Доктринальные подходы российских криминалистов социологической школы уголовного права XIX – начала XX веков о вменяемости и невменяемости
Выпуск:
ART 96468
Библиографическое описание статьи для цитирования:
Молчанов
Б.
А.,
Анциферова
Ю.
С. Доктринальные подходы российских криминалистов социологической школы уголовного права XIX – начала XX веков о вменяемости и невменяемости // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2016. – Т. 15. – URL:
http://e-koncept.ru/2016/96468.htm.
Аннотация. Применение эмпирических данных в юриспруденции, позволяют выявлять объективные потребности общества и государства, создать универсальные правовые нормы, доказать их обоснованность и практическую значимость. Теоретической основой социологической школы уголовного права рассматриваемого периода являлись теория «факторов преступности» и «опасного состояния» личности нередко с отрицанием принципа субъективного вменения (Г. Ван-Гамель; их понимание вопросов вменяемости и невменяемости. И.Я. Фойницкий видел только в индивидуальных причинах преступности - волевых актах. К невменяемым он относил лиц, которые «не в состоянии сознавать значение и свойства происшедшего и руководить своими поступками». П.П. Пусторослев, к обстоятельствам, исключающим вменение поступка в вину относил случайность, извинительную ошибку, физическое принуждение, крайнюю необходимость и непреодолимое постгипностическое внушение. С точки зрения С.Н. Шишкова проблема для философии и психологии видится в субъективном вменении, которое не может существовать без учета сознательно-волевой деятельности субъекта преступления. Оптимальный вариант решения возможен только при сочетании метафизических и позитивных методов исследования.
Ключевые слова:
вменяемость, невменяемость, умственное развитие., социологическая школа, эмпирические данные в юриспруденции, свободная воля
Текст статьи
Анциферова Юлия Сергеевна,аспирантка Владимирского государственного университета bamvi@bk.ru
Молчанов Борис Алексеевич,профессор, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права, процесса и криминалистики Российского университета дружбы народов; член союза писателей России
bamvi@bk.ru
Доктринальные подходы российских криминалистовсоциологической школы уголовного права XIX–начала XXвеков о вменяемости и невменяемости
Аннотация.Применение эмпирических данных в юриспруденции, позволяют выявлять объективные потребности общества и государства, создать универсальные правовые нормы, доказать их обоснованность и практическую значимость. Теоретической основой социологической школы уголовного права рассматриваемого периода являлись теория «факторов преступности» и «опасного состояния» личности нередко с отрицанием принципа субъективного вменения (Г. ВанГамель; их понимание вопросов вменяемости и невменяемости. И.Я. Фойницкий видел только в индивидуальных причинах преступности волевых актах. К невменяемым он относил лиц, которые «не в состоянии сознавать значение и свойства происшедшего и руководить своими поступками».П.П. Пусторослев, к обстоятельствам, исключающим вменение поступка в вину относил случайность, извинительную ошибку, физическое принуждение, крайнюю необходимость и непреодолимое постгипностическое внушение. С точки зрения С.Н. Шишкова проблема для философии и психологии видится в субъективном вменении, которое не может существовать без учета сознательноволевой деятельности субъекта преступления. Оптимальный вариант решения возможен только при сочетании метафизических и позитивных методов исследования. Ключевые слова:социологическая школа, эмпирические данные в юриспруденции, свободная воля, вменяемость, невменяемость, умственное развитие.
На современном этапе развития общества и государства все большее внимание уделяется идеологии прагматизма, рационализма, применению социологических, эмпирических материалов во всех сферах жизни общества, в том числе и в юриспруденции, и в, частности, в уголовном праве. Безусловно, этому есть свое объяснение. Указанные особенности связаны с демократизацией общества, развитием и ростом авторитета естественных и математических наук. Применение эмпирических данных в юриспруденции, позволяют выявлять объективные потребности общества и государства, создать универсальные правовые нормы, доказать их обоснованность и практическую значимость.Немаловажно, что указанные процессы и потребности имели место и более ста лет назад, в конце XIX–начале XXв. Тогда в уголовном праве сформировались альтернативные классической школе уголовного права –антропологическая и социологическая школы уголовного права, методологической основой которых являлись эмпирические материалы. При этом именно социологическая школа уголовного права получила большую популярность и оказала существенное влияние на уголовноправовую политику и законодательство европейских государств, Советского Союза и, отчасти, Российской Федерации1.В научной литературе обращается внимание, что теоретической основой социологической школы уголовного права являлись теория «факторов преступности» и «опасного состояния» личности, но редко конкретизируется, что в рамках социологической школы следует выделять радикальное и либеральное направление, первое из которых было близко к воззрениям антропологической школы уголовного права и отрицало принцип субъективного вменения (Г. ВанГамель), а второе опиралось и перерабатывало положения Общей части уголовного права, разработанные классической школой. Так, по оценке Ц.