Full text

В национальном хозяйстве повышение благосостояния населения достижимо путем наращивания частных долгов. Постиндустриальная эпоха сформировала в развитых странах паттерны потребительского поведения домашних хозяйств, реализация которых имеет долговые последствия. Источником финансовой нестабильности стала легкость удовлетворения спроса на ипотечное и потребительское кредитование. Увеличивая расходы за счет кредита, часть домохозяйств впоследствии сталкивается с необходимостью сокращать свое потребление.

Роль и место домашних хозяйств в формировании масштабов и динамике национального долга иллюстрируют эмпирические данные по первой экономике мира. Отношение совокупной задолженности кредитного рынка к ВВП (соотношение «Долг/ВВП») в США к началу финансово-экономического кризиса в 2007 г. составило 360%. Долги населения занимали второе место в структуре общей задолженности: доля домохозяйств увеличилась до 28%, а на долю лидирующего финансового сектора приходилось 32% [1].

Кредитная экспансия стимулирует совокупный спрос, содействует оживлению деловой активности. Кредиты на потребительские нужды повышают уровень расходов домохозяйств на приобретение товаров и услуг. Привлечение кредитов помогает фирмам инвестировать в развитие бизнеса. Раскручивается спираль роста потребительских и инвестиционных расходов, занятости рабочей силы, факторных доходов и повторных заимствований.

Подъем экономики с упором на финансовый леверидж генерирует дополнительную задолженность. По мере накопления долгов личное потребление сжимается на величину процентных выплат и штрафных санкций. Когда прирост долгов перестает покрывать платежи по их обслуживанию, возникает опасность попадания в долговую ловушку. При неизменной производительности труда обеспечение высоких стандартов потребления за счет заимствований оказывает положительный эффект лишь краткосрочно. Растущая задолженность приемлема, если повышается эффективность труда, формируются новые доходы.

Затраты домохозяйств на обслуживание долгов ограничивают возможности будущего потребления. Для компенсации отрицательного макроэкономического эффекта можно: 1) ускорить прирост чистой задолженности (чревато потерей управляемости, когда лишь рефинансируются старые долги); 2) снизить ставки процента; 3) увеличить дюрацию долга (ограничивается деградацией залоговой базы); 4) вовлекать в кредитование все новых заемщиков.

Расширение кредитного рынка подстегивает спрос на финансовые и реальные активы, что приводит к их подорожанию. Чтобы больше заимствовать, собственники активов используют возросшее богатство в качестве залога. Чистое богатство – разница между стоимостью принадлежащих активов и величиной задолженности. Оно увеличивается при сохранении устойчивого спроса на активы. На протяжении трех десятилетий перед глобальным финансово-экономическим кризисом чистое богатство домохозяйств в ведущих странах увеличивалось вместе с совокупной задолженностью внутреннего нефинансового сектора [2].

Дорожающие активы домохозяйств вызывают «эффект богатства». Осознавая растущую стоимость имеющегося жилья и принадлежащих финансовых активов, домохозяйства чувствуют себя богаче, поэтому охотнее тратят. Для более высокого потребления берутся новые кредиты, в структуре которых увеличивается доля ипотеки. «Эффект богатства» объясняет не только расходование потребительского бюджета, но и в образование новой задолженности.

В начале XXI в. американские домашние хозяйства следовали правилу: «чтобы стать богатым, надо взять кредит и купить активы», которое выразило суть «кредитопии» [3]. Это утопичные представления о безграничных возможностях увеличения персонального богатства через быстрый доступ к кредитам. Ожидания положительной переоценки стоимости активов гипнотизировали домохозяйства, верившие в ненужность сбережений и в бесконечность использования своих кредитных карт [4].

«Кредитопия» охватила сферу личного потребления, где расходами управляют социально-психологические мотивы. Злоупотребление потреблением в течение нескольких десятилетий обусловлено ролью сервисных отраслей в постиндустриальной экономике, маркетинговыми возможностями информационной эпохи, инновациями в финансовой сфере.

