Диалектика открытия как педагогическая методика философского мышления
ART 85207
Автор:
А.
Б. Григорьев
А.
Б. Григорьев Библиографическое описание статьи для цитирования:
Григорьев
А.
Б. Диалектика открытия как педагогическая методика философского мышления // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2015. – Т. 13. – С.
1031–1035. – URL:
http://e-koncept.ru/2015/85207.htm.
Аннотация. Диалектика открытия показывает себя через обострение 1) эвристического вопроса до степени 2) диалектического противоречия, порождающего своё собственное 3) разрешение, проясняющее на собственных пределах 4) проблему, которую можно сформулировать, но невозможно решить в этих пределах. Данная статья структурируется как логико-риторический смыслопорождающий механизм догадки о том, как возможна она же сама.
Ключевые слова:
дополнительность, эвристический вопрос, диалектическое противоречие, неразрешимая проблема, самоотрицательность
Текст статьи
Григорьев Александр Борисович,кандидатфилософскихнаук, доценткафедрыфилософии, ФГБОУ ВПО «Сибирский государственный технологический университет», г. Красноярскfilosof@sibgt
Диалектика открытия как педагогическая методика философского мышления
Аннотация.Диалектика открытияпоказывает себя через обострение 1) эвристическоговопросадо степени 2) диалектическогопротиворечия, порождающего своё собственное 3)разрешение, проясняющее на собственных пределах 4) проблему, которую можно сформулировать, но невозможно решить в этих пределах.Данная статья структурируется как логикориторический смыслопорождающий механизм догадки о том, как возможна она же сама.Ключевые слова:эвристическийвопрос, диалектическое противоречие, неразрешимая проблема, самоотрицательность, дополнительность.
«Что такое вопрос?», –разве не должно спроситься об этом прежде всего? И почему эвристический вопрос должен обладать смысломещё до какихлибо ответов? Не должно ли в самом начале размышлять так, чтобы каждый последующий вопрос углублял смысл предыдущего, до поры минуя возможные ответы? Не является ли тогда смысл тольколишьсамой неравновесной и неопределённой частью такого логического значения, как «возможно»?«Как возможен вопрос о возможности?», –разве не нужно дополнитьэтот вопрос Хайдеггера[1,§§ 24, 3235, 83] утверждением Деррида насчёт «возможности вопроса о возможности вопроса»[2, с.125, 268]и изогнутьэту утвердительность до окончательного завершения самообращённой вопрошательности: «Как возможен вопрос о возможности вот этого же самого вопроса?» Может ли такой вопрос о возможности до него небывалых смыслов заранее иметь хоть один из них? Должен ли вопрос, впервые создающий условия возможности появления смысла, обладать им?Не следует ли приписать вопросу «неопределённо» в качестве полноценного логического значения? Не оттого ли, что неврождённое умение мыслить должно каждый раз заново создаваться поневоле неумелым свободным образом, вопрошание обязано излагать себя простым говорящим за себя языком на пределахвсего возможного и невозможного?Быть может, собственная ценность эвристического вопроса состоит не в выражении им готового смысла, а как раз в том, чтобы вызывать на своём пределе самопричинное действие человеческой свободы, впервые создающей условия возникновения до этого невозможных смыслов, но не способной вместиться ни в один из них? Но если вопрос, как явление, уже есть, а не просто возможен, или только должен быть, то каким образом перейти от него к чемуто более определённому?В тексте вопрос кодирует невозможность закодировать себя, и, как реальный аутофеномен, он показывает собственную невозможность быть результатом действия причинноследственного закона или знаковологической программы. Ведь речь идёт именно о вопросе, а не о его формализуемом, пропозициональном, логическом «интеррогативе», которым он принципиально не отличаетсяот прочих высказываний. Корректное логическое различение вопроса как формы мышления от его собственной интеррогативной, формализуемой части имеется в «эротетической логике»Н.Белнапа и Т. Стила [3,с.23]. Вопрос создаёт эффект неопределённости понятий, использованных в его формулировке, превращая их просто в смыслы. В этом отношении он индуцирует саму неопределённую возможность того принципиально нового, которое является ответом, но не может быть логическим следствием понятий, участвовавших в постановке вопроса. Эвристический вопрос не должен включать в свою формулировку тему, для которой он является основным, так как тема как раз и явилась когдато самым кратким вариантом ответа, который сам со всей неожиданностью открытия нового встретился со своим вопросом.И если открытие не может быть простым продолжением и логическим следствием всего ранее известного и понятого, то и подлинный вопрос должен обладать соответствующим свойством неожиданности и глубины, а не предполагать готовым ответ на него. Это внутреннее долженствование самого вопроса сохраняет силу даже и тогда, когда происходит обучение давно открытым знаниям. Понимание в традиционных темах обучения происходит путём создания вопросов так, чтобы сама тема встречала нас в ответ как неожиданное открытие, которое соответствует возникновению нового явления в самой реальности (в теме «Человек» это был бы вопрос о природе).Вопрос –это начало догадки, простейший вариант её же самой. Самоопределение догадки оказывается разомкнутым в неопределённость как её же собственное начало, и мы никогда с алгоритмически неизбежной точностью не отличим интересный и глубокий вопрос от привычки всё, в том числе и вопрос, превращать в автоматичный стереотип.Каждый вопрос выражает лишь одну из бесконечно многих возможностей, но каждый раз нас выручает то обстоятельство, что даже и одинединственный вопрос не исключает возможность альтернативных вопрошаний о том же самом. В то же время невозможно непосредственно сразу перейти от эвристического вопроса к ответу, поскольку вопрос размыкает границы знаний во всех направлениях, не указывая на то, которое приводит к открытию соответствующего ему решения. Вопрос внутренне неоднороден, разомкнут, но никуда не направлен.Проблема приобретает свойство разрешимости, когда обостряется до своего предела. Вопрос непосредственно приводит не к ответу, а к той ситуации, которую сам порождает в качестве своего ближайшего иного. Стоит только спросить о том, что такое сам вопрос, и мы придём к самоотрицательности, которая, случившись лишь однажды, будет усиливать степень своей неравновесности и случайности, противоборствуя действию причинноследственного закона и дедуктивной непрерывности. Если мы определяем вопрос,то перестаём соответствовать его неопределённости, а если мы соответствуем вопросу, то не можемдать ему никакого определения, находясь в режиме мыслящего незнания, в котором перестаём знать даже то, что такое вопрос. Вопрос –условие самой возможности открытия, но повёрнутый на себя вопрос приводит к началу противоречия как следующей непосредственно за ним более определённой формулировке проблемы.Проблема решаема, когда эвристический вопрос обостряется до предельной степени диалектического противоречия, которое есть, по сути, процесс усиливающего себя совпадения противоположностей (противоположность – наибольшее в пределах возможного различие). По своему замыслу, действительное осмысленное противоречие можно выразить ироничным образом вечного двигателя,который ещё более заводится в результате своей работы по усвоению внешней энергии и совершенствуется посредством случайных внутренних беспорядков. Именно так устроено всё живое–расширеносамовоспроизводящиеся внутренне неравновесные структуры, эволюционирующие путём незапрограммированных случайных изменений собственныхнаследственных программ. Способ существования и понимания диалектического противоречия–это не состояние равновесия, а сам процесс возникновения всё более совершенных форм его разрешения.Обострение противоречия и его разрешения –не две стадии, сменяющие друг друга во времени, и даже не две устойчивые стороны единого целого, а однаединственная сторона одного и того же нелинейного, неравновесно обращённого на себя самоорганизующегося творческого процесса, который по своей риторикосмысловой топологии соответствует не столько «листу Мебиуса», сколько «браслету омбилики Зимана»[4, с.5053].Обращение к топологии смысла в данном случае не является чемто вродеегонеобязательной и произвольной иллюстрации, но представляет собой фигурный синтез единичных догадок, осуществляемый продуктивным воображением, поКанту [5, ч.2, отд.1, кН.2, разд.2, §24].Топология в случае непрерывных значений и смыслов более уместна, чем теоретикомножественные модели.Если учесть открытие факта несчётности, континуальности человеческого мышления в результате формальнологических исследований [6, с.17]и открытие континуума индуктивных методов [7, с.315, 386399], то введение непрерывного значения неопределённой возможностиследует принять как логически необходимую предпосылку творческого мышления. Творческие проблемы, для решения которых не может существовать алгоритмов, формулируемы в логике только начиная с введения в неё такого третьего значения, как «возможно». Именно в несчётной логике появляется возможностьтакогонарушениялюбого её правила, что нарушение оказывается правомернее самого правила. Континуальная логика мышления позволяет утверждать правилав результате их нарушенийна неожиданной для них глубине вкачестве одного из частных случаев творческого стиля.
