Полный текст статьи
Печать

Идея всеобщей «карнавализации» языка была высказана ещё М.М. Бахтиным, однако сама «карнавализация» в полной мере проявилась именно в современном языке – языке рубежа XX-XXI вв. В.Г. Костомаров и Н.Д. Бурвикова отмечают: «Переломный, кризисный момент в жизни российского общества тут же был отражён языком. Карнавализация окружающей действительности стимулировала карнавализацию языка» [1, с. 7]. А.А. Одноволова определяет карнавализацию как «праздник дураков, карнавал, во время которого стирается разграничение актёров и зрителей (в нашем случае это антиномия «говорящего» – журналиста, проводника культурной и правильной речи в массы – и «слушающего», потребителя массовой информации)» [2, с. 126-127].

Среди проявлений «карнавализации» можно отметить:

-     активное использование в публичной речи внелитературных элементов языка: диалектизмов, жаргонизмов и просторечий;

-     регулярное использование неосвоенных заимствований. В.Г. Костомаров отмечает по этому поводу, что «английские слова заимствуются, даже когда налицо не менее точные русские эквиваленты» [3, с. 81];

-     намеренное нарушение литературных норм, с искажением ударений, произношения, образования словоформ, построения предложений и т. п. Нарушаются даже орфографические нормы, по замечанию В.Э. Морозова, наблюдается «стремление пародировать неграмотное написание слов. Именно пародировать, так как мне почему-то кажется, что большинство пишущих – достаточно грамотные люди» [4, с. 51]. Говорящий при этом бравирует «неправильностями» в своей речи, стремится подчеркнуть свою обособленность от вековых традиций русского литературного языка;

-     включение в речь бранной лексики различных степеней запретности – от вульгаризмов до нецензурной лексики;

-     использование многочисленных окказионализмов, подчас неумело образованных, не оправданных контекстом и ситуацией.

Карнавализация, не являясь сама по себе отрицательным явлением, может оказывать негативное воздействие на молодёжь, не понимающую её сути как языковой игры [5].

Разноуровневые сравнительные конструкции, являясь важнейшим элементом системы выразительных средств русского языка, живо отреагировали на появившуюся в языке постсоветского периода тенденцию к всеобщей «карнавализации».

Мы произвели анализ более 6 тысяч сравнительных конструкций, отобранных из разнообразных устных и письменных источников: современных литературных произведений различных жанров; средств массовой информации; рекламы; текстов популярных песен; языка художественных фильмов и телесериалов; стихов детей и подростков и т.п. Подбор источников производился таким образом, чтобы составить максимально объективную картину состояния и семантического наполнения сравнительных конструкций в современном русском языке.

Структура сравнений трёхчастна. В.П. Мещеряков называет части следующим образом: «1) то, что сравнивается, – субъект сравнения, 2) то, с чем сравнивается, – объект сравнения, 3) признак, по которому сравнивается, – основание сравнения» [6, с. 78].

Чаще всего сравнительная конструкция приобретает «карнавальный» характер за счёт используемых при её создании объектов. Особенно показательны в этом отношении объекты сравнения, связанные с сексом, половыми отношениями. Например: «…Она сейчас была невменяема, …как нимфоманка, с которой слезли за миг до оргазма» (С. Лукьяненко. Ночной Дозор); «Она… была… синяя, хи-хи!.. Как член девственника» (Ю. Никитин. Зачеловек); «…Фаллосообразный памятник дружбе народов» (О. Маркеев. Чёрная луна). Атмосфера сексуальной распущенности и вседозволенности не могла не затронуть сравнительные конструкции. С карнавальной лёгкостью авторы шутят на сексуальные темы, бравируя объектами публичный дом, импотент, нимфоманка, оргазм, презерватив, проститутка, секс, соски девственницы, сперматозоид, член девственника, фаллос и т. п. Мы уже и привыкли к подобным словесным построениям за несколько лет, прошедших после отмены всяческой этической цензуры в публичной речи. Однако некоторые конструкции шокируют даже искушённого читателя: «Я смотрю, моя известность достигла и этого захолустья... Это мелочь, но приятная, всё равно что мимолетный минет...» (А. Бушков. Дикарка). Впрочем, шокировать словом – одна из целей языка, подвергшегося процессу «карнавализации»…

Физиологические оправления человеческого организма, описываемые подробно, «со вкусом», также вводятся в тексты как объекты сравнений: «Я просил тебя дать ответ на обычный вопрос, а тебя несёт в приступе словесной диареи, жидкие слова льются из тебя, как разведённое мочой дерьмо из канализационной трубы» (А. Плеханов. Граница джунглей).

