Stereotyped morality as a value substratum for the semantics of proverbs.

При всем разнообразии жанров, представляющих паремический фонд русского языка, безусловным «лидером» в аспекте ценностной репрезентации национальной картины мира является пословица. Основная причина доминирования данного жанра в ценностно-смысловом пространстве паремики заключается в том, что её ведущая когнитивно-прагматическая функция – функция культурно-рефлексивной стереотипизации [1], которая, собственно, и делает паремические тексты универсальными прецедентными единицами. В свете когнитивно-прагматического подхода пословицы рассматриваются нами как особая разновидность прецедентных единиц языка, поскольку они являются своеобразными выразителями народной идеологии, живущей и развивающейся внутри культуры под влиянием множества факторов, во всех её внутренних противоречиях. Действительно, паремическая семантика имеет ряд специфических характеристик, прежде всего, в плане оценки – основного регулятора прагматической установки культуры. Внимание к паремической семантике вполне согласуется с общей тенденцией современной антропоцентрически ориентированной лингвистики рассматривать тесную связь языка и культуры в ходе анализа единиц вторичной номинации, содержащих в своей семантической структуре более или менее явные культурные смыслы.

Функция стереотипизации суждений оценок для паремий является профилирующей, поскольку именно на ней основан дидактический потенциал народных изречений. Сама сущность стереотипа как этнокультурного проявления в языке понимается нами в русле, обоснованном в работах Н. Ф. Алефиренко, который определяет языковые стереотипы этнокультурного характера как «объективированные в языке профилированные концепты, понятия, признаки окружающей человека действительности, которые составляют лингвокогнитивную конфигурацию языковой картины мира. Поскольку языковые стереотипы порождаются этнически обусловленными представлениям, сформированными фольклорно-мифологическим сознанием и бытующими в системе традиционной лингвокультуры, в основе их содержания лежат не просто оценочные образы, зафиксированные в языке (номинативных моделях, фраземах и паремиях). Когнитивным субстратом каждого языкового стереотипа является один из этнокультурных концептов, фундаментирующих базовые топики языковой картины мира» [2].

Пословица – паремический жанр, с помощью которого формируются стереотипные оценки и рекомендации относительно типичных жизненных ситуаций. У пословиц базовыми семантическими признаками являются: (а) обобщенная природа значения; (б) «прозрачная» метафорически организованная внутренняя форма; (в) поликонцептуальность смысловой структуры. Все перечисленные свойства являются следствием того, что пословица содержательно организована в соответствии с репрезентируемой фреймовой структурой и дискурсивной интенциональностью смыслового содержания (акцентуализацей одной из составляющих когнитивной модели).

Например, Делай не ложью, все выйдет по Божью [3] – стереотипная ситуация, отраженная в содержании пословицы, определяется расстановкой лексических компонентов ложь, делать, выйдет и Божий. Дискурсивная интенциональность смыслового содержания пословиц заключена в акцентуализации обобщенного значения на сакральной составляющей общенародного представления об истинном положении вещей и справедливом исходе событий. В соответствии с подобной интенцией концепт «Ложь» репрезентирован как слот фрейма «Правдивая/праведная жизнь». Иная картина предстает при когнитивной интерпретации семантики пословицы У всякого Павла своя правда [4]. В данном случае стереотипная ситуация мотивирует дискурсивную интенциональность смыслового содержания пословиц, прямо противоположную той, что выражена в предыдущем примере: актуализации здесь подвергается тот аспект обобщенного значения, который связан с сугубо житейским знанием и представлением о «многоликости» и компромиссности правды, о ее субъективной природе, отличной от природы истины. В рассматриваемом примере наблюдается интеграция концептов «Ложь» и «Правда», причем интеграция по признаку «взаимопревращения», когда этические оценки традиционно противопоставляемых в народном сознании концептов могут переходить от одной когнитивной единицы к другой. Подобная интеграция – следствие стереотипной интенциональности, выраженной в том числе в пословице Не будь правды, не стало бы и лжи [5].