Так как замысел диалектического противоречиясостоит в том, что нечто должно быть причиной развития себя самого, то проблему противоречия следует выразить в форме его же самого. Отчётливаяформулировкапроблемы диалектического противоречия с использованием антиномичности имеется в одной из ранних работ Г.С.Батищева [8, с.4950]. Диалектическое противоречие истолковывается как неразрешённое столкновение противоположностей вместе с одновременным их синтезом (разрешением). Но даже при таком взвешенном подходе противоречие предстаётвсё ещёкак слишком внешний посредник в самом отношении междупротивоположностями, и если последним уделяют излишнее внимание, то характеристикам самого отношения между ними почти никакого: отношение между противоположностями чаще всего сводят к двумерной схеме единства (конкретного тождества) и борьбы (диалектического взаимоотрицания).И суть затруднений заключена здесь не в числе противоположностей (биполярность –многополярность), а в самом двумерном, плоском отношении между ними. Что толку увеличивать число участников (число полюсов сил), если оставить всё тот же двумерный характер отношения между ними, сведя всё к внутренней склоке «единства и борьбы»?Имеется лингвистическое свидетельствоотом, что только при наличии семи «тропов смысла», как элементарных приёмов переосмысления привычного значения слов, возникает явление бесконечно выразительных возможностей языка [9,с.424472].Эта особенность языка позволяет ему не только содержать в себе всю иерархию коммуникативносмысловых единиц, но и предоставлять все средства преодоления этой иерархии без утраты собственной органично несубординационной упорядоченности. Этотфактиндуктивно наводит на догадку о том, что имманентное исходное многообразие собственных определённостей порождающего отношения должно быть «гебдомадой», седмичным «оксюмороном». Для изменения подхода к диалектическому противоречию будем вносить минимальные изменениявсложившиеся в отечественной «диалектической логике» термины [10, с.279315; 11, с.423562], введённые ещё Гегелем [12, с.2977]. При этом постараемся не ломать их привычное значение, но преобразовывать такую его самую неопределённуюи неравновесную часть, как смысл.Поскольку речь идёт не только о познавательной ситуации открытия новых знаний, но о самой бытийной ситуации, в которой новые события(включая,в том числе,и открытие знаний об этих событиях)просто не могут не появляться, то необходимо с самого начала сформулироватьнеизбежную апориюстановления причины необходимого возникновения нового.Так как причина возникновения нового и саморазвития может действовать только тогда, когда дано одновременно и цельно минимальное многообразие еёсобственных определённостей, то эта «движущая причина саморазвития» никак не может быть ни причиной, ни принципом перехода одной своей имманентной определенности в иную одновременную и тоже изначальную определённость.Не может быть также и речи о какойлибо системе рефлективных определений сущности прежде прохождения их чисто случайного становления до выпадения 6 –7 независимого случайного события, когда эти независимые до этого друг от друга виртуальные разные случаи самоорганизовываются в исходную неравновесную упорядоченность, устойчиво воспроизводящую себя в изменчивой и множащейся форме.Исходная случайная рефлективная определённость обращена на себя как случайная же возможность иного. Непосредственно отдельная рефлективная определённостьесть полностью доведённая до крайности неустойчивая, единственносторонняя, чисто случайная возможность, которая не может являться результатом действия причинноследственного закона или «закона единства и борьбы противоположностей». И для обозначения этой неизбежной ситуации первопорождения изменяющего себя самопричинениянам понадобится не феноменологическая «самонаправленность на иное», а гегелевский «принцип отрицательности.
