Полный текст статьи
Печать

Современный мир представляет собой противоборство интеграционных и дезинтеграционных процессов. С одной стороны, расширяются, укрепляются и интенсифицируются различные социальные связи – политические, культурные, экономические и т. д., возрастает осознание универсальных человеческих потребностей, общности исторических судеб и безопасности всего человечества. С другой стороны, под воздействием роста национального и индивидуального самосознания происходит распад и дробление отдельных социумов, обособление и разъединение субъектов общественной жизни. Особенно ярко дезинтеграционные процессы проявляются в национально-этнических конфликтах, число которых резко возросло в конце ХХ века.

Долгое время считалось, что такие конфликты разрешимы с помощью универсальных ценностей, которые служат основой формирования принципа толерантности в национальных отношениях. Однако основополагающие ценностные ориентации различных культурных миров не совпадают. На это указывал ещё М. Вебер в своей концепции неизбежности и вечности «Спора богов» [1].

Г. Померанц выделяет четыре великих цивилизации – христианский Запад, мир ислама, индобуддийский мир Южной Азии и конфуцианско-буддийский мир Дальнего Востока [2]. Н.С. Розов выделяет ещё Евразийскую Цивилизацию [3]. Каждая из этих цивилизаций имеет своё уникальное «культурное ядро» как «систему образцов (ценностей, стилей мышления и поведения), фундирующих большинство остальных образцов в данной культуре и всей цивилизации» [3]. «Культурное ядро» христианского Запада определяется такими ценностями, как свобода, собственность, право, демократия, рациональность, критичность, состязательность. Ценности, входящие в «культурное ядро» индо-буддийского мира, сложились на базе представлений о Карме, кастовом делении, метемпсихозе, майе, путях совершенствования. Нормы поведения жителей конфуцианско-буддийского мира соответствуют ценностям патернализма с реальной заботой «старших» о «младших», изоморфизма в структуре семья – клан – страна, образованности – приобщённости с особой ролью символов и ритуалов, стилю мышления по аналогии и стратагемности мышления. Ценностями исламской цивилизации являются абсолютизация всемогущества Аллаха, жёсткий патриархат и отождествление этики, политики, права и отчасти даже экономики с нормативностью, диктуемой Кораном. Ценности Евразийской цивилизации, по мнению Н.С. Розова, вряд ли можно считать устоявшимися, так как приоритетные ценности государства, державности, власти и властного статуса сосуществуют с ценностью образованности – интеллигентности, как «европейства», с притягательностью воли – свободы как полной независимости от власти государства (что может выражаться как в бегстве в казачью вольницу в прошлые века, так и в принципиальном уклонении от уплаты налогов сегодня) [3].

Каждая из охарактеризованных выше «субэкумен», представляя собой специфический тип универсальности, сформированный на базе нравственных ценностей определённого этико-религиозного учения, является в общем-то суперэтничной и «накладывается» на различия народных культур, подчиняет их себе и, в то же время, по отношению к другим субэкуменам является индивидуальной» [2]. Следовательно, универсальные ценности не могут быть совершенным механизмом разрешения национально-этнических конфликтов в силу существующих различий в понимании «универсализма», обусловленных культурной спецификой. В таком случае задача философии – концептуально обосновать межкультурные различия. А.В. Смирнов указывает, что в настоящее время сущностная инаковость «чужой культуры концептуализируется в теориях партикуляристского (Данилевский, Шпенглер) или универсалистского (Масиньон, Жюльен, Игнатенко) типа [4]. Однако и та, и другая, по его мнению, оказываются в методологическом тупике, так как получается, что основополагающие цивилизационные ценности несоизмеримы и несводимы. Это, в свою очередь, препятствует формированию толерантности в форме взаимодействия и взаимообогащения. «Терпимость только в том случае будет подлинной, если основывается не на какой-нибудь идеологии, например, идеологии политкорректности, а на понимании оснований другой культуры, её целостного устройства, её архитектоники» [4].

