Своеобразие авторской субъективности в рассказе М. Горького «Ошибка»
О.
Ю. ШумБиблиографическое описание статьи для цитирования:
Шум
О.
Ю. Своеобразие авторской субъективности в рассказе М. Горького «Ошибка» // Научно-методический электронный журнал «Концепт». –
2016. – Т. 15. – С.
196–200. – URL:
http://e-koncept.ru/2016/86940.htm.
Аннотация. В статье представлена литературоведческая интерпретация рассказа М. Горького «Ошибка» (1895). Новое прочтение основано на исследовании основного сюжетного мотива – трансформированной архетипической формуле «учитель, обращающий ученика в свою веру». Центральные персонажи – «учитель» Кравцов и «ученик» Ярославцев – рассмотрены через призму авторского отношения к ним, выраженного с помощью художественного приема номинации и сравнений. Установлено: в данное раннее произведение включены тематические аспекты и образы, концептуально значимые в контексте дальнейшего творчества Горького. Предложен вариант трактовки названия рассказа.
Ключевые слова:
сравнение, мотив, номинация, сюжетная формула, авторское отношение, образы-персонажи, художественный прием
Текст статьи
ШумОльга Юрьевна,Кандидат филологических наук, доцент кафедры рекламы и издательского дела ТаврическойакадемииФГАУО ВО «Крымский федеральный университетим. В.И.Вернадского», Симферополь, Республика Крымshum_olga@inbox.ru
Своеобразие авторской субъективности
в рассказе М.Горького «Ошибка»
Аннотация.В статье представлена литературоведческая интерпретация рассказа М.Горького «Ошибка» (1895). Новое прочтение основано на исследовании основного сюжетного мотива трансформированной архетипической формуле «учитель, обращающий ученика в свою веру». Центральный персонажи «учитель» Кравцов и «ученик» Ярославцев рассмотрены через призму авторского отношения к ним, выраженного с помощью художественного приема номинации и сравнений. Установлено: в данное раннее произведение включены тематические аспекты и образы, концептуально значимые в контексте дальнейшего творчества Горького. Предложен вариант трактовки названия рассказа.Ключевые слова: сюжетная формула, авторское отношение, образыперсонажи, художественный прием, номинация, сравнение, мотив.
Постановка проблемыРассказ Максима Горького «Ошибка» (1895) не отличалсясчастливойсудьбой. Критикисовременники писателя поспешили определить произведение в ряд историй о сумасшедших (в памяти читающей публикинаряду сповестьюА.П.Чехова «Палата № 6» (1892)оставался еще вышедший в 1883 году «Красный цветок» В. М. Гаршина) и недоумевали, зачем он был написан [1]. В литературоведении позднейшего времени можно обозначить две точки зрения, с которых интерпретировали это произведение. Одна связывала героев рассказа с ницшеанством[2], согласно другойданное горьковское произведение повествует о представителях прогрессивной интеллигенции, готовой вступить на путь революционной борьбы [3]. Обращает внимание дистанцированность прочтенийгорьковского рассказа: от не заслуживающего внимания анекдота про двух сумасшедших до истории об активных преобразователях жизни.Столь же значительны расхождения в оценке главных персонажей, которых тообвиняли вимморализме, топоднимали на щит как положительных героевинтеллигентов, стремящихся связать свою жизнь с жизнью народа. Цель статьи. Представляется актуальным обратиться к данному малоизученному произведению Горькогоеще раз, чтобы выявить специфику воплощения в рассказе авторскойхудожественной идеии, возможно, разрешить имеющиеся противоречия.Тем более, что самому писателю рассказ нравился [4]и, очевидно,был для него важен, поскольку включался им во все собрания сочинений.1. Сюжетная основа произведенияРассказ «Ошибка» не богат событиями. Два главных персонажа встречаются, когда один из них (Марк Кравцов) три дня как сошел с ума, а другой (Кирилл Ярославцев) на грани помешательства. Сумасшедший выступает в роли «учителя» и развивает идею исхода в «обетованную страну»,спасения угнетенных жизнью людей в специально созданной для этого «будке», а «ученик», окончательно сойдя с ума, проникается этой идеей. Он пытается донести ее до пришедшихза «учителем», чтобы отвести его в сумасшедший дом, но в итоге оказывается там вместе с ним. В рассказе есть также небольшой эпилог, в котором Кравцов и Ярославцев изображены пребывающими в сумасшедшем доме, карикатурный итог происшедшего. Жалкий до ничтожности «ученик» бегает «мелкими шажками», «согнувшись, подпрыгивая», за «учителем» и просит его «робким шепотом» «говорить». Затем садится у его ног и слушает одни и те же мысли, произносимые «учителем» с одними и теми же интонациями[5].Фактически сюжетной основой рассказа являетсяархетипическая формула «учитель, обращающий ученика в свою веру»: завязка появление «ученика» в доме «учителя», кульминация его «обращение», развязка обреченная попытка «ученика» объяснить идею «учителя» людям. Однако смысл, который в эту формулу вложил Горький, заслуживает, по нашему мнению, самого пристального внимания.