Самоотрицательность является усиливающей себя неравновесной случайной изменчивостью. Она отличаться от традиционного диалектического самоотрицаниятем, что если последнее является интегральным результатом определённого типа развития, когда его возможности уже исчерпаны, то отрицательность действует как незатухающие колебания в любой сколь угодно малой окрестности случающегося. Следует сформулироватьпроблему неопределённой возможности возникновения нового с позиции лишь этой единственной стороны,не только сворачиваясмысловую линию «диалектического взаимоотрицания» в круг этого «само», но и перекручивая её так, чтобы отклониться не только от её привычного значения «самоотрицания», но и от самих, уже ставших тривиальными, многополярных отклонений от неё(последовательное изложение концепции многополярности имеется в монографии В.В.Ленского и А.Г. Кочнева [13, с.2738]). Топологический фигурный синтез интуиции приводит к образу спиралевидного замкнутого единственного ребра «браслета омбилики Зимана» –трёхгранного бруска, свёрнутого в кольцо и при этом перекрученного вдоль своей оси на 120 градусов.Адекватной формулировкой проблемы отрицательности, сделанной в форме её же самой, является не антиномиякак столкновение двух равноправных противоположных утверждений(с одной стороны –с другой стороны) и даже не самообращённое отрицательноповествовательноевысказывание, а самообращённый вопрос, берущий под сомнение непреодолимость своей неопределённости. Однако можно найти промежуточный вариант между неопределённой смысловой бездной обращённого на собственную возможность вопроса и категоричной конфликтностью антиномии. С одной стороны, самоотрицательность не способна, случившись хоть раз, исчезнуть без следа и просто не может не быть неразрешимым самопротивоборством, а со стороны не другой, но той же самой, отрицательностьизначально включает в себя нетривиальную непротиворечивость как её совместно согласованное одновременное возникновение с остальными шестью типами случайности, нарушая свою собственный закон сохранения изза своей первоначальной неподчинённости причинноследственному закону.Самопроизвольный распад предоставленной только себе самой отрицательностина шесть остальных разных случаев –её единственное беспричинное действие, кроме собственных безостановочных автоколебаний.Отрицательность обращенавсебя как дополнительность между (пока ещё) неопределённо многими случайными различиями. Дополнительность –возможность каждый раз определяться чемто существенно внешним себе. Отрицательность и дополнительность не могут образовывать полярную уравновешенность по схеме «положительноеотрицательное», потому что сами являются неустойчивыми случайностями, обращенными в себя как иные случаи.Так что, удвоенные рефлективные определения (вроде «отрицания отрицания») невозможны и вовсе не потому, что меняется иерархический тип самоупорядочивающегося процесса.Дополнительность несамоприменима и состоит в активном предоставлении ею же самой возможности всему иному доопределять её. Предметно устойчивые «противоположные стороны» входят в состав порождающего отношенияне сами по себе, а только своей дополнительностью друг другу. В связи с этим появляется возможностьнесубординационной, многосторонней и всюду проникающей антиномичности, исключающей своё разложение на двумернодвухполюснуюпопарную противопоставленность.Дополнительность, будучи всегда своей собственной недостачей, сама нуждается в том, чтобы быть дополненной другой, «ортогональной»ей и отрицательности, рефлективной определённостью. Дополнительностьмежду внешними даже самим себе неопределёнными многообразиями–это случайный переходот внешней формы их извечных бытийных предпосылок к воспроизведению их в качестве временных изменчивых результатов. Обращённость дополнительности на себя раскрывается как снятие.Снятие не только не лишает самостоятельного случания свои внешние предпосылки, но наоборот, помогает своим единичным предпосылкам преодолевать теограничения, которые, после самораспада отрицательности, накладывает на них внешний, беспорядочный характер их предсистемного взаимодействия, выравнивавшего существенноемногообразие в его безразличное единство. В снятии своей внешне предпосылочной ограниченности каждая случайность приобретает самостоятельность, доходящую до возможности полного разрыва с другими так, что неповторимые случайности сами каждый раз полагают свою органичную связь друг с другоми переопределяют форму своего объединения. Разрывполагания оказывается условием её хаотического самовосстановления, но её восстановление вновь даёт возможностькаждой неповторимой случайности доходить до полной самостоятельности и разрыва со всем иным. В этом цикличном кризисеактивное полагание единичными моментами их собственной органичной системы связей само оказывается уже заранее предположной в этой системе. Рефлективно отражённая в свою бесконечную видимость органичная система кажется безвыходным кружением по кризисному циклуею предопределённых неповторимых моментов, и это было бы действительно так, если бы само предполагание не оборачивалось существенной внеположностьюдруг другу и всему целому конкретно неповторимыхиндивидуальностей. Всеобщность бесконечного целого оказывается самообращённостью каждой конкретноединичной неповторимости, которая активно отстраняет себя от своего же всепроникающего взаимодействия с бесконечным целым. Субстанциальная бесконечная системная упорядоченность сама низводит себя до положениявторостепенной стороны каждого неповторимого события. Каждая индивидуальность содержит в неповторимой форме себя все определения бесконечного целого, но своей активной случайной изменчивостью выходит за сущностные пределы любого ставшего целого.Сущностная несводимость индивидуальностей друг к другу и всему системному целому образует необходимость развития самой причины развития, которая только что изложена в виде седмичной гиперкомплексной системырефлективных определённостейпорождающего диалектического отношениясущности к себе самой:самоотрицательность, дополнительность, снятие, полагание, преполагание, внеположность и, наконец, индивидуальнаянеразрешимость, дающаяструктуре диалектического противоречия её открытость собственной изменчивости, но то же время чётко очерчивающаяфеномен догадки. С этого момента становится уместенболее строгий термин, обозначающий исследовательскую стадию изобретения гипотез. Ч.Пирс ввёлдля обозначения этой первоначальной исследовательской стадиитермин «абдукция», по аналогии с дедукцией и индукцией [7, с.588591]. Исследование самой «абдукции» обнаруживает следующиеточки динамической стабильности мышления: 1)эвристический вопрос, традиции которого укоренены в сократовских беседах и диалогах Платона; 2) диалектическое противоречие, с наибольшей полнотой разработанное в качестве метода восхождения от абстрактного к конкретному Гегелем, Марксом и советской «диалектической логикой»; 3) разрешение противоречия,примером чего может являться теории решения изобретательских задач Г.С.Альтшуллера[14];
4) любой способ постановки и решения задач обнаружит на своих пределах неразрешимую проблему, которую ещё можно поставить, но неразрешимость которой в его пределах обосновываетсяего же собственными средствами. В философии имеется целая традиция культуры обоснования неразрешимости, наиболее явно проявившая себя в кантовских вопросах, которые разум ещё в состоянии поставить на пределах своих возможностей, но уже не в состоянии решить (вопрос о личном бессмертии, бесконечности окружающего бытия и авторе бытия). Отчасти это нашло своё отражение в двух широко известных теоремах К.Гёделя относительно систем, допускающих своё консервативное расширение (но у нас здесь не может быть корректной аналогии с этими узкоспециализированными утверждениями, которыеимеют силу лишь для строгих формализованных систем 1го вида). Для нашего случая вполне достаточно правдоподобного предположения о том, что нечто может являться неразрешимой проблемой в пределах какойлибо конкретной темы с последующей проверкой и корректировкой.Определимся с темой и испытаем этот эвристический метод теперь уже не только на нём же самом.Для примера возьмём область своего же самоопределения: ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕКА. 1) Почемувприроде просто не может не появитьсянечто принципиально новое?