М. Фейнберг, русская группа социологической школы уголовного права занимала левое крыло в Международном союзе криминалистов (Н.Н. Полянский, А.А. Жижиленко, А.И. Люблинский, А.А. Пионтковский (старший), М.Н. Гернет, А.Н. Трайнин, М.М. Исаев (псевдоним –М. Сурский) и др.1.Российские криминалисты социологической школы уголовного права придерживались, преимущественно, эклектических воззрений, проверяя с помощью социологических методов разработанные классической школой уголовного права принципы и категории и сопоставляя их с принципом защиты общественной безопасности и возможностью существования особого состояния преступности. В частности, интерес представляет вопрос о том, как криминалисты социологической школы уголовного права в России понимали вопросы вменяемости и невменяемости. Наиболее известным российским представителем социологической школы уголовного права является И.Я. Фойницкий, который раньше своих западноевропейских коллег наметил учение о факторах преступности2.Так, основную идею теории факторов преступности он сформулировал в 1873 г.: «Преступление определяется совместным действием условий физических, общественных и индивидуальных»1.При этом уголовноправовое значение И.Я. Фойницкий придавал только индивидуальным причинам преступности, а, точнее, – волевым актам, которым предшествует раздумье4. Он считал, что: «Огромная часть преступного мира слагается из людей двух категорий: одни впадают в преступление вследствие преобладания у них противообщественных наклонностей и идей, что происходит от извращенного воспитания и перевеса импульсивной силы над задерживающей; другие от недостаточного развития способностей к отпору посторонним вредным влияниям, что происходит вследствие пассивности и дряблости характера»5.По этой причине П.П. Пусторослев считал, что идея о том, что преступления совершают только лица, находящиеся в особом «личном состоянии преступности» принадлежит И.Я. Фойницкому6. Личностные причины преступности, с точки зрения И.Я. Фойницкого, определяются волевыми способностями человека, которые зависят от его страстей; недостатка «волевой энергии», волевой апатии (рецидивисты); от ложных представлений в сфере морали или права. Если рассматривать воззрения И.Я. Фойницкого с современной точки зрения, то волевые и познавательные признаки 1См.: Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998. С. 145 –147.1См.: Фейнберг Ц.М. Учение о вменяемости в различных школах уголовного права и психиатрии //Проблемы судебной психиатрии. Сб. 5. М., 1946. С. 75.2См.: Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 140.1См.: Фойницкий
И. Влияние времен
года на распределение
преступлений // Судебный журнал. Январь –февраль 1873. С. 300, 314.4См.: Фойницкий И.Я. Учение о наказаниив связи с тюрьмоведением. СПб. 1889. С. 39.5См.: Фойницкий И. Факторы преступности. СПб., 1892. С. 92.6См. об этом: Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость // Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 86.юридического критерия вменяемости, по И.Я. Фойницкому, являются основанием для привлечения субъекта противоправного деяния к уголовной ответственности. Он допускал влияние на вменяемых субъектов их эмоций, но, в то же время, обращал внимание на то, что они обладают опытом и накопленными впечатлениями, которые позволяют принять правильное решение.К невменяемым И.Я. Фойницкий относил лиц, которые «не в состоянии сознавать значение и свойства происшедшего и руководить своими поступками». А ч. 1 ст. 21 УК РФ закрепляет, что лицо в состоянии невменяемости «не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». И.Я. Фойницкий пояснял, что деятельность невменяемых объясняется влиянием только внешних условий (космических или общественных). По его мнению, невменяемые должны быть «чужды мерам карательным». Здесь нет преступной деятельности. Есть только болезнь1.Другой известный представитель социологической школы уголовного права в России, В.В. Есипов, рассматривал вменяемость не с точки зрения факторов преступности, а непосредственно, как проявление личного состояния преступности. По его мнению, «личное состояние преступности» проявляется при нарушении прав и обязанностей, т.е. при совершении противоправного деяния. Этим положением он, как и И.Я. Фойницкий, обращал внимание, что уголовноправовое значения имеют только индивидуальные, а не внешние, качества субъекта противоправного деяния. Вменяемость он рассматривал, как личное состояние преступности или способность быть субъектом преступления и нести уголовную ответственность, а также именовал вменяемость уголовной дееспособностью2.В социологической школе уголовного права конца XIX–начала XXв. идея о существовании особого «личного» состояния преступности, кроме В.В. Есипова, также была поддержана Н. Григоровичем, В. Срезневским, А. Тимофеевым, М. Чубинским, А. Жижиленко и др.3. В.В. Есипов конкретизировал, что личное состояние преступности и есть вменяемость, т.е. «совокупность сознавательных и волевых способностей, заключающих внутреннюю возможность преступной деятельности». При недостаточной четкости (по сравнению с И.Я. Фойницким) категории «вменяемость», которую приводил В.В. Есипов, следует отметить, что он конкретизировал, что воля и сознание –это основные «условия» вменяемости, что «оба эти понятия должны быть на лицо»2.
