Функционирование глагольных категорий вида и времени в рассказе А. П. Чехова «На подводе»

Вопрос значения категорий вида и времени рассматривался многими учеными, критический обзор различных толкований видовых и временных значений представлен в труде В. В. Виноградова «Русский глагол». Основы современного понимания глагольных категорий разработаны А. В. Бондарко, Л. Л. Буланиным, Л. П. Бирюковой, С. А. Карпухиным. Особенности функционирования видовременных форм глагола в художественных текстах рассмотрены в работах В. В. Виноградова, Г. А. Золотовой. В. В. Виноградов также заложил основы теории и методики анализа композиционно-синтаксической роли видовременных форм глагола в художественных произведениях.

Данная статья посвящена изучению особенностей употребления категорий вида и времени в произведении А. П. Чехова «На подводе».

В художественной литературе видовременные образования глагола приобретают особую специфику: входя в круг изобразительно-выразительных средств языка художественной литературы, они способствуют созданию художественного образа. Кроме того, видовременные формы глагола выполняют в литературном произведении композиционно-синтаксическую роль.

Большое значение для создания определенного тона повествования имеет целенаправленный подбор глаголов-сказуемых в определенной видовременной форме, что позволяет показать стремительность, быстроту сменяемых действий, событий, или, напротив, создать спокойный, равномерный тон повествования. Так, глаголы несовершенного вида (НСВ) указывают на одновременность, постоянство действий, а глаголы совершенного вида (СВ) – на последовательность, сменяемость их. Более того, частные видовые значения, выступая в различных временах, проявляют способность употребляться в переносном значении.

А. П. Чехов использует в своем творчестве «приемы общей экономии художественных средств при максимальной их выразительности» [1, 80]. Также следует отметить «преимущественное употребление нейтральных форм речи», которые в его произведениях становятся «действенными художественными средствами» [6, 27].

Перейдем к рассмотрению особенностей употребления видовременных форм в рассказе «На подводе» (1897). Действие рассказа ограничено небольшим промежутком времени (с утра до вечера одного дня). Сюжет рассказа не богат событиями: учительница Марья Васильевна возвращается из города (она ездила получать жалование), встречает по дороге помещика Ханова, пьет чай в трактире, видит в окне поезда женщину, похожую на мать. В рассказе более важную роль играет внутренний сюжет, который характеризуется движением повторяющихся тем, мотивов, что позволяет читателю узнать о прошлом героини, ее мечтах, тревогах, обстоятельствах жизни, отношениях с окружающими людьми.

Сквозная тема дороги, выраженная глаголами прошедшего времени СВ, оформляет внешний сюжет – возвращение героини из города в деревню, встреча с другими персонажами. «В половине девятого утра выехали из города» [9, 315]. «… ее обогнал помещик Ханов…» [9, 316]. Здесь глаголы СВ в прошедшем времени – формы  наиболее насыщенные повествовательным динамизмом, так как «они обозначают перелом процесса в направлении к результату действия» [2, 230].

Формы прошедшего времени НСВ, наоборот, намечают широкий план прошлого, выражают статичное, повторяющееся действие. В рассказе с помощью них рисуется обыденность ситуации, разворачивается мотив бессмысленности жизни героини: «…весна пришла вдруг, но для Марьи Васильевны, которая сидела теперь в телеге, не представляли ничего нового и интересного ни тепло, ни томные, согретые дыханием весны прозрачные леса <…> и была ли весна, как теперь, или осенний вечер с дождем, или зима, — для нее было все равно, и всегда неизменно хотелось одного: поскорее бы доехать» [9, 315]. Можно заметить, что время героини противопоставлено времени природы. Создается впечатление, что динамика природы (глагол СВ пришла, наречие вдруг) нейтрализуется бездейственностью, опустошенностью героини (глаголы НСВ сидела, не представляли, хотелось).

В течение всего рассказа мотивы повторяются, дополняют друг друга, противопоставляются: «У нее было такое чувство, как будто она жила в этих краях уже давно-давно, лет сто, и казалось ей, что на всем пути от города до своей школы она знала каждый камень, каждое дерево» [9, 315]. Сочетание глаголов прошедшего времени НСВ (было, жила, казалось, знала) с наречием времени и словосочетанием с временным значением (давно-давно, лет сто) усиливают семантику постоянности, позволяют представить идею пустоты повседневности отчетливее и масштабнее.

С серостью, скучностью жизни героини связан мотив утраченного прошлого: «О том прошлом, какое было до ее поступления в учительницы, она уже отвыкла вспоминать — и почти все забыла. Когда-то были у нее отец и мать; жили в Москве около Красных ворот, в большой квартире, но от всей этой жизни осталось в памяти что-то смутное и расплывчатое, точно сон» [9, 315]. Глаголы СВ в аористическом значении (отвыкла, забыла), выражающие мотив утерянного прошлого, показывают, что героиня оставила свою прошлую жизнь, забыла ее, указывают на факт прошлого без связи его с настоящим. Перфектное же значение глагола осталось служит выражением связи факта прошлого с настоящим героини: в настоящее время в ее памяти остались лишь смутные образы прошлой жизни.

