские источники говорят о планах увеличения к 2020 году культурных центров, занимающихся экспортом культуры за рубеж, с 20 до 50, Институтов Конфуция и Классов Конфуция за рубежом с 690 до 1000, количества обучающихся в Китае иностранных студентов с 400 тыс. до 500 тыс., увеличение суммы накопленных прямых инвестиций за рубеж со 170 млрд долларов до 2 трлн, а также о планах учреждения от 50 до 100 аналитических центров нового типа. В настоящее время на первый план в качестве основного инструмента «мягкой силы» выходит новая транспортно-логистическая стратегия «Один пояс, один путь», которая в обобщённом виде включает в себя мегапроекты «Экономический пояс Шёлкового пути» и «Морской Шёлковый путь XXI в.», предусматривающие расширение объёма грузоперевозок между Азией и Европой, развитие отношений со странами СНГ, Азии, Африки, Ближнего Востока, Латинской Америки и Евросоюза [6].

Однако, во время осуществления таких масштабных экономических проектов Пекину придётся продолжать балансировать на внутренних конфликтах. Так, например, ему будет необходимо обеспечить высокий уровень производства и занятости во время постепенного спада экономики в прибрежной зоне, роста безработицы и социальной напряжённости [10], когда более 250 млн китайских трудовых мигрантов предположительно будут передвигаться вглубь страны в поисках работы. При всём этом, государственное регулирование и монополия на инвестиции продолжат и дальше определять китайскую экономику.

Таким образом, мы можем сделать вывод о неоднозначном положении КНР на мировой политической арене в XXI в., изменяющееся место Китая в современном мире, постепенное возрастание его роли в международных отношениях, которое, однако, в значительной мере зависит от традиционных угроз, рисков и вызовов, исходящих извне или из деятельности китайского руководства, а также от того, соответствует ли темп  их решения скорости их возникновения [11, с. 508]. 

Научный руководитель: Кремнёв Евгений Владимирович, кандидат социологических наук, и.о. заведующего кафедрой востоковедения и регионоведения АТР Института филологии, иностранных языков и медиакоммуникации ФГБОУ ВО «Иркутский государственный университет», г. Иркутск.