Немаловажно, чтоВ.В. Есипов обращал внимание, что вменяемость должна строго отличаться от вменения, тогда как действующий в России в XIX–начале XXв. уголовный закон –Уложение о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи 1845 г. (и в послед. редакциях) регламентировал вменение деяния, а не вменяемость деятеля, смешивая при этом понятия вменение и вменяемость. Из шести пунктов ст. 92 данного документа только второй и третий указывают «причины» невменяемости: малолетство (п. 2 ст.92), безумие, сумасшествие и припадки болезни, приводящие в умоисступление или совершенное беспамятство (п.3 ст. 92). В остальных пунктах перечислены причины невменения: случайность (п. 1 ст. 92), ошибка случайная или в следствие обмана (п. 4 ст. 92), принуждение от превосходящей непреодолимой силы (п.5 ст. 92), необходимая оборона (п. 6 ст. 92). А из криминалистовсоциологов, например, П.П. Пусторослев, к «обстоятельствам, исключающим вменение поступка в вину» относил случайность, 1Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмомведением. Указ. изд. С. 43, 462См.: Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. СПб. 1898. С. 113.3См.: Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 151.2См.: Есипов В.В. Указ. раб. С. 108110, 113.«извинительную» ошибку, физическое принуждение, крайнюю необходимость и непреодолимое постгипностическое внушение1. В.В. Есипов подчеркивал, что вменение относится к учению о причинной связи, а не к учению о субъекте преступления. Вменению подлежат преступные деяния, а вменяемость –«свойство самих преступных деятелей». Вменяемость необходимое условие субъекта преступления. «Как понятие деятеля порождает понятие деяния, так и понятие вменяемости порождает понятие вменения, а не наоборот. Деяние не может быть вменено лицу, если это лицо не способно ко вменяемости»2. Криминалист социолог и автор достаточно объемного исследования по вопросам виновности и вменяемости, П.П. Пусторослев, как и другие представители социологической школы уголовного права, считал, что «корень преступного лежит не в деянии, а в деятеле»3. В своих воззрениях он опирался на категорию «внутреннее состояние преступности», которую противопоставлял болезни («несчастью») как источнику противоправного деяния. Чтобы стать преступником, по П.П. Пусторослеву, необходимо совершить преступление, войти в состояние преступности, а, соответственно, родиться преступником невозможно. Состояние преступности возникает и длится некоторое (точно не установленное) время. П.П. Пусторослев также отмечал, что доказательством того, что не все правонарушители являются прирожденными преступниками, являются данные статистики, которая свидетельствует, что не все правонарушители становятся рецидивистами. Состояние преступности он считал «психологическим состоянием», которое связывал с духовным развитием субъекта противоправного деяния: «недоброкачественное относительно ума, или чувства, или ума, чувства и воли, направляющие человека к нарушению интересов благосостояния культурного народа». При этом П.П. Пусторослев считал, что лица, впадающие в состояние преступностихарактеризуется, преобладанием у вменяемого физического лица преступных, а не сдерживающих от преступления, мотивов. При состоянии преступности, по П.П. Пусторослеву, в человеке происходит внутренний, духовный переворот, которому способствуют благоприятные преступлению внешние условия.
Но, если В.В. Есипов отождествлял используемую им категорию «личное состояние преступности» и вменяемость, то П.П. Пусторослев противопоставлял состояние вменяемости с применяемой им категорией «состояние преступности», которая была содержательно «шире» категории «вменяемость» и включала в себя последнюю. Воззрения П.П. Пусторослева от современного учения о вменяемости и невменяемости, в первую очередь, отличались тем, что в состояние вменяемости, по ст. 21 УК РФ –это состояние субъекта во время совершения общественно опасного деяния, тогда как П.П. Пусторослев, по сути, отождествлял вменяемость и дееспособность.При этом состояние вменяемости он связывал с наступлением умышленной и неосторожной вины. По его мнению, сумасшедшие не признаются субъектами уголовного права, по причине отсутствия их вины, в связи с тем, они не понимают, что делают и не владеют собой. Вступить на преступный путь, по П.П. Пусторослеву, можно сознательно и несознательно (по легкомыслию, страсти, из страха, увлечения непреступной целью). В последнем случае сознание у человека присутствует, но затрудняется его духовная деятельность, что усложняет его возможность понять значение своих действий, хотя он и мог их понять.П.П. Пусторослев считал, что при неосторожной вине –неосознанности 1См.: Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость //Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 87, 169.2См.: Есипов В.В. Указ. раб. С. 108.3См.: Пусторослев П.П. Указ. раб. С. 87.(легкомыслии) –лицо, сознательно совершающее преступление обладает достаточным умственным развитием, чтобы понять преступность деяния. При небрежности (по терминологии того времени, –«беспечности») или косвенном умысле –лицо обладает достаточным умственным развитием, чтобы понять преступность деяния, находится в сознании и не страдает психическими расстройствами или «стеснением духовной деятельности», но при этом он поддается эмоциям, приведшим к преступлению. В отличие от И.Я. Фойницкого и В.В. Есипова, он не давал своего определениявменяемости. Однако указывал, что невменяемое лицо не понимает, что делает и не владеет собой. Воззрения П.П. Пусторослева отличались оригинальностью и при разрешении вопроса о содержании вменяемости. Он выделял психологический (юридический) и медицинский критерии вменяемости, тогда как, по мнению Г.В. Назаренко указанные критерии вменяемостиневменяемости появились в 1903 г. по предложению члена Московского юридического общества А.К. Вульферта при разработке Уголовного Уложения, а последующая их разработка, как считает Н.Г. Назаренко, была осуществлена только Э.Я. Немировским (Немировский Э.Я. Учебник по уголовному праву. Одесса, 1917. С. 86.)1. В то же время, следует отметить, что по П.