Изучение базовых стереотипов этноязыкового сознания в ходе моделирования семантики и прагматики пословиц видится продуктивным, поскольку паремии выражают базовые ментальные установки этноязыкового сознания, способствуют инкультурации личности в ходе овладения компромиссной моралью, требующей всесторонней оценки ситуации. Формально догматичные, пословицы допускают заметную «гибкость» в оценке и полифонию в репрезентации ценностей культуры. Когнитивно-прагматическая сущность пословицы – стереотипизированное умозаключение нравоучительного характера, основанное на фрейме как когнитивной структуре с высоким инкорпорирующим потенциалом. Действительно, ценностно-репрезентативный потенциал пословиц во много обусловлен их способностью к вербализации интегрированных когнитивных пространств – когнитивных структур, возникающих в результате взаимодействия концептуального содержания различных единиц (концептов, фреймов, слотов фреймов, категорий) и структурированных в соответствии с устойчивой когнитивной моделью репрезентирующей их языковой единицы. Благодаря этому паремии всегда выражают существенно больше смысла, чем предполагает их внутренняя форма. Например, Дёшев хлеб, коли деньги есть / Дорог хлеб, когда денег нет [6] – в основе паремиосемиозиса обнаруживается фрейм «Благосостояние», который сообразно структуре типической ситуации ‘выбор продукта питания по уровню дохода’ интегрирует в когнитивном основании значения пословицы концепт «Хлеб» и концепт «Богатство/Бедность». Ценностно-смысловое пространство данной паремии организовано при безусловно ценностном статусе концепта «Хлеб», индивидуальная особенность ценностной репрезентации в данном случае заключается в том, что сама стереотипная оценка ситуации ‘выбор продукта по достатку’ актуализирует не столько приоритетно-ценностное и этнокультурно-символическое содержание лексемы хлеб, сколько её обыденно-утилитарную семантику. В пословице Хлеб продать – дёшев; хлеб купить – дорог [7] отражается та же стереотипная ситуация, но смысловой акцент смещен на амбивалентность оценки ситуации как ‘выгодной/невыгодной, смотря для кого’. Ценностно-символический аспект семантики хлеба при этом остается таким же, как в предыдущем случае: на этом месте могла быть любая лексема, обозначающая распространенный предмет купли-торговли, но именно хлеб позволяет репрезентировать в семантической структуре пословицы устойчивый ценностный «фон» ‘важное, необходимое’.

К обозначенной тематической микрогруппе пословиц, репрезентирующих сводную когнитивно-прагматическую модель ситуации, относятся и единицы, не включающие в свой текст лексему хлеб: Купить дорого, продать дёшево; Купишь – платишь, продаёшь – плачешь; Купить, что вошь убить, а продать, что блоху поймать [8]. Данное микропространство паремий представляет собой ценностно-смысловой «узел», природа которого обусловлена сложным когнитивным импликационалом пословиц. Последний под влиянием варьирующейся дискурсивной интенции, т. е. в определенной коммуникативно-речевой ситуации бытования пословицы, позволяет паремиям образовывать собственный дискурс, в пределах которого они взаимоопределяют, дополняют и интерпретируют друг друга, как мы, собственно, и видим в вышеприведенных примерах. Таким образом, интерпретация ценностной семантики пословиц наиболее продуктивна с учетом микропарадигматических связей в пространстве паремического дискурса, влияющих на корреляцию ценностного содержания паремии. Так, в описанной микрогруппе ценность «Хлеб» фактически не репрезентирована, несмотря на прямую её лексикализацию в тексте пословицы. На первый же план выходит интегративная «связка» ценностей «Своё» и «Достаток».

Неоднозначность подхода к интерпретации ценностного компонента паремической семантики, обусловленная уже отмеченным нами комплексным когнитивно-прагматическим характером паремических ценностей, и потребовала терминологической спецификации понятия ценностного субстрата паремии по аналогии с понятием когнитивного субстрата паремического значения, которое трактуется как содержательное ядро реализации обозначенного коммуникативного намерения в соответствии с паремической концептосферой, в которой структурированно представлена ценностно-смысловая архитектоника онтологии культуры [9].