Вменяемость, невменяемость и уголовно-релевантное психическое состояние
ART 85489
Авторы:
Б.
А. Молчанов, Ю.
С. Анциферова
Б.
А. Молчанов, Ю.
С. Анциферова Библиографическое описание статьи для цитирования:
Молчанов
Б.
А.,
Анциферова
Ю.
С. Вменяемость, невменяемость и уголовно-релевантное психическое состояние // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2015. – Т. 13. – С.
2441–2445. – URL:
http://e-koncept.ru/2015/85489.htm.
Аннотация. В статье анализируются вопросы о значении уголовно-релевантных психических состояний, лежащих в основе учения о вменяемости, невменяемости, ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости. Раскрыты содержание и особенности субъекта релевантных психических состояний в трудах ученых и научных школах уголовного права рассматриваемого периода.
Ключевые слова:
вменяемость, невменяемость, ограниченная вменяемость, уголовно-релевантные психические состояния, научные школы уголовного права.
Текст статьи
Молчанов Борис Алексеевич,Доктор юридических наук, профессор Российского университета Дружбы народов bamvi@ bk.ru
Анциферова Юлия Сергеевна,Старший преподаватель кафедры конституционного и муниципального права Владимирского государственного университета Yuliaanciferova1@rambler.ru
Вменяемость, невменяемость и уголовнорелевантные психические состояния в науке уголовного права XIX–начала XXв.
Аннотация.В статье анализируются вопросы о значении уголовнорелевантных психических состояний, лежащих в основе учения о вменяемости, невменяемости, ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости. Раскрыто содержание и особенности субъекта релевантных психических состояний в трудах ученых и научных школах уголовного права рассматриваемого периода.Ключевые слова:вменяемость, ограниченная вменяемость, невменяемость, уголовнорелевантные психические состояния, научные школы уголовного права.
В современном уголовном праве ставится вопрос о значении уголовнорелевантных психических состояний, лежащих, по мнению профессора Г.В. Назаренко, в основе учения о вменяемости, невменяемости, ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости[1].Отметим, что под уголовнорелевантным психическим состоянием понимаются болезненные (патологические) и неболезненные (непатологические) психические состояния, которые влияют на уголовную ответственность, наказание и применение других мер уголовноправового характера. В современном уголовном праве России они отражены в законодательном определении невменяемости и нормах Особенной части УК РФ[2]. Считается, что впервые вопрос о релевантности психических состояний в уголовном праве был поставлен в конце 80х гг. XXв. При этом не учитывается, что представители крупнейших школ уголовного права XIX–начала XXв. уже дискутировали о влиянии на вменяемость и уголовную ответственность состояния алкогольного опьянения, физического и патологического аффекта, «светлых промежутков» в течении психической болезни, состояния просонков, гипнотического транса, лунатизма и психофизических особенностей организма субъекта противоправного деяния (глухонемота, половое созревание, беременность, роды, послеродовое состояние, лихорадка)[3].Анализируемые криминалистами XIX–начале XXв. состояния субъекта противоправного деяния, хотя и имели отличия от современного понимания уголовнорелевантных психических состояний, но, в то же время, могут быть рассмотрены с точки зрения классификации уголовнорелевантных состояний психики на:
тяжелые расстройства психики, совпадающие со временем совершения общественно опасного деяния (ст. 21 УК РФ), психические аномалии в рамках вменяемости (ст. 22 и 106 УКРФ);
эмоциональные состояния в форме аффектов, эмоционального напряжения, возбуждения и иных эмоциональных состояний, предусмотренных уголовным законом (ч. 2 ст. 28, п. д ч. 1 ст. 61, ст. 106, 107, 113 УКРФ);
акцентуированные состояния психики, которые могут быть учтены, как особенности личности (ч. 3 ст. 60), либо приравнены к психическим аномалиям (ст.22 УКРФ);
ювенальные состояния психики.Соответственно, анализ воззрений криминалистов XIX–начала XXв. позволит детальнее понять проблемы уголовнорелевантных состояний, оценить их влияние на вменяемость и невменяемость.Так, видный представитель классической школы уголовногоправа России в 40х гг. XIXв., С.И.Баршев к основаниям невменения относил нетолько психическое расстройство (слабоумие), но и глупость, «простоту», поскольку в этих случаях субъект противоправного деяния не в состоянии отличать плохое от хорошего, не умеет управлять своими страстями[4]. Он анализировал уголовно правовое значение сумасшествия, бешенства, мании, «светлых промежутков» и ставил под сомнение наличие вменяемости при их наличии. К «недугам», оказывающим влияние на вменяемость, С.И.Баршев также относил «фантастические мысли»,«беглые злые мысли»; «внезапные» преступные мысли, которыми руководит инстинкт. По его мнению, на них влияют чувственные желания, которые «уничтожают» сознание и свободу.По С.И.Баршеву, ответственность или безответственность за совершенное деяние должна следовать в зависимости от степени развития психического расстройства.Таким образом, С. Баршев, как и современные криминалисты, не связывал релевантные психические состояния исключительно с невменяемостью, допускал их наличие у вменяемых субъектов в зависимости от степени психического расстройства и его влияния на эмоциональноволевые, познавательные и социальные особенностисубъекта противоправного деяния.А во второй половинеXIX–начала XXв.профессорН.С. Таганцев конкретизировал, что для уголовного вменения имеет значение не факт болезни или состояния организма, связанного с болевыми ощущениями, а вызванное ими душевное расстройство. Это очевидное, с точки зрения современного уголовного права, положение имеет важное значение на том основании, что в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных Российской империи 1845 г. (даже в последующих редакциях) при вменении зачастую учитывалось не то, что психическое расстройство оказывает влияние на познавательные и волевые способности субъекта противоправного деяния, а факт болезни. Например, ст. 95 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи в качестве причиныневменения вводила безумие, но дополнялаего, как отмечает Н.Д. Сергеевский, лишним признаком –«от рождения»[5].Позицию законодателя по данному вопросу развивал также известный криминалист позитивного направления в уголовном праве, Г. Тард. По его мнению,субъект противоправного деяния должен освобождаться от уголовной ответственности только при сумасшествиив силу патологического усиления (гипертрофии) определенной прирожденной дурной наклонности. Приобретенное сумасшествие не рассматривалось в качестве условия для освобождения от уголовной ответственности[6].Другим примером, когда законодателем и правоприменителем не был учтен факт душевного расстройства субъекта противоправного деяния является дело Федорова, обвиняемого в 1847 г. в поджоге и страдавшего падучей болезнью (эпилепсией). Общее Собрание 4, 5 и Межевого Департамента Правительствующего Сената в Решении от 17 августа 1847 г. № 1135 нашло, что при отсутствии доказательств слабоумия крестьянина Федорова подсудимый должен быть признан виновным в поджоге, «учиненном с разумением». Судом не было учтено, что на почве эпилептических припадков развиваются душевные расстройства, возникают галлюцинации[7].