П. Пусторослеву, волю нельзя считать признаком состояния вменяемости. Он не отрицал возможности ее существования, но считал, что воля не обладает свободой выбора и подчиняется закону причинности. С выводами П.П. Пусторослева соглашался Э. Ферри, а Ф. Даген, напротив, признал их не верными, полагая, что человек с рассудком всегда способен выбирать между добром и злом2. А вот В.В. Есипов, который, как и криминалисты классической школы уголовного права, признавал волю признаком вменяемости, обосновывал свое мнение тем, что человек состоит из двух субстанций –духовной и материальной. Физическую сторону регулирует закон причинности, а духовную –целевой закон. Деяния человека свободны настолько же, на сколько –закономерны3.С современной точки зрения верным видится мнение С.Н. Шишкова, что пока проблема свободы воли остается нерешенной окончательно для философии и психологии, право имеет возможность выбрать тот вариант решения, который не противоречит сложившимся уголовноправовым принципам, в т.ч. принципу субъективного вменения, который не может существовать без учета сознательноволевой деятельности субъекта преступления4.В то же время, отрицая уголовноправовое значение воли, П.П. Пусторослев считал, что на состояние вменяемости всегда оказывает влияние духовное развитие лица «не ниже того, которое необходимо для понимания если не всех, то, по крайней мере, самых простых и понятных постановлений уголовного права» –убийства, кражи. В частности, несовершеннолетние, по его мнению, должны признаваться находящимися в состоянии вменяемости только по отношению к тем преступлениям противоправность которых они понимают (например, они не могут понять противоправность рыбной ловли).П.П. Пусторослев выделял психологический или юридический критерий, который связывал с наличием у субъекта противоправного деяния, разумения, и медицинский критерий невменяемости. Он обращал внимание, что в законодательстве европейских государств и России состояние невменяемости по психологическому или юридическому признаку характеризуется «разумением» (ст. 137 –140 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных; § 66 67 французского 1См. об этом: Назаренко Г.В. Невменяемость в уголовном праве. Орел. 1994.С. 35.2См.: Пусторослев П.П. Указ. раб. //Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 102 –104.3См об этом: Есипов В.В. Указ. раб. С. 107.4См.: Шишков С.Н. Невменяемость. М., 2010. С. 220 –224.УК) и «вдумчивостью» для сознания наказуемости деяния; «сознанием различия»; «способностью различия».
П.П. Пусторослев отмечал, что в уголовном законодательстве не всегда требовалось установление и медицинского, и юридического критериев невменяемости. Например, норвежское уголовное уложение 1902 г. закрепляло только медицинский критерий. Медицинский критерий невменяемости он связывал с «недоразвитием умственных способностей, или болезненным расстройством душевной деятельности, или весьма сильным стеснением ее». Психические расстройства он подразделял на три группы: 1) очевидные для всех психические расстройства; 2) психические болезни, диагностируемые психиатрами; 3) спорные случаи, когда даже специалист не может определить или опровергнуть наличие психического расстройства. При этом, если многие юристы –Н.С. Таганцев, Кс. Гретенер, К. Штосс, и психиаторы –Г. Маудсли, Р. КрафтЭбинг, В. Сербский, опираясь на эмпирические данные, полагали, что психическая болезнь, не вызвавшая расстройства духовной деятельности, оставляет это лицо в состоянии вменяемости, то П.П. Пусторослев полагал, что всякая психическая болезнь, при всякой степени своего развития, так и не вызвавшая расстройства душевной деятельности, погружает человека в состояние невменяемости, то есть, по сути, случаи ограниченной или уменьшенной вменяемости он относил к невменяемости. К состоянию невменяемости, при котором прекращается состояние преступности, он также относил период сна.Примечательно, что современныенемецкие исследователи отмечают, что у лиц с аномальной психикой снижена сопротивляемость фатальному влечению, по сравнению с нормальными лицами, их способность регулировать свое поведение значительно уменьшена, так как процессы торможения снижены настолько,что такой субъект в значительно меньшей степени может оказать сопротивление преступному влечению, чем среднеразвитый человек1. Таким образом, социологическая школа уголовного права была неоднородной. Помимо радикальных представителей, в нее входило значительное число ученых, развивающих либеральные, эклектические идеи, которые опирались на данные социологии, статистики, и, в то же время, признавали и развивали основные институты уголовного права, разработанные классической школой уголовного права. При этом российские криминалисты социологи не ограничивалась развитием идеи о защите общественной безопасности от лиц, впадающих в состояние преступности под влиянием различных субъективных и объективных факторов, но и предлагали свое понимание разрешения важнейших вопросов вменяемости и невменяемости: формулировали категории «вменяемость», «невменяемость»; оценивали их содержание; дискутировали по поводу уголовноправового значения волевого признака юридического (психологического) критерия вменяемости –невменяемости, а также медицинского критерия; отметили проблему разграничения категорий вменяемости и вменения; конкретизировали, что –вменяемость –это свойство субъекта преступления.При этом российские криминалисты социологической школы уголовного права не дублировали научные идеи друг друга. В некоторых случаях они существенно отличались и даже противоречили друг другу. Но, как известно, именно путем отрицания отрицания может быть установлен оптимальный вариант разрешения указанных проблем.Анализ воззренийкриминалистов социологической школы уголовного права позволяет оценить эволюцию учения о вменяемости и невменяемости в современном уголовном праве, а также подтверждает, что вопросы Общей части уголовного права 1См. об этом: Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998.С. 156 –157.не могут быть разрешены исключительно при помощи позитивной методологии. Наиболее оптимальный вариант решения возможен только при сочетании метафизических и позитивных методов исследования.
