Ироничен ли А. П. Чехов в финале рассказа «Тоска»: опыт анализа
ART 970253
Авторы:
Л.
В. Сретенская, Т.
Ф. Куприянова
Л.
В. Сретенская, Т.
Ф. Куприянова Библиографическое описание статьи для цитирования:
Сретенская
Л.
В.,
Куприянова
Т.
Ф. Ироничен ли А. П. Чехов в финале рассказа «Тоска»: опыт анализа // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2017. – Т. 31. – С.
1191–1195. – URL:
http://e-koncept.ru/2017/970253.htm.
Аннотация. В статье представлен лексико-семантический анализ рассказа А. П. Чехова «Тоска». На основе механизма создания иронии прослеживается возможность выявления иронического смысла в этом произведении. Анализируются основные мотивы данного художественного произведения и их языковая реализация. Позиция повествователя в рассказе коррелирует с философско-эстетическими взглядами автора.
Ключевые слова:
ирония, художественный текст, иронический смысл, лексико-семантический анализ, мотив художественного произведения, авторская позиция
Текст статьи
Куприянова Татьяна Федоровна,кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания, СанктПетербургский государственный университет, г. СанктПетербургtat66360700@yandex.ru
Сретенская Лариса Викторовна,кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания, СанктПетербургский государственный университет, г. СанктПетербургsretensckaya2010@yandex.ru
Ироничен ли А.П.Чехов в финалерассказа «Тоска»: опыт анализа
Аннотация.В статье представлен лексикосемантический анализ рассказа А.П.Чехова «Тоска». На основе механизма создания иронии прослеживается возможность выявления иронического смысла в этом произведении. Анализируются основные мотивы данного художественного произведения и их языковая реализация. Позиция повествователя в рассказе коррелирует с философскоэстетическими взглядами автора.Ключевые слова:художественный текст, ирония, иронический смысл, лексикосемантический анализ, мотив художественного произведения, авторская позиция.
Нет, на таком уровне письма ирония не живёт. В.В.Бибихин.
Вопрос о том, ироничен ли финал рассказа А.П.Чехова «Тоска», ставился в работах многих авторов. А.С.Долинин [1] указывает на определённый этап в творчестве писателя, когда во второй половине восьмидесятых годов Чехов открывает «серьёзное в смешном» и отмечает, что Чехов сделал настоящую трагедию из имеющей смешную сторону ситуации: о самом важном для себя человек разговаривает «со скотиной» своей лошадью. А.Д.Степанов[2]отмечает «щемящий трагикомизм» рассказа, причина которого в том, что главный его персонаж пытается рассказать о своём горе другим –то есть исполнить ритуал, суть которого формальна: не так важно, чтобы тебя услышали, важнее перенести своё горе на когото другого и таким образом облегчитьсебе переживание произошедшего.Э.Полоцкая в «ПоэтикеЧехова» говорито разных видах иронического письма у Чехова в 1880 –1885 г.г.и отмечает, что доминанту авторского письма «составляет откровенная, прямая, однозначная ирония –насколько вообще может быть однозначной форма двупланового письма»[3]. Далее она отмечает, что с 1886 года в поэтику Чехова входит внутренняя или объективная ирония, «которая...утверждается как черта мировоззрения и стиля Чехова». В рассказе «Тоска» авторская ирония, по мнению В.Э.Полоцкойпроявилась в скрытой форме, которая допускает и сочувствие, и жалость к герою.Равнодушие к горю извозчика встреченных им людей автор книги называет «иронией судьбы». Финал рассказа определён словами «одиночество среди людей».А найденное Ионой понимание у лошади определено «тонкой иронией», неосознавание которой заполнит читателя драматизмом содержания, безысходностью тоски, тупиком. Тон разговора Ионы с лошадью назван «задушевным», и в случае неощущения читателем авторской иронии высказывается предположение, что читатель может оценить финал «сентиментальным, жалостливым». Далее устанавливается закон правильного чтения художественного произведения, основанный на умении сопоставлять и учитывать весь контекст произведения. Следование этому закону, по мнению автора, позволит читателю понять внутреннюю иронию и другие особенности стиля Чехова. В заключение, говоря о невозможности с первого раза обнаружить все смыслы читаемого, но, испытывая желание «чтобы до нас сразу же дошло подлинное, ироническое значение какогото утвержденияавтора /или героя/, автор указывает на необходимость «читать произведение не первый раз», то есть перечитывать произведение [4]. Необходимо отметить, что ирония основывается на несоответствии между эксплицитным и имплицитным семантическими планами высказывания,соединяя и сопротивопоставляя, как объясняетС.И.Походня[5],несовместимое.Механизм создания иронии, о чем подробно говорит И.Б.Шатуновский, заключается в том, что ироническое высказывание является «двусмысленным», включает два различных «слоя (смысла)», которые противопоставлены друг другу, и отличаются по соответствию /несоответствию высказывания тому, чему оно должно, по правилам употребления данного типа высказываний и в данном аспекте, соответствовать: действительности, критериям номинации, какимлибо правилам, правильности /неправильности, правомерности /неправомерности, обоснованности /необоснованности (оценки, аргументации, вывода и т.д.). Оба «смысла» иронического высказывания имеют обоснование в реальности или дискурсе, поэтому оно является частично истинным и частично ложным. Говорящий комбинирует оба эти смысла и строит частично истинное и частично ложное высказывание, и один их этих смыслов актуализируется в контексте. И.Б.Шатуновский подчеркивает, что именно эти четыре момента вместе определяют ироническое высказывание. Таким образом, семантическая структура высказывания должна давать возможность интерпретировать его поразному, с двух точек зрения[6].