Рассмотрим центральных персонажей произведения подробнее, используяв качестве отправного критерия не содержание речей Кравцова, как в предыдущих исследованиях, а отношение автора к «ученику» и «учителю».2. Образ «ученика» Ярославцева в аспекте авторского отношенияВ начале рассказа Ярославцев представлен Горьким как человек к делу не способный, мучимый тяжелыми думами, порождающими в его душе «ржавчину тоски и тупого равнодушия ко всему» (т. 1, с. 447), и охваченный чувством страха перед собственными мыслями. Ничего, кроме подробного описания «дум» и связанных с ними переживаний, мы о Ярославцеве не узнаем: в рассказе нет его портрета, не известен возраст, ничего не сказано о семье, и даже о месте его работы мы можем только строить предположениято ли учительство, то ли статистика. Зато мыслительнословесные муки Кирилла Ивановича мы видим как бы «изнутри» глазами автора, и это позволяет предполагать некоторую внутреннюю родственность в отношении Горького к герою, скрытую, впрочем, за внешней нейтральностью. Обратим внимание на то, как в ходе повествования меняется именование героя. В начальных сценах рассказа Горький чередует «Ярославцева» и «Кирилла Ивановича». Когда герой оказывается в доме Кравцова, впервые в тексте появляется имя «Кирилл». И чем ближе к финалу, тем более часто писатель называет своего героя просто по имени, оно фактически вытесняет более официальные и «взрослые» именования. Отметим сразу, что с другим главным героем такого не происходит: в авторской речи он всегда остается Кравцовым, только один раз в эпилоге он назван Марком, но как бы от имени Ярославцева, еще один раз к фамилии добавляется имя и затем в конце, когда сообщается о судьбе обоих героев, имя и отчество. Вданном случае номинация художественный прием, с помощью которого писатель показывает, как, вытесняя рассудоквзрослого человека, его место в личности Ярославцевазанимает детскость. Другим средством создания образа «ребенка» является сравнение. В кульминационной сцене, когда от «невыразимой» грусти Кирилл плачет, уткнувшись в ноги Кравцова, Горький уточняет: «всхлипывая, как ребенок»(курсив здесь и далее наш. О. Ш.) (т. 1, с. 464). «Бледноюулыбкой больного ребенка» (т. 1, с. 467) Ярославцев улыбается и после того как наступает окончательное сумасшествие и перед его внутренним взором остается только тьма, в которой он силится разглядеть свою будущность и возможное спасение от «власти ужаса». Итак, проводя своего героя от начального помешательства до полного сумасшествия, Горький одновременно показывает параллельный процесс трансформации «сельского учителя не у дел» Кирилла Ивановича, человека с мутными чувствами и мыслями, в чистосердечного и восторженного, хотя и больного ребенка. В этом состоянии герой смотрит «глазами любви и восторга» (т. 1, с. 466) на «учителя» Кравцова, «с ясною улыбкой» на пришедших утром людей, «с тихим восторгом» на одного из своих сослуживцев(т. 1, с. 468). Очередная перемена в чувствах Кирилла наступает только тогда, когда он начинает сознавать цель их приходав дом Кравцова. Горький передает последовательную смену эмоций: удивление, затем недоверие и страх, потом в последней надежде Кирилл произносит свою пламенную речь об ошибке и плачет, поняв тщетность своих слов. Он и в этот момент похож на расстроенного ребенка, когда смахивает со щёк «слезинки», стоя «с убитым лицом»(т. 1, с. 470), и далее ведет себя робко, послушно, как маленький. Авторский настрой в отношении трогательного, подетски открытого Кирилла ощутимо позитивен, но вызван он, по нашему мнению,не личностью героя как таковой, а тем душевным подъемом, который недолгое время испытывает Ярославцев. Не случайно именно в этом состоянии он видит «дорогу, заполненную людьми, исходящими из плена жизни», и более того, становится способным к прозрению: «через их глаза Кирилл видел их души в тоске и в лохмотьях, изорванные, изношенные души много страдавших людей». Он видит и себя идущим впереди рядом с Кравцовым «великим человеком», «которого все слушались и на которого смотрели с надеждой»(т. 1, с. 467). В описании воображаемых сцен нет ни тени иронии, они созданы в духе библейской картины Исхода, а во главе идущих легко можно представить Моисея или героя, подобного горьковскому Данко. Вглядывающийся в души идущих Кирилл в своем воображении на момент становится настоящим апостолом, и хотя ужас безумия не оставляет его, он в этих сценах совсем не похож на того жалкого, потерявшего себя субъекта, который бегает семеня за Кравцовым в эпилоге рассказа. В чем же причина такой существенной перемены в финале?От душевного полета и чистосердечной детской восторженности Кирилла следа не остается тогда, когда ненадолго воцарившийся в его сознании «маленький, возвышающий душу обман» столкнулся с «низкими истинами» действительности. Приведенные пушкинские афоризмы использованы Горьким в рассказе «Читатель» (1898), в котором в полупублицистической формеизложены многие важные для Горького мысли, более образно выраженные рассказе «Ошибка» [6]. Позволим себе еще одну цитату из рассказа «Читатель», раскрывающую, как нам кажется, происходящее с Кириллом Ярославцевым: «Действительность, которую мы когдато так горячо хотели перестроить, сломала и смяла нас… Что же делать? Попробуем, быть может, вымысел и воображение помогут человеку подняться ненадолго над землёй и снова высмотреть на ней своё место, потерянное им»(т. 2, с. 198). Силой воображения, импульсом которого стала «идея всеобщего спасения», высказанная «учителем», Кирилл «поднялся ненадолго над землей», обретя «свое место» рядом с ним «спасителем» людей. Но «действительность» побеждает «ученика», когда ее представители приходят утром в дом Кравцова. Горький передает происходящую с Кириллом перемену, описывая его глаза. Улыбка ушла из них еще до произнесенной в защиту «учителя» речи, как только он начал догадываться, что и в нем видят сумасшедшего. После провала защитного слова в глазах Кирилла «светилось море меланхолии», затем с «неподвижною до ужаса сосредоточенностью в глазах»(т. 1, с. 470)он смотрит кудато в угол, наконец, писатель прямо называет его глаза «мертвыми»(т. 1, с. 471). Душевный подъем, который пережил герой, оказался крайне коротким и сменился полным душевным ступором. «Ученику» автор не оставляет больше возможности «подняться над землей», но читателюнамекает, что порыв Кирилла может быть подхвачен. Среди присутствующих есть некий Ляхов, «высокий человек с печальным и бледным лицом» (т. 1, с. 468), его реакция на выступление Ярославцева отличается от реакции остальных. Он не удивился и не испугался, как другие, а «стоял и смотрел на всех, странно улыбаясь и всё покусывая себе губу» (т.1, с. 470). Можно предположить, что «печальное» лицо и «странная» улыбка свидетельствуют: озвученные «учеником» мысли не чужды и Ляхову. Вполне вероятно, он будет следующим в этой «эпидемии» душевной смуты. Ведьв начале рассказа квартирная хозяйка Ярославцева, узнав, что тот идет к сошедшему с ума знакомому, говорит: «Чтойто, господи! Один недавно пристрелился, другой сошёл с ума… ну друзья у вас!.. айай!..» (т. 1, с. 453). Полагаем, писателю было важно утрировать количество душевно скорбных, выставить их присутствие в обществе не казусом, а социально детерминированной закономерностью: тоже своего рода исход людей неплохих, но слабых из «жизни» в безумие. Как к этому варианту «исхода», и в частности к душевнойсмерти Ярославцева, относится автор? Судя по эпилогу в рассказе «Ошибка», без сочувствия. А в «Читателе» прямо высказана оценка такого рода человеческой судьбы: «Некоторые слепо ищут чегото, что, окрыляя