Теории потребительского выбора, возникшие во второй половине XX – начале XXI в., отразили изменения в поведении домохозяйств. До 60-х гг. прошлого века доминировала теория абсолютного дохода Дж. М. Кейнса, согласно которой текущие расходы на потребление определяются абсолютной величиной дохода и предельной склонностью к потреблению.

Кейнсианская теория потребления годится для описания рационального выбора домохозяйств в краткосрочном периоде. В депрессивной экономике горизонт принятия решений недолгий в силу нестабильности общеэкономической ситуации. Многочисленные эмпирические данные согласуются с «основным психологическим законом» Кейнса: с увеличением дохода семьи потребительские расходы растут, но медленнее, чем растет доход. При прочих равных условиях с повышением уровня дохода возрастает средняя склонность к сбережению и сокращается средняя склонность к потреблению.

Выводы кейнсианской теории потребления не годятся для долгосрочного периода. В случае их правильности понижение средней склонности к потреблению вызвало бы затяжную депрессию в американской экономике уже к концу Второй мировой войны. О качественно иных долгосрочных закономерностях потребительского поведения свидетельствовали данные, представленные С. Кузнецом, Л. Эпстейн и Э. Дженкс [5].

«Загадка Кузнеца» заключалась в том, что в интервале 20–25 лет «основной психологический закон» Кейнса не подтверждался, поскольку средняя склонность к потреблению почти не менялась. Значит, имеется долгосрочная функция потребления, отличная от краткосрочной кейнсианской функции. Критика кейнсианского подхода, объясняющая «загадку Кузнеца», происходила в двух направлениях. Подверглись сомнению утверждения о располагаемом доходе как абсолютном доходе и как текущем доходе.

Первое направление критики представлено гипотезой «относительного дохода» Дж. Дьюзенбери, выдвинутой в 1949 г. [6] Предпринята попытка объяснить, почему индивидуальная норма сбережений имеет тенденцию к росту с повышением дохода, а национальная норма сбережений практически неизменна. В результате получен следующий вывод: текущие потребительские расходы домохозяйства определяются не только его абсолютным текущим доходом, но и средним доходом той социальной группы, к которой оно принадлежит.

Рост текущего дохода индивида (домохозяйства) относительно среднего дохода ближайшего окружения влияет на его распределение между потреблением и сбережениями. Повышение среднего дохода всего общества не оказывает такого влияния. Когда увеличивается средний доход близкого социального слоя, семья наращивает потребительские расходы, чтобы «не отстать». Имеет место ориентация на материальное благосостояние «эталонной» семьи, признанной в данной социальной группе (keeping up with the Joneses). «Демонстрационный эффект» ведет к увеличению расходов потребителей по причине роста среднего дохода их социальной группы.

Концепция Дьюзенбери включает гипотезу «привычки к достигнутому уровню потребления», проясняющую слабую реакцию расходов домохозяйства на снижение текущего дохода. Размер потребительских расходов определяется не только текущим доходом и средним доходом социального слоя, но и пиковым доходом предшествующего периода, который обеспечивал привычный уровень потребления.

В середине 50-х – начале 60-х гг. прошлого века представители неоклассического синтеза предложили «модель жизненного цикла», ставшую вторым направлением критики кейнсианского подхода к потреблению [7]. В стабильном национальном хозяйстве разумно так планировать потребительские расходы, чтобы обеспечить устойчивый уровень потребления на всю жизнь. В долгосрочном периоде потребительские расходы зависят от размера располагаемого богатства. Запас накопленного богатства можно измерить путем дисконтирования потока доходов, получаемых в течение жизни.

Монетаристы предложили определять величину потребительских расходов в долгосрочном периоде на основе теории адаптивных ожиданий. М. Фридмен выдвинул гипотезу «перманентного дохода», согласно которой текущие расходы складываются из постоянного и временного потребления [8]. Постоянное потребление прямо пропорционально перманентному доходу, достаточному для поддержания относительно устойчивого уровня потребления на протяжении всей жизни. Временное потребление – краткосрочный и случайный компонент текущего потребления.