2)Эволюционное усложнение индивидуальной организации в природе происходит на основеслучайной наследственной изменчивости, но чем сложнее индивидуальная организация, тем больше вероятность видового вымиранияизза собственной случайнойнаследственнойизменчивости. В итоге сложный результат эволюции приходит во взаимоисключающий конфликт с собственнымслучайнымэволюционным основанием до такой степени, что уже не может быть разрешён в природных пределах. Автор вынужден здесь воспользоваться кратким изложениемодного фрагментасвоейдавней работы по этому поводу, чтобы не создать ложного впечатления, что риторический механизм догадки касается лишь языка и якобы не имеет отношения к познанию окружающего мира[15] Врождённые рефлексы высших животных, исчерпав свои эволюционные возможности, приводят к необходимости возникновения такого поведения, которое было бы не реализацией врождённой информации, но активно приобреталось и перестраивалось в соответствии с изменениямиокружающей среды. Условный рефлекс, казалось бы, может сам по себе претендовать на эту роль жизненного опыта. Но ведь всё эволюционно значимое должно передаваться потомствутолько через наследственную программу. Условный рефлекс должен передаваться по наследству одновременно и в генотипе, и вне него. Такой формой наследования, которая удовлетворяет этим двум противоположным требованиямдальнейшейэволюции, является инстинкт подражания. С одной стороны, инстинкт подражания полностью закодирован во врождённой программе, а с другой, он самонаправлен на то, что прямо противоположно ему –при жизни приобретённое условнорефлекторное поведение, не закодированное ни в одной из врождённых программ. Как и всякий инстинкт, подражание «слепо» и не содержит в себе критерий вреда или пользы подражаемому поведению, так что один поведенческий «урод» через «эпидемию» подражания может всё стадо привести к катастрофе полного вымирания. Эволюционная логика живого приводит к естественному противовесуинстинкту подражанияв виде врождённойспособности сигнально пресечь поведение, отклоняющееся от стадного стереотипа. Но поскольку речь идёт о доразумной жизни, то инстинкт интердикции должен привести к состоянию эволюционного застоя. Выходом из этого эволюционного застоя явилось возникновение врождённой способности сигнально навязывать окружающим определённый тип поведения, который лишь опосредованно приводит к большому биологическому эффекту и связан с жёстким предварительным пресечением всех биологически непосредственных форм поведения[16, с.416442]. На этом пути возникает предметноманипулирующее отношение к среде. Предметноманипулирующее отношение к среде даёт преимущества в том смысле, что живые существа непосредственно зависят теперь не столько от самой среды, сколько от своего отношения друг к другу и самомупроцессу предметного манипулирования. Однако тот же самый инстинкт суггестии закономерно приводит к катастрофе биологического вымирания наиболее совершенные виды животных, поскольку через суггестию может быть неодолимо навязан гибельный тип поведения всем остальным. В этом явлении мы встретились с такимобострениемприродного противоречия, что разрешиться оно может только за всеми естественными границами.
3) Вполне закономерный следующий эволюционный шаг –блокировать в одном из видов живых существ ту часть врождённой программы, которая упорядочивает поведение, в чём и состояла суть антропогенеза. В случае информационного «обнуления» поведения живое тело будет вынуждено совместно с другими себе подобными само создавать искусственную программу поведения и вести активный поиск и взятие информации («познание»). Такую неврождённую способность создавать программу деятельностив соответствии спреобразуемой вещьюназовем «мышление», саму искусственную программу –«текст», искусственный способ её кодирования–«язык», систему искусственных орудий действия –«техника», природу, преобразованную так, как она сама себя преобразовать не может – «культура»; свободное сбывание, вместо обеспеченной причинноследственными механизмами эволюции –«история»,а это беспомощное от рождения живое существо окликнем самозванным словом «человек». Этот именующий список можно продолжать, но нет в том нужды, поскольку названы все основные стороны решения предельно обострённого противоречия природы.Человек вынужден кодировать в языке программы поведения и действия, которые до их создания человеком не могут быть закодированными естественным способом ни в одном из тел, поэтому в их развитии невозможно столкнуться с какимлибо непреодолимым верхним пределом сложности. 4) Если с эволюционным положением человеческоготелавсёв целомболее или менее ясно, то непонятным остаётся сам человек в той мере, в какой он не может быть отождествлён с собственным телом. Возникнуть через собственное усилие над собой человек не может, посколькудля свершения этого усилия над собой человек уже должен быть в своём отличии от собственного тела. А человеческое тело не может породить самого человека своими естественными причинноследственными механизмами. Мы движемся по кругу уже сбывшейся свободной догадкикак причины себя самой и как самозаконного действия, проще и труднее которого в человеческом мире уже ничего не может быть. Свобода исключает возможность не только собственного объяснения(она –причина себя и внешней причины не имеет), но и самого понимания(свобода предшествуетпониманиюкак условие самойеговозможности), имея своей начальной точкой,не поддающийся сомнению запрет убивать (в виде совести), а конечной –сознание, существующее как событие и факт. В этом смысле единственно соразмерным свободе отношением к нейбудет не объяснение и понимание, а удивление, с которого начинаетсяфилософия. «Тайна человека» является не метафорическим выражением, а косвенным обозначением проблемы, которуюневозможно не только решить,но даже и поставить непосредственным, прямым образом(несмотря на то, что она есть наиболее остро и очевидно).
Ссылкинаисточники1.Хайдеггер, М. Бытие и время / М.Хайдеггер; Пер. с нем. В.В.Бибихина. –Харьков: Фолио, 2003. –503с.2.Деррида, Ж. Письмо и различие/ Ж.Деррида;Пер. с фр. Д.Ю.Кралечкина. –М.: Академ. Проект, 2000. –495с.3.Белнап, Т., Стил, Т. Логика вопросов и ответов/ Н.Белнап, Т.Стил; Пер. с англ. Г.Е.Крейдлина. –М.:Прогресс, 1981. –288с.4.Постон, Т., Стюарт, И. Теория катастроф и её приложения/ Т.Постон, И.Стюарт; Пер. с англ. А.В.Чернавского. –М:Мир, 1980. –607с.5.Кант, И. Критика чистого разума/ И.Кант; Пер. с нем. Н.Лосского. –М.: Эксмо, 2011. –734с.6.Карпенко, А.С. Логика на рубеже тысячелетий// Логические исследования. Вып.7. /А.С.Карпенко. –М.: Наука, 2000. –С.760.7.Светлов, В.А. История научного метода: Учебное пособие/ В.А.Светлов. –М.: Академ. Проект; Деловая кн., 2008. –700с.8.Батищев, Г.С. Противоречие как категория диалектической логики/ Г.С. Батищев. –М.: МГУ, 1963. –115с.9.Гаспаров, М.Л. Об античной поэзии: Поэты. Поэтика. Риторика/ М.Л. Гаспаров. –СПб.:Азбука, 2000. –480с.10.Туровский, М.Б. Диалектическая логика: Система рефлективных определений противоречия как порождающего взаимодействия. Ч.1// Туровский, М.Б. Философские основания культурологи / М.Б.Туровский. –М.: Росспэн, 1997. –С.279315.11.Туровский, М.Б. Система диалектической логики. Ч.2// Туровский, М.Б. Предыстория интеллекта/ М.Б. Туровский. –М.: Росспэн, 2000. –С. 423562.12.Гегель, Г.В.Ф. Наука логики: В 3 томах. Т.2/ Г.В.Ф. Гегель; Пер.с нем.Б.Г. Столпнера; Отв. ред. М.М. Розенталь. –М.: Мысль, 1971. –248с.13.Ленский, В.В., Кочнев, А.Г. Основы многополярности/ В.В. Ленский, А.Г. Кочнев. –Иркутск: ИГУ, 1986. –175с.14.Альтшуллер, Г.С. Творчество как точная наука: Теория решения изобретательских задач/ Г.С. Альтшуллер. –М.: Сов. радио, 1979. –175с.15.Григорьев, А.Б. Противоречие биологической формы движения материи// «Филос. науки». № 6. / А.Б.Григорьев. –М.: Высш. шк., 1990. –С.105113.16.Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории/ Б.Ф. Поршнев. –М.: Мысль, 1974. –487с.