ум, восстановило бы веру людей в самих себя. Частоидут не в ту сторону, … Те, которые ошибаются в путях к истине, погибнут! Пускай, не нужно им мешать, не стоит их жалеть людей много!» (т. 2, с. 198) Конечно, эти слова принадлежат персонажу, а не автору, но вот в цикле «По Союзу Советов» (19281929) Горький и от себя даст оценку судьбе искателейистины, которые погибли, износились, «распылились на путях своих»: «Не жалко бесполезные люди» (т. 17, с. 173). Лишенныехристианского состраданиясловавыражают мировоззренческую позицию автора, ставшую итогом переработки многих идейных и философских учений. Мысль о значимости стремления к пробуждению душиявляется уГорького одной из центральных: «Важно стремление, важно желание души найти бога, и, если в жизни будут души, охваченные стремлением к богу, он будет с ними и оживит их, ибо он есть бесконечное стремление к совершенству…» (т. 2, с.199). Сакрального смысла в словах о поиске Бога у писателянет,за нимискрытопредставление о верящем с религиозной истовостью в идею, способную«поднять человека над землей»,пробудить его к общечеловеческому труду бесконечногосовершенствования. И вот тут принципиально важным становится вопрос об указующих идейный путь, о проповедниках идей.3. Авторская оценка образа «учителя»КравцоваТема «учителей жизни» («вождей», «проповедников», «вероучителей», «объясняющих господ») сквозная в горьковском творчестве. Она присутствует в рассказе «Читатель», в сборнике «Несвоевременные мысли» (19171918), в очерках о В.Г.Короленко (1922), Л.Н.Толстом (1923), В.И.Ленине (1924), в повести «Мои университеты»(1923), в романе «Жизнь Клима Самгина»(19271936)и др., и, по нашему мнению, одним из первых посвященных ей произведений стал рассказ «Ошибка». Выведенный в нем образ «учителя» открывает ряд персонажей очень разных, но отличающихся одной общей чертой отсутствием сомнений в своем праве излагатьвоспринятые ими идеикак единственную истину. В исследованиях, посвященных рассказу «Ошибка», как бы само собой подразумевалось, что герой, которому писатель доверил волнующие его идеи, не может быть антагонистом автора. Однако анализ текста, связанного с Кравцовым, без учета его «правильных» и красивых речей, показывает: Горький к «учителю» на протяжении всего рассказа относится без симпатиии максимально отстранен от него. Мысли истрахи Кирилла Ярославцева он описывал подробно, добавляя к ним фантасмагорическиекартины, возникающиев воображении героя. Что переживает и осмысливает Кравцов, какие образы волнуют его воображение, Горький не показывает,«учитель» представлен только во внешнем восприятиипреимущественноЯрославцева,к оценкам которогодобавлены две очень приземленные, «обытовленные», характеристики от сослуживцев, не прибавляющиесимпатии к «учителю». Первое, что автор преподносит нам в восприятии Ярославцева,это портрет Кравцова, странное изображение «сухого», «угловатого», «нервного» человека со «всегда вздрагивавшими усами и с горящим, блуждающим взглядом»(т. 1, с. 451). Э. Клюс увидела в описании внешности Кравцова сходство с «известным портретом Ницше»: «Пронизывающие глаза, густые брови, короткие волосы и темные усы вряд ли могут быть рассматриваемы как всего лишь случайное сходство» [7]. Однако нам кажется, что исключать случайное совпадение все же нельзя. Ведь с той же долей вероятности можно увидетьв портрете Кравцова(«черные» усы, форма и густота которых, кстати, не описана, «густые брови», «горящий» взгляд «черных миндалевидных глаз», «жесткие, ершистые волосы»)черты его кавказского прототипа Голу Читадзе. Думается, в данном случае не важно, отразился ли в портрете Кравцова чейто конкретный облик. На наш взгляд,врассказе «Ошибка» Горькому было нужно создать обобщенный гротескный образ, объединивший в себе легкую жуть с почти карикатурой.Самое примечательное в портрете Кравцова брови, точнееих поведение на лице персонажа, описывая которое Горький не жалеет экспрессивных наречий иглагольных форм.Брови «страшно двигались», «то всползая», «то вдруг спрыгивая … и совершенно закрывая впадины глаз». Уже эта чуднáя мимика весьма выразительна, но автору мало, он добавляет к ней более дикую гримасу: «В разговоре он иногда удерживал одну бровь левую, прижимая её длинным пальцем левой же руки; это не мешало другой брови всползать к волосам, и тогда всё лицо говорившего перекашивалось и принимало мучительно острое выражение напряжённого желания проникнуть кудато недосягаемо для других, глубоко, и постичь чтото непостижимое никому. Глаза же в это время метали искры, и в них было целое море не то тоски, не то мучительного восторга»(т. 1, с. 451). Как нам кажется, в сочетании густых черных бровей, интенсивно двигающихся на перекошенном лице, с горящим взглядом мечущих искры глаз есть нечто мефистофельское, по крайней мере, в том его варианте, который воплощали провинциальные оперные артисты. И реакцияКравцова на капитуляцию Ярославцева напоминает торжество ловца человеческих душ: «Ага! Я победил ещё одного!<…>Это хорошо… Победа… с первого шага!..» (т. 1, с. 464) К портретной и речевой характеристике можно прибавить и сравнение, сделанное Ярославцевымдо того, как он окончательно сходит с ума. Глядя на очередную уродливую и страшную гримасу Кравцова, Кирилл Иванович задается вопросом «на кого он похож?», и тут же сам себе отвечает: «На дьявола, которого один святой поймал в своём рукомойнике и запечатал его там своим крестным знамением!»(т. 1, с.459)«Дьявольские» черты в образе Кравцова снижены, лишены мистической подоплеки и какоголибо серьезного пафоса. К тому же, Горький не акцентирует на них внимание, «спрятав» за явным безумием. Но поскольку всё же эти «неочевидные» черты в тексте рассказа есть, следует понять зачем они понадобились автору.По нашему мнению, цель всех намеков Горького на «дьяволизм» «учителя» заключается в стремлении разоблачить его как лжепророка. Дьявол обезьяна Бога, а гримасничающий чёртлжепророк пародия на пророка. «Учитель» говорит правильные речи о спасении людей, но за ними, кроме мефистофельского желания уловить еще одну душу, нет «живой,действительной веры»(т. 14, с. 281), он далек от Бога и в христианскомсмысле, и в горьковском понимании. Важный намек на статус лжепророка заключен и в другомсравнении Ярославцева, которым он «награждает» Кравцова. Оно возникает у Кирилла тоже до того, как он окончательно погрузился в мрак безумия и стал «учеником». Слушая Кравцова, Ярославцев не может уловить в его звенящих «торжественных словах» «некоторую важную мысль». Сотрясающий воздух голос Кравцова мешает Кириллу, вызывает досаду: «Чего он хочет? Э, урод! Что такое вон из жизни?» (т. 1, с. 461) и он вспоминает картинку, изображающую человека с дудочкой в руках, который «стоял на берегу реки и играл на своей дудочке, а к нему со всех сторон бежали крысы и мыши». «В этом человеке было чтото общее с Марком Кравцовым. Смешно!» дано пояснение несобственнопрямой речью(т. 1, с. 462).Итак, помимо сравнения с дьяволом, запечатанным в рукомойнике, Кравцов вызывает у Кирилла ассоциацию с гамельнским крысоловом. Причем использованнаяв комментарии к описанной картинке несобственнопрямаяречь, на наш взгляд, призванаусилить подтекстовый в целом образ слиянием голосовгероя и автора (например, более очевидное сравнение с дьяволом в рукомойнике дано прямой речью). Книгочей Горький наверняка знал, что средневековая легенда состоит из двух частей. Во второй музыкант, которому магистрат отказался платить за оказанную услугу, возвращается и, чтобы отомстить, с помощью своей колдовской мелодии уводит в неизвестном направлении городских детей. Вот почему, как нам кажется, писателю было важно показать превращение Ярославцев в «больногоребенка».