Указывая на разницу в философском диалоге у Достоевского и Толстого, А.П.Чудаков отмечает, что у этих писателей «взаимодействуют субстанции людей. Всему же к этим субстанциям не относящемуся –и в первую очередь миру вещей –отведена третьестепенная роль. Общение происходит на таких высотах духа, откуда эти вещи выглядят мелкими и незначительными или не видны вообще».У Чехова такое невозможно: один из его персонажей говорит о трагических переживаниях, поглядывая на лошадей; другой говорит о царстве вечной природы, потирая от удовольствия руки; третий после разговора на возвышенные темы сидит «на кровати, свесив ноги на ковёр». Некоторые исследователи полагают, что подобные ремарки не могут «не вызвать комического эффекта». По мнению А.П.Чудакова, будь так Чехов так бы и остался в литературе писателемюмористом[7]. Дело, видимо, в другом. Не вяжущиеся внешне с высокой темой разговора детали таковы с точки зрения инерционных представлений о единственно возможном предметном сопровождении диалога, мысли, чувства. У Чехова присутствие не связанного непосредственно с повествованием слова, жеста, действия не вызывает недоумения. Всё это происходит в реальной жизни. Подобное соприсутствие придаёт художественному произведению аромат естественности. «Недоверие к серьёзности философских высказываний чеховских героев» высказываются в литературе только потому, что, ведя такой разговор, «они могут вдруг приложиться к графинчику, или невпопад засмеяться, или промурлыкать какойнибудь мотивчик...», за чем следует вывод о побочности умственной диалектики для ведущих такой разговор. Но А.П.Чудаков считает, что «для героев Чехова слово размышления естественно и не требует авансцены икотурнов» [8]. Ведение серьёзных разговоров на несерьёзном фоне –это выражение особенности того, как Чехов представляет себе мир, в котором духовное, физическое, философское и бытовое, спекулятивное и вещное нераздельны. Детали и жесты, интонация и мимика «не уточняют, не дополняют и не усиливают высказанных мыслей, но им сопутствуют» [8]. А в иронические тона у Чехова окрашены как раз те персонажи, которым для их мыслительных откровений нужна особая обстановка. Если исходить из этих, абсолютно принимаемых нами утверждений и выводов, то финал рассказа «Тоска» нельзя характеризовать окрашенным в иронические тона только потому, что разговор о предельно для человека трагическом ведётся в конюшне /если вспомнить обстановку прихода в жизнь Спасителя, то возможность иронического прочтения финала, основанную только на «несуразности» обстановки, не должна прийти в голову/ [9].Прервём ненадолго этот разговор. Антон Павлович Чехов и Иван Сергеевич Шмелёв в реальности встречались три раза. Об этих, случайных, встречах написал Иван Сергеевич Шмелёв. Для него эти встречи стали важными, а воспоминания окрашены в восторженные тона. Этот тон и это восприятие жизни остались с ним и уже после его личных трагедий. Это было свойство его характера.У Антона Павловича Чехова нет воспоминаний о встречах со Шмелёвым. Но этих писателей объединяют не только значимые для одного из них встречи, но и ещё одно: пространство полуострова Крым. Спасавший от туберкулёза Антона Павловича Чехова и ставший так и не найденным местом упокоения единственного сына Ивана Сергеевича Шмелёва, расстрелянного в 1920 году новой российской властью. Тогда в Крыму уничтожалось всё: люди –и царский генерал, и дореволюционный филолог, и крымский рыбак, и начинающий молодой писатель; убивались животные, вещи, деревья. Мотив уничтожения всего и всех, мотив абсолютного разрушения жизнив период гражданской войны стал главным в эпопее И.С.Шмелёва «Солнце мёртвых». В условиях этого всеобщего разрушения и абсолютной собственной потери, в главе «Что убиватьходят» читаем, как автор –повествователь прощается с ещё одной потерей погибающей от голода курочкой:«Я беру её на руки /.../ Ну, посмотри на солнце...ты его любила /.../ А вон –горы, синие какие стали! /.../ А это, синее такое, большое? Это море /.../ Ну покажи твои глазки /.../ Я пошепчу тебе, скажу тебе тихотихо: солнце моё живое, прощай! А сколько теперь больших, которые знали солнце, и кто уходит во тьме!.. Ни шёпота, ни ласки родной руки...»[10].Отметим, что здесь повествователь на руки берётне ребёнка, а погибающую курочку. На рукижесвоего хозяина дышалалошадёнка Ионы. В языке закреплены два сочетания дышать наруки ибрать на руки.Оба имеют значение утешения:снять боль, согреть и утешить. Автор назвал «Солнце мёртвых» эпопеей. Переведённая сразу после написания на 13 европейских языков эта книга была названа самым страшным свидетельством русской трагедии после 1917 года. Сказанные в таком окружении слова прощания с живым знающего последнюю потерючеловека можно прочитать в тонах авторской иронии, чтобы читателя случайно не заполнил драматизм? Всеобъемлющее уничтожение и убийство реально существовавших людей, животных, вещей –тоже ирония судьбы? И так же, как у вымышленного персонажа здесь такая же простая мысль «одиночество среди людей», только потому, что этот монолог прощание не с человеком, а с курочкой? Мы позволили себе сделать это отступление только потому, что рассказ «Тоска» и эпопею «Солнце мёртвых» связывает язык, крохотный элемент языка, отражённый в сочетании со словом руки.В рассказе животное дышит нарукисвоего хозяина и утишает его боль. В эпопее человек берёт на руки умирающую птицу и облегчает её уход из жизни, потому что у него есть знаниетого, как без слова утешения ушёл из жизни его сын. Первое утешение происходит в рамках вымысла. Второе –в атмосфере реальной гибели реального живого. Контекст обоих произведений, их лексика не позволяют отнести ни один из представленных фрагментов к таким, где автор демонстрирует «вид насмешки, отличительными чертами которой являются спокойствие и сдержанность, нередко даже оттенок холодного презрения...», под которыми находится «отрицание достоинства того предмета или лица», чтобы придать отрицательный или смешной характер описываемому явлению»[11].
Не согласившись с наличием авторского иронического отношения к своему персонажу и перечитав рассказ «Тоска», постараемся объяснить свою точку зрения. Знакомясь с литературой, которая анализирует и сами произведения А.П.Чехова, и постановки его пьес в разных концах мира –от Великобритании до Южной Кореи –мы согласились с тем, что в последние годы авторы этих работ констатируют всё увеличивающееся количество вновь открывающихся возможностей прочтения произведений Чехова. "Речь не идёт ни о деконструкции, нио психоанализе... Просто выясняется, что многие произведения Чехова вообще ещё никогда не были удовлетворительно прочитаны и поняты» [12].