Диалектика открытия как педагогическая методика философского мышления
Аннотация.Диалектика открытияпоказывает себя через обострение 1) эвристическоговопросадо степени 2) диалектическогопротиворечия, порождающего своё собственное 3)разрешение, проясняющее на собственных пределах 4) проблему, которую можно сформулировать, но невозможно решить в этих пределах.Данная статья структурируется как логикориторический смыслопорождающий механизм догадки о том, как возможна она же сама.Ключевые слова:эвристическийвопрос, диалектическое противоречие, неразрешимая проблема, самоотрицательность, дополнительность.
«Что такое вопрос?», –разве не должно спроситься об этом прежде всего? И почему эвристический вопрос должен обладать смысломещё до какихлибо ответов? Не должно ли в самом начале размышлять так, чтобы каждый последующий вопрос углублял смысл предыдущего, до поры минуя возможные ответы? Не является ли тогда смысл тольколишьсамой неравновесной и неопределённой частью такого логического значения, как «возможно»?«Как возможен вопрос о возможности?», –разве не нужно дополнитьэтот вопрос Хайдеггера[1,§§ 24, 3235, 83] утверждением Деррида насчёт «возможности вопроса о возможности вопроса»[2, с.125, 268]и изогнутьэту утвердительность до окончательного завершения самообращённой вопрошательности: «Как возможен вопрос о возможности вот этого же самого вопроса?» Может ли такой вопрос о возможности до него небывалых смыслов заранее иметь хоть один из них? Должен ли вопрос, впервые создающий условия возможности появления смысла, обладать им?Не следует ли приписать вопросу «неопределённо» в качестве полноценного логического значения? Не оттого ли, что неврождённое умение мыслить должно каждый раз заново создаваться поневоле неумелым свободным образом, вопрошание обязано излагать себя простым говорящим за себя языком на пределахвсего возможного и невозможного?Быть может, собственная ценность эвристического вопроса состоит не в выражении им готового смысла, а как раз в том, чтобы вызывать на своём пределе самопричинное действие человеческой свободы, впервые создающей условия возникновения до этого невозможных смыслов, но не способной вместиться ни в один из них? Но если вопрос, как явление, уже есть, а не просто возможен, или только должен быть, то каким образом перейти от него к чемуто более определённому?В тексте вопрос кодирует невозможность закодировать себя, и, как реальный аутофеномен, он показывает собственную невозможность быть результатом действия причинноследственного закона или знаковологической программы. Ведь речь идёт именно о вопросе, а не о его формализуемом, пропозициональном, логическом «интеррогативе», которым он принципиально не отличаетсяот прочих высказываний. Корректное логическое различение вопроса как формы мышления от его собственной интеррогативной, формализуемой части имеется в «эротетической логике»Н.Белнапа и Т. Стила [3,с.23]. Вопрос создаёт эффект неопределённости понятий, использованных в его формулировке, превращая их просто в смыслы. В этом отношении он индуцирует саму неопределённую возможность того принципиально нового, которое является ответом, но не может быть логическим следствием понятий, участвовавших в постановке вопроса. Эвристический вопрос не должен включать в свою формулировку тему, для которой он является основным, так как тема как раз и явилась когдато самым кратким вариантом ответа, который сам со всей неожиданностью открытия нового встретился со своим вопросом.И если открытие не может быть простым продолжением и логическим следствием всего ранее известного и понятого, то и подлинный вопрос должен обладать соответствующим свойством неожиданности и глубины, а не предполагать готовым ответ на него. Это внутреннее долженствование самого вопроса сохраняет силу даже и тогда, когда происходит обучение давно открытым знаниям. Понимание в традиционных темах обучения происходит путём создания вопросов так, чтобы сама тема встречала нас в ответ как неожиданное открытие, которое соответствует возникновению нового явления в самой реальности (в теме «Человек» это был бы вопрос о природе).Вопрос –это начало догадки, простейший вариант её же самой. Самоопределение догадки оказывается разомкнутым в неопределённость как её же собственное начало, и мы никогда с алгоритмически неизбежной точностью не отличим интересный и глубокий вопрос от привычки всё, в том числе и вопрос, превращать в автоматичный стереотип.Каждый вопрос выражает лишь одну из бесконечно многих возможностей, но каждый раз нас выручает то обстоятельство, что даже и одинединственный вопрос не исключает возможность альтернативных вопрошаний о том же самом. В то же время невозможно непосредственно сразу перейти от эвристического вопроса к ответу, поскольку вопрос размыкает границы знаний во всех направлениях, не указывая на то, которое приводит к открытию соответствующего ему решения. Вопрос внутренне неоднороден, разомкнут, но никуда не направлен.Проблема приобретает свойство разрешимости, когда обостряется до своего предела. Вопрос непосредственно приводит не к ответу, а к той ситуации, которую сам порождает в качестве своего ближайшего иного. Стоит только спросить о том, что такое сам вопрос, и мы придём к самоотрицательности, которая, случившись лишь однажды, будет усиливать степень своей неравновесности и случайности, противоборствуя действию причинноследственного закона и дедуктивной непрерывности. Если мы определяем вопрос,то перестаём соответствовать его неопределённости, а если мы соответствуем вопросу, то не можемдать ему никакого определения, находясь в режиме мыслящего незнания, в котором перестаём знать даже то, что такое вопрос. Вопрос –условие самой возможности открытия, но повёрнутый на себя вопрос приводит к началу противоречия как следующей непосредственно за ним более определённой формулировке проблемы.Проблема решаема, когда эвристический вопрос обостряется до предельной степени диалектического противоречия, которое есть, по сути, процесс усиливающего себя совпадения противоположностей (противоположность – наибольшее в пределах возможного различие). По своему замыслу, действительное осмысленное противоречие можно выразить ироничным образом вечного двигателя,который ещё более заводится в результате своей работы по усвоению внешней энергии и совершенствуется посредством случайных внутренних беспорядков. Именно так устроено всё живое–расширеносамовоспроизводящиеся внутренне неравновесные структуры, эволюционирующие путём незапрограммированных случайных изменений собственныхнаследственных программ. Способ существования и понимания диалектического противоречия–это не состояние равновесия, а сам процесс возникновения всё более совершенных форм его разрешения.Обострение противоречия и его разрешения –не две стадии, сменяющие друг друга во времени, и даже не две устойчивые стороны единого целого, а однаединственная сторона одного и того же нелинейного, неравновесно обращённого на себя самоорганизующегося творческого процесса, который по своей риторикосмысловой топологии соответствует не столько «листу Мебиуса», сколько «браслету омбилики Зимана»[4, с.5053].Обращение к топологии смысла в данном случае не является чемто вродеегонеобязательной и произвольной иллюстрации, но представляет собой фигурный синтез единичных догадок, осуществляемый продуктивным воображением, поКанту [5, ч.2, отд.1, кН.2, разд.2, §24].Топология в случае непрерывных значений и смыслов более уместна, чем теоретикомножественные модели.Если учесть открытие факта несчётности, континуальности человеческого мышления в результате формальнологических исследований [6, с.17]и открытие континуума индуктивных методов [7, с.315, 386399], то введение непрерывного значения неопределённой возможностиследует принять как логически необходимую предпосылку творческого мышления. Творческие проблемы, для решения которых не может существовать алгоритмов, формулируемы в логике только начиная с введения в неё такого третьего значения, как «возможно». Именно в несчётной логике появляется возможностьтакогонарушениялюбого её правила, что нарушение оказывается правомернее самого правила. Континуальная логика мышления позволяет утверждать правилав результате их нарушенийна неожиданной для них глубине вкачестве одного из частных случаев творческого стиля.