Ссылки на источники1.Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998. С. 145 –147.2.Фейнберг Ц.М. Учение о вменяемости в различных школах уголовного права и психиатрии //Проблемы судебной психиатрии. Сб. 5. М., 1946. С. 75.3.Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 140.4.Фойницкий
И. Влияние времен
года на распределение
преступлений // Судебный журнал. Январь –февраль 1873. С. 300, 314.5.Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб. 1889. С. 39.6.Фойницкий И. Факторы преступности. СПб., 1892. С. 92.7.Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость // Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 86.8.Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмомведением. Указ. изд. С. 43, 469.Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. СПб., 1898. С. 113.10.Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 151.11.Есипов В.В. Указ. раб. С. 108110, 113.12.Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость //Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 87, 169.13.Есипов В.В. Указ. раб. С. 108.14.Пусторослев П.П. Указ. раб. С. 87.15.Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998.С. 156 –157.
Молчанов Борис Алексеевич,профессор, доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права, процесса и криминалистики Российского университета дружбы народов; член союза писателей России
bamvi@bk.ru
Доктринальные подходы российских криминалистовсоциологической школы уголовного права XIX–начала XXвеков о вменяемости и невменяемости
Аннотация.Применение эмпирических данных в юриспруденции, позволяют выявлять объективные потребности общества и государства, создать универсальные правовые нормы, доказать их обоснованность и практическую значимость. Теоретической основой социологической школы уголовного права рассматриваемого периода являлись теория «факторов преступности» и «опасного состояния» личности нередко с отрицанием принципа субъективного вменения (Г. ВанГамель; их понимание вопросов вменяемости и невменяемости. И.Я. Фойницкий видел только в индивидуальных причинах преступности волевых актах. К невменяемым он относил лиц, которые «не в состоянии сознавать значение и свойства происшедшего и руководить своими поступками».П.П. Пусторослев, к обстоятельствам, исключающим вменение поступка в вину относил случайность, извинительную ошибку, физическое принуждение, крайнюю необходимость и непреодолимое постгипностическое внушение. С точки зрения С.Н. Шишкова проблема для философии и психологии видится в субъективном вменении, которое не может существовать без учета сознательноволевой деятельности субъекта преступления. Оптимальный вариант решения возможен только при сочетании метафизических и позитивных методов исследования. Ключевые слова:социологическая школа, эмпирические данные в юриспруденции, свободная воля, вменяемость, невменяемость, умственное развитие.
На современном этапе развития общества и государства все большее внимание уделяется идеологии прагматизма, рационализма, применению социологических, эмпирических материалов во всех сферах жизни общества, в том числе и в юриспруденции, и в, частности, в уголовном праве. Безусловно, этому есть свое объяснение. Указанные особенности связаны с демократизацией общества, развитием и ростом авторитета естественных и математических наук. Применение эмпирических данных в юриспруденции, позволяют выявлять объективные потребности общества и государства, создать универсальные правовые нормы, доказать их обоснованность и практическую значимость.Немаловажно, что указанные процессы и потребности имели место и более ста лет назад, в конце XIX–начале XXв. Тогда в уголовном праве сформировались альтернативные классической школе уголовного права –антропологическая и социологическая школы уголовного права, методологической основой которых являлись эмпирические материалы. При этом именно социологическая школа уголовного права получила большую популярность и оказала существенное влияние на уголовноправовую политику и законодательство европейских государств, Советского Союза и, отчасти, Российской Федерации1.В научной литературе обращается внимание, что теоретической основой социологической школы уголовного права являлись теория «факторов преступности» и «опасного состояния» личности, но редко конкретизируется, что в рамках социологической школы следует выделять радикальное и либеральное направление, первое из которых было близко к воззрениям антропологической школы уголовного права и отрицало принцип субъективного вменения (Г. ВанГамель), а второе опиралось и перерабатывало положения Общей части уголовного права, разработанные классической школой. Так, по оценке Ц.М. Фейнберг, русская группа социологической школы уголовного права занимала левое крыло в Международном союзе криминалистов (Н.Н. Полянский, А.А. Жижиленко, А.И. Люблинский, А.А. Пионтковский (старший), М.Н. Гернет, А.Н. Трайнин, М.М. Исаев (псевдоним –М. Сурский) и др.1.Российские криминалисты социологической школы уголовного права придерживались, преимущественно, эклектических воззрений, проверяя с помощью социологических методов разработанные классической школой уголовного права принципы и категории и сопоставляя их с принципом защиты общественной безопасности и возможностью существования особого состояния преступности. В частности, интерес представляет вопрос о том, как криминалисты социологической школы уголовного права в России понимали вопросы вменяемости и невменяемости. Наиболее известным российским представителем социологической школы уголовного права является И.Я. Фойницкий, который раньше своих западноевропейских коллег наметил учение о факторах преступности2.Так, основную идею теории факторов преступности он сформулировал в 1873 г.: «Преступление определяется совместным действием условий физических, общественных и индивидуальных»1.При этом уголовноправовое значение И.Я. Фойницкий придавал только индивидуальным причинам преступности, а, точнее, – волевым актам, которым предшествует раздумье4. Он считал, что: «Огромная часть преступного мира слагается из людей двух категорий: одни впадают в преступление вследствие преобладания у них противообщественных наклонностей и идей, что происходит от извращенного воспитания и перевеса импульсивной силы над задерживающей; другие от недостаточного развития способностей к отпору посторонним вредным влияниям, что происходит вследствие пассивности и дряблости характера»5.По этой причине П.П. Пусторослев считал, что идея о том, что преступления совершают только лица, находящиеся в особом «личном состоянии преступности» принадлежит И.Я. Фойницкому6. Личностные причины преступности, с точки зрения И.Я. Фойницкого, определяются волевыми способностями человека, которые зависят от его страстей; недостатка «волевой энергии», волевой апатии (рецидивисты); от ложных представлений в сфере морали или права. Если рассматривать воззрения И.Я. Фойницкого с современной точки зрения, то волевые и познавательные признаки 1См.: Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998. С. 145 –147.1См.: Фейнберг Ц.М. Учение о вменяемости в различных школах уголовного права и психиатрии //Проблемы судебной психиатрии. Сб. 5. М., 1946. С. 75.2См.: Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 140.1См.: Фойницкий