Не имея намерения говорить о степени религиозности Антона Павловича Чехова и, тем более, говорить о том, был ли и насколько был религиозен этот человек, но памятуя слова Александра Михайловича Панченко: «Церковный пробел в нашем литературоведении и, вообще, в нашей культурологии очевиден, и его ещё предстоит восполнить», укажем на то, что отрицать возможность рассмотрения данного произведения Чехова в контексте христианской словесности трудно. Одно только имя главного персонажа рассказа «Тоска» указывает на возможность, говорить о мотивах этого рассказа, отсылающих к Библии. Можно ли, нельзя ли говорить о том, что легенда об Ионе является одним из претекстов рассматриваемого рассказа –это тема другого разговора, но не указать на возможность подобных параллелей нельзя. Кроме впрямую ведущего к Библейскому тексту имени главного персонажа рассказа упомянутая фраза лошадьдышит на руки своего хозяинапозволяет процитировать Бытие 6:17: «И вот Я наведу на землю потоп водный, чтоб истребить всякую плоть, в которой есть дух жизнипод небесами...». В толковании на этот стих Бытия читаем: «Дух жизни» /евр. «дуновение»/ движение воздуха или дуновение ветра, дыхание человека или животного; жизненная сила человека и мысли, чувства, страсти, в которых она проявляется;дар Божий человеку...» /выделено нами/ [13]. Лошадёнка, единственная из всех участников повествования, на уровне данного её природой инстинкта дышит на руки своего хозяина и делает то, мысли о чём не возникло ни у одного из встреченных Ионой людей. Лошадёнка жуёт, слушает, дышит и греет не только его натруженные руки, но, можно предположить, и душу. Рассматривать данный фрагмент рассказа, вернее, его финал, в рамках пантеизма неправомерно. Поводов для подобного подхода нет в произведениях Антона Павловича: он не очеловечивает животного, он думает о нём, как о человеке, воспринимает его, как человека. Даёт ли повод говорить о возможности ироничного прочтения финала рассказа его начало? Какова тональность этого начала? Каким представляет мир автора лексика начала рассказа? Вот глагольная лексика нескольких первых абзацев рассказа «Тоска», относящаяся к Ионе и его лошади:Снег лениво кружится, тонким пластом ложится; Извозчик согнулся, сидит не шевельнётся; Не нашёл бы нужным стряхивать; Лошадёнка погружена в мысль/отступление/оторвали от плуга, бросили –нельзя не думать; Иона и лошадёнка не двигаются; Выехали они; Спускается вечерняя мгла; Иона слышит, вздрагивает, видит, дёргает вожжи; Сыплются пласты снега; Извозчик чмокает, вытягивает шею, приподнимается, машет кнутом; Лошадёнка вытягивает шею, кривит ноги, двигается; Иона слышит; Иона ёрзает, тыкает локтями, водит глазами; Иона оглядывается, шевелит губами, хочет сказать; Иона кривит рот, напрягает горло и сипит; Иона оборачивается и говорит; Вытягивает шею, приподнимается, взмахивает кнутом, несколько раз оглядывается; Останавливается, сгибается, не шевельнётся; Снег набело красит; Проходит час, другой.. [14].Лексика начала рассказа обозначает основные составляющие этого рассказа: неподвижность, холод, скованность, заторможенность, неестественность движений, произносимых звуков; отсутствие сил.Эти характеристики применимы к обоим персонажам: извозчику и его лошади: Иона кривит рот, лошадёнка кривит ноги; Иона вытягивает шею, лошадёнка вытягивает шею.Начало рассказа показывает идентичность состояний обоих персонажей. Кроме того, в начале рассказа автор делает единственное в пространстве рассказа отступление:
«Его лошадёнка..., по всей вероятности, погружена в мысль. Кого оторвали от плуга, от привычных серых картин и бросили сюда, в этот омут, полный чудовищных огней, неугомонного треска и бегущих людей, тому нельзя не думать...»
Это единственное, но останавливающее внимание пониманием другогоавторское слово рассказе. Средством синтаксического выражения этого смысла является конструкция тот, кто,включающая в себя любогоиз находящихся в подобной ситуации. Это авторское слово носит обобщающий характер, читается как вывод, имеющий всеобъемлющий характер. Сказанное в качестве такового не о человеке, а о лошади, о которой в предыдущем предложении словомпобуждением к такому выводу были словаона погружена в мысльпредставляет человека и животное уравненными автором в способностях мыслительных и чувственных. Не после сказанного об извозчике Ионе: он согнулся, насколько только возможно согнуться живому телу, а после сказанного о лошади: погружена в мысльпредложениевывод кого оторвали от плуга
уравнивает человека и животное в одинаково присущей им способности чувствовать. Сочетания согнуться, насколько только возможно согнуться живому телуи погружён в мысльне читаются иронически. Примеров использования их в литературе в подобном контексте не припоминается, хотя можно представить возможный иронический смысл второго сочетания в какойлибо авторской интерпретации. Но возможная ироничность такого прочтения в рассказе «Тоска» снимается следующим за ним авторским отступлением, иронический подбор насмешливого контекста для которого труден имеющимся в нём сочетанием привычные серые картины: для реализма это сочетание абсолютно приемлемо, для постмодернизма оно представляется слишком прозрачным и однозначным, чтобы его можно было использовать как вторсырьё для переосмысливания и ироническиуничтожаемого означаемого.Текст рассказа содержит лексику смерти: сын помер, смерть дверью обозналась, взял да помер зря. повторяемость этих слов, наличие фразеологизмов«таперя у меня одна жена –сырая земля»
такого же содержания –указывают на значимость для автора рассказа этих мотивов:
внешность одного из персонажей /это горбач, один из седоков Ионы/ указывает на пословицу «Горбатого могилаисправит»; этот персонаж
представлен автором лексикой неприязненной или уничижительной окрашенности: дребезжащий голос; стоять должен горбач, как самый маленький; дребезжит горбач; возмущается горбач; старая холера, хлобысника её кнутом/в обращении к Ионе/; /Иона чувствует/вертящееся тело и голосовую дрожь горбача; горбач бранится, пока не давится вычурным, шестиэтажным ругательством и не разражается кашлем; Все помрём, вздыхает горбач, вытирая после кашля губы...; /сразу после слов Ионы о смерти сына/горбач легко вздыхает и... ;
резонёрствуя и будто покровительственно похлопывая неразумно требующего к себе внимания Иону горбач произносит: Все там будем–выражение, так же имплицитно содержащее значение смерти, погребения имогилы. Анализ извлечения возможных смыслов, разбор семантики пословицы и фразеологизма применительно к этому рассказу сам может стать темой отдельного исследования. Пословица «Горбатого могила исправит» встречается и в других текстах Антона Павловича, в частности, в рассказе «У знакомых», который, по мнению некоторых исследователей творчества Чехова, стал предтечей пьесы «Вишнёвый сад».К тому, что было сказано о фразе из финальной сцены «Лошадёнка жуёт, слушает, дышит на руки своего хозяина…», что в этом предложении есть указание на определённый объект. В обыденной жизни мы дышим на какоето ушибленное место, чтобы утишить боль от удара, дышим на руки, чтобы согреть их или. В обеих ситуациях действие человека целенаправленно. В рассказе, в словосочетании дышит на руки своего хозяина