Очевиден факт, что неприятие чужой, то есть иной культуры чаще всего обусловлено недостаточной информированностью о её особенностях. Мало кто знает, например, что в традиционной арабо-мусульманской культуре исламская этика расценивает отказ в настойчивой просьбе как крайне нежелательный. Поэтому, сталкиваясь со случаями невыполнения обещаний со стороны представителей этой культуры, мы справедливо возмущаемся, так как наши представления о должном и возможном сформированы в пространстве другой культуры [4]. И тем не менее дело не столько в недостатке информации, сколько в способах её обработки. Каждая культура «мыслит» по-своему, обладает «своим менталитетом», который и определяет её отношение к другим культурам. Поэтому само понимание терпимости, лежащей в основе толерантности, различно в разных культурно-цивилизационных ареалах.

Терпимость христианского Запада – это терпимость рационального толка, которая базируется на представлениях о договорном характере общества. Суть её кратко и ёмко определяет тезис Э. Дюркгейма: «Консенсус стоит за спиной контракта». В рамках индо-буддийской цивилизации сформировалась специфически традиционалистская терпимость. В её основе – идея абсолютной незыблемости существующего порядка мироздания. Соответственно, любой социальный протест и, тем более, попытки насильственных изменений лишены всякого смысла, так как порядок мироздания недоступен власти человека. Смысл терпимости подобного рода, на наш взгляд, прежде всего в невмешательстве. Стержнем конфуцианской терпимости являются патриархально-деспотические ценности, в соответствии с которыми в общественном сознании людей усилиями официальной идеологии создавались и закреплялись необходимые образцы поведения, которым следовало подражать. Всякий, кто признаёт конфуцианскую нравственность и этику – китаец. Возможно, именно это унифицированное восприятие «Других», лежащее в основе конфуцианской терпимости, «спасает» Китай от внутриэтнических конфликтов. В отношениях же с другими странами «работает» терпимость иного рода. Она основана на идее предопределённого превосходства [5], то есть все другие народы воспринимаются как люди с генетически предопределённой культурной дефективностью, а чужая культура – как пошлая и уродливая. Такую терпимость можно определить как снисхождение, заметив при этом, что терпимость-снисхождение не только не способствует полноценному диалогу различных культур, но и делает его практически невозможным, ибо «дефективные» культуры рискуют остаться не услышанными.

Трудно дать точное определение терпимости, которая сформировалась в исламском мире, однако целый ряд исторических фактов, как-то: непрепятствие христианскому паломничеству со стороны мусульман, непритеснение евреев, служащих интересам мусульманского государства, сохранность, а затем и обогащение средневековья ценностями античной культуры и т. п. – позволяют предположить, что терпимость в исламской традиции – это, скорее всего, внешнее, формальное признание лидирующих (конечно же, мусульманских) ценностей, во главе которых – вера в Аллаха.

Причинами разного понимания терпимости народами, принадлежащими к различным «субэкуменам», следует считать не только культурно-исторические особенности цивилизационных ареалов, но и существенные различия в типах и формах сознания представителей разных культур, в частности, в типах мышления. А.В. Смирнов предлагает вычленять логико-смысловую инаковость как особый тип межкультурных различий. Для этого в качестве оснований рациональности культур нужно рассматривать не научные парадигмы, которые несоизмеримы, а две главные логические процедуры – процедуру выстраивания противоположности и нахождения общего, которое объединяет противоположности, и процедуру соотнесения целого и части, как в аспекте вывода частей из целого, так и в аспекте объединения частей в целое [4]. Основания рациональности, взятые в их логико-смысловом аспекте, конституируют культуру, поскольку определяют целостное строение её смыслового тела. Разобравшись с самим процессом осмысления, то есть с тем, что и почему будет считаться рациональным (правильным, логичным) в иной культуре, мы сможем лучше понять эту культуру и более осмысленно заниматься развитием толерантности в подрастающем поколении [6]. На порядок адекватнее представляя инологичную культуру в её основаниях, мы глубже разберёмся в понимании терпимости (= толерантности), характерном для неё, ибо указанные выше логические процедуры не только определяют то, что принято называть рациональностью в прямом смысле слова, но и непосредственно влияют на формирование, функционирование и восприятие смысловых структур в области этического и эстетического. Следовательно, логико-смысловая инаковость объяснит инаковость ценностно-смысловую. Таким образом, логико-смысловой подход к межкультурным различиям будет способствовать реализации активной формы толерантности.