Об одной «антикультурной» традиции в истории культуры
Выпуск:
ART 85345
Библиографическое описание статьи для цитирования:
Полищук
В.
И. Об одной «антикультурной» традиции в истории культуры // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2015. – Т. 13. – С.
1721–1725. – URL:
http://e-koncept.ru/2015/85345.htm.
Аннотация. Автор обращается к V в. – «золотому веку» Афин, когда вдруг обострились вопросы воспитания, образования, в том числе и научного познания человека. Софисты, утверждается в статье, открыли субъективную реальность, выступив тем самым против традиционного образования, где эта реальность игнорировалась. Поэтому деятельность софистов, если её рассматривать в контексте общего развития древнегреческой науки и культуры, была антикультурной.
Ключевые слова:
образование, воспитание, культура, наука, добродетель, софисты, писаные и неписаные законы, субъективная реальность
Похожие статьи
- Педагогика социально-культурной деятельности в сфере досуга
- Концептуальный графический дизайн как основа для продвижения инфраструктуры салона книги
- Этнопедагогика в контексте вызовов современности
- Молодежный досуговый центр в вузе как социокультурная среда художественно-творческого развития обучающейся молодежи
- Педагогическое просвещение как способ воспитания культуры безопасной жизнедеятельности, защиты и укрепления здоровья субъектов образовательного процесса
Текст статьи
Полищук Виктор Иванович,
доктор философских наук, профессор; Тюменский государственный университет (филиал в г. Ишиме), г. Ишим
v.i.p.1945@mail.ru
Об одной «антикультурной» традиции в истории культуры
Аннотация. Автор обращается к Vв. –«золотому веку» Афин, когда вдруг обострились вопросы воспитания, образования, в том числе и научного познания человека.Софисты, утверждается в статье, открыли субъективную реальность, выступив тем самым против традиционного образования, где эта реальность игнорировалась. Поэтомудеятельностьсофистов, если её рассматривать в контексте общего развития древнегреческой науки и культуры, была антикультурной.Ключевые слова: образование, воспитание, добродетель, культура, наука, софисты, писаные и неписаные законы, субъективная реальность.
У истоков такой традиции стояли древнегреческие софисты, в частности –Протагор. Именно он, как известно, первый объявил себя платным учителем мудрости и выступил против традиционных форм образования в Афинах. Это, по мнениюВ.С. Чернышёва,потребовало от него не только веры в основательность своих методов обучения, но и мужества[1].ЕщёПлатон язвительно отзывался о практике софистов получать плату за обучение, и эти отзывы не уставали повторять профессора философии в более поздние времена, что, как иронично подметил Б.Рассел, не мешало им получать жалование. Против каких же конкретно традиций в образовании, да и в культуре тоже,выступил Протагор и что, собственно, противопоставил им?Принято считать, что появление софистов в Афинах времён«золотого века» связано с ростом там демократии. Были, дескать, в Афинах враги демократии –сторонники аристократии и семейнородовых отношений. Им, защитникам старых порядков, и объявили войну софисты. Однако, рассуждают далее, борясь с застойностью и консерватизмом, софисты не удержались на острие критики и впали в другиекрайности–в релятивизм и субъективизм. Но связывать эти крайноститолько с появлением софистов было бы слишком поверхностно, поскольку субъективизм во второй половине V в. до н.э. стал своеобразной нормой не только в частной жизни афинян, что явилосьследствием всплеска индивидуализма, но и в государственной политике, религии, искусстве, философии. Субъективизм, полагал А.Н. Гиляров, создал исофистов, и Сократа[2]. Софисты, а вслед за ними и Сократ, выступили в Афинах–самом демократическом, как считалось, полисе –против всёболее очевидных, в то время, негативных последствий рабовладельческой демократии: своеволия и тирании, то есть доведённого до логического завершения субъективизма, действовавшего от имени «демократической» законности. Именно эти явления в афинской жизни становились основанием для едкой сократовской иронии по поводу возможного установления истины путём голосования в народном собрании и противопоставления демократии «правлениенаилучших». Свидетелем всему этому был и Протагор, разделявший этические воззрения Гераклита, в основе которых лежало неприятие своеволия: его «следует гасить скорее, чем пожар»[3]. Гераклит, нужно полагать, не случайно употреблял образ пожара, который лишь по видимости сходен с животворящим началом –«космическим огнём». Пожар –незаконное и опасное подобие этого огня.Вслед за Гераклитом, Протагор признавал, что своеволию может противостоять только закон. Вместе с тем, испытав себя в законотворческойроли (известно, что Протагор составлял свод законов для панэллинскойколонииФурии), он не мог не понимать: для торжества закона необходим его достойный исполнитель. До тех пор,
пока закон является внешним предписанием и принуждением, а не внутренним содержанием личности и её убеждением, вопрос о его исполнении остаётся открытым.