указание на определённый объект вносит в него значение целеполагания и целенаправленности действия, принадлежащего лошади. Мотивами действий главного персонажа в конце повествования можно считать два: явный мотив –«пойти лошадьпоглядеть» необходимость покормить, напоить животное; скрытый мотив: «ему хочется говорить, ...поговорить с толком, с расстановкой...» –невозможность продолжать быть среди людей, которым недосуг слушать Иону и от этого желание уйти оттуда, где их, равнодушных к нему, много. Лексические способы выражения этих мотивов представлены прямо. В них прямота описания выражена открыто, без двойного смысла. Кроме того, эта открытость подчёркнута словами: «Про сына, когда один, думать он не может...».Эта фраза, прочитанная в контексте рассказа, не предполагает для толкования двойного смысла в среде психически здоровых людей. Лексика непосредственно разговора с лошадью полна просторечий: такто, брат; нету; приказал долго жить; помер; этот самый жеребёночек и отражает внутреннюю близость хозяина и лошади, а также подтверждает авторское, в одно предложение, отступление в начале рассказа: «Его лошадёнка..., по всей вероятности, погружена в мысль».Роль ассоциативной иронии в создании системы художественного произведения высока. Это скрытый, тонкий тип иронии, реализация переносных значений в этом случае происходит постепенно, включаясь и в линейный, и в вертикальный контекст, представляя собой художественную форму авторской позиции. Этого не показал проделанный нами анализ. На наш взгляд, здесь у А.П.Чехова нет и авторской метаиронии /термин И.С.Шатуновского/, когда речь героя не является иронической, «однако высказывание, вкладываемое автором в его уста, и ситуация, и контекст строятся автором таким образом, чтобы была ясна «неистинность», аномальность в том или ином отношении этого высказывания /с точки зрения автора и присоединившихся к нему читателей» [15]. Соглашаясь с тем, что ирония не ограничивается выражением насмешки, а может передавать и негодование,и возмущение, и презрение, и осуждение, мы не видим в «Тоске» иронического подтекста.В финале рассказа ирония не присутствует как психическое состояние, когда тревога сменяется уверенностью, а враждебность –снисходительностью. Её нет и как психического процесса, когда она превращает ужасное, страшное, непереносимое, враждебное, тревожное в противоположное[16].
Можно принять выводы о формальности ритуала верными: да, просто нужно переложить на когото тяжесть своего горя. Но тогда как отнестись к сказанному несколькими строками раньше, перед началом «разговора» с лошадью: «Про сына, когда один, думать он не может…Поговорить с кемнибудь о нём можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко…» Можно характеризовать чтото формальное сочетанием, выражающим предельную психологическую тяжесть? Если говорить о структуре текстовой организации, то выделенное тёмным шрифтом нужно отнести не к голосу повествователя, в котором постоянной глагольной формой является форма настоящего времени глаголов несовершенного вида. Это голос персонажа, в котором форма инфинитива глагола может служить проявлением его желания поговорить с кемто и невозможности думать о своём одному.Принимая во внимание всё вышеизложенное, ясно, что разговор с лошадью –это не то, что мы можем считать курьёзом, вызывающим улыбку. Нам представляется, что возможным поводом говорить об ироничности финала стало последнее предложение рассказа: «Иона увлекаетсяи рассказывает ей всё..»О лексике рассказа было сказано достаточно. Выделенный в последнем предложении глагол своей стилистической принадлежностью полностью выбивается из стиля всего рассказа. Повествователь в «Тоске» ведёт рассказ ни разу не отклонившись от стиля просторечий, когда описывает всё, связанное с Ионой и разговорного стиля городского жителя среднего класса, когда рассказывает о его седоках. Лексема увлекаться –из словаря человека с образованием. «Увлекаться: 1.Включаться в круг какихл.занятий, интересов под влиянием когол, чегол. 2.а/испытывать особенный интереск чемул., б/становиться приверженцем когол., чегол. 3.а/приходить в состояние душевного подъёма, воодушевления, б/утрачивать контроль над собою, находясь в состоянии чрезмерной увлечённости чемл. 4.Испытывать сильное влечение к комул., влюбляться»[16]. Даже 4 пункт этой словарной статьи нельзя отнести к Ионе из «Тоски». Кому может принадлежать это выбивающееся из стиля рассказа слово? Кто мог сказать его? Сам Антон Павлович Чехов, который подходил в новому периоду в своём творчестве? Кто тогда вёл всё повествование до последнего в нём предложения?
Ссылки на источники1.Долинин А.С. О Чехове Путниксозерцатель/ //А.П.Чехов: proetcontra. Издательство Русского Христианского гуманитарного института. СПб. 2002. 1070 стр. Стр.923960.
2.Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. http://konesh.ru/dstepanovproblemikommunikaciiuchehova.html [Дата обращения 12.12.2016].3.Полоцкая Э. Поэтика Чехова. М., «Наследие». 2001, с22. 4.Полоцкая Э. Поэтика Чехова. М., «Наследие». 2001, с.40. 5.Походня С.И. Языковые виды и средства реализации иронии. Киев: Наукова думка. 1989, с.4.6.Шатуновский И.Б ирония и её виды. //Логический анализ языка. Языковые механизмы комизма. И.: Индрик, 2007. Стр.340343.7.Чудаков А. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М. Советскийписатель. 1986, с.161. 8.Чудаков А. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М. Советский писатель. 1986, с.185.9.Чудаков А. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М. Советский писатель. 1986, с.176.10.Шмелёв И.С. Солнце мёртвых. М. «Патриот». 1991, с.28.11.Полоцкая Э. Поэтика Чехова. М., «Наследие». 2001, с.39.12.Толстая Е. Поэтика раздражения. М.: Наука, 2002, с.364.13.Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в Синодальном переводе с комментариями и приложениями. Российское Библейское общество. Москва. 2004. 2047 стр., стр.2627.14.Чехов А.П.. Собрание сочинений в 12ти томах. тт.4, 6. Москва. ГИХЛ, 1955. Т. 4 –636 стр. Т. 6, с.3842.15.Шатуновский И.Б ирония и её виды. //Логический анализ языка. Языковые механизмы комизма. И.: Индрик, 2007. С.363.16.Киршбаум Э.И. Ирония как защитный механизм. http://www.elitarium.ru/2005/12/09/ironija_kak_zashhitnyjj_mekhanizm.html[Дата обращения 2.02.1017].17.Современный толковый словарь русского языка Т.Ф.Ефремовой. http://slovorus.ru/index.php?ID[Датаобращения29.03.1017].