Наблюдавшийся в ведущих экономиках феномен «злоупотребления потреблением», сопровождаемый ростом заимствований, объясняется через синтез гипотез перманентного и относительного дохода. Ф. Альварес-Куадрадо и Н. Ван Лонг выдвинули гипотезу «относительного дохода как варианта перманентного дохода», построив модель экономики с пересекающимися поколениями [9]. Полезность определяется досугом, наследством и относительным уровнем потребления. Решая вопрос о предстоящих расходах, потребитель учитывает не только размер собственного дохода, но и величину дохода среднего представителя референтной группы, к которой хотелось бы принадлежать.

Величина расходов потребителя, принадлежащего к определенному поколению, зависит от двух переменных: 1) потенциального дохода в течение жизни (трудовой доход плюс унаследованное богатство); 2) потенциального пожизненного дохода среднего представителя референтной группы, родившегося в данном временном периоде. Экономические агенты обычно склонны быть дальновидными и «смотрящими по сторонам». Их выбор подчиняется выбору членов сообщества, в котором они живут.

Альварес-Куадрадо и Ван Лонг сформулировали фундаментальный психологический закон в экономике: стремление домохозяйства «не отстать» от окружения заставляет его работать и потреблять «сверх максимизирующих благосостояние уровней». Таково обоснование безудержной гонки за потреблением, влекущей чрезмерные долги.

Экономическая теория счастья ставит центральный вопрос о том, способны ли потребительские расходы решить эмоциональные проблемы, делают ли деньги людей счастливыми. «Парадокс Истерлина» гласит: богатые граждане ощущают себя счастливее бедных, но повышение доходов всего населения страны не увеличивает общего счастья [10].

Рост подушевого ВВП не сопровождается ростом субъективных оценок счастья. Из гипотезы «относительного дохода как варианта перманентного дохода» следует, что для индивида (домохозяйства) полезность от потребления благ зависит от отношения его расходов к уровню общенациональных среднедушевых расходов. Текущие потребительские расходы домохозяйств управляются стремлением «обогнать соседей», а не желанием поддержать собственные представления об уровне жизни [11].

Рассмотренные выше гипотезы помогают понять, что стимулировало домохозяйства в развитых странах интенсивно потреблять, используя заимствования. По словам Кресцензи, долг был инструментом, с помощью которого домохозяйства пытались купить счастье, но были обречены на неудачу [12]. Погоня за счастьем, маркетинговые ухищрения и доступность кредита стали источниками макроэкономической нестабильности и долговых проблем.

Еще Дж. С. Милль открыл мотив статуса, согласно которому человек стремится быть не просто богаче, а богаче другого. Пирамида потребностей А. Маслоу и труд Т. Веблена о праздном классе и показном потреблении также объясняют ненасытное желание людей удовлетворять свои потребности, возвышая чувство собственного достоинства.

Потребительская активность домохозяйств порождает долговые отношения. После достижения цели потребления и погашения задолженности запускается новый виток спирали потребления. Социальная природа долгового поведения характеризуется установкой (предрасположенностью) к заимствованиям и кредитным опытом. Детальный анализ задолженности населения предполагает кластеризацию домохозяйств с выделением однородных групп граждан, имеющих сходные потребительские предпочтения, установки и социокультурные стереотипы [13].

Долговой сценарий текущего потребления воздействует на производительность труда. Необходимость обслуживания накопленной задолженности побуждает заемщиков усерднее работать. Взятый кредит мотивирует и социализирует потребителя, не полагающегося на собственные средства. Работник, обремененный кредитом, осознает последствия потери источника дохода, потому он более сговорчив и лоялен, готов к переработкам и понижению заработка ради сохранения работы. Отдача трудовых ресурсов связана с уровнем долговой нагрузки домохозяйств.

Финансовое поведение отличается своей сложностью и неоднородностью, но существуют его типовые стратегии. Для построения поведенческих моделей домохозяйств обычно используют следующие основания: 1) состояние задолженности и сбережений. Оценивается отношение объема задолженности к величине доходов и активов. Бережливость зависит от дохода, но вытекает из нормо-ценностных установок; 2) мотивация и финансовые предпочтения. Мотивация формирует стратегию поведения домохозяйства, а предпочтения ориентируют на выбор инструментов удовлетворения финансовых потребностей; 3) управление семейным бюджетом. Оно описывается принципами контроля над денежными ресурсами и вариантами распределения власти в семье [14].