Представление о том,что необходимостьдля личности существует не только в качестве внешних требований, но и как сознание внутреннего долга, было известно ещё со времён творчества поэтовлириков. Развивал его и Гераклит, утверждавший, что у личности есть собственный, соединяющий еёс универсумом «логос». Привычному для всехспособу познания истины путём простого перечисления общедоступных и малозначимых внешних подробностей,философ противопоставлял постижение еёвнутренним способом, посредствомпрозрения. Наглядным примером такого постижения является физическая слепота, которая в античных мифах и трагедиях стала символом мудрости. Известно и сообщение Плутарха оДемокрите, ослепившим себя «для того, чтобы глаза не доставляли беспокойства, отвлекая часто мышление к внешнему миру...» [4]. Такое понимание личности и истины формировалось в тесной связи с получавшей тогдав Афинах всёбольшее распространение законотворческой практикой. Неписаные нормы семейнородовых традиций вытеснялись писаными законами полисной демократии. Проблема соотношения писаных и неписаных законов стала особенно актуальной вАфинах во времена, непосредственно предшествовавшие появлениюсофистов. Она обострилась в связи с легализацией новых поселений и сопровождалась дискуссиями, в ходе которых формировалось убеждение, что писаные законы не могут бытьпоследним и единственнымоснованием добродетельного поступка. В противном случае в обществе могут воцариться произвол и насилие. Иными словами, если неукоснительноевыполнение внешних предписаний рассматривать в качестве необходимой нормы и единственного основания поступка, то это повлечёт за собой торжество ничем не ограниченного беззакония, поскольку законным,в конечном счёте,может быть признан любой поступок.Убежденияличности, её представления о долге, чести, справедливости, как основах достойного поведения, становятся помехой, а не подспорьем законности..Хорошо показан конфликт этих двух оснований и его разрешение в«Антигоне» Софокла. Креонт, герой трагедии, выступая от имениписаного закона, олицетворяет собой духовную слепоту, обрекающую на смерть Антигону, пытавшуюся обосновать свой поступок иным,«отвека установленным законом». Сама она ничего не знает о происхождении этого закона, знает только, что он выше и людей, и богов.Ничего более определённого Антигона сказать не может, но его существование является для неёфактом более достоверным, чем предписание Креонта,и даже еёсобственная жизнь. Смерть Антигоны является логическим следствием конфликта для обоих и свидетельством того, что жизнь не может примирить писаный и неписаный законы, чтодля одновременного торжества того и другого она должна быть принесена в жертву.Иногда полагают, что в «Антигоне» показан конфликт личностей[5]. Это не совсем так, поскольку в действиях Креонта нет ничего личностного. Он полностью, слепо подчинён полисным установлениям. И когда логика его поступков приводит к смерти не только Антигону, но иего близких, он прозревает. Он говорит о себе: «Я ничто». И это характеризует не только самого Креонта, но и те основания, на которые он опирается.Антигона –полная противоположность. Еёпоступок обоснован не внешними установлениями, а сознанием внутри неёи независимо от неёсуществующей необходимости, которая для неёболее важна, чем внешние предписания. Трагизм Антигоны в том, что она не может выразить, сделать явным и доступным для всех аргументом своё внутреннее чувство. Единственный аргумент–это она сама, еёмолодость, женственность, любовь к жизни, которой она готова пожертвовать. Что,
казалось бы, может быть весомее, чем живое воплощение лучших человеческих качеств, свидетельствующее о заблуждении Креонта, о ложности его оснований? Но то, что по убеждению Антигоны может служить оправданием еёдействий, в глазах Креонта является подтверждением его правоты: неявленная сущность –несущественна.Позиция Креонта вполне культурна, если под культурой понимать внешне фиксированную нормативность, оформленную в качестве чегото зримого. Напротив, позиция Антигоны, настаивающей на истинности неявленной сущности, –антикультурна. Прав А. Боннар, утверждая, что и в том историческом обществе, в котором родилась Антигона, и в нашем также, она должна умереть[6]. Подтверждением этому явилась деятельность софистов, в том числе и Сократа, а также его смерть.