Сретенская Лариса Викторовна,кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания, СанктПетербургский государственный университет, г. СанктПетербургsretensckaya2010@yandex.ru
Ироничен ли А.П.Чехов в финалерассказа «Тоска»: опыт анализа
Аннотация.В статье представлен лексикосемантический анализ рассказа А.П.Чехова «Тоска». На основе механизма создания иронии прослеживается возможность выявления иронического смысла в этом произведении. Анализируются основные мотивы данного художественного произведения и их языковая реализация. Позиция повествователя в рассказе коррелирует с философскоэстетическими взглядами автора.Ключевые слова:художественный текст, ирония, иронический смысл, лексикосемантический анализ, мотив художественного произведения, авторская позиция.
Нет, на таком уровне письма ирония не живёт. В.В.Бибихин.
Вопрос о том, ироничен ли финал рассказа А.П.Чехова «Тоска», ставился в работах многих авторов. А.С.Долинин [1] указывает на определённый этап в творчестве писателя, когда во второй половине восьмидесятых годов Чехов открывает «серьёзное в смешном» и отмечает, что Чехов сделал настоящую трагедию из имеющей смешную сторону ситуации: о самом важном для себя человек разговаривает «со скотиной» своей лошадью. А.Д.Степанов[2]отмечает «щемящий трагикомизм» рассказа, причина которого в том, что главный его персонаж пытается рассказать о своём горе другим –то есть исполнить ритуал, суть которого формальна: не так важно, чтобы тебя услышали, важнее перенести своё горе на когото другого и таким образом облегчитьсебе переживание произошедшего.Э.Полоцкая в «ПоэтикеЧехова» говорито разных видах иронического письма у Чехова в 1880 –1885 г.г.и отмечает, что доминанту авторского письма «составляет откровенная, прямая, однозначная ирония –насколько вообще может быть однозначной форма двупланового письма»[3]. Далее она отмечает, что с 1886 года в поэтику Чехова входит внутренняя или объективная ирония, «которая...утверждается как черта мировоззрения и стиля Чехова». В рассказе «Тоска» авторская ирония, по мнению В.Э.Полоцкойпроявилась в скрытой форме, которая допускает и сочувствие, и жалость к герою.Равнодушие к горю извозчика встреченных им людей автор книги называет «иронией судьбы». Финал рассказа определён словами «одиночество среди людей».А найденное Ионой понимание у лошади определено «тонкой иронией», неосознавание которой заполнит читателя драматизмом содержания, безысходностью тоски, тупиком. Тон разговора Ионы с лошадью назван «задушевным», и в случае неощущения читателем авторской иронии высказывается предположение, что читатель может оценить финал «сентиментальным, жалостливым». Далее устанавливается закон правильного чтения художественного произведения, основанный на умении сопоставлять и учитывать весь контекст произведения. Следование этому закону, по мнению автора, позволит читателю понять внутреннюю иронию и другие особенности стиля Чехова. В заключение, говоря о невозможности с первого раза обнаружить все смыслы читаемого, но, испытывая желание «чтобы до нас сразу же дошло подлинное, ироническое значение какогото утвержденияавтора /или героя/, автор указывает на необходимость «читать произведение не первый раз», то есть перечитывать произведение [4]. Необходимо отметить, что ирония основывается на несоответствии между эксплицитным и имплицитным семантическими планами высказывания,соединяя и сопротивопоставляя, как объясняетС.И.Походня[5],несовместимое.Механизм создания иронии, о чем подробно говорит И.Б.Шатуновский, заключается в том, что ироническое высказывание является «двусмысленным», включает два различных «слоя (смысла)», которые противопоставлены друг другу, и отличаются по соответствию /несоответствию высказывания тому, чему оно должно, по правилам употребления данного типа высказываний и в данном аспекте, соответствовать: действительности, критериям номинации, какимлибо правилам, правильности /неправильности, правомерности /неправомерности, обоснованности /необоснованности (оценки, аргументации, вывода и т.д.). Оба «смысла» иронического высказывания имеют обоснование в реальности или дискурсе, поэтому оно является частично истинным и частично ложным. Говорящий комбинирует оба эти смысла и строит частично истинное и частично ложное высказывание, и один их этих смыслов актуализируется в контексте. И.Б.Шатуновский подчеркивает, что именно эти четыре момента вместе определяют ироническое высказывание. Таким образом, семантическая структура высказывания должна давать возможность интерпретировать его поразному, с двух точек зрения[6].