И. Влияние времен
года на распределение
преступлений // Судебный журнал. Январь –февраль 1873. С. 300, 314.4См.: Фойницкий И.Я. Учение о наказаниив связи с тюрьмоведением. СПб. 1889. С. 39.5См.: Фойницкий И. Факторы преступности. СПб., 1892. С. 92.6См. об этом: Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость // Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 86.юридического критерия вменяемости, по И.Я. Фойницкому, являются основанием для привлечения субъекта противоправного деяния к уголовной ответственности. Он допускал влияние на вменяемых субъектов их эмоций, но, в то же время, обращал внимание на то, что они обладают опытом и накопленными впечатлениями, которые позволяют принять правильное решение.К невменяемым И.Я. Фойницкий относил лиц, которые «не в состоянии сознавать значение и свойства происшедшего и руководить своими поступками». А ч. 1 ст. 21 УК РФ закрепляет, что лицо в состоянии невменяемости «не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». И.Я. Фойницкий пояснял, что деятельность невменяемых объясняется влиянием только внешних условий (космических или общественных). По его мнению, невменяемые должны быть «чужды мерам карательным». Здесь нет преступной деятельности. Есть только болезнь1.Другой известный представитель социологической школы уголовного права в России, В.В. Есипов, рассматривал вменяемость не с точки зрения факторов преступности, а непосредственно, как проявление личного состояния преступности. По его мнению, «личное состояние преступности» проявляется при нарушении прав и обязанностей, т.е. при совершении противоправного деяния. Этим положением он, как и И.Я. Фойницкий, обращал внимание, что уголовноправовое значения имеют только индивидуальные, а не внешние, качества субъекта противоправного деяния. Вменяемость он рассматривал, как личное состояние преступности или способность быть субъектом преступления и нести уголовную ответственность, а также именовал вменяемость уголовной дееспособностью2.В социологической школе уголовного права конца XIX–начала XXв. идея о существовании особого «личного» состояния преступности, кроме В.В. Есипова, также была поддержана Н. Григоровичем, В. Срезневским, А. Тимофеевым, М. Чубинским, А. Жижиленко и др.3. В.В. Есипов конкретизировал, что личное состояние преступности и есть вменяемость, т.е. «совокупность сознавательных и волевых способностей, заключающих внутреннюю возможность преступной деятельности». При недостаточной четкости (по сравнению с И.Я. Фойницким) категории «вменяемость», которую приводил В.В. Есипов, следует отметить, что он конкретизировал, что воля и сознание –это основные «условия» вменяемости, что «оба эти понятия должны быть на лицо»2.
Немаловажно, чтоВ.В. Есипов обращал внимание, что вменяемость должна строго отличаться от вменения, тогда как действующий в России в XIX–начале XXв. уголовный закон –Уложение о наказаниях уголовных и исправительных Российской Империи 1845 г. (и в послед. редакциях) регламентировал вменение деяния, а не вменяемость деятеля, смешивая при этом понятия вменение и вменяемость. Из шести пунктов ст. 92 данного документа только второй и третий указывают «причины» невменяемости: малолетство (п. 2 ст.92), безумие, сумасшествие и припадки болезни, приводящие в умоисступление или совершенное беспамятство (п.3 ст. 92). В остальных пунктах перечислены причины невменения: случайность (п. 1 ст. 92), ошибка случайная или в следствие обмана (п. 4 ст. 92), принуждение от превосходящей непреодолимой силы (п.5 ст. 92), необходимая оборона (п. 6 ст. 92). А из криминалистовсоциологов, например, П.П. Пусторослев, к «обстоятельствам, исключающим вменение поступка в вину» относил случайность, 1Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмомведением. Указ. изд. С. 43, 462См.: Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. СПб. 1898. С. 113.3См.: Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 151.2См.: Есипов В.В. Указ. раб. С. 108110, 113.«извинительную» ошибку, физическое принуждение, крайнюю необходимость и непреодолимое постгипностическое внушение1. В.В. Есипов подчеркивал, что вменение относится к учению о причинной связи, а не к учению о субъекте преступления. Вменению подлежат преступные деяния, а вменяемость –«свойство самих преступных деятелей». Вменяемость необходимое условие субъекта преступления. «Как понятие деятеля порождает понятие деяния, так и понятие вменяемости порождает понятие вменения, а не наоборот. Деяние не может быть вменено лицу, если это лицо не способно ко вменяемости»2. Криминалист социолог и автор достаточно объемного исследования по вопросам виновности и вменяемости, П.П. Пусторослев, как и другие представители социологической школы уголовного права, считал, что «корень преступного лежит не в деянии, а в деятеле»3. В своих воззрениях он опирался на категорию «внутреннее состояние преступности», которую противопоставлял болезни («несчастью») как источнику противоправного деяния. Чтобы стать преступником, по П.П. Пусторослеву, необходимо совершить преступление, войти в состояние преступности, а, соответственно, родиться преступником невозможно. Состояние преступности возникает и длится некоторое (точно не установленное) время. П.П. Пусторослев также отмечал, что доказательством того, что не все правонарушители являются прирожденными преступниками, являются данные статистики, которая свидетельствует, что не все правонарушители становятся рецидивистами. Состояние преступности он считал «психологическим состоянием», которое связывал с духовным развитием субъекта противоправного деяния: «недоброкачественное относительно ума, или чувства, или ума, чувства и воли, направляющие человека к нарушению интересов благосостояния культурного народа». При этом П.П. Пусторослев считал, что лица, впадающие в состояние преступностихарактеризуется, преобладанием у вменяемого физического лица преступных, а не сдерживающих от преступления, мотивов. При состоянии преступности, по П.П. Пусторослеву, в человеке происходит внутренний, духовный переворот, которому способствуют благоприятные преступлению внешние условия.