Огромное внимание читателей и слушателей неизменно привлекают к себе объекты, включающие вульгаризмы, в большей или меньшей степени грубые ругательства: «Стоп, стоп, ну чо ты вихляешься, как глист какой?» (телесериал «Большие девочки»); «Проболтается всю жизнь, как кусок дерьма в проруби – мелкие пакости, мелкие благости…» (С. Лукьяненко, В. Васильев. Дневной Дозор); «Она одевается хорошо, дорого. А красится, как курва!» (Л. Соболева. Будет ночь – она вернётся…); «Он богатый был, как сука, а жениться не хотел» (А. Маринина. Чужая маска); «Сияешь, как бычьи яйца» (В. Платова. Эшафот забвения). Чаще всего сравнения с данными образами вводятся авторами в реплики персонажей книг или телесериалов и имеют целью оскорбить одного из героев: «Холодильник пустой, как Светина башка» (телесериал «Счастливы вместе»).

У некоторых авторов есть свои излюбленные образы, А. Маринина, к примеру, очень часто использует в сравнениях слова дурак, дура: «Мне всё не верится, я как дура на своём стою…» (А. Маринина. Седьмая жертва). И хотя данный вульгаризм в указанном употреблении теряет часть своей экспрессии грубости, он по-прежнему выглядит как карнавальный элемент на странице печатного текста.

Субъект сравнения также может выглядеть «карнавально» (вызывающе, намеренно грубо и т. п.). Например: «Секс – это как велосипед: пока крутишь педали, едешь» (телесериал «Бес в ребро»); «Что-то не похоже, чтобы эти жлобы переодевались к завтраку, как английские лорды» (телесериал «Возвращение Мухтара»).

Как элемент «карнавальности» может быть оценено использование при создании сравнительных конструкций символов, значимых в советскую эпоху: «Марина плоская, как доска почёта» (газета «Моя весёлая семейка»); «Я уже тут как Зоя Космодемьянская: замёрз совсем» (телесериал «Агент национальной безопасности»); И сразу появится моя подруга Веерка, которая будет меня пытать, как фашисты Молодую Гвардию» (телесериал «Моя прекрасная няня»); «Она вошла к нему и… разинула рот, как Родина-Мать на Мамаевом кургане» (Л. Соболева. Будет ночь – она вернётся…). В большинстве случаев такие сравнения позволяют себе авторы молодые, успевшие в новой обстановке отказаться от старых идеалов и, к сожалению, не успевшие приобрести новых. Людям старшего поколения видеть и слышать такие сравнения, в разной степени наполненные подтруниванием и даже глумлением над историческим наследием Родины, несомненно, больно.

Достаточно часто мы наблюдаем использование устойчивых сравнительных конструкций грубой экспрессии, которые не зафиксированы в большинстве современных фразеологических словарей в силу сниженности окраски. Пример из телесериала «Двое из ларца»: «Опер из тебя как из дерьма пуля, но Волков тебе доверяет». Несомненен фразеологический характер сравнения: «Ну ты шустрая, как электровеник…» (сатирический монолог В. Моисеенко, В. Данильца), однако использование его в публичной речи, звучание с экрана телевизора подчёркивает его грубоватый характер.

Нарочитое пренебрежение литературными нормами русского языка, так широко распространённое в различных сферах использования современного языка, нашло отражение и в конструировании сравнительных конструкций. Нарушаются чаще всего морфологические нормы: «…А некоторые как папы Карлы ишачат, убивцев по всей Москве разыскивают» (А. Маринина. Седьмая жертва). В данном, уже ставшем устойчивым, сравнительном обороте нарушена норма несклоняемости ряда необрусевших имён существительных, в том числе и имён собственных. Построение сравнительной конструкции вполне вписывается в структуру всего предложения, соседствуя с другой нелитературной формой убивцев.