Указывая на разницу в философском диалоге у Достоевского и Толстого, А.П.Чудаков отмечает, что у этих писателей «взаимодействуют субстанции людей. Всему же к этим субстанциям не относящемуся –и в первую очередь миру вещей –отведена третьестепенная роль. Общение происходит на таких высотах духа, откуда эти вещи выглядят мелкими и незначительными или не видны вообще».У Чехова такое невозможно: один из его персонажей говорит о трагических переживаниях, поглядывая на лошадей; другой говорит о царстве вечной природы, потирая от удовольствия руки; третий после разговора на возвышенные темы сидит «на кровати, свесив ноги на ковёр». Некоторые исследователи полагают, что подобные ремарки не могут «не вызвать комического эффекта». По мнению А.П.Чудакова, будь так Чехов так бы и остался в литературе писателемюмористом[7]. Дело, видимо, в другом. Не вяжущиеся внешне с высокой темой разговора детали таковы с точки зрения инерционных представлений о единственно возможном предметном сопровождении диалога, мысли, чувства. У Чехова присутствие не связанного непосредственно с повествованием слова, жеста, действия не вызывает недоумения. Всё это происходит в реальной жизни. Подобное соприсутствие придаёт художественному произведению аромат естественности. «Недоверие к серьёзности философских высказываний чеховских героев» высказываются в литературе только потому, что, ведя такой разговор, «они могут вдруг приложиться к графинчику, или невпопад засмеяться, или промурлыкать какойнибудь мотивчик...», за чем следует вывод о побочности умственной диалектики для ведущих такой разговор. Но А.П.Чудаков считает, что «для героев Чехова слово размышления естественно и не требует авансцены икотурнов» [8]. Ведение серьёзных разговоров на несерьёзном фоне –это выражение особенности того, как Чехов представляет себе мир, в котором духовное, физическое, философское и бытовое, спекулятивное и вещное нераздельны. Детали и жесты, интонация и мимика «не уточняют, не дополняют и не усиливают высказанных мыслей, но им сопутствуют» [8]. А в иронические тона у Чехова окрашены как раз те персонажи, которым для их мыслительных откровений нужна особая обстановка. Если исходить из этих, абсолютно принимаемых нами утверждений и выводов, то финал рассказа «Тоска» нельзя характеризовать окрашенным в иронические тона только потому, что разговор о предельно для человека трагическом ведётся в конюшне /если вспомнить обстановку прихода в жизнь Спасителя, то возможность иронического прочтения финала, основанную только на «несуразности» обстановки, не должна прийти в голову/ [9].Прервём ненадолго этот разговор. Антон Павлович Чехов и Иван Сергеевич Шмелёв в реальности встречались три раза. Об этих, случайных, встречах написал Иван Сергеевич Шмелёв. Для него эти встречи стали важными, а воспоминания окрашены в восторженные тона. Этот тон и это восприятие жизни остались с ним и уже после его личных трагедий. Это было свойство его характера.У Антона Павловича Чехова нет воспоминаний о встречах со Шмелёвым. Но этих писателей объединяют не только значимые для одного из них встречи, но и ещё одно: пространство полуострова Крым. Спасавший от туберкулёза Антона Павловича Чехова и ставший так и не найденным местом упокоения единственного сына Ивана Сергеевича Шмелёва, расстрелянного в 1920 году новой российской властью. Тогда в Крыму уничтожалось всё: люди –и царский генерал, и дореволюционный филолог, и крымский рыбак, и начинающий молодой писатель; убивались животные, вещи, деревья. Мотив уничтожения всего и всех, мотив абсолютного разрушения жизнив период гражданской войны стал главным в эпопее И.С.Шмелёва «Солнце мёртвых». В условиях этого всеобщего разрушения и абсолютной собственной потери, в главе «Что убиватьходят» читаем, как автор –повествователь прощается с ещё одной потерей погибающей от голода курочкой:«Я беру её на руки /.../ Ну, посмотри на солнце...ты его любила /.../ А вон –горы, синие какие стали! /.../ А это, синее такое, большое? Это море /.../ Ну покажи твои глазки /.../ Я пошепчу тебе, скажу тебе тихотихо: солнце моё живое, прощай! А сколько теперь больших, которые знали солнце, и кто уходит во тьме!.. Ни шёпота, ни ласки родной руки...»[10].Отметим, что здесь повествователь на руки берётне ребёнка, а погибающую курочку. На рукижесвоего хозяина дышалалошадёнка Ионы. В языке закреплены два сочетания дышать наруки ибрать на руки.Оба имеют значение утешения:снять боль, согреть и утешить. Автор назвал «Солнце мёртвых» эпопеей. Переведённая сразу после написания на 13 европейских языков эта книга была названа самым страшным свидетельством русской трагедии после 1917 года. Сказанные в таком окружении слова прощания с живым знающего последнюю потерючеловека можно прочитать в тонах авторской иронии, чтобы читателя случайно не заполнил драматизм? Всеобъемлющее уничтожение и убийство реально существовавших людей, животных, вещей –тоже ирония судьбы? И так же, как у вымышленного персонажа здесь такая же простая мысль «одиночество среди людей», только потому, что этот монолог прощание не с человеком, а с курочкой? Мы позволили себе сделать это отступление только потому, что рассказ «Тоска» и эпопею «Солнце мёртвых» связывает язык, крохотный элемент языка, отражённый в сочетании со словом руки.В рассказе животное дышит нарукисвоего хозяина и утишает его боль. В эпопее человек берёт на руки умирающую птицу и облегчает её уход из жизни, потому что у него есть знаниетого, как без слова утешения ушёл из жизни его сын. Первое утешение происходит в рамках вымысла. Второе –в атмосфере реальной гибели реального живого. Контекст обоих произведений, их лексика не позволяют отнести ни один из представленных фрагментов к таким, где автор демонстрирует «вид насмешки, отличительными чертами которой являются спокойствие и сдержанность, нередко даже оттенок холодного презрения...», под которыми находится «отрицание достоинства того предмета или лица», чтобы придать отрицательный или смешной характер описываемому явлению»[11].
Не согласившись с наличием авторского иронического отношения к своему персонажу и перечитав рассказ «Тоска», постараемся объяснить свою точку зрения. Знакомясь с литературой, которая анализирует и сами произведения А.П.Чехова, и постановки его пьес в разных концах мира –от Великобритании до Южной Кореи –мы согласились с тем, что в последние годы авторы этих работ констатируют всё увеличивающееся количество вновь открывающихся возможностей прочтения произведений Чехова. "Речь не идёт ни о деконструкции, нио психоанализе... Просто выясняется, что многие произведения Чехова вообще ещё никогда не были удовлетворительно прочитаны и поняты» [12].