Дискуссия между криминалистами о влиянии уголовнорелевантных психических состояний на вменяемость и невменяемость и их перечне имела место в классической школе уголовного права и среди криминалистов позитивных школ уголовного права[8]. Однако, если представители классической школы ставили вопрос о том, какие уголовнорелевантные состояния ведут к исключению уголовной ответственности, а какие могут смягчать ее, то криминалисты позитивных школ уголовного права, развивая теории о человеке преступного типа (антропологическая школа), о «личном состоянии преступности» (социологическая школа), задавались вопросом о превенции деяний, совершаемых субъектами, находящимися в релевантном психическом состоянии, о защите от них общества. Так, Н. Давыдов –представитель классической школы уголовного права, считал, что слабоумие, глупость, простота, в зависимости от их степени, могут являться причинами невменяемости[9], акриминалистклассик Л.Е. Владимиров полагал, что от идиотизма (как причины невменяемости) следует отличать слабоумие, глупость и крайнее невежество, которые не исключают вменяемость, но уменьшают наказание. Это он объяснял тем, что идиот не способен к абстрактным суждениям, а слабоумный обладает такой способностью, хотя она не настолько развита как у нормально человека[10]. А сторонник социологической школы уголовного права, П.П. Пусторослев, полагал, что «всякая психическая болезнь, при всякой степени своего развития, так и не вызвавшая расстройства душевной деятельности, погружает человека в состояние невменяемости»[11], то есть, по сути, все случаи уголовнорелевантного психического состояния он относил к невменяемости.Данная точка зрения не получила распространения ни в социологической школе уголовного права, ни в науке уголовного права в целом. Однако идеи, развиваемые криминалистами социологической и антропологической школ уголовного права оказали влияние на формирование воззрений о значении уголовнорелевантных психических состояний при разрешении вопросов вменяемостиневменяемости.В частности, под влиянием антропологической и социологической школ уголовного права криминалисты классической школы во второй половине XIX–начале XXв. обращали внимание на взаимосвязь психического, физического и социального в человеке. В.Д. Спасович, например, как впоследствии и представители антропологической школы уголовного права, писал, что глухонемые склонны к порывам гнева, и воспитание для них редко может воспрепятствовать дурным наклонностям. Признанным вменяемыми глухонемым должно быть уменьшено наказание[12].Н.Д. Сергеевский, как и криминалисты социологической школы уголовного права, полагал, что глухонемота должна признаваться причиной, устраняющей вменяемость в связи отсутствием специальных учреждений для образования глухонемых. Таким образом,даже в рамках классической школы уголовного права криминалисты не могли придти к согласию по вопросам уголовноправового значения отдельных уголовнорелевантных психических состояний.В современном уголовном праве проблема уголовнорелевантного состояния глухонемых не настолько остра, как в XIX–начале XXв., видимо, благодаря тому, что для них созданы специальные обучающие программы иучреждения. Однако, с учетом того, что в России не во всех населенных пунктах инфраструктура развита настолько, чтобы лица с нарушениями восприятия информации могли получить надлежащее образование, и что большой процент населения является недостаточно состоятельным материально, чтобы иметь возможность для обучения в других населенных пунктах, проблема уголовнорелевантного состояния глухонемых не может считаться исчерпанной.Другим проявлением влияния позитивных школ уголовного права на понимание значения уголовнорелевантного состояния является реализация в правоприменительной практике принципа общественной безопасности.Так, по ст. 98 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. глухонемые признавались невменяемыми только, если приобрели эту особенность от рождения или в раннем детстве, и в силу этого не получили воспитания, и как следствие не имеют представления об обязанностях и законе. Но, в то же время, глухонемые,совершившие убийство, покушения на убийство или зажигательство, содержалисьотдельно от других заключенных, над ними устанавливается строгий надзор (Кассационныерешения по делам Агеева, 1875.№ 20; Евстигнеева, 1877, № 27), т.е. в 70х гг. XIXв. государство уже занималось вопросом об отдельном содержании глухонемых субъектов противоправного деяния и реализации принципа общественной безопасности. Криминалисты XIX–начала XXв., как и современные ученые, задавались вопросами о том, следует ли считать психическим расстройством состояние алкогольного опьянения и о его влиянии на уголовную ответственность[13].В науке уголовного права XIX–начала XXв. состояние опьянения дифференцировалось на: добровольное и принудительное, полное («совершенное») и неполное (несовершенное), намеренное и ненамеренное. Так, по ст. 106 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи 1845 г. следовало, что намеренное опьянение усиливает наказание, а ненамеренное не влияет на уголовную ответственность. Однако, по мнению Н.Д. Сергеевского, недобровольное сильное алкогольное опьянение должно служить причиной невменения.