Но, если В.В. Есипов отождествлял используемую им категорию «личное состояние преступности» и вменяемость, то П.П. Пусторослев противопоставлял состояние вменяемости с применяемой им категорией «состояние преступности», которая была содержательно «шире» категории «вменяемость» и включала в себя последнюю. Воззрения П.П. Пусторослева от современного учения о вменяемости и невменяемости, в первую очередь, отличались тем, что в состояние вменяемости, по ст. 21 УК РФ –это состояние субъекта во время совершения общественно опасного деяния, тогда как П.П. Пусторослев, по сути, отождествлял вменяемость и дееспособность.При этом состояние вменяемости он связывал с наступлением умышленной и неосторожной вины. По его мнению, сумасшедшие не признаются субъектами уголовного права, по причине отсутствия их вины, в связи с тем, они не понимают, что делают и не владеют собой. Вступить на преступный путь, по П.П. Пусторослеву, можно сознательно и несознательно (по легкомыслию, страсти, из страха, увлечения непреступной целью). В последнем случае сознание у человека присутствует, но затрудняется его духовная деятельность, что усложняет его возможность понять значение своих действий, хотя он и мог их понять.П.П. Пусторослев считал, что при неосторожной вине –неосознанности 1См.: Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость //Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 87, 169.2См.: Есипов В.В. Указ. раб. С. 108.3См.: Пусторослев П.П. Указ. раб. С. 87.(легкомыслии) –лицо, сознательно совершающее преступление обладает достаточным умственным развитием, чтобы понять преступность деяния. При небрежности (по терминологии того времени, –«беспечности») или косвенном умысле –лицо обладает достаточным умственным развитием, чтобы понять преступность деяния, находится в сознании и не страдает психическими расстройствами или «стеснением духовной деятельности», но при этом он поддается эмоциям, приведшим к преступлению. В отличие от И.Я. Фойницкого и В.В. Есипова, он не давал своего определениявменяемости. Однако указывал, что невменяемое лицо не понимает, что делает и не владеет собой. Воззрения П.П. Пусторослева отличались оригинальностью и при разрешении вопроса о содержании вменяемости. Он выделял психологический (юридический) и медицинский критерии вменяемости, тогда как, по мнению Г.В. Назаренко указанные критерии вменяемостиневменяемости появились в 1903 г. по предложению члена Московского юридического общества А.К. Вульферта при разработке Уголовного Уложения, а последующая их разработка, как считает Н.Г. Назаренко, была осуществлена только Э.Я. Немировским (Немировский Э.Я. Учебник по уголовному праву. Одесса, 1917. С. 86.)1. В то же время, следует отметить, что по П.П. Пусторослеву, волю нельзя считать признаком состояния вменяемости. Он не отрицал возможности ее существования, но считал, что воля не обладает свободой выбора и подчиняется закону причинности. С выводами П.П. Пусторослева соглашался Э. Ферри, а Ф. Даген, напротив, признал их не верными, полагая, что человек с рассудком всегда способен выбирать между добром и злом2. А вот В.В. Есипов, который, как и криминалисты классической школы уголовного права, признавал волю признаком вменяемости, обосновывал свое мнение тем, что человек состоит из двух субстанций –духовной и материальной. Физическую сторону регулирует закон причинности, а духовную –целевой закон. Деяния человека свободны настолько же, на сколько –закономерны3.С современной точки зрения верным видится мнение С.Н. Шишкова, что пока проблема свободы воли остается нерешенной окончательно для философии и психологии, право имеет возможность выбрать тот вариант решения, который не противоречит сложившимся уголовноправовым принципам, в т.ч. принципу субъективного вменения, который не может существовать без учета сознательноволевой деятельности субъекта преступления4.В то же время, отрицая уголовноправовое значение воли, П.П. Пусторослев считал, что на состояние вменяемости всегда оказывает влияние духовное развитие лица «не ниже того, которое необходимо для понимания если не всех, то, по крайней мере, самых простых и понятных постановлений уголовного права» –убийства, кражи. В частности, несовершеннолетние, по его мнению, должны признаваться находящимися в состоянии вменяемости только по отношению к тем преступлениям противоправность которых они понимают (например, они не могут понять противоправность рыбной ловли).П.П. Пусторослев выделял психологический или юридический критерий, который связывал с наличием у субъекта противоправного деяния, разумения, и медицинский критерий невменяемости. Он обращал внимание, что в законодательстве европейских государств и России состояние невменяемости по психологическому или юридическому признаку характеризуется «разумением» (ст. 137 –140 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных; § 66 67 французского 1См. об этом: Назаренко Г.В. Невменяемость в уголовном праве. Орел. 1994.С. 35.2См.: Пусторослев П.П. Указ. раб. //Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 102 –104.3См об этом: Есипов В.В. Указ. раб. С. 107.4См.: Шишков С.Н. Невменяемость. М., 2010. С. 220 –224.УК) и «вдумчивостью» для сознания наказуемости деяния; «сознанием различия»; «способностью различия».