Мотив обыденности, бессмысленности жизни находит свое выражение и в повторении темы школы, представленной также в контексте прошедшего несовершенного. Героиня постоянно возвращается к мыслям о школе, о дровах, об экзаменах: «Марья Васильевна думала о своей школе, о том, что скоро экзамен и она представит четырех мальчиков и одну девочку» [9, 315]. Следует отметить появление глагола представит, который рисует план будущего времени, с которым учительница связывает предстоящие экзамены, волнующие ее больше, чем само преподавание. Ориентация Марьи Васильевны в основном на формальную сторону обучения усиливает мотив бессмысленности жизни, так как ее будущее связано только с экзаменами, запасом дров на зиму, а в настоящем для нее не существует причин для радости: «Вот уже два года, как она просит, чтобы уволили сторожа, который ничего не делает, грубит ей и бьет учеников, но ее никто не слушает» [9, 316]. Здесь глаголы настоящего исторического (просит, не делает, грубит, бьет) представляют типичную, повторяющуюся ситуацию, которая, изображая прошлое, распространяется на настоящее героини. Эти формы помогают создать выразительный образ постоянных переживаний героини, ее беспомощности.

По контрасту с мотивом грубости, бессмысленности жизни появляется мотив мечты о любви, радости, счастье, связанный с помещиком Хановым: «…и ей пришло на мысль, что если бы она была его женой или сестрой, то всю свою жизнь, кажется, отдала бы за то, чтобы спасти его от гибели» [9, 317]. Глаголы СВ (пришло, отдала, спасти) изображают иной план будущего, в котором нет мыслей об экзаменах, в котором жизнь будет иметь смысл. СВ  в этом контексте показывает стремление героини к действиям, к жертвенности, к обретению смысла жизни.

Конкретно-фактическое значение СВ появляется также, когда героиня, увидев в окне поезда женщину, вспоминает внезапно свое прошлое. Ряд глаголов СВ  отражает быстрый поток представлений героини, которая внезапно вспомнила и прочувствовала давно забытое: «…представила себе мать, отца, брата, квартиру в Москве <…> услышала вдруг игру на рояле, голос отца, почувствовала себя, как тогда, молодой, красивой, нарядной <…> чувство радости и счастья вдруг охватило ее, от восторга она сжала себе виски ладонями и окликнула нежно, с мольбой: “Мама!”» [9, 321].

 Далее в рассказе снова повторяется мотив возможности счастья, теперь он выражен глаголами НСВ (улыбалась, кивала, казалось, светится), показывающего процессность, протяженность действий во времени, а именно в растянутом мгновении возвращенной веры в радость. Здесь объединяются мотив мечты о счастье и мотив утраченного прошлого, одно плавно перетекает в другое, создавая впечатление возможности через обретение прошлого найти смысл в серой жизни героини: «В это время как раз подъезжал на четверке Ханов, и она, видя его, вообразила счастье, какого никогда не было, и улыбалась, кивала ему головой, как равная и близкая, и казалось ей, что и на небе, и всюду в окнах, и на деревьях светится ее счастье, ее торжество» [9, 321].

Однако тема дороги возвращает героиню к реальности, к обыденности. Мотив бессмысленности жизни вытесняет мотивы утраченного прошлого и возможного счастья. Глаголы прошедшего времени СВ в аористическом значении (исчезло, села, переехала, снял) соединяют внутренний и внешний сюжет, завершая повествование: «И вдруг все исчезло. Шлагбаум медленно поднимался. Марья Васильевна, дрожа, коченея от холода, села в телегу. Четверка переехала линию, за ней Семен. Сторож на переезде снял шапку» [9, 321]. Героиня вновь садится в телегу, в которой она появилась в начале повествования. Так создается кольцевая композиция, которая говорит о цикличности, повторяемости, постоянности серой жизни Марьи Васильевны, о невозможности выйти за пределы обыденности, о бессмысленности жизни, перед которой сторож снимает шапку.

Таким образом, рассказ «На подводе» является «бесфабульным произведением, в котором сюжетное движение заменено развитием сквозных тем, их переплетением и противопоставлением» [4, 469] Здесь главная смысловая нагрузка падает на повторение и противопоставление мотивов бессмысленности жизни и возможности счастья, мотива утраченного прошлого и темы школы и дороги. Одним из средств выражения движения внешнего и внутреннего сюжета являются категории вида и времени глагола, выразительные возможности которых позволяют создать яркий художественный образ почти остановившейся жизни героини.