При этом известные западноевропейские криминалисты –А. Бернер, К. Гейб, К.В. Беккер –субъектов, совершивших противоправное деяние в сильном состоянии опьянения, признавали вменяемыми. Так, по К. Гейбу, сила опьяненияможет оказывать влияние на форму вины, но не ведет к освобождению от уголовной ответственности. Он считал, что преступления, совершенные в таком состоянии опьянения, при котором субъект был не способен отдавать отчет своим действиям («совершенное опьянение»), являются деяниями «свободными в своем основании» или деяниями, находящимися в «посредственном соотношении со свободною волею», когда правонарушитель знал, что опьянение его будет толчком к преступлению. В первом случае, по его мнению, будет иметь место умысел, а во втором –неосторожность[14]. Согласно ст. 23 УК РФ, лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, как и,по мнению вышеприведенных авторов,подлежит уголовной ответственности. Однако российские криминалисты XIX–начала XXвекаисходили из точки зрения о том, что прием большого количества алкоголя ведет к психическому расстройству, в состоянии опьянения нарушаются познавательные и волевые способности субъекта противоправного деяния.
Криминалистклассик Н. Давыдов считал, что состояние опьянения может смягчать или усиливать наказание, от него зависит «степень вменяемости».Г.Тард, воззрения которого характеризуют, как сближающие антропологическую и социологическую школы уголовного права, считал, если субъект противоправного деяния был приведен в состояние опьянения случайно, без цели нарушения общественной безопасности, то опьянение является обстоятельством освобождения от уголовной ответственности[15].Представитель социологической школы уголовного права В.В. Есипов считал, что при совершенном опьянении наступает состояние психической слабости, которое заканчивается состоянием «тупоумного оцепенения». Он соглашался с Н.Д. Сергеевским, что опьянение не может усиливать уголовную ответственность, а может только смягчать ее. Состояние запоя, по его мнению, может вести к нравственному помешательству (по Ричардсу) или полному вырождению (по Морелю) и устраняет вменяемость.В современном уголовномправе профессор Б.А. Спасенников и С.Б. Спасенников подчеркивают, что состояние опьянения не является психическим расстройством, но оно может сопровождаться психическим расстройством, возникшим в результате приема алкоголя[16].Таки до настоящего времени установлено, что состояние алкогольного опьянения рассматривается как условие невменяемости, если оно перешло в психическую болезнь (патологическое опьянение). Получила развитие точка зрения криминалистовклассиков В.Д. Спасовича и С. Будзинского, что законодатель может не указывать состояние опьянения как условие невменяемости, но применять к нему общую дефиницию о том, что состояние беспамятства («потеря сознания») устраняет уголовную ответственность. В связи с укреплением в науке уголовного права положения о том, что на уголовную ответственность оказывает влияние познавательные способности субъекта противоправного деяния, криминалистами ставился вопрос об уголовнорелевантном состоянии лиц, страдающих психическими расстройствами, при которых сознание то возвращается к субъекту противоправного деяния, то пропадает (так называемое «частичное помешательство», «светлые промежутки»).При разрешении данного вопроса криминалисты в большинстве своем были единодушны в том, что психические расстройства со «светлыми промежутками» исключают вменяемость.Как отмечал С. Баршев, в таких случаях есть сознание и свобода от припадков, но нет свободы самоопределяемости[17].С. Будзинский считал, что даже если деяние было совершено в период, когда сознание вернулось к субъекту противоправного деяния (в «светлый промежуток»), нет доказательства того, что болезнь не оказывала на него влияние. Этого же мнения придерживались Н. Давыдов, Н.А. Неклюдов[18]. По мнению криминалиста социологической школы уголовного права М.П. Чубинского, в случаях временного помрачнения сознания не может быть наказания, поскольку в этих случаях нельзя признавать известное социальное «я» ответственным за совершенное им в то время, когда это «я» являлось искаженным[19]. От психических расстройств криминалисты XIX–начала XXв. отличали эмоциональные состояния в форме аффектов.В.Д. Спасович, С. Будзинский, авторы «Курса Русского уголовного права» указывали, что только патологический аффект, то есть состояние высшей степени душевного напряжения, которое оказывает влияние на сознание, исключает вменяемость. При физическом аффекте –гневе, страсти, –вменяемость сохраняется, поскольку в этом случае сознание «не парализуется»; физиологический аффект формируется длительное время, и ему можно противостоять[20]. Так и по поводу уголовноправового значения «болезненных состояний тела» (лихорадке с бредом, половом созревании и др.) криминалисты XIX–начала XXв. были единодушны в том, что они оказывают влияние на деятельность человека. Как писал В.Д. Спасович, болезненные состояния тела ведут к психическим болезням, но спор о влиянии этих состояний на вменяемость еще не закончен.