Так как замысел диалектического противоречиясостоит в том, что нечто должно быть причиной развития себя самого, то проблему противоречия следует выразить в форме его же самого. Отчётливаяформулировкапроблемы диалектического противоречия с использованием антиномичности имеется в одной из ранних работ Г.С.Батищева [8, с.4950]. Диалектическое противоречие истолковывается как неразрешённое столкновение противоположностей вместе с одновременным их синтезом (разрешением). Но даже при таком взвешенном подходе противоречие предстаётвсё ещёкак слишком внешний посредник в самом отношении междупротивоположностями, и если последним уделяют излишнее внимание, то характеристикам самого отношения между ними почти никакого: отношение между противоположностями чаще всего сводят к двумерной схеме единства (конкретного тождества) и борьбы (диалектического взаимоотрицания).И суть затруднений заключена здесь не в числе противоположностей (биполярность –многополярность), а в самом двумерном, плоском отношении между ними. Что толку увеличивать число участников (число полюсов сил), если оставить всё тот же двумерный характер отношения между ними, сведя всё к внутренней склоке «единства и борьбы»?Имеется лингвистическое свидетельствоотом, что только при наличии семи «тропов смысла», как элементарных приёмов переосмысления привычного значения слов, возникает явление бесконечно выразительных возможностей языка [9,с.424472].Эта особенность языка позволяет ему не только содержать в себе всю иерархию коммуникативносмысловых единиц, но и предоставлять все средства преодоления этой иерархии без утраты собственной органично несубординационной упорядоченности. Этотфактиндуктивно наводит на догадку о том, что имманентное исходное многообразие собственных определённостей порождающего отношения должно быть «гебдомадой», седмичным «оксюмороном». Для изменения подхода к диалектическому противоречию будем вносить минимальные изменениявсложившиеся в отечественной «диалектической логике» термины [10, с.279315; 11, с.423562], введённые ещё Гегелем [12, с.2977]. При этом постараемся не ломать их привычное значение, но преобразовывать такую его самую неопределённуюи неравновесную часть, как смысл.Поскольку речь идёт не только о познавательной ситуации открытия новых знаний, но о самой бытийной ситуации, в которой новые события(включая,в том числе,и открытие знаний об этих событиях)просто не могут не появляться, то необходимо с самого начала сформулироватьнеизбежную апориюстановления причины необходимого возникновения нового.Так как причина возникновения нового и саморазвития может действовать только тогда, когда дано одновременно и цельно минимальное многообразие еёсобственных определённостей, то эта «движущая причина саморазвития» никак не может быть ни причиной, ни принципом перехода одной своей имманентной определенности в иную одновременную и тоже изначальную определённость.Не может быть также и речи о какойлибо системе рефлективных определений сущности прежде прохождения их чисто случайного становления до выпадения 6 –7 независимого случайного события, когда эти независимые до этого друг от друга виртуальные разные случаи самоорганизовываются в исходную неравновесную упорядоченность, устойчиво воспроизводящую себя в изменчивой и множащейся форме.Исходная случайная рефлективная определённость обращена на себя как случайная же возможность иного. Непосредственно отдельная рефлективная определённостьесть полностью доведённая до крайности неустойчивая, единственносторонняя, чисто случайная возможность, которая не может являться результатом действия причинноследственного закона или «закона единства и борьбы противоположностей». И для обозначения этой неизбежной ситуации первопорождения изменяющего себя самопричинениянам понадобится не феноменологическая «самонаправленность на иное», а гегелевский «принцип отрицательности.