Антигона –символ Софокла. Символ яркий и ёмкий, содержащийструктуру личности, осознавшей в себе родовое начало. Оно,как результат тысячелетнего опыта, естьв каждом,и ощущается личностью в качестве чегото предсуществующего, объективно даннойпринадлежности к роду. Видимоесообществоподобных себе воспринимается такой личностью как одно из звеньев длинной цепи поколений, ушедших из мира видимого, но сохранившихся в невидимом. Образ Антигоны, живая диалектичность внутреннего и внешнего в еёличности,сложились у Софокла не без влиянияидей, обсуждавшихсячленами известного в Афинах «кружка Перикла». В неговходили Геродот, Анаксагор, Фидий, Протагор, сам Софокл. Простой перечень имён свидетельствует, что «кружок» мог оказывать значительное влияние на духовную атмосферу полиса. Протагорбыл не второстепенным его членом, поскольку интересовался и основательно занимался и политикой, и правом, и философией, и историей. Его кругозор, писал И.И. Ягодинский,позволял ему понять сущность человека как результат природного и социального развития,выделить культуру в качестве особого предмета познания, исследовать историю языка и его влияние на мышление[7].В областифилософии права Протагор одним из первых начал различать сознательное и бессознательное отношение к закону, а также понятия виновности и неумышленного причинения. Наконец, что очень важно, ему принадлежат первые попытки обосновать этическое, т.е. добродетельное поведение. Как видно из платоновского «Протагора», добродетель он считалврождённым свойством человека, но, так сказать, имплицитным.Протагор полагал, что не Прометей, а Гермес наделил людей нравственными качествами. Этим, возможно, объясняется тот факт, что нравственность –неявное свойство человека, поскольку Гермес исполнил поручение Зевса способом, которым владел в совершенстве, то есть«герметизировал» её.
Неявность добродетеливовсе не означает, что еёнельзя воспитывать и совершенствовать: развивают же люди свои умственные и физические способности. Способ воспитания–простоеусвоение примеров и подражание им («Протагор», 325 с –326 е). Следовательно, добродетели учат тем же способом, каким учат обычному ремеслу. Подобное научение основано на томдопущении, что «добродетель несчитается врождённой и возникающей самопроизвольно» («Протагор»,323 с).
Во времена первых софистов в Афинах много говорили и спорилио воспитании. Это было вызвано демократизацией, потребностями массового образования и появлением школ как соответствующих учреждений. Замыслы, которыми жил «кружок Перикла», требовали для своего осуществления новых граждан, свободных от вековых предрассудков. Без классовых битв и мятежных столкновений группа единомышленников совершала настоящую революцию в самом центре культурной жизни античной Греции, но столкнулась с главным препятствием для революционеров и реформаторов всех времён –с массовым сознанием. Новые идеи плохо сочетались с привычным образом мышления обыкновенного, необразованного афинянина, для
их усвоения необходимо было устранить ортодоксиюне только в массовом, но и в индивидуальномсознании. Известен софизм того времени: «Сделать необразованного человека образованным –значит,убить его». Он выражает существо массового образования, а не софистической деятельности, как иногда полагают. И никакой иной мысли, кроме той, что в стандартном образовании отрицается всякая индивидуальность, в себе не содержит.Но если добродетель, столь необходимое для реализации новых идей качество граждан, есть, как полагал Протагор, врождённое свойство индивида, то его необходимо сохранить, сделать опорой в образовании. Обнаружить и развить в себе это свойство –дело самого индивида. Однакопрежде он должен усомниться вистинности искусственных напластований в собственномсознании, называемых образованностью, с которыми он привык себя отождествлять. Лишь осознав в себе уникальность и объективную всеобщность, то есть принадлежность к роду, индивид может статьличностью. Истинное образование, следовательно, должно представлять собой проникновение в глубину индивидуальности, а не ограничиваться усвоением внешних знаний.