Таким образом, проведенный анализ воззрений криминалистов, уголовного законодательства и правоприменительной практики XIX–начала XXв. свидетельствуето том, что: 1) учение об уголовнорелевантном состоянии психики имеет истоки еще в дореволюционной науке уголовного права.2) уголовнорелевантные состояния психики анализировались криминалистами классической школы уголовного права в контексте вопроса об их влиянии на вменяемость или невменяемость субъекта противоправного деяния, а представителями антропологической и социологической школ уголовного права с точки зрения безопасности общества от «человекапреступника», носителя «общественно опасного состояния».3) позитивные школы уголовного права (антропологическая и социологическая), оказали влияние на воззрения криминалистов классической школы уголовного права и правоприменительную практику второй половины XIX–начале XXв. по вопросам уголовноправового значения отдельных уголовнорелевантных состояний психики субъектов противоправных деяний (при глухонемоте, алкогольном опьянении).4) воззрения российских криминалистов по вопросам уголовнорелевантного состояния психики отличались от воззрений их западноевропейских коллег: российские криминалисты уголовнорелевантное состояние психики анализировали, опираясь на принципы субъективного вменения и индивидуализации уголовной ответственности, идею о том, что отсутствие познавательных способностей всегда исключает вменяемость и вменение, тогда как известные западноевропейские криминалисты помимо указанных принципов руководствовались в своих воззрениях идеями прагматизма, проведения рациональной государственной политики (при анализе уголовноправового значения состояния опьянения), направленной на превенцию противоправных деяний, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения.5) криминалисты XIX–начала XXв.не связывали релевантные психические состояния исключительно с невменяемостью, допускали их наличие у вменяемых субъектов в зависимости от степени психического расстройства и его влияния на эмоциональноволевые, познавательные способности и социальную приспособленностьсубъекта противоправного деяния.6) криминалисты классической школы уголовного права в России, оперирующие понятием «степень вменяемости» определяли ее по степени развития психических релевантных состояний.7) Анализируемые криминалистами XIX–начале XXв. состояния субъекта противоправного деяния, хотя и имели отличия от современного понимания уголовнорелевантных психических состояний, но, в то же время, могут быть рассмотрены с токи зрения классификации уголовнорелевантных состояний психики. Думается, что внимательный анализ вопросов уголовнорелевантного состояния психики в науке уголовного права XIX–начала XXв. позволит не допустить ошибок, имевших место в прошлом и позволит оценить насколько уровень современных воззрений на вменяемость, невменяемость и уголовнорелевантное состояние психики отличается от уголовноправовых воззрений XIX–начала XXв.
Ссылки на источники1.Назаренко Г.В. Правовая и криминологическая значимость уголовнорелевантных психических состояний: Монография. –Орел, 2002. C. 6.2.Назаренко. Уголовнорелевантные психические состояния, способы и средства их выражения в праве // Образование и общество: Научный, информационноаналитический журнал. –№ 3 –2003. С. 8.3. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. В двух томах. Т. I.–М., 1994. С. 167.4.Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях. Сочинение Императорского Московского Университета Ординарного Профессора, Доктора Прав Сергия Баршева. –М, 1841. С. 46.5.Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. 4е изд. – СПб., 1900. С. 223. 6.Критический анализ воззрений Г. Тарда //Спасович В.Д. Избранные труды и речи.–Тула, 2000. С. 135.
7.Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. –СПб.,1898. С. 129 –130. 8.О научных школах уголовного права XIX–начала XXв. см. также: Молчанов Б.А., Анциферова Ю.С. Антропологическая школа уголовного права в системе научных направлений XIX–начала XXв. // Концепт. –2013. –Современные научные исследования. Выпуск 1. –ART53414. –URL: http://ekoncept.ru/2013/53414.htm. –Гос. рег. Эл. NoФС 7749965. –ISSN2304120X; Молчанов Б.А., Анциферова Ю.С. Вменяемость, невменяемость, ограниченная вменяемость в уголовном праве XIX–начала XXв.: вопросы законодательного регулирования, теории и практики. // Актуальные проблемы уголовного права и процесса в XXIвеке. Материалы Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. 26 апреля 2013 г. М., 2013. С. 64 –73; Молчанов Б.А., Анциферова Ю.С. Доктринальные подходы к проблеме уголовной ответственности лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости, во второй половине XXв. в России //Право и жизнь 183 (9). М. 2013. С. 231 –243. 9.ДавыдовН. Очерк теории уголовного права. – СПб., 1860. С. 97.10. Владимиров Л.Е. Учебник русского уголовного права. Общая часть. –Харьков, 1889. С. 54.11.Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость //Журнал Министерства юстиции. –Май. 1907. С. 165.12.Учебник уголовного права, составленный В.Д. Спасовичем.). СПб., 1863. Том I. Выпуск первый С. 123.13.Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. –СПб.,1898. С. 129.14. О воззрениях К. Гейба см.: Будзинский С. Начала уголовного права. –Варшава, 1870. С. 98.15.О воззрениях Г. Тарда см.: Спасович В.Д. Избранные труды и речи.–Тула, 2000.С. 137.
16.Спасенников Б.А., Спасенников С.Б. Невменяемость в уголовном праве: Монография. – М., 2013. С. 145.