Претендующий на роль «учителя жизни» Кравцов на деле исполняет роль крысолова, обманувшего ребенка своими красивыми речами. Будучи в состоянии меркнувшего сознания, Кирилл способен интуитивно почувствовать обман, а став «больным ребенком» с определенного момента он слышит только «дудочку крысолова» и хочет слышать ее вновь и вновь: «Говорите…говорите!»(т. 1, с. 464);«Говори, учитель!»(т. 1, с. 471). Косвенным подтверждением нашего предположения являются слова Горького из письма 1899 года к С. П. Дороватовскому: «"Человек с дудочкой", есть у меня такой тихенький и грустный рассказишко» (т. 28, с.81). Это произведение не было найдено, но можно предположить, чтов письме говорится о варианте илиредакции рассказа «Ошибка», а, возможно,у Горького была новая версия темы об идейных «учителях»зазывалах.Кроме того, в позднейшем горьковском творчестве получит продолжение и тема детей, идущих к правде.В 1906 году в письме к Е.П.Пешковой, разъясняя замысел повести «Мать» (1907), писатель выразит, видимо, давно зреющую в нем мысль: «... Героиня её, вдова и мать рабочегореволюционера <…> говорит: " В мире идут дети… идут дети к новому солнцу, идут дети к новой жизни… <…>Впоследствии, когда её будут судить за её деятельность, она скажет речь вкоторой обрисует весь мировой процесс, как шествие детей к правде». Этот образ у Горького вновь связан с вопросом о ролиидейных вождей: «Мне трудно пояснить тебе эту большую мысль в письме, она слишком сложна, она выдвигает другую, тоже очень глубокую, ороковой для людей разнице между реформатором и революционером, разнице, которая нам не заметна и страшно пугает нас» (т. 28, с. 434435). Образ «реформатора» из галереи портретов «учителей жизни», разницу между ним («революционером на время») и подлинным «вечным» революционеромГорький разъяснит всборнике «Несвоевременные мысли», подчеркнув в первом рациональную холодность в отношении революционных идей и догматизм[8]. Выводы. Врассказе «Ошибка»Горький, трансформируя мотив апостольства, стремился разоблачить «реформатора» Кравцова. Этот «учитель жизни» «никогда не умел привести строго логических доводов в пользу того или другого из своих воззрений, поступков, желаний и всегда отделывался краткими афоризмами в догматическомтоне, и за пристрастие к таким афоризмам считался человеком, живущим прежде всего для громкого слова» (т. 1, с. 451). Похожая разновидность пророчествующего честолюбца встречалась в русской литературе до Горького. В произведениях второй половины 19 века мотив апостольства был связан с образом героянигилиста: апостолом ощущает себя Павел Горданов, герой романа Н.А.Лескова «На ножах», избранником и пророком Ардальон Полояров в дилогии Вс.Крестовского «Кровавый пуф», «юным пророком» назван Марк Волохов в романе И.А.Гончарова«Обрыв», наставника и главу видят посетители кружка «новых людей» в Губареве, герое романа И.С.Тургенева «Дым», и т.д. [9]. Но Горький разворачивает проблему «апостольства» посвоему, поднимая вопрос о напрасно истраченном потенциале поверившего честолюбцу «ученика».Движимый потребностью в «пастве», лжепророк Кравцоврассыпаетсловаи произносит «металлически звеневшие фразы» (т. 1, с. 452), совершенно не задумываясь о своей ответственности перед высказываемыми идеями и перед потенциальными последователями. Когда в кризисный момент перед ним оказывается жаждущая душа Ярославцева, этот «дьявол из рукомойника» и «крысолов» улавливает ее с мефистофельской жадностью, чтобыбыло перед кемвещать без помех.Вдохновившись пропагандируемыми Кравцовым прекрасными идеями, «ученик» переживает недолгий душевный подъем, от которого следа не остается при столкновении с реальной жизнью. После этого душа Ярославцева мертвеет навсегда. В эпилоге рассказа Горький дает это понять: «На выздоровление Кравцова есть надежды, на выздоровление его ученика нет» (т. 1, с. 471).Сумасшествие героев еще один художественный прием, позволяющий автору, вопервых, ускоренно показать процесс опустошения души, которыйу нормального человека мог бы затянуться на годы, и, вовторых, изолироватьгероев, поместив ихв плоскость чистойидейности.В исследовательской литературе отмечена полисемантичность названия рассказа «Ошибка»: ошибка в том, что одного сумасшедшего отправили дежурить у постели другого; ошибка в том, что «правильные слова Кравцова … считают безумными»; ошибка в том, что жизнь устроена так, что «такие слова произносит только безумный» [10]. Нам хочется выдвинуть на первый план другой смысл: ошибку совершает Ярославцев, когда доверяется лжепророку Кравцову. В результате все возвышенное «ученичество» Ярославцева превращается в фарс, как золото от дьявола в черепки.
Ссылки на источники
1. Литературная хроника. «Ошибка» (эпизод) г. М. Горькогосм. «Рус. м.». № 9 / А. М. Скабичевский // Новости и Биржевая газета. 1895, 5 октября. № 273.2. Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях / Ник. Михайловский // Максим Горький: pro et contra : антология. СПб. : Издво Русского Христианского гуманитарного инта, 1997. С. 378; Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания [Электронный ресурс] / Эдит Клюс // Фридрих Ницше : сайт. С. 13. Режим доступа : http://www.nietzsche.ru/around/russia/klust/?curPos=12(дата обращения: 10.01.2016).3. Волков А. Новое издание сочинений М. Горького : [статья по поводу издания 30томника] / Ан. Волков // Огонек. 1950. № 25 (июнь). С. 8; Захарова Е. «Черный монах» Чехова и «Ошибка» Горького / Е.Захарова // А.П.Чехов : сборник статей и материалов. Ростов н/Д.: Ростовское книжное издво, 1959. С. 233252.4. [Об обиде на редакцию «Рус. богатства» за возврат рассказа «Ошибка» без объяснений [Электронный ресурс] / Максим Горький // О редактировании и редакторах : сборникантология / сост. А. Э. Мильчин. Режим доступа : http://editorium.ru/1606/(дата обращения: 10.01.2016)].5. Горький М. Собрание сочинений : в 30 т. / М. Горький ; Академия наук СССР, ИМЛИ им. А. М. Горького. М. : Худож. лит., 19491955. Т. 1 : Повести, рассказы, стихи 18921894. 1949. С. 471 (Далее в тексте ссылки даны на это издание с указанием в круглых скобках тома и страницы). 6. См. об этом: Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания [Электронный ресурс] / Эдит Клюс// Фридрих Ницше : сайт. С.13. Режим доступа : http://www.nietzsche.ru/around/russia/klust/?curPos=12(дата обращения: 10.01.2016);Ханов В. А. Рассказ М. Горького «Старуха Изергиль»: культурологические аспекты [Электронный ресурс] / В. А. Ханов // Literary.RU / Русская литература : сайт. Режим доступа:http://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showcomments&id=1206015692&archive=1206184559&start_from=&ucat=&(дата обращения: 10.01.2016).7. См. указанную выше работу Э. Клюс. С. 13. Режим доступа : http://www.nietzsche.ru/around/russia/klust/?curPos=12(дата обращения: 10.01.2016).8. Горький М. Несвоевременные мысли [Электронный ресурс] / М.Горький // Интернетбиблиотека Алексея Комаровского. Режим доступа: http://www.ilibrary.ru/text/2378/p.20/index.html(дата обращения: 10.01.2016).9. См. об этом: Демонические знаки в антинигилистическом романе как выражение авторской ценностномировоззренческой позиции [Электронный ресурс]/ Старыгина Н. Н. // Проблемы исторической поэтики: периодическое научное издание. 1998. Т. 5. Режим доступа : http://poetica.pro/journal/article.php?id=2493(дата обращения: 10.01.2016). 10. Захарова Е. «Черный монах» Чехова и «Ошибка» Горького / Е.Захарова // А.П.Чехов : сборник статей и материалов. Ростов н/Д.: Ростовское книжное издво, 1959. С. 250.