В исследовании А.О. Маковельского приводится утверждениеПротагора:«Образование не даёт ростков в душе, если оно не проникает до значительной глубины»[8].Таким образом,первый софист общепринятому взгляду на воспитание как на процесс наполнения индивида знаниями противопоставил свою концепцию: оно должно быть развитием врождённых свойств индивида. К такому выводу его подвелине только негативные стороныполисной демократии, но и всёболее утверждавшая себя технологизация, стандартизация методов познания в науке рассматриваемого периода.С наукой происходило то же, что и с образованием: она становилась массовым явлением. При всёмположительном значении этого факта, несомненным было распространение формализма, вызванного необходимостью разработки методов передачи знания от субъекта к субъекту. Преемственность становилась всёболее привычной формой развития науки. Всёсодержание познания постепенно сводилось к технике накопления знаний и к их усвоению. Наука понималась как «нормальное» научение, методы которого ничем не отличались от методов усвоения заданных принципов, норм, мнений. С той толькоразницей, что исследователь, как бывший ученик, воспринимал знания не от учителя, а от объекта познания. В объектах необходимо было выявить их внутреннее содержание, и сущность исследовательского процесса сводилась к такому искусству «выявления». Для этого был изобретён соответствующий метод, авторствокоторого, как принято считать, принадлежитАнаксагору: «познание невидимого, недоступного нашим внешним чувствам, оказывается возможным через наблюдение над доступнымипознанию явлениями»[9]. Исследование по аналогии, хорошо зарекомендовавшее себя в естествознании, всёшире применялось в области познания человека[10]. Нет необходимости доказывать, что метод оказывает влияние на результатыисследования, что применение одних и тех же методов в исследовании качественно различных объектов может привестик одним и тем же результатам, в которых своеобразие объектов уже практически отсутствует. И если объектом исследования становится личность, то ничегособственно личностного, того внутреннего, которое в принципе не может быть обнаружено посредством «внешнихчувств», в ней не предполагается.
Протагор был не единственным, кто понимал, что негативные стороны демократии тесно связаны с ущербностью господствующегомировоззрения и поверхностным представлением о личности. Но онбыл едва ли не первым, кто осознал, что науки о человеке нисколько это представлениене углубляют, поскольку на нёмоснованы,и его же воспроизводят. Действительное понимание человека и соответствующее воспитание должно быть основано надопущении необходимых
внутренних качеств, несводимых к внешним проявлениям. Эти качества или добродетель, к примеру, обнаруженные индивидом в самом себе самостоятельно, могут служить единственным мерилом как собственных поступков, так и поведения другихиндивидов. Вместе с тем, обнаруженная в себе добродетель может служить естественной и объективной основой воспитанияличности.Конечно, не только Протагор пытался решить проблему личности и сознания вообще. Интерес к ней проявляли многие мыслители того времени. Как отмечал А.Ф.Лосев, это было время, когда греческий дух впервые «натолкнулся на самого себя, обратив взор на свою глубину, и впервые чтото ощутил в себе самом»[11]. Но Протагор одним из первых подошёл к проблеме личности как гносеолог и методолог. Знания, как знания о чёмлибо, сами по себе мало что дают для воспитанияличности, полагал Протагор, они необходимо противоречивы. Диоген Лаэртскийприводил его слова: «о всяком предмете можно сказать двояко и противоположным образом»[12]. Противоречивость и опровержимость знаний –это свидетельство их полноты и истинности, а не ущербности, поскольку «ничто» не менее существенно, чем «что», знание о неявном, неочевидном также важно, как и знание о явном и очевидном.Это стало распространённым убеждением в XXвеке среди философов науки. Протагор изобрёл своеобразную методику обнаружения того направления, в котором необходимо развивать личность, то есть обнаружение «ничто» в сознании индивида.