17.Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях. Сочинение Императорского Московского Университета Ординарного Профессора, Доктора Прав Сергия Баршева. М. 1841.С. 54. 18. Неклюдов Н.А. Общая часть уголовного права (Конспект). –СПб., 1875. С. 33, 108. 19.Чубинский М.П. Очерки уголовной политики. –М., 2008. С. 394.20.Учебник уголовного права, составленный В.Д.Спасовичем СПб.1863. Том I. Выпуск первый С. 126; Краткий курс Русского уголовного права. Составлен применительно к программе юридической испытательной комиссии по учебникам Л.С.БелогрицКотляревского, Н.Д.Сергеевского и И.Я.Фойницкого. Киев. 1908. С. 51.
Анциферова Юлия Сергеевна,Старший преподаватель кафедры конституционного и муниципального права Владимирского государственного университета Yuliaanciferova1@rambler.ru
Вменяемость, невменяемость и уголовнорелевантные психические состояния в науке уголовного права XIX–начала XXв.
Аннотация.В статье анализируются вопросы о значении уголовнорелевантных психических состояний, лежащих в основе учения о вменяемости, невменяемости, ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости. Раскрыто содержание и особенности субъекта релевантных психических состояний в трудах ученых и научных школах уголовного права рассматриваемого периода.Ключевые слова:вменяемость, ограниченная вменяемость, невменяемость, уголовнорелевантные психические состояния, научные школы уголовного права.
В современном уголовном праве ставится вопрос о значении уголовнорелевантных психических состояний, лежащих, по мнению профессора Г.В. Назаренко, в основе учения о вменяемости, невменяемости, ограниченной вменяемости и возрастной невменяемости[1].Отметим, что под уголовнорелевантным психическим состоянием понимаются болезненные (патологические) и неболезненные (непатологические) психические состояния, которые влияют на уголовную ответственность, наказание и применение других мер уголовноправового характера. В современном уголовном праве России они отражены в законодательном определении невменяемости и нормах Особенной части УК РФ[2]. Считается, что впервые вопрос о релевантности психических состояний в уголовном праве был поставлен в конце 80х гг. XXв. При этом не учитывается, что представители крупнейших школ уголовного права XIX–начала XXв. уже дискутировали о влиянии на вменяемость и уголовную ответственность состояния алкогольного опьянения, физического и патологического аффекта, «светлых промежутков» в течении психической болезни, состояния просонков, гипнотического транса, лунатизма и психофизических особенностей организма субъекта противоправного деяния (глухонемота, половое созревание, беременность, роды, послеродовое состояние, лихорадка)[3].Анализируемые криминалистами XIX–начале XXв. состояния субъекта противоправного деяния, хотя и имели отличия от современного понимания уголовнорелевантных психических состояний, но, в то же время, могут быть рассмотрены с точки зрения классификации уголовнорелевантных состояний психики на:
тяжелые расстройства психики, совпадающие со временем совершения общественно опасного деяния (ст. 21 УК РФ), психические аномалии в рамках вменяемости (ст. 22 и 106 УКРФ);
эмоциональные состояния в форме аффектов, эмоционального напряжения, возбуждения и иных эмоциональных состояний, предусмотренных уголовным законом (ч. 2 ст. 28, п. д ч. 1 ст. 61, ст. 106, 107, 113 УКРФ);
акцентуированные состояния психики, которые могут быть учтены, как особенности личности (ч. 3 ст. 60), либо приравнены к психическим аномалиям (ст.22 УКРФ);
ювенальные состояния психики.Соответственно, анализ воззрений криминалистов XIX–начала XXв. позволит детальнее понять проблемы уголовнорелевантных состояний, оценить их влияние на вменяемость и невменяемость.Так, видный представитель классической школы уголовногоправа России в 40х гг. XIXв., С.И.Баршев к основаниям невменения относил нетолько психическое расстройство (слабоумие), но и глупость, «простоту», поскольку в этих случаях субъект противоправного деяния не в состоянии отличать плохое от хорошего, не умеет управлять своими страстями[4]. Он анализировал уголовно правовое значение сумасшествия, бешенства, мании, «светлых промежутков» и ставил под сомнение наличие вменяемости при их наличии. К «недугам», оказывающим влияние на вменяемость, С.И.Баршев также относил «фантастические мысли»,«беглые злые мысли»; «внезапные» преступные мысли, которыми руководит инстинкт. По его мнению, на них влияют чувственные желания, которые «уничтожают» сознание и свободу.По С.И.Баршеву, ответственность или безответственность за совершенное деяние должна следовать в зависимости от степени развития психического расстройства.Таким образом, С. Баршев, как и современные криминалисты, не связывал релевантные психические состояния исключительно с невменяемостью, допускал их наличие у вменяемых субъектов в зависимости от степени психического расстройства и его влияния на эмоциональноволевые, познавательные и социальные особенностисубъекта противоправного деяния.А во второй половинеXIX–начала XXв.профессорН.С. Таганцев конкретизировал, что для уголовного вменения имеет значение не факт болезни или состояния организма, связанного с болевыми ощущениями, а вызванное ими душевное расстройство. Это очевидное, с точки зрения современного уголовного права, положение имеет важное значение на том основании, что в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных Российской империи 1845 г. (даже в последующих редакциях) при вменении зачастую учитывалось не то, что психическое расстройство оказывает влияние на познавательные и волевые способности субъекта противоправного деяния, а факт болезни. Например, ст. 95 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи в качестве причиныневменения вводила безумие, но дополнялаего, как отмечает Н.Д. Сергеевский, лишним признаком –«от рождения»[5].Позицию законодателя по данному вопросу развивал также известный криминалист позитивного направления в уголовном праве, Г. Тард. По его мнению,субъект противоправного деяния должен освобождаться от уголовной ответственности только при сумасшествиив силу патологического усиления (гипертрофии) определенной прирожденной дурной наклонности. Приобретенное сумасшествие не рассматривалось в качестве условия для освобождения от уголовной ответственности[6].Другим примером, когда законодателем и правоприменителем не был учтен факт душевного расстройства субъекта противоправного деяния является дело Федорова, обвиняемого в 1847 г. в поджоге и страдавшего падучей болезнью (эпилепсией). Общее Собрание 4, 5 и Межевого Департамента Правительствующего Сената в Решении от 17 августа 1847 г. № 1135 нашло, что при отсутствии доказательств слабоумия крестьянина Федорова подсудимый должен быть признан виновным в поджоге, «учиненном с разумением». Судом не было учтено, что на почве эпилептических припадков развиваются душевные расстройства, возникают галлюцинации[7].