Долговое поведение описывает образ действий домохозяйства в процессе возникновения, обслуживания и ликвидации задолженности. На передний план выходит полнота и своевременность возврата потребительского и ипотечного кредита. Долговое финансирование потребления включает комплекс решений по привлечению и использованию денежных ресурсов, затрагивающих такие ключевые параметры, как общий размер долга, срок погашения, уровень ставки процента, выбор кредитора, регулярность заимствований.

Широкий горизонт планирования жизнедеятельности усиливает вероятность обращения к заимствованиям. Домохозяйства, неуверенные в завтрашнем дне, в меньшей степени готовы брать кредиты. Анализ финансового поведения домохозяйств через изучение реальных практик заимствования обнаруживает дополнительные неучтенные факторы. Кредитная активность обычно отсутствует ввиду нежелания становиться должником, отсутствия потребности в кредите, дефицита информированности по финансовым вопросам.

Угрозой для национальной хозяйственной системы становится массовый социальный дефолт, когда во время глубокой рецессии экономики потребители утрачивают источники дохода и не могут вернуть имеющиеся кредиты. Среди потребителей, оказавшихся в сложной ситуации, как правило, немало тех, кто вовсе не планировал потребительский бюджет либо делал это безграмотно. Повышение финансовой грамотности населения чрезвычайно актуально для нынешней России.

Безответственное отношение к долгам, неготовность погашать потребительские кредиты – следствие правового нигилизма граждан. Это особенно присуще патерналистскому государству, которое оказывает поддержку при возникновении экономических трудностей. Состояние платежной дисциплины отечественных заемщиков объясняется не столько острой общеэкономической ситуацией, сколько слабым воздействием на должников в рамках судебной системы и неэффективностью службы приставов-исполнителей.

Механизм взыскания просроченных долгов в РФ находится на этапе становления, он организационно и институционально несовершенен. Ухудшение качества портфелей розничных кредитов подрывает функционирование банковского сектора. Неплатежи из-за трудностей потребителей (снижения доходов, болезни, потери работы) требуют поиска вариантов сокращения долговой нагрузки. Кредитным организациям приходится разрабатывать программы реабилитации нерадивых должников. Кардинального сокращения уровня просроченной задолженности невозможно добиться без цивилизованной коллекторской деятельности и развитого института личного банкротства граждан [15].

Устойчивое функционирование коллекторской отрасли обеспечивает высокую возвратность потребительских кредитов и сдерживает чрезмерные заимствования. Банки и коллекторы, отстаивающие права кредиторов, – взаимозависимые участники финансового рынка. Коллекторские агентства расчистили множество банковских балансов, обремененных потерями по ссудам.

Продолжительное время коллекторская деятельность в России не регулировалась государством, отсутствовали обязательные требования к взыскателям, не было единых профессиональных стандартов. В таких условиях встречались коллекторы, активно использовавшие неправомерные и даже криминальные способы «выбивания» долгов. С начала текущего года для предоставления коллекторских услуг необходимо состоять в государственном реестре.

Социально-экономическое назначение персонального банкротства видится в реструктуризации долгов. Отечественный институт банкротства граждан существует с октября 2015 г. и ориентирован на добросовестных должников. Пока для большинства россиян, столкнувшихся с невозможностью погасить образовавшуюся задолженность, процедура персональной финансовой несостоятельности оказалась сложной, дорогой и длительной. Совершенствование практики личного банкротства должно сформировать минимально необходимую инфраструктуру и дисциплинировать заемщиков [16].

Взаимная обусловленность потребительской активности и долгового поведения домохозяйств имеет важное макроэкономическое значение. Расходы потребителей, формируемые в кредит, задают динамику совокупного спроса и сказываются на устойчивости социального развития страны. Дальнейшее институциональное усложнение кредитного рынка и совершенствование его инструментария усилят многообразие форм долговых отношений домохозяйств. Государственное регулирование данной сферы диктуется необходимостью обеспечения экономической безопасности и финансовой стабильности.