Своеобразие авторской субъективности
в рассказе М.Горького «Ошибка»
Аннотация.В статье представлена литературоведческая интерпретация рассказа М.Горького «Ошибка» (1895). Новое прочтение основано на исследовании основного сюжетного мотива трансформированной архетипической формуле «учитель, обращающий ученика в свою веру». Центральный персонажи «учитель» Кравцов и «ученик» Ярославцев рассмотрены через призму авторского отношения к ним, выраженного с помощью художественного приема номинации и сравнений. Установлено: в данное раннее произведение включены тематические аспекты и образы, концептуально значимые в контексте дальнейшего творчества Горького. Предложен вариант трактовки названия рассказа.Ключевые слова: сюжетная формула, авторское отношение, образыперсонажи, художественный прием, номинация, сравнение, мотив.
Постановка проблемыРассказ Максима Горького «Ошибка» (1895) не отличалсясчастливойсудьбой. Критикисовременники писателя поспешили определить произведение в ряд историй о сумасшедших (в памяти читающей публикинаряду сповестьюА.П.Чехова «Палата № 6» (1892)оставался еще вышедший в 1883 году «Красный цветок» В. М. Гаршина) и недоумевали, зачем он был написан [1]. В литературоведении позднейшего времени можно обозначить две точки зрения, с которых интерпретировали это произведение. Одна связывала героев рассказа с ницшеанством[2], согласно другойданное горьковское произведение повествует о представителях прогрессивной интеллигенции, готовой вступить на путь революционной борьбы [3]. Обращает внимание дистанцированность прочтенийгорьковского рассказа: от не заслуживающего внимания анекдота про двух сумасшедших до истории об активных преобразователях жизни.Столь же значительны расхождения в оценке главных персонажей, которых тообвиняли вимморализме, топоднимали на щит как положительных героевинтеллигентов, стремящихся связать свою жизнь с жизнью народа. Цель статьи. Представляется актуальным обратиться к данному малоизученному произведению Горькогоеще раз, чтобы выявить специфику воплощения в рассказе авторскойхудожественной идеии, возможно, разрешить имеющиеся противоречия.Тем более, что самому писателю рассказ нравился [4]и, очевидно,был для него важен, поскольку включался им во все собрания сочинений.1. Сюжетная основа произведенияРассказ «Ошибка» не богат событиями. Два главных персонажа встречаются, когда один из них (Марк Кравцов) три дня как сошел с ума, а другой (Кирилл Ярославцев) на грани помешательства. Сумасшедший выступает в роли «учителя» и развивает идею исхода в «обетованную страну»,спасения угнетенных жизнью людей в специально созданной для этого «будке», а «ученик», окончательно сойдя с ума, проникается этой идеей. Он пытается донести ее до пришедшихза «учителем», чтобы отвести его в сумасшедший дом, но в итоге оказывается там вместе с ним. В рассказе есть также небольшой эпилог, в котором Кравцов и Ярославцев изображены пребывающими в сумасшедшем доме, карикатурный итог происшедшего. Жалкий до ничтожности «ученик» бегает «мелкими шажками», «согнувшись, подпрыгивая», за «учителем» и просит его «робким шепотом» «говорить». Затем садится у его ног и слушает одни и те же мысли, произносимые «учителем» с одними и теми же интонациями[5].Фактически сюжетной основой рассказа являетсяархетипическая формула «учитель, обращающий ученика в свою веру»: завязка появление «ученика» в доме «учителя», кульминация его «обращение», развязка обреченная попытка «ученика» объяснить идею «учителя» людям. Однако смысл, который в эту формулу вложил Горький, заслуживает, по нашему мнению, самого пристального внимания.
Рассмотрим центральных персонажей произведения подробнее, используяв качестве отправного критерия не содержание речей Кравцова, как в предыдущих исследованиях, а отношение автора к «ученику» и «учителю».2. Образ «ученика» Ярославцева в аспекте авторского отношенияВ начале рассказа Ярославцев представлен Горьким как человек к делу не способный, мучимый тяжелыми думами, порождающими в его душе «ржавчину тоски и тупого равнодушия ко всему» (т. 1, с. 447), и охваченный чувством страха перед собственными мыслями. Ничего, кроме подробного описания «дум» и связанных с ними переживаний, мы о Ярославцеве не узнаем: в рассказе нет его портрета, не известен возраст, ничего не сказано о семье, и даже о месте его работы мы можем только строить предположениято ли учительство, то ли статистика. Зато мыслительнословесные муки Кирилла Ивановича мы видим как бы «изнутри» глазами автора, и это позволяет предполагать некоторую внутреннюю родственность в отношении Горького к герою, скрытую, впрочем, за внешней нейтральностью. Обратим внимание на то, как в ходе повествования меняется именование героя. В начальных сценах рассказа Горький чередует «Ярославцева» и «Кирилла Ивановича». Когда герой оказывается в доме Кравцова, впервые в тексте появляется имя «Кирилл». И чем ближе к финалу, тем более часто писатель называет своего героя просто по имени, оно фактически вытесняет более официальные и «взрослые» именования. Отметим сразу, что с другим главным героем такого не происходит: в авторской речи он всегда остается Кравцовым, только один раз в эпилоге он назван Марком, но как бы от имени Ярославцева, еще один раз к фамилии добавляется имя и затем в конце, когда сообщается о судьбе обоих героев, имя и отчество. Вданном случае номинация художественный прием, с помощью которого писатель показывает, как, вытесняя рассудоквзрослого человека, его место в личности Ярославцевазанимает детскость. Другим средством создания образа «ребенка» является сравнение. В кульминационной сцене, когда от «невыразимой» грусти Кирилл плачет, уткнувшись в ноги Кравцова, Горький уточняет: «всхлипывая, как ребенок»(курсив здесь и далее наш. О. Ш.) (т. 1, с. 464). «Бледноюулыбкой больного ребенка» (т. 1, с. 467) Ярославцев улыбается и после того как наступает окончательное сумасшествие и перед его внутренним взором остается только тьма, в которой он силится разглядеть свою будущность и возможное спасение от «власти ужаса». Итак, проводя своего героя от начального помешательства до полного сумасшествия, Горький одновременно показывает параллельный процесс трансформации «сельского учителя не у дел» Кирилла Ивановича, человека с мутными чувствами и мыслями, в чистосердечного и восторженного, хотя и больного ребенка. В этом состоянии герой смотрит «глазами любви и восторга» (т. 1, с. 466) на «учителя» Кравцова, «с ясною улыбкой» на пришедших утром людей, «с тихим восторгом» на одного из своих сослуживцев(т. 1, с. 468). Очередная перемена в чувствах Кирилла наступает только