Не имея намерения говорить о степени религиозности Антона Павловича Чехова и, тем более, говорить о том, был ли и насколько был религиозен этот человек, но памятуя слова Александра Михайловича Панченко: «Церковный пробел в нашем литературоведении и, вообще, в нашей культурологии очевиден, и его ещё предстоит восполнить», укажем на то, что отрицать возможность рассмотрения данного произведения Чехова в контексте христианской словесности трудно. Одно только имя главного персонажа рассказа «Тоска» указывает на возможность, говорить о мотивах этого рассказа, отсылающих к Библии. Можно ли, нельзя ли говорить о том, что легенда об Ионе является одним из претекстов рассматриваемого рассказа –это тема другого разговора, но не указать на возможность подобных параллелей нельзя. Кроме впрямую ведущего к Библейскому тексту имени главного персонажа рассказа упомянутая фраза лошадьдышит на руки своего хозяинапозволяет процитировать Бытие 6:17: «И вот Я наведу на землю потоп водный, чтоб истребить всякую плоть, в которой есть дух жизнипод небесами...». В толковании на этот стих Бытия читаем: «Дух жизни» /евр. «дуновение»/ движение воздуха или дуновение ветра, дыхание человека или животного; жизненная сила человека и мысли, чувства, страсти, в которых она проявляется;дар Божий человеку...» /выделено нами/ [13]. Лошадёнка, единственная из всех участников повествования, на уровне данного её природой инстинкта дышит на руки своего хозяина и делает то, мысли о чём не возникло ни у одного из встреченных Ионой людей. Лошадёнка жуёт, слушает, дышит и греет не только его натруженные руки, но, можно предположить, и душу. Рассматривать данный фрагмент рассказа, вернее, его финал, в рамках пантеизма неправомерно. Поводов для подобного подхода нет в произведениях Антона Павловича: он не очеловечивает животного, он думает о нём, как о человеке, воспринимает его, как человека. Даёт ли повод говорить о возможности ироничного прочтения финала рассказа его начало? Какова тональность этого начала? Каким представляет мир автора лексика начала рассказа? Вот глагольная лексика нескольких первых абзацев рассказа «Тоска», относящаяся к Ионе и его лошади:Снег лениво кружится, тонким пластом ложится; Извозчик согнулся, сидит не шевельнётся; Не нашёл бы нужным стряхивать; Лошадёнка погружена в мысль/отступление/оторвали от плуга, бросили –нельзя не думать; Иона и лошадёнка не двигаются; Выехали они; Спускается вечерняя мгла; Иона слышит, вздрагивает, видит, дёргает вожжи; Сыплются пласты снега; Извозчик чмокает, вытягивает шею, приподнимается, машет кнутом; Лошадёнка вытягивает шею, кривит ноги, двигается; Иона слышит; Иона ёрзает, тыкает локтями, водит глазами; Иона оглядывается, шевелит губами, хочет сказать; Иона кривит рот, напрягает горло и сипит; Иона оборачивается и говорит; Вытягивает шею, приподнимается, взмахивает кнутом, несколько раз оглядывается; Останавливается, сгибается, не шевельнётся; Снег набело красит; Проходит час, другой.. [14].Лексика начала рассказа обозначает основные составляющие этого рассказа: неподвижность, холод, скованность, заторможенность, неестественность движений, произносимых звуков; отсутствие сил.Эти характеристики применимы к обоим персонажам: извозчику и его лошади: Иона кривит рот, лошадёнка кривит ноги; Иона вытягивает шею, лошадёнка вытягивает шею.Начало рассказа показывает идентичность состояний обоих персонажей. Кроме того, в начале рассказа автор делает единственное в пространстве рассказа отступление:
«Его лошадёнка..., по всей вероятности, погружена в мысль. Кого оторвали от плуга, от привычных серых картин и бросили сюда, в этот омут, полный чудовищных огней, неугомонного треска и бегущих людей, тому нельзя не думать...»
Это единственное, но останавливающее внимание пониманием другогоавторское слово рассказе. Средством синтаксического выражения этого смысла является конструкция тот, кто,включающая в себя любогоиз находящихся в подобной ситуации. Это авторское слово носит обобщающий характер, читается как вывод, имеющий всеобъемлющий характер. Сказанное в качестве такового не о человеке, а о лошади, о которой в предыдущем предложении словомпобуждением к такому выводу были словаона погружена в мысльпредставляет человека и животное уравненными автором в способностях мыслительных и чувственных. Не после сказанного об извозчике Ионе: он согнулся, насколько только возможно согнуться живому телу, а после сказанного о лошади: погружена в мысльпредложениевывод кого оторвали от плуга
уравнивает человека и животное в одинаково присущей им способности чувствовать. Сочетания согнуться, насколько только возможно согнуться живому телуи погружён в мысльне читаются иронически. Примеров использования их в литературе в подобном контексте не припоминается, хотя можно представить возможный иронический смысл второго сочетания в какойлибо авторской интерпретации. Но возможная ироничность такого прочтения в рассказе «Тоска» снимается следующим за ним авторским отступлением, иронический подбор насмешливого контекста для которого труден имеющимся в нём сочетанием привычные серые картины: для реализма это сочетание абсолютно приемлемо, для постмодернизма оно представляется слишком прозрачным и однозначным, чтобы его можно было использовать как вторсырьё для переосмысливания и ироническиуничтожаемого означаемого.Текст рассказа содержит лексику смерти: сын помер, смерть дверью обозналась, взял да помер зря. повторяемость этих слов, наличие фразеологизмов«таперя у меня одна жена –сырая земля»
такого же содержания –указывают на значимость для автора рассказа этих мотивов:
внешность одного из персонажей /это горбач, один из седоков Ионы/ указывает на пословицу «Горбатого могилаисправит»; этот персонаж
представлен автором лексикой неприязненной или уничижительной окрашенности: дребезжащий голос; стоять должен горбач, как самый маленький; дребезжит горбач; возмущается горбач; старая холера, хлобысника её кнутом/в обращении к Ионе/; /Иона чувствует/вертящееся тело и голосовую дрожь горбача; горбач бранится, пока не давится вычурным, шестиэтажным ругательством и не разражается кашлем; Все помрём, вздыхает горбач, вытирая после кашля губы...; /сразу после слов Ионы о смерти сына/горбач легко вздыхает и... ;
резонёрствуя и будто покровительственно похлопывая неразумно требующего к себе внимания Иону горбач произносит: Все там будем–выражение, так же имплицитно содержащее значение смерти, погребения имогилы. Анализ извлечения возможных смыслов, разбор семантики пословицы и фразеологизма применительно к этому рассказу сам может стать темой отдельного исследования. Пословица «Горбатого могила исправит» встречается и в других текстах Антона Павловича, в частности, в рассказе «У знакомых», который, по мнению некоторых исследователей творчества Чехова, стал предтечей пьесы «Вишнёвый сад».К тому, что было сказано о фразе из финальной сцены «Лошадёнка жуёт, слушает, дышит на руки своего хозяина…», что в этом предложении есть указание на определённый объект. В обыденной жизни мы дышим на какоето ушибленное место, чтобы утишить боль от удара, дышим на руки, чтобы согреть их или. В обеих ситуациях действие человека целенаправленно. В рассказе, в словосочетании дышит на руки своего хозяина