Дискуссия между криминалистами о влиянии уголовнорелевантных психических состояний на вменяемость и невменяемость и их перечне имела место в классической школе уголовного права и среди криминалистов позитивных школ уголовного права[8]. Однако, если представители классической школы ставили вопрос о том, какие уголовнорелевантные состояния ведут к исключению уголовной ответственности, а какие могут смягчать ее, то криминалисты позитивных школ уголовного права, развивая теории о человеке преступного типа (антропологическая школа), о «личном состоянии преступности» (социологическая школа), задавались вопросом о превенции деяний, совершаемых субъектами, находящимися в релевантном психическом состоянии, о защите от них общества. Так, Н. Давыдов –представитель классической школы уголовного права, считал, что слабоумие, глупость, простота, в зависимости от их степени, могут являться причинами невменяемости[9], акриминалистклассик Л.Е. Владимиров полагал, что от идиотизма (как причины невменяемости) следует отличать слабоумие, глупость и крайнее невежество, которые не исключают вменяемость, но уменьшают наказание. Это он объяснял тем, что идиот не способен к абстрактным суждениям, а слабоумный обладает такой способностью, хотя она не настолько развита как у нормально человека[10]. А сторонник социологической школы уголовного права, П.П. Пусторослев, полагал, что «всякая психическая болезнь, при всякой степени своего развития, так и не вызвавшая расстройства душевной деятельности, погружает человека в состояние невменяемости»[11], то есть, по сути, все случаи уголовнорелевантного психического состояния он относил к невменяемости.Данная точка зрения не получила распространения ни в социологической школе уголовного права, ни в науке уголовного права в целом. Однако идеи, развиваемые криминалистами социологической и антропологической школ уголовного права оказали влияние на формирование воззрений о значении уголовнорелевантных психических состояний при разрешении вопросов вменяемостиневменяемости.В частности, под влиянием антропологической и социологической школ уголовного права криминалисты классической школы во второй половине XIX–начале XXв. обращали внимание на взаимосвязь психического, физического и социального в человеке. В.Д. Спасович, например, как впоследствии и представители антропологической школы уголовного права, писал, что глухонемые склонны к порывам гнева, и воспитание для них редко может воспрепятствовать дурным наклонностям. Признанным вменяемыми глухонемым должно быть уменьшено наказание[12].Н.Д. Сергеевский, как и криминалисты социологической школы уголовного права, полагал, что глухонемота должна признаваться причиной, устраняющей вменяемость в связи отсутствием специальных учреждений для образования глухонемых. Таким образом,даже в рамках классической школы уголовного права криминалисты не могли придти к согласию по вопросам уголовноправового значения отдельных уголовнорелевантных психических состояний.В современном уголовном праве проблема уголовнорелевантного состояния глухонемых не настолько остра, как в XIX–начале XXв., видимо, благодаря тому, что для них созданы специальные обучающие программы иучреждения. Однако, с учетом того, что в России не во всех населенных пунктах инфраструктура развита настолько, чтобы лица с нарушениями восприятия информации могли получить надлежащее образование, и что большой процент населения является недостаточно состоятельным материально, чтобы иметь возможность для обучения в других населенных пунктах, проблема уголовнорелевантного состояния глухонемых не может считаться исчерпанной.Другим проявлением влияния позитивных школ уголовного права на понимание значения уголовнорелевантного состояния является реализация в правоприменительной практике принципа общественной безопасности.Так, по ст. 98 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. глухонемые признавались невменяемыми только, если приобрели эту особенность от рождения или в раннем детстве, и в силу этого не получили воспитания, и как следствие не имеют представления об обязанностях и законе. Но, в то же время, глухонемые,совершившие убийство, покушения на убийство или зажигательство, содержалисьотдельно от других заключенных, над ними устанавливается строгий надзор (Кассационныерешения по делам Агеева, 1875.№ 20; Евстигнеева, 1877, № 27), т.е. в 70х гг. XIXв. государство уже занималось вопросом об отдельном содержании глухонемых субъектов противоправного деяния и реализации принципа общественной безопасности. Криминалисты XIX–начала XXв., как и современные ученые, задавались вопросами о том, следует ли считать психическим расстройством состояние алкогольного опьянения и о его влиянии на уголовную ответственность[13].В науке уголовного права XIX–начала XXв. состояние опьянения дифференцировалось на: добровольное и принудительное, полное («совершенное») и неполное (несовершенное), намеренное и ненамеренное. Так, по ст. 106 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи 1845 г. следовало, что намеренное опьянение усиливает наказание, а ненамеренное не влияет на уголовную ответственность. Однако, по мнению Н.Д. Сергеевского, недобровольное сильное алкогольное опьянение должно служить причиной невменения.При этом известные западноевропейские криминалисты –А. Бернер, К. Гейб, К.В. Беккер –субъектов, совершивших противоправное деяние в сильном состоянии опьянения, признавали вменяемыми. Так, по К. Гейбу, сила опьяненияможет оказывать влияние на форму вины, но не ведет к освобождению от уголовной ответственности. Он считал, что преступления, совершенные в таком состоянии опьянения, при котором субъект был не способен отдавать отчет своим действиям («совершенное опьянение»), являются деяниями «свободными в своем основании» или деяниями, находящимися в «посредственном соотношении со свободною волею», когда правонарушитель знал, что опьянение его будет толчком к преступлению. В первом случае, по его мнению, будет иметь место умысел, а во втором –неосторожность[14]. Согласно ст. 23 УК РФ, лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, как и,по мнению вышеприведенных авторов,подлежит уголовной ответственности. Однако российские криминалисты XIX–начала XXвекаисходили из точки зрения о том, что прием большого количества алкоголя ведет к психическому расстройству, в состоянии опьянения нарушаются познавательные и волевые способности субъекта противоправного деяния.