Суть этой методики составляет умение видеть противоречивость в любом «что». Строго говоря, изобретение Протагора не совпадает с общепринятым пониманием методики, в которойчётко фиксированная цель, как определённый образ, является побудительным и очевидным мотивом к еёдостижению. ИзобретениеПротагора –это инструмент обнаружения объективного в самом субъекте или в «ничто», как понимали его до софистов. Но самым значительным достижением Протагора является применение своего «проблемообразующего»метода в воспитании: он «первый ввёл в употребление и сократовский способ беседы»[13]. В этом и состояла мудрость первого софиста: учить слушателейобнаруживать в самих себе качества, о которых, как привыкли думать в его время, можно узнать лишь из рассказов наставника или прочесть в книгах. Протагор учил добродетели, а другой науки о человеке и нет. Эта наука, говорил онв диалоге Платона, названном его именем,представляет собой «смышлёность в домашних делах, уменье наилучшим образом управлять своим домом, –а также и в делах общественных: благодаря ей можно стать сильнее и в поступках, и в речах, касающихся государства»(«Протагор»,318 е). Любое знание, не соприкасающееся с этой наукой, имеет пустой, абстрактныйхарактер, а достоверность его навсегда останется сомнительной. Протагор и другие софисты, как иСократ, скептически относились к таким знаниям, поскольку критерием истинности и достоверности считали непосредственность человеческого бытия. Они видели в человеке не просто один из объектов познания,адействительного, живого субъекта познания, то есть егореального участника. Научить каждого быть самим собой –такую цель,в конечном счёте,ставил перед собой Протагор. В самосознании учеников он видел и меру оплаты своего труда: «кто у меня обучается,тот, если хочет, платит, сколько я назначу; если же он не согласен, пусть пойдёт в храм, заверит там клятвенно, сколько, по его мнению, стоят мои уроки, и столько мне внесёт» («Протагор»,328 с). В этом софист видел мерув воспитании зрелости сознанияучеников, лишь начинавшихсамостоятельное развитие.Значение античных софистов не только в том, что они привлекали внимание к проблеме субъективности. Их деятельность, если еёрассматривать в контексте общего развития древнегреческой науки и культуры, была антикультурной. Утверждавшемуся в V в. до н.э. некритическому субъективизму они противопоставили критику традиционных схем познания и образования, свидетельства их внутренней противоречивости. Проблема субъективности имела для них значение не сама по
себе, а как средство решения общих проблем человеческого бытия. В малых и ограниченных своим временем масштабах софисты «проиграли» возможные варианты ответов на вопросы, которые встают и перед современной наукойо человеке.Они стоят и в образовании, где господствует стандартизация, а субъективная реальность всёещёигнорируется, и это, по мнению некоторых исследователей, является самым «нелепым научным заблуждением XX века»[14].
Ссылки на источники1. Чернышёв,B.C. Софисты[Текст] / В.С. Чернышёв. –М., 1929. С. 442.Гиляров,А.Н. Греческие софисты, их мировоззрение и деятельность в связи с общей политической и культурной историй Греции[Текст] / А.Н. Гиляров. –М., 1891. С. 413. Материалисты Древней Греции.–М.: Издво политич.литры,1955. С. 45. 4. Демокрит в его фрагментах и свидетельствах древности. –М.:Гос. соц.эконом. издво, 1935. С. 200.5. См., напр.: Боннар, Андре. Греческая цивилизация: От Илиады до Парфенона. От Антигоны до Сократа. От Еврипида до Александрии[Текст]/ Андре Боннар.–М.: Искусство,1995. С. 194. 6. Тамже. С. 209.7. См.: Ягодинский,И.И. Софист Протагор[Текст] /И.И. Ягодинский. –Казань, 1906. С. 21. 8. Маковельский,А.О. Софисты. Вып. 2[Текст] /А.О. Маковельский. –Баку, 1940. С. 18. 9.МеликоваТолстая,С. Из истории греческой научной мысли и научной терминологии // Памяти академика Н.Я.Марра (18641934)[Текст] / С. МеликоваТолстая. –М..; Л., 1938. С. 392.10. Там же. С. 387–388.
11. Лосев,А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон[Текст] /А.Ф. Лосев. –М.: Искусство,1969. С. 45.
12. Лаэртский, Диоген. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Кн. IX[Текст] / Диоген Лаэртский. –М.: Мысль,1979. С. 375.13. Там же.С. 376.14. Вилюнас,В.К. Психологические механизмы мотивации человека[Текст] / В.К. Вилюнас. –М.: Издво МГУ,1990. С. 257.