Самоотрицательность является усиливающей себя неравновесной случайной изменчивостью. Она отличаться от традиционного диалектического самоотрицаниятем, что если последнее является интегральным результатом определённого типа развития, когда его возможности уже исчерпаны, то отрицательность действует как незатухающие колебания в любой сколь угодно малой окрестности случающегося. Следует сформулироватьпроблему неопределённой возможности возникновения нового с позиции лишь этой единственной стороны,не только сворачиваясмысловую линию «диалектического взаимоотрицания» в круг этого «само», но и перекручивая её так, чтобы отклониться не только от её привычного значения «самоотрицания», но и от самих, уже ставших тривиальными, многополярных отклонений от неё(последовательное изложение концепции многополярности имеется в монографии В.В.Ленского и А.Г. Кочнева [13, с.2738]). Топологический фигурный синтез интуиции приводит к образу спиралевидного замкнутого единственного ребра «браслета омбилики Зимана» –трёхгранного бруска, свёрнутого в кольцо и при этом перекрученного вдоль своей оси на 120 градусов.Адекватной формулировкой проблемы отрицательности, сделанной в форме её же самой, является не антиномиякак столкновение двух равноправных противоположных утверждений(с одной стороны –с другой стороны) и даже не самообращённое отрицательноповествовательноевысказывание, а самообращённый вопрос, берущий под сомнение непреодолимость своей неопределённости. Однако можно найти промежуточный вариант между неопределённой смысловой бездной обращённого на собственную возможность вопроса и категоричной конфликтностью антиномии. С одной стороны, самоотрицательность не способна, случившись хоть раз, исчезнуть без следа и просто не может не быть неразрешимым самопротивоборством, а со стороны не другой, но той же самой, отрицательностьизначально включает в себя нетривиальную непротиворечивость как её совместно согласованное одновременное возникновение с остальными шестью типами случайности, нарушая свою собственный закон сохранения изза своей первоначальной неподчинённости причинноследственному закону.Самопроизвольный распад предоставленной только себе самой отрицательностина шесть остальных разных случаев –её единственное беспричинное действие, кроме собственных безостановочных автоколебаний.Отрицательность обращенавсебя как дополнительность между (пока ещё) неопределённо многими случайными различиями. Дополнительность –возможность каждый раз определяться чемто существенно внешним себе. Отрицательность и дополнительность не могут образовывать полярную уравновешенность по схеме «положительноеотрицательное», потому что сами являются неустойчивыми случайностями, обращенными в себя как иные случаи.Так что, удвоенные рефлективные определения (вроде «отрицания отрицания») невозможны и вовсе не потому, что меняется иерархический тип самоупорядочивающегося процесса.Дополнительность несамоприменима и состоит в активном предоставлении ею же самой возможности всему иному доопределять её. Предметно устойчивые «противоположные стороны» входят в состав порождающего отношенияне сами по себе, а только своей дополнительностью друг другу. В связи с этим появляется возможностьнесубординационной, многосторонней и всюду проникающей антиномичности, исключающей своё разложение на двумернодвухполюснуюпопарную противопоставленность.Дополнительность, будучи всегда своей собственной недостачей, сама нуждается в том, чтобы быть дополненной другой, «ортогональной»ей и отрицательности, рефлективной определённостью. Дополнительностьмежду внешними даже самим себе неопределёнными многообразиями–это случайный переходот внешней формы их извечных бытийных предпосылок к воспроизведению их в качестве временных изменчивых результатов. Обращённость дополнительности на себя раскрывается как снятие.Снятие не только не лишает самостоятельного случания свои внешние предпосылки, но наоборот, помогает своим единичным предпосылкам преодолевать теограничения, которые, после самораспада отрицательности, накладывает на них внешний, беспорядочный характер их предсистемного взаимодействия, выравнивавшего существенноемногообразие в его безразличное единство. В снятии своей внешне предпосылочной ограниченности каждая случайность приобретает самостоятельность, доходящую до возможности полного разрыва с другими так, что неповторимые случайности сами каждый раз полагают свою органичную связь друг с другоми переопределяют форму своего объединения. Разрывполагания оказывается условием её хаотического самовосстановления, но её восстановление вновь даёт возможностькаждой неповторимой случайности доходить до полной самостоятельности и разрыва со всем иным. В этом цикличном кризисеактивное полагание единичными моментами их собственной органичной системы связей само оказывается уже заранее предположной в этой системе. Рефлективно отражённая в свою бесконечную видимость органичная система кажется безвыходным кружением по кризисному циклуею предопределённых неповторимых моментов, и это было бы действительно так, если бы само предполагание не оборачивалось существенной внеположностьюдруг другу и всему целому конкретно неповторимыхиндивидуальностей. Всеобщность бесконечного целого оказывается самообращённостью каждой конкретноединичной неповторимости, которая активно отстраняет себя от своего же всепроникающего взаимодействия с бесконечным целым. Субстанциальная бесконечная системная упорядоченность сама низводит себя до положениявторостепенной стороны каждого неповторимого события. Каждая индивидуальность содержит в неповторимой форме себя все определения бесконечного целого, но своей активной случайной изменчивостью выходит за сущностные пределы любого ставшего целого.Сущностная несводимость индивидуальностей друг к другу и всему системному целому образует необходимость развития самой причины развития, которая только что изложена в виде седмичной гиперкомплексной системырефлективных определённостейпорождающего диалектического отношениясущности к себе самой:самоотрицательность, дополнительность, снятие, полагание, преполагание, внеположность и, наконец, индивидуальнаянеразрешимость, дающаяструктуре диалектического противоречия её открытость собственной изменчивости, но то же время чётко очерчивающаяфеномен догадки. С этого момента становится уместенболее строгий термин, обозначающий исследовательскую стадию изобретения гипотез. Ч.Пирс ввёлдля обозначения этой первоначальной исследовательской стадиитермин «абдукция», по аналогии с дедукцией и индукцией [7, с.588591]. Исследование самой «абдукции» обнаруживает следующиеточки динамической стабильности мышления: 1)эвристический вопрос, традиции которого укоренены в сократовских беседах и диалогах Платона; 2) диалектическое противоречие, с наибольшей полнотой разработанное в качестве метода восхождения от абстрактного к конкретному Гегелем, Марксом и советской «диалектической логикой»; 3) разрешение противоречия,примером чего может являться теории решения изобретательских задач Г.С.Альтшуллера[14];
4) любой способ постановки и решения задач обнаружит на своих пределах неразрешимую проблему, которую ещё можно поставить, но неразрешимость которой в его пределах обосновываетсяего же собственными средствами. В философии имеется целая традиция культуры обоснования неразрешимости, наиболее явно проявившая себя в кантовских вопросах, которые разум ещё в состоянии поставить на пределах своих возможностей, но уже не в состоянии решить (вопрос о личном бессмертии, бесконечности окружающего бытия и авторе бытия). Отчасти это нашло своё отражение в двух широко известных теоремах К.Гёделя относительно систем, допускающих своё консервативное расширение (но у нас здесь не может быть корректной аналогии с этими узкоспециализированными утверждениями, которыеимеют силу лишь для строгих формализованных систем 1го вида). Для нашего случая вполне достаточно правдоподобного предположения о том, что нечто может являться неразрешимой проблемой в пределах какойлибо конкретной темы с последующей проверкой и корректировкой.Определимся с темой и испытаем этот эвристический метод теперь уже не только на нём же самом.Для примера возьмём область своего же самоопределения: ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕКА. 1) Почемувприроде просто не может не появитьсянечто принципиально новое?