Криминалистклассик Н. Давыдов считал, что состояние опьянения может смягчать или усиливать наказание, от него зависит «степень вменяемости».Г.Тард, воззрения которого характеризуют, как сближающие антропологическую и социологическую школы уголовного права, считал, если субъект противоправного деяния был приведен в состояние опьянения случайно, без цели нарушения общественной безопасности, то опьянение является обстоятельством освобождения от уголовной ответственности[15].Представитель социологической школы уголовного права В.В. Есипов считал, что при совершенном опьянении наступает состояние психической слабости, которое заканчивается состоянием «тупоумного оцепенения». Он соглашался с Н.Д. Сергеевским, что опьянение не может усиливать уголовную ответственность, а может только смягчать ее. Состояние запоя, по его мнению, может вести к нравственному помешательству (по Ричардсу) или полному вырождению (по Морелю) и устраняет вменяемость.В современном уголовномправе профессор Б.А. Спасенников и С.Б. Спасенников подчеркивают, что состояние опьянения не является психическим расстройством, но оно может сопровождаться психическим расстройством, возникшим в результате приема алкоголя[16].Таки до настоящего времени установлено, что состояние алкогольного опьянения рассматривается как условие невменяемости, если оно перешло в психическую болезнь (патологическое опьянение). Получила развитие точка зрения криминалистовклассиков В.Д. Спасовича и С. Будзинского, что законодатель может не указывать состояние опьянения как условие невменяемости, но применять к нему общую дефиницию о том, что состояние беспамятства («потеря сознания») устраняет уголовную ответственность. В связи с укреплением в науке уголовного права положения о том, что на уголовную ответственность оказывает влияние познавательные способности субъекта противоправного деяния, криминалистами ставился вопрос об уголовнорелевантном состоянии лиц, страдающих психическими расстройствами, при которых сознание то возвращается к субъекту противоправного деяния, то пропадает (так называемое «частичное помешательство», «светлые промежутки»).При разрешении данного вопроса криминалисты в большинстве своем были единодушны в том, что психические расстройства со «светлыми промежутками» исключают вменяемость.Как отмечал С. Баршев, в таких случаях есть сознание и свобода от припадков, но нет свободы самоопределяемости[17].С. Будзинский считал, что даже если деяние было совершено в период, когда сознание вернулось к субъекту противоправного деяния (в «светлый промежуток»), нет доказательства того, что болезнь не оказывала на него влияние. Этого же мнения придерживались Н. Давыдов, Н.А. Неклюдов[18]. По мнению криминалиста социологической школы уголовного права М.П. Чубинского, в случаях временного помрачнения сознания не может быть наказания, поскольку в этих случаях нельзя признавать известное социальное «я» ответственным за совершенное им в то время, когда это «я» являлось искаженным[19]. От психических расстройств криминалисты XIX–начала XXв. отличали эмоциональные состояния в форме аффектов.В.Д. Спасович, С. Будзинский, авторы «Курса Русского уголовного права» указывали, что только патологический аффект, то есть состояние высшей степени душевного напряжения, которое оказывает влияние на сознание, исключает вменяемость. При физическом аффекте –гневе, страсти, –вменяемость сохраняется, поскольку в этом случае сознание «не парализуется»; физиологический аффект формируется длительное время, и ему можно противостоять[20]. Так и по поводу уголовноправового значения «болезненных состояний тела» (лихорадке с бредом, половом созревании и др.) криминалисты XIX–начала XXв. были единодушны в том, что они оказывают влияние на деятельность человека. Как писал В.Д. Спасович, болезненные состояния тела ведут к психическим болезням, но спор о влиянии этих состояний на вменяемость еще не закончен.Таким образом, проведенный анализ воззрений криминалистов, уголовного законодательства и правоприменительной практики XIX–начала XXв. свидетельствуето том, что: 1) учение об уголовнорелевантном состоянии психики имеет истоки еще в дореволюционной науке уголовного права.2) уголовнорелевантные состояния психики анализировались криминалистами классической школы уголовного права в контексте вопроса об их влиянии на вменяемость или невменяемость субъекта противоправного деяния, а представителями антропологической и социологической школ уголовного права с точки зрения безопасности общества от «человекапреступника», носителя «общественно опасного состояния».3) позитивные школы уголовного права (антропологическая и социологическая), оказали влияние на воззрения криминалистов классической школы уголовного права и правоприменительную практику второй половины XIX–начале XXв. по вопросам уголовноправового значения отдельных уголовнорелевантных состояний психики субъектов противоправных деяний (при глухонемоте, алкогольном опьянении).4) воззрения российских криминалистов по вопросам уголовнорелевантного состояния психики отличались от воззрений их западноевропейских коллег: российские криминалисты уголовнорелевантное состояние психики анализировали, опираясь на принципы субъективного вменения и индивидуализации уголовной ответственности, идею о том, что отсутствие познавательных способностей всегда исключает вменяемость и вменение, тогда как известные западноевропейские криминалисты помимо указанных принципов руководствовались в своих воззрениях идеями прагматизма, проведения рациональной государственной политики (при анализе уголовноправового значения состояния опьянения), направленной на превенцию противоправных деяний, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения.5) криминалисты XIX–начала XXв.