тогда, когда он начинает сознавать цель их приходав дом Кравцова. Горький передает последовательную смену эмоций: удивление, затем недоверие и страх, потом в последней надежде Кирилл произносит свою пламенную речь об ошибке и плачет, поняв тщетность своих слов. Он и в этот момент похож на расстроенного ребенка, когда смахивает со щёк «слезинки», стоя «с убитым лицом»(т. 1, с. 470), и далее ведет себя робко, послушно, как маленький. Авторский настрой в отношении трогательного, подетски открытого Кирилла ощутимо позитивен, но вызван он, по нашему мнению,не личностью героя как таковой, а тем душевным подъемом, который недолгое время испытывает Ярославцев. Не случайно именно в этом состоянии он видит «дорогу, заполненную людьми, исходящими из плена жизни», и более того, становится способным к прозрению: «через их глаза Кирилл видел их души в тоске и в лохмотьях, изорванные, изношенные души много страдавших людей». Он видит и себя идущим впереди рядом с Кравцовым «великим человеком», «которого все слушались и на которого смотрели с надеждой»(т. 1, с. 467). В описании воображаемых сцен нет ни тени иронии, они созданы в духе библейской картины Исхода, а во главе идущих легко можно представить Моисея или героя, подобного горьковскому Данко. Вглядывающийся в души идущих Кирилл в своем воображении на момент становится настоящим апостолом, и хотя ужас безумия не оставляет его, он в этих сценах совсем не похож на того жалкого, потерявшего себя субъекта, который бегает семеня за Кравцовым в эпилоге рассказа. В чем же причина такой существенной перемены в финале?От душевного полета и чистосердечной детской восторженности Кирилла следа не остается тогда, когда ненадолго воцарившийся в его сознании «маленький, возвышающий душу обман» столкнулся с «низкими истинами» действительности. Приведенные пушкинские афоризмы использованы Горьким в рассказе «Читатель» (1898), в котором в полупублицистической формеизложены многие важные для Горького мысли, более образно выраженные рассказе «Ошибка» [6]. Позволим себе еще одну цитату из рассказа «Читатель», раскрывающую, как нам кажется, происходящее с Кириллом Ярославцевым: «Действительность, которую мы когдато так горячо хотели перестроить, сломала и смяла нас… Что же делать? Попробуем, быть может, вымысел и воображение помогут человеку подняться ненадолго над землёй и снова высмотреть на ней своё место, потерянное им»(т. 2, с. 198). Силой воображения, импульсом которого стала «идея всеобщего спасения», высказанная «учителем», Кирилл «поднялся ненадолго над землей», обретя «свое место» рядом с ним «спасителем» людей. Но «действительность» побеждает «ученика», когда ее представители приходят утром в дом Кравцова. Горький передает происходящую с Кириллом перемену, описывая его глаза. Улыбка ушла из них еще до произнесенной в защиту «учителя» речи, как только он начал догадываться, что и в нем видят сумасшедшего. После провала защитного слова в глазах Кирилла «светилось море меланхолии», затем с «неподвижною до ужаса сосредоточенностью в глазах»(т. 1, с. 470)он смотрит кудато в угол, наконец, писатель прямо называет его глаза «мертвыми»(т. 1, с. 471). Душевный подъем, который пережил герой, оказался крайне коротким и сменился полным душевным ступором. «Ученику» автор не оставляет больше возможности «подняться над землей», но читателюнамекает, что порыв Кирилла может быть подхвачен. Среди присутствующих есть некий Ляхов, «высокий человек с печальным и бледным лицом» (т. 1, с. 468), его реакция на выступление Ярославцева отличается от реакции остальных. Он не удивился и не испугался, как другие, а «стоял и смотрел на всех, странно улыбаясь и всё покусывая себе губу» (т.1, с. 470). Можно предположить, что «печальное» лицо и «странная» улыбка свидетельствуют: озвученные «учеником» мысли не чужды и Ляхову. Вполне вероятно, он будет следующим в этой «эпидемии» душевной смуты. Ведьв начале рассказа квартирная хозяйка Ярославцева, узнав, что тот идет к сошедшему с ума знакомому, говорит: «Чтойто, господи! Один недавно пристрелился, другой сошёл с ума… ну друзья у вас!.. айай!..» (т. 1, с. 453). Полагаем, писателю было важно утрировать количество душевно скорбных, выставить их присутствие в обществе не казусом, а социально детерминированной закономерностью: тоже своего рода исход людей неплохих, но слабых из «жизни» в безумие. Как к этому варианту «исхода», и в частности к душевнойсмерти Ярославцева, относится автор? Судя по эпилогу в рассказе «Ошибка», без сочувствия. А в «Читателе» прямо высказана оценка такого рода человеческой судьбы: «Некоторые слепо ищут чегото, что, окрыляя ум, восстановило бы веру людей в самих себя. Частоидут не в ту сторону, … Те, которые ошибаются в путях к истине, погибнут! Пускай, не нужно им мешать, не стоит их жалеть людей много!» (т. 2, с. 198) Конечно, эти слова принадлежат персонажу, а не автору, но вот в цикле «По Союзу Советов» (19281929) Горький и от себя даст оценку судьбе искателейистины, которые погибли, износились, «распылились на путях своих»: «Не жалко бесполезные люди» (т. 17, с. 173). Лишенныехристианского состраданиясловавыражают мировоззренческую позицию автора, ставшую итогом переработки многих идейных и философских учений. Мысль о значимости стремления к пробуждению душиявляется уГорького одной из центральных: «Важно стремление, важно желание души найти бога, и, если в жизни будут души, охваченные стремлением к богу, он будет с ними и оживит их, ибо он есть бесконечное стремление к совершенству…» (т. 2, с.199). Сакрального смысла в словах о поиске Бога у писателянет,за нимискрытопредставление о верящем с религиозной истовостью в идею, способную«поднять человека над землей»,пробудить его к общечеловеческому труду бесконечногосовершенствования. И вот тут принципиально важным становится вопрос об указующих идейный путь, о проповедниках идей.3. Авторская оценка образа «учителя»КравцоваТема «учителей жизни» («вождей», «проповедников», «вероучителей», «объясняющих господ») сквозная в горьковском творчестве. Она присутствует в рассказе «Читатель», в сборнике «Несвоевременные мысли» (19171918), в очерках о В.Г.Короленко (1922), Л.Н.Толстом (1923), В.И.