Наблюдаемая нами «карнавализация» современного русского языка имеет следующие психологически объяснимые и социально оправданные причины.

  • Ведущие многих телепрограмм, в первую очередь молодёжных, считают единственно возможным способом общения со своей аудиторией развлекательный принцип шоу – агрессивно окрашенный разговор с активным использованием просторечий, жаргонов, сленга, иностранных заимствований.
  • Использование запрещённых или по крайней мере не одобряемых окружающими языковых элементов часто может объясняться стремлением говорящего или пишущего подчеркнуть свою принадлежность к той или иной социальной группе, в этом случае «карнавальные» элементы – это языковые метки, необходимые для самоидентификации носителя языка.
  • Журналисты и другие авторы текстов, имеющих особенное влияние на современных носителей языка, стремятся «принизить» собственного читателя и слушателя. По замечанию А.А. Одноволовой, «иметь сегодня аудиторию грамотную, образованную, адекватно реагирующую на высказывания журналистов, не выгодно» [2, с. 127]. Аудитория, «приниженная» в языковом отношении, со временем, причём довольно быстро, теряет и свою идейную самостоятельность, становится послушным орудием в руках умелых манипуляторов – телеведущих, музыкальных кумиров и т. п. Такой аудиторией легче управлять в дальнейшем.
  • «Карнавальные» элементы языка являются одним из не самых честных способов привлечения внимания к своему творчеству, будь то телепрограмма, песня, литературное произведение. В.Э. Морозов отмечает «желание пооригинальничать, проявить себя если не в содержании мысли, так хотя бы в форме её выражения» [4, с. 52]. Действительно, выделиться на фоне современной теле- и литературной продукции в условиях жёсткой конкуренции достаточно сложно, поэтому для ряда авторов здесь ведущим является один из древнейших принципов, состоящий в том, что «все средства хороши».
  • Ещё одну причину «карнавализации» можно назвать заигрыванием с народом, которое особенно ярко проявляется в языке средств массовой информации. Авторы как будто кричат: «Посмотрите, какие мы в доску свои! Где ещё вы найдете такой «демократичный», «народный» язык? Так купите же именно нашу газету!» С.Г. Михейкина отмечает по этому поводу: «Но в погоне за подписчиками пресса не задумывается, нужны ли обществу её порой примитивные заигрывания с народом» [7, с. 126].
  • Самой безобидной причиной стремления к «карнавализации» языка является, с нашей точки зрения, желание рассмешить читателя (слушателя), создание атмосферы более или менее дружеского подтрунивания над языком, над отношением к нему в современном обществе и над самими собой как его носителями.

Заканчивая разговор о «карнавализации» современного русского языка и использовании с этой целью сравнительных конструкций, мы должны дать какие-то советы, сделать выводы-рекомендации. В литературе, посвящённой данной проблеме, можно найти ряд советов, например, у А.А. Одноволовой: «Грамотному и образованному специалисту, каким должен быть ведущий, следует отказаться от «карнавализации» своих проектов и обратиться к более серьёзным формам подачи материала: беседам, расследованиям, аналитическим рассуждениям» [2, с. 127]. Эта рекомендация, как и другие подобные, несомненно, верна и тактична. Вот только действенна ли? Или стоит реагировать иначе, например, вслед за В.Э. Морозовым: «Повзрослеют – поумнеют. И всё это – суета» [4, с. 52]? Сложно ответить однозначно. Нам точно известно, что запретительные и карательные меры не дают положительных результатов, когда речь идёт о языке вообще и об отборе тех или иных языковых средств носителями языка в частности. Вспоминается известное выражение К. Паустовского: «Человек, равнодушный к своему языку, – дикарь. Его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа». А ведь, если задуматься, так широко распространившаяся в современном языке его «карнавализация» – признак истинного неравнодушия современных говорящих и пишущих к русскому языку!