2)Эволюционное усложнение индивидуальной организации в природе происходит на основеслучайной наследственной изменчивости, но чем сложнее индивидуальная организация, тем больше вероятность видового вымиранияизза собственной случайнойнаследственнойизменчивости. В итоге сложный результат эволюции приходит во взаимоисключающий конфликт с собственнымслучайнымэволюционным основанием до такой степени, что уже не может быть разрешён в природных пределах. Автор вынужден здесь воспользоваться кратким изложениемодного фрагментасвоейдавней работы по этому поводу, чтобы не создать ложного впечатления, что риторический механизм догадки касается лишь языка и якобы не имеет отношения к познанию окружающего мира[15] Врождённые рефлексы высших животных, исчерпав свои эволюционные возможности, приводят к необходимости возникновения такого поведения, которое было бы не реализацией врождённой информации, но активно приобреталось и перестраивалось в соответствии с изменениямиокружающей среды. Условный рефлекс, казалось бы, может сам по себе претендовать на эту роль жизненного опыта. Но ведь всё эволюционно значимое должно передаваться потомствутолько через наследственную программу. Условный рефлекс должен передаваться по наследству одновременно и в генотипе, и вне него. Такой формой наследования, которая удовлетворяет этим двум противоположным требованиямдальнейшейэволюции, является инстинкт подражания. С одной стороны, инстинкт подражания полностью закодирован во врождённой программе, а с другой, он самонаправлен на то, что прямо противоположно ему –при жизни приобретённое условнорефлекторное поведение, не закодированное ни в одной из врождённых программ. Как и всякий инстинкт, подражание «слепо» и не содержит в себе критерий вреда или пользы подражаемому поведению, так что один поведенческий «урод» через «эпидемию» подражания может всё стадо привести к катастрофе полного вымирания. Эволюционная логика живого приводит к естественному противовесуинстинкту подражанияв виде врождённойспособности сигнально пресечь поведение, отклоняющееся от стадного стереотипа. Но поскольку речь идёт о доразумной жизни, то инстинкт интердикции должен привести к состоянию эволюционного застоя. Выходом из этого эволюционного застоя явилось возникновение врождённой способности сигнально навязывать окружающим определённый тип поведения, который лишь опосредованно приводит к большому биологическому эффекту и связан с жёстким предварительным пресечением всех биологически непосредственных форм поведения[16, с.416442]. На этом пути возникает предметноманипулирующее отношение к среде. Предметноманипулирующее отношение к среде даёт преимущества в том смысле, что живые существа непосредственно зависят теперь не столько от самой среды, сколько от своего отношения друг к другу и самомупроцессу предметного манипулирования. Однако тот же самый инстинкт суггестии закономерно приводит к катастрофе биологического вымирания наиболее совершенные виды животных, поскольку через суггестию может быть неодолимо навязан гибельный тип поведения всем остальным. В этом явлении мы встретились с такимобострениемприродного противоречия, что разрешиться оно может только за всеми естественными границами.
3) Вполне закономерный следующий эволюционный шаг –блокировать в одном из видов живых существ ту часть врождённой программы, которая упорядочивает поведение, в чём и состояла суть антропогенеза. В случае информационного «обнуления» поведения живое тело будет вынуждено совместно с другими себе подобными само создавать искусственную программу поведения и вести активный поиск и взятие информации («познание»). Такую неврождённую способность создавать программу деятельностив соответствии спреобразуемой вещьюназовем «мышление», саму искусственную программу –«текст», искусственный способ её кодирования–«язык», систему искусственных орудий действия –«техника», природу, преобразованную так, как она сама себя преобразовать не может – «культура»; свободное сбывание, вместо обеспеченной причинноследственными механизмами эволюции –«история»,а это беспомощное от рождения живое существо окликнем самозванным словом «человек». Этот именующий список можно продолжать, но нет в том нужды, поскольку названы все основные стороны решения предельно обострённого противоречия природы.Человек вынужден кодировать в языке программы поведения и действия, которые до их создания человеком не могут быть закодированными естественным способом ни в одном из тел, поэтому в их развитии невозможно столкнуться с какимлибо непреодолимым верхним пределом сложности. 4) Если с эволюционным положением человеческоготелавсёв целомболее или менее ясно, то непонятным остаётся сам человек в той мере, в какой он не может быть отождествлён с собственным телом. Возникнуть через собственное усилие над собой человек не может, посколькудля свершения этого усилия над собой человек уже должен быть в своём отличии от собственного тела. А человеческое тело не может породить самого человека своими естественными причинноследственными механизмами. Мы движемся по кругу уже сбывшейся свободной догадкикак причины себя самой и как самозаконного действия, проще и труднее которого в человеческом мире уже ничего не может быть. Свобода исключает возможность не только собственного объяснения(она –причина себя и внешней причины не имеет), но и самого понимания(свобода предшествуетпониманиюкак условие самойеговозможности), имея своей начальной точкой,не поддающийся сомнению запрет убивать (в виде совести), а конечной –сознание, существующее как событие и факт. В этом смысле единственно соразмерным свободе отношением к нейбудет не объяснение и понимание, а удивление, с которого начинаетсяфилософия. «Тайна человека» является не метафорическим выражением, а косвенным обозначением проблемы, которуюневозможно не только решить,но даже и поставить непосредственным, прямым образом(несмотря на то, что она есть наиболее остро и очевидно).
Ссылкинаисточники1.Хайдеггер, М. Бытие и время / М.Хайдеггер; Пер. с нем. В.В.Бибихина. –Харьков: Фолио, 2003. –503с.2.Деррида, Ж. Письмо и различие/ Ж.Деррида;Пер. с фр. Д.Ю.Кралечкина. –М.: Академ. Проект, 2000. –495с.3.Белнап, Т., Стил, Т. Логика вопросов и ответов/ Н.Белнап, Т.Стил; Пер. с англ. Г.Е.Крейдлина. –М.:Прогресс, 1981. –288с.4.Постон, Т., Стюарт, И. Теория катастроф и её приложения/ Т.Постон, И.Стюарт; Пер. с англ. А.В.Чернавского. –М:Мир, 1980. –607с.5.Кант, И. Критика чистого разума/ И.Кант; Пер. с нем. Н.Лосского. –М.: Эксмо, 2011. –734с.6.Карпенко, А.С. Логика на рубеже тысячелетий// Логические исследования. Вып.7. /А.С.Карпенко. –М.: Наука, 2000. –С.760.7.Светлов, В.А. История научного метода: Учебное пособие/ В.А.Светлов. –М.: Академ. Проект; Деловая кн., 2008. –700с.8.Батищев, Г.С. Противоречие как категория диалектической логики/ Г.С. Батищев. –М.: МГУ, 1963. –115с.9.Гаспаров, М.Л. Об античной поэзии: Поэты. Поэтика. Риторика/ М.Л. Гаспаров. –СПб.:Азбука, 2000. –480с.10.Туровский, М.Б. Диалектическая логика: Система рефлективных определений противоречия как порождающего взаимодействия. Ч.1// Туровский, М.Б. Философские основания культурологи / М.Б.Туровский. –М.: Росспэн, 1997. –С.279315.11.Туровский, М.Б. Система диалектической логики. Ч.2// Туровский, М.Б. Предыстория интеллекта/ М.Б. Туровский. –М.: Росспэн, 2000. –С. 423562.12.Гегель, Г.В.Ф. Наука логики: В 3 томах. Т.2/ Г.В.Ф. Гегель; Пер.с нем.Б.Г. Столпнера; Отв. ред. М.М. Розенталь. –М.: Мысль, 1971. –248с.13.Ленский, В.В., Кочнев, А.Г. Основы многополярности/ В.В. Ленский, А.Г. Кочнев. –Иркутск: ИГУ, 1986. –175с.14.Альтшуллер, Г.С. Творчество как точная наука: Теория решения изобретательских задач/ Г.С. Альтшуллер. –М.: Сов. радио, 1979. –175с.15.Григорьев, А.Б. Противоречие биологической формы движения материи// «Филос. науки». № 6. / А.Б.Григорьев. –М.: Высш. шк., 1990. –С.105113.16.Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории/ Б.Ф. Поршнев. –М.: Мысль, 1974. –487с.