Ленине (1924), в повести «Мои университеты»(1923), в романе «Жизнь Клима Самгина»(19271936)и др., и, по нашему мнению, одним из первых посвященных ей произведений стал рассказ «Ошибка». Выведенный в нем образ «учителя» открывает ряд персонажей очень разных, но отличающихся одной общей чертой отсутствием сомнений в своем праве излагатьвоспринятые ими идеикак единственную истину. В исследованиях, посвященных рассказу «Ошибка», как бы само собой подразумевалось, что герой, которому писатель доверил волнующие его идеи, не может быть антагонистом автора. Однако анализ текста, связанного с Кравцовым, без учета его «правильных» и красивых речей, показывает: Горький к «учителю» на протяжении всего рассказа относится без симпатиии максимально отстранен от него. Мысли истрахи Кирилла Ярославцева он описывал подробно, добавляя к ним фантасмагорическиекартины, возникающиев воображении героя. Что переживает и осмысливает Кравцов, какие образы волнуют его воображение, Горький не показывает,«учитель» представлен только во внешнем восприятиипреимущественноЯрославцева,к оценкам которогодобавлены две очень приземленные, «обытовленные», характеристики от сослуживцев, не прибавляющиесимпатии к «учителю». Первое, что автор преподносит нам в восприятии Ярославцева,это портрет Кравцова, странное изображение «сухого», «угловатого», «нервного» человека со «всегда вздрагивавшими усами и с горящим, блуждающим взглядом»(т. 1, с. 451). Э. Клюс увидела в описании внешности Кравцова сходство с «известным портретом Ницше»: «Пронизывающие глаза, густые брови, короткие волосы и темные усы вряд ли могут быть рассматриваемы как всего лишь случайное сходство» [7]. Однако нам кажется, что исключать случайное совпадение все же нельзя. Ведь с той же долей вероятности можно увидетьв портрете Кравцова(«черные» усы, форма и густота которых, кстати, не описана, «густые брови», «горящий» взгляд «черных миндалевидных глаз», «жесткие, ершистые волосы»)черты его кавказского прототипа Голу Читадзе. Думается, в данном случае не важно, отразился ли в портрете Кравцова чейто конкретный облик. На наш взгляд,врассказе «Ошибка» Горькому было нужно создать обобщенный гротескный образ, объединивший в себе легкую жуть с почти карикатурой.Самое примечательное в портрете Кравцова брови, точнееих поведение на лице персонажа, описывая которое Горький не жалеет экспрессивных наречий иглагольных форм.Брови «страшно двигались», «то всползая», «то вдруг спрыгивая … и совершенно закрывая впадины глаз». Уже эта чуднáя мимика весьма выразительна, но автору мало, он добавляет к ней более дикую гримасу: «В разговоре он иногда удерживал одну бровь левую, прижимая её длинным пальцем левой же руки; это не мешало другой брови всползать к волосам, и тогда всё лицо говорившего перекашивалось и принимало мучительно острое выражение напряжённого желания проникнуть кудато недосягаемо для других, глубоко, и постичь чтото непостижимое никому. Глаза же в это время метали искры, и в них было целое море не то тоски, не то мучительного восторга»(т. 1, с. 451). Как нам кажется, в сочетании густых черных бровей, интенсивно двигающихся на перекошенном лице, с горящим взглядом мечущих искры глаз есть нечто мефистофельское, по крайней мере, в том его варианте, который воплощали провинциальные оперные артисты. И реакцияКравцова на капитуляцию Ярославцева напоминает торжество ловца человеческих душ: «Ага! Я победил ещё одного!<…>Это хорошо… Победа… с первого шага!..» (т. 1, с. 464) К портретной и речевой характеристике можно прибавить и сравнение, сделанное Ярославцевымдо того, как он окончательно сходит с ума. Глядя на очередную уродливую и страшную гримасу Кравцова, Кирилл Иванович задается вопросом «на кого он похож?», и тут же сам себе отвечает: «На дьявола, которого один святой поймал в своём рукомойнике и запечатал его там своим крестным знамением!»(т. 1, с.459)«Дьявольские» черты в образе Кравцова снижены, лишены мистической подоплеки и какоголибо серьезного пафоса. К тому же, Горький не акцентирует на них внимание, «спрятав» за явным безумием. Но поскольку всё же эти «неочевидные» черты в тексте рассказа есть, следует понять зачем они понадобились автору.По нашему мнению, цель всех намеков Горького на «дьяволизм» «учителя» заключается в стремлении разоблачить его как лжепророка. Дьявол обезьяна Бога, а гримасничающий чёртлжепророк пародия на пророка. «Учитель» говорит правильные речи о спасении людей, но за ними, кроме мефистофельского желания уловить еще одну душу, нет «живой,действительной веры»(т. 14, с. 281), он далек от Бога и в христианскомсмысле, и в горьковском понимании. Важный намек на статус лжепророка заключен и в другомсравнении Ярославцева, которым он «награждает» Кравцова. Оно возникает у Кирилла тоже до того, как он окончательно погрузился в мрак безумия и стал «учеником». Слушая Кравцова, Ярославцев не может уловить в его звенящих «торжественных словах» «некоторую важную мысль». Сотрясающий воздух голос Кравцова мешает Кириллу, вызывает досаду: «Чего он хочет? Э, урод! Что такое вон из жизни?» (т. 1, с. 461) и он вспоминает картинку, изображающую человека с дудочкой в руках, который «стоял на берегу реки и играл на своей дудочке, а к нему со всех сторон бежали крысы и мыши». «В этом человеке было чтото общее с Марком Кравцовым. Смешно!» дано пояснение несобственнопрямой речью(т. 1, с. 462).Итак, помимо сравнения с дьяволом, запечатанным в рукомойнике, Кравцов вызывает у Кирилла ассоциацию с гамельнским крысоловом. Причем использованнаяв комментарии к описанной картинке несобственнопрямаяречь, на наш взгляд, призванаусилить подтекстовый в целом образ слиянием голосовгероя и автора (например, более очевидное сравнение с дьяволом в рукомойнике дано прямой речью). Книгочей Горький наверняка знал, что средневековая легенда состоит из двух частей. Во второй музыкант, которому магистрат отказался платить за оказанную услугу, возвращается и, чтобы отомстить, с помощью своей колдовской мелодии уводит в неизвестном направлении городских детей. Вот почему, как нам кажется, писателю было важно показать превращение Ярославцев в «больногоребенка».Претендующий на роль «учителя жизни» Кравцов на деле исполняет роль крысолова, обманувшего ребенка своими красивыми речами. Будучи в состоянии меркнувшего сознания, Кирилл способен интуитивно почувствовать обман, а став «больным ребенком» с определенного момента он слышит только «дудочку крысолова» и хочет слышать ее вновь и вновь: «Говорите…говорите!»(т. 1, с. 464);«Говори, учитель!»(т. 1, с. 471). Косвенным подтверждением нашего предположения являются слова Горького из письма 1899 года к С. П. Дороватовскому: «"Человек с дудочкой", есть у меня такой тихенький и грустный рассказишко» (т. 28, с.81). Это произведение не было найдено, но можно предположить, чтов письме говорится о варианте илиредакции рассказа «Ошибка», а, возможно,у Горького была новая версия темы об идейных «учителях»зазывалах.Кроме того, в позднейшем горьковском творчестве получит продолжение и тема детей, идущих к правде.