П.П. Пусторослев отмечал, что в уголовном законодательстве не всегда требовалось установление и медицинского, и юридического критериев невменяемости. Например, норвежское уголовное уложение 1902 г. закрепляло только медицинский критерий. Медицинский критерий невменяемости он связывал с «недоразвитием умственных способностей, или болезненным расстройством душевной деятельности, или весьма сильным стеснением ее». Психические расстройства он подразделял на три группы: 1) очевидные для всех психические расстройства; 2) психические болезни, диагностируемые психиатрами; 3) спорные случаи, когда даже специалист не может определить или опровергнуть наличие психического расстройства. При этом, если многие юристы –Н.С. Таганцев, Кс. Гретенер, К. Штосс, и психиаторы –Г. Маудсли, Р. КрафтЭбинг, В. Сербский, опираясь на эмпирические данные, полагали, что психическая болезнь, не вызвавшая расстройства духовной деятельности, оставляет это лицо в состоянии вменяемости, то П.П. Пусторослев полагал, что всякая психическая болезнь, при всякой степени своего развития, так и не вызвавшая расстройства душевной деятельности, погружает человека в состояние невменяемости, то есть, по сути, случаи ограниченной или уменьшенной вменяемости он относил к невменяемости. К состоянию невменяемости, при котором прекращается состояние преступности, он также относил период сна.Примечательно, что современныенемецкие исследователи отмечают, что у лиц с аномальной психикой снижена сопротивляемость фатальному влечению, по сравнению с нормальными лицами, их способность регулировать свое поведение значительно уменьшена, так как процессы торможения снижены настолько,что такой субъект в значительно меньшей степени может оказать сопротивление преступному влечению, чем среднеразвитый человек1. Таким образом, социологическая школа уголовного права была неоднородной. Помимо радикальных представителей, в нее входило значительное число ученых, развивающих либеральные, эклектические идеи, которые опирались на данные социологии, статистики, и, в то же время, признавали и развивали основные институты уголовного права, разработанные классической школой уголовного права. При этом российские криминалисты социологи не ограничивалась развитием идеи о защите общественной безопасности от лиц, впадающих в состояние преступности под влиянием различных субъективных и объективных факторов, но и предлагали свое понимание разрешения важнейших вопросов вменяемости и невменяемости: формулировали категории «вменяемость», «невменяемость»; оценивали их содержание; дискутировали по поводу уголовноправового значения волевого признака юридического (психологического) критерия вменяемости –невменяемости, а также медицинского критерия; отметили проблему разграничения категорий вменяемости и вменения; конкретизировали, что –вменяемость –это свойство субъекта преступления.При этом российские криминалисты социологической школы уголовного права не дублировали научные идеи друг друга. В некоторых случаях они существенно отличались и даже противоречили друг другу. Но, как известно, именно путем отрицания отрицания может быть установлен оптимальный вариант разрешения указанных проблем.Анализ воззренийкриминалистов социологической школы уголовного права позволяет оценить эволюцию учения о вменяемости и невменяемости в современном уголовном праве, а также подтверждает, что вопросы Общей части уголовного права 1См. об этом: Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998.С. 156 –157.не могут быть разрешены исключительно при помощи позитивной методологии. Наиболее оптимальный вариант решения возможен только при сочетании метафизических и позитивных методов исследования.
Ссылки на источники1.Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998. С. 145 –147.2.Фейнберг Ц.М. Учение о вменяемости в различных школах уголовного права и психиатрии //Проблемы судебной психиатрии. Сб. 5. М., 1946. С. 75.3.Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 140.4.Фойницкий
И. Влияние времен
года на распределение
преступлений // Судебный журнал. Январь –февраль 1873. С. 300, 314.5.Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб. 1889. С. 39.6.Фойницкий И. Факторы преступности. СПб., 1892. С. 92.7.Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость // Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 86.8.Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмомведением. Указ. изд. С. 43, 469.Есипов В.В. Очерк русского уголовного права. Часть Общая: Преступление и преступники. Наказание и наказуемые. Изд. 2е. СПб., 1898. С. 113.10.Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 151.11.Есипов В.В. Указ. раб. С. 108110, 113.12.Пусторослев П.П. Преступность, виновность и вменяемость //Журнал Министерства юстиции. Апрель. 1907. С. 87, 169.13.Есипов В.В. Указ. раб. С. 108.14.Пусторослев П.П. Указ. раб. С. 87.15.Иванов Н.Г. Аномальный субъект преступления. Проблемы уголовной ответственности. М. 1998.С. 156 –157.