не связывали релевантные психические состояния исключительно с невменяемостью, допускали их наличие у вменяемых субъектов в зависимости от степени психического расстройства и его влияния на эмоциональноволевые, познавательные способности и социальную приспособленностьсубъекта противоправного деяния.6) криминалисты классической школы уголовного права в России, оперирующие понятием «степень вменяемости» определяли ее по степени развития психических релевантных состояний.7) Анализируемые криминалистами XIX–начале XXв. состояния субъекта противоправного деяния, хотя и имели отличия от современного понимания уголовнорелевантных психических состояний, но, в то же время, могут быть рассмотрены с токи зрения классификации уголовнорелевантных состояний психики. Думается, что внимательный анализ вопросов уголовнорелевантного состояния психики в науке уголовного права XIX–начала XXв. позволит не допустить ошибок, имевших место в прошлом и позволит оценить насколько уровень современных воззрений на вменяемость, невменяемость и уголовнорелевантное состояние психики отличается от уголовноправовых воззрений XIX–начала XXв.
Ссылки на источники1.Назаренко Г.В. Правовая и криминологическая значимость уголовнорелевантных психических состояний: Монография. –Орел, 2002. C. 6.2.Назаренко. Уголовнорелевантные психические состояния, способы и средства их выражения в праве // Образование и общество: Научный, информационноаналитический журнал. –№ 3 –2003. С. 8.3. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. В двух томах. Т. I.–М., 1994. С. 167.4.Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях. Сочинение Императорского Московского Университета Ординарного Профессора, Доктора Прав Сергия Баршева. –М, 1841. С. 46.5.Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. 4е изд. – СПб., 1900. С. 223. 6.Критический анализ воззрений Г. Тарда //Спасович В.Д. Избранные труды и речи.–Тула, 2000. С. 135.
7.Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. –СПб.,1898. С. 129 –130. 8.О научных школах уголовного права XIX–начала XXв. см. также: Молчанов Б.А., Анциферова Ю.С. Антропологическая школа уголовного права в системе научных направлений XIX–начала XXв. // Концепт. –2013. –Современные научные исследования. Выпуск 1. –ART53414. –URL: http://ekoncept.ru/2013/53414.htm. –Гос. рег. Эл. NoФС 7749965. –ISSN2304120X; Молчанов Б.А., Анциферова Ю.С. Вменяемость, невменяемость, ограниченная вменяемость в уголовном праве XIX–начала XXв.: вопросы законодательного регулирования, теории и практики. // Актуальные проблемы уголовного права и процесса в XXIвеке. Материалы Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. 26 апреля 2013 г. М., 2013. С. 64 –73; Молчанов Б.А., Анциферова Ю.С. Доктринальные подходы к проблеме уголовной ответственности лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости, во второй половине XXв. в России //Право и жизнь 183 (9). М. 2013. С. 231 –243. 9.ДавыдовН. Очерк теории уголовного права. – СПб., 1860. С. 97.10. Владимиров Л.Е. Учебник русского уголовного права. Общая часть. –Харьков, 1889. С. 54.11.Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость //Журнал Министерства юстиции. –Май. 1907. С. 165.12.Учебник уголовного права, составленный В.Д. Спасовичем.). СПб., 1863. Том I. Выпуск первый С. 123.13.Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. –СПб.,1898. С. 129.14. О воззрениях К. Гейба см.: Будзинский С. Начала уголовного права. –Варшава, 1870. С. 98.15.О воззрениях Г. Тарда см.: Спасович В.Д. Избранные труды и речи.–Тула, 2000.С. 137.
16.Спасенников Б.А., Спасенников С.Б. Невменяемость в уголовном праве: Монография. – М., 2013. С. 145.
17.Общие начала теории и законодательств о преступлениях и наказаниях. Сочинение Императорского Московского Университета Ординарного Профессора, Доктора Прав Сергия Баршева. М. 1841.С. 54. 18. Неклюдов Н.А. Общая часть уголовного права (Конспект). –СПб., 1875. С. 33, 108. 19.Чубинский М.П. Очерки уголовной политики. –М., 2008. С. 394.20.Учебник уголовного права, составленный В.Д.Спасовичем СПб.1863. Том I. Выпуск первый С. 126; Краткий курс Русского уголовного права. Составлен применительно к программе юридической испытательной комиссии по учебникам Л.С.БелогрицКотляревского, Н.Д.Сергеевского и И.Я.Фойницкого. Киев. 1908. С. 51.