В 1906 году в письме к Е.П.Пешковой, разъясняя замысел повести «Мать» (1907), писатель выразит, видимо, давно зреющую в нем мысль: «... Героиня её, вдова и мать рабочегореволюционера <…> говорит: " В мире идут дети… идут дети к новому солнцу, идут дети к новой жизни… <…>Впоследствии, когда её будут судить за её деятельность, она скажет речь вкоторой обрисует весь мировой процесс, как шествие детей к правде». Этот образ у Горького вновь связан с вопросом о ролиидейных вождей: «Мне трудно пояснить тебе эту большую мысль в письме, она слишком сложна, она выдвигает другую, тоже очень глубокую, ороковой для людей разнице между реформатором и революционером, разнице, которая нам не заметна и страшно пугает нас» (т. 28, с. 434435). Образ «реформатора» из галереи портретов «учителей жизни», разницу между ним («революционером на время») и подлинным «вечным» революционеромГорький разъяснит всборнике «Несвоевременные мысли», подчеркнув в первом рациональную холодность в отношении революционных идей и догматизм[8]. Выводы. Врассказе «Ошибка»Горький, трансформируя мотив апостольства, стремился разоблачить «реформатора» Кравцова. Этот «учитель жизни» «никогда не умел привести строго логических доводов в пользу того или другого из своих воззрений, поступков, желаний и всегда отделывался краткими афоризмами в догматическомтоне, и за пристрастие к таким афоризмам считался человеком, живущим прежде всего для громкого слова» (т. 1, с. 451). Похожая разновидность пророчествующего честолюбца встречалась в русской литературе до Горького. В произведениях второй половины 19 века мотив апостольства был связан с образом героянигилиста: апостолом ощущает себя Павел Горданов, герой романа Н.А.Лескова «На ножах», избранником и пророком Ардальон Полояров в дилогии Вс.Крестовского «Кровавый пуф», «юным пророком» назван Марк Волохов в романе И.А.Гончарова«Обрыв», наставника и главу видят посетители кружка «новых людей» в Губареве, герое романа И.С.Тургенева «Дым», и т.д. [9]. Но Горький разворачивает проблему «апостольства» посвоему, поднимая вопрос о напрасно истраченном потенциале поверившего честолюбцу «ученика».Движимый потребностью в «пастве», лжепророк Кравцоврассыпаетсловаи произносит «металлически звеневшие фразы» (т. 1, с. 452), совершенно не задумываясь о своей ответственности перед высказываемыми идеями и перед потенциальными последователями. Когда в кризисный момент перед ним оказывается жаждущая душа Ярославцева, этот «дьявол из рукомойника» и «крысолов» улавливает ее с мефистофельской жадностью, чтобыбыло перед кемвещать без помех.Вдохновившись пропагандируемыми Кравцовым прекрасными идеями, «ученик» переживает недолгий душевный подъем, от которого следа не остается при столкновении с реальной жизнью. После этого душа Ярославцева мертвеет навсегда. В эпилоге рассказа Горький дает это понять: «На выздоровление Кравцова есть надежды, на выздоровление его ученика нет» (т. 1, с. 471).Сумасшествие героев еще один художественный прием, позволяющий автору, вопервых, ускоренно показать процесс опустошения души, которыйу нормального человека мог бы затянуться на годы, и, вовторых, изолироватьгероев, поместив ихв плоскость чистойидейности.В исследовательской литературе отмечена полисемантичность названия рассказа «Ошибка»: ошибка в том, что одного сумасшедшего отправили дежурить у постели другого; ошибка в том, что «правильные слова Кравцова … считают безумными»; ошибка в том, что жизнь устроена так, что «такие слова произносит только безумный» [10]. Нам хочется выдвинуть на первый план другой смысл: ошибку совершает Ярославцев, когда доверяется лжепророку Кравцову. В результате все возвышенное «ученичество» Ярославцева превращается в фарс, как золото от дьявола в черепки.
Ссылки на источники
1. Литературная хроника. «Ошибка» (эпизод) г. М. Горькогосм. «Рус. м.». № 9 / А. М. Скабичевский // Новости и Биржевая газета. 1895, 5 октября. № 273.2. Михайловский Н. К. О г. Максиме Горьком и его героях / Ник. Михайловский // Максим Горький: pro et contra : антология. СПб. : Издво Русского Христианского гуманитарного инта, 1997. С. 378; Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания [Электронный ресурс] / Эдит Клюс // Фридрих Ницше : сайт. С. 13. Режим доступа : http://www.nietzsche.ru/around/russia/klust/?curPos=12(дата обращения: 10.01.2016).3. Волков А. Новое издание сочинений М. Горького : [статья по поводу издания 30томника] / Ан. Волков // Огонек. 1950. № 25 (июнь). С. 8; Захарова Е. «Черный монах» Чехова и «Ошибка» Горького / Е.Захарова // А.П.Чехов : сборник статей и материалов. Ростов н/Д.: Ростовское книжное издво, 1959. С. 233252.4. [Об обиде на редакцию «Рус. богатства» за возврат рассказа «Ошибка» без объяснений [Электронный ресурс] / Максим Горький // О редактировании и редакторах : сборникантология / сост. А. Э. Мильчин. Режим доступа : http://editorium.ru/1606/(дата обращения: 10.01.2016)].5. Горький М. Собрание сочинений : в 30 т. / М. Горький ; Академия наук СССР, ИМЛИ им. А. М. Горького. М. : Худож. лит., 19491955. Т. 1 : Повести, рассказы, стихи 18921894. 1949. С. 471 (Далее в тексте ссылки даны на это издание с указанием в круглых скобках тома и страницы). 6. См. об этом: Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания [Электронный ресурс] / Эдит Клюс// Фридрих Ницше : сайт. С.13. Режим доступа : http://www.nietzsche.ru/around/russia/klust/?curPos=12(дата обращения: 10.01.2016);Ханов В. А. Рассказ М. Горького «Старуха Изергиль»: культурологические аспекты [Электронный ресурс] / В. А. Ханов // Literary.RU / Русская литература : сайт. Режим доступа:http://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showcomments&id=1206015692&archive=1206184559&start_from=&ucat=&(дата обращения: 10.01.2016).7. См. указанную выше работу Э. Клюс. С. 13. Режим доступа : http://www.nietzsche.ru/around/russia/klust/?curPos=12(дата обращения: 10.01.2016).8. Горький М. Несвоевременные мысли [Электронный ресурс] / М.Горький // Интернетбиблиотека Алексея Комаровского. Режим доступа: http://www.ilibrary.ru/text/2378/p.20/index.html(дата обращения: 10.01.2016).9. См. об этом: Демонические знаки в антинигилистическом романе как выражение авторской ценностномировоззренческой позиции [Электронный ресурс]/ Старыгина Н. Н. // Проблемы исторической поэтики: периодическое научное издание. 1998. Т. 5. Режим доступа : http://poetica.pro/journal/article.php?id=2493(дата обращения: 10.01.2016). 10. Захарова Е. «Черный монах» Чехова и «Ошибка» Горького / Е.Захарова // А.П.Чехов : сборник статей и материалов. Ростов н/Д.: Ростовское книжное издво, 1959. С. 250.