указание на определённый объект вносит в него значение целеполагания и целенаправленности действия, принадлежащего лошади. Мотивами действий главного персонажа в конце повествования можно считать два: явный мотив –«пойти лошадьпоглядеть» необходимость покормить, напоить животное; скрытый мотив: «ему хочется говорить, ...поговорить с толком, с расстановкой...» –невозможность продолжать быть среди людей, которым недосуг слушать Иону и от этого желание уйти оттуда, где их, равнодушных к нему, много. Лексические способы выражения этих мотивов представлены прямо. В них прямота описания выражена открыто, без двойного смысла. Кроме того, эта открытость подчёркнута словами: «Про сына, когда один, думать он не может...».Эта фраза, прочитанная в контексте рассказа, не предполагает для толкования двойного смысла в среде психически здоровых людей. Лексика непосредственно разговора с лошадью полна просторечий: такто, брат; нету; приказал долго жить; помер; этот самый жеребёночек и отражает внутреннюю близость хозяина и лошади, а также подтверждает авторское, в одно предложение, отступление в начале рассказа: «Его лошадёнка..., по всей вероятности, погружена в мысль».Роль ассоциативной иронии в создании системы художественного произведения высока. Это скрытый, тонкий тип иронии, реализация переносных значений в этом случае происходит постепенно, включаясь и в линейный, и в вертикальный контекст, представляя собой художественную форму авторской позиции. Этого не показал проделанный нами анализ. На наш взгляд, здесь у А.П.Чехова нет и авторской метаиронии /термин И.С.Шатуновского/, когда речь героя не является иронической, «однако высказывание, вкладываемое автором в его уста, и ситуация, и контекст строятся автором таким образом, чтобы была ясна «неистинность», аномальность в том или ином отношении этого высказывания /с точки зрения автора и присоединившихся к нему читателей» [15]. Соглашаясь с тем, что ирония не ограничивается выражением насмешки, а может передавать и негодование,и возмущение, и презрение, и осуждение, мы не видим в «Тоске» иронического подтекста.В финале рассказа ирония не присутствует как психическое состояние, когда тревога сменяется уверенностью, а враждебность –снисходительностью. Её нет и как психического процесса, когда она превращает ужасное, страшное, непереносимое, враждебное, тревожное в противоположное[16].
Можно принять выводы о формальности ритуала верными: да, просто нужно переложить на когото тяжесть своего горя. Но тогда как отнестись к сказанному несколькими строками раньше, перед началом «разговора» с лошадью: «Про сына, когда один, думать он не может…Поговорить с кемнибудь о нём можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко…» Можно характеризовать чтото формальное сочетанием, выражающим предельную психологическую тяжесть? Если говорить о структуре текстовой организации, то выделенное тёмным шрифтом нужно отнести не к голосу повествователя, в котором постоянной глагольной формой является форма настоящего времени глаголов несовершенного вида. Это голос персонажа, в котором форма инфинитива глагола может служить проявлением его желания поговорить с кемто и невозможности думать о своём одному.Принимая во внимание всё вышеизложенное, ясно, что разговор с лошадью –это не то, что мы можем считать курьёзом, вызывающим улыбку. Нам представляется, что возможным поводом говорить об ироничности финала стало последнее предложение рассказа: «Иона увлекаетсяи рассказывает ей всё..»О лексике рассказа было сказано достаточно. Выделенный в последнем предложении глагол своей стилистической принадлежностью полностью выбивается из стиля всего рассказа. Повествователь в «Тоске» ведёт рассказ ни разу не отклонившись от стиля просторечий, когда описывает всё, связанное с Ионой и разговорного стиля городского жителя среднего класса, когда рассказывает о его седоках. Лексема увлекаться –из словаря человека с образованием. «Увлекаться: 1.Включаться в круг какихл.занятий, интересов под влиянием когол, чегол. 2.а/испытывать особенный интереск чемул., б/становиться приверженцем когол., чегол. 3.а/приходить в состояние душевного подъёма, воодушевления, б/утрачивать контроль над собою, находясь в состоянии чрезмерной увлечённости чемл. 4.Испытывать сильное влечение к комул., влюбляться»[16]. Даже 4 пункт этой словарной статьи нельзя отнести к Ионе из «Тоски». Кому может принадлежать это выбивающееся из стиля рассказа слово? Кто мог сказать его? Сам Антон Павлович Чехов, который подходил в новому периоду в своём творчестве? Кто тогда вёл всё повествование до последнего в нём предложения?
Ссылки на источники1.Долинин А.С. О Чехове Путниксозерцатель/ //А.П.Чехов: proetcontra. Издательство Русского Христианского гуманитарного института. СПб. 2002. 1070 стр. Стр.923960.
2.Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. http://konesh.ru/dstepanovproblemikommunikaciiuchehova.html [Дата обращения 12.12.2016].3.Полоцкая Э. Поэтика Чехова. М., «Наследие». 2001, с22. 4.Полоцкая Э. Поэтика Чехова. М., «Наследие». 2001, с.40. 5.Походня С.И. Языковые виды и средства реализации иронии. Киев: Наукова думка. 1989, с.4.6.Шатуновский И.Б ирония и её виды. //Логический анализ языка. Языковые механизмы комизма. И.: Индрик, 2007. Стр.340343.7.Чудаков А. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М. Советскийписатель. 1986, с.161. 8.Чудаков А. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М. Советский писатель. 1986, с.185.9.Чудаков А. Мир Чехова. Возникновение и утверждение. М. Советский писатель. 1986, с.176.10.Шмелёв И.С. Солнце мёртвых. М. «Патриот». 1991, с.28.11.Полоцкая Э. Поэтика Чехова. М., «Наследие». 2001, с.39.12.Толстая Е. Поэтика раздражения. М.: Наука, 2002, с.364.13.Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета в Синодальном переводе с комментариями и приложениями. Российское Библейское общество. Москва. 2004. 2047 стр., стр.2627.14.Чехов А.П.. Собрание сочинений в 12ти томах. тт.4, 6. Москва. ГИХЛ, 1955. Т. 4 –636 стр. Т. 6, с.3842.15.Шатуновский И.Б ирония и её виды. //Логический анализ языка. Языковые механизмы комизма. И.: Индрик, 2007. С.363.16.Киршбаум Э.И. Ирония как защитный механизм. http://www.elitarium.ru/2005/12/09/ironija_kak_zashhitnyjj_mekhanizm.html[Дата обращения 2.02.1017].17.Современный толковый словарь русского языка Т.Ф.Ефремовой. http://slovorus.ru/index.php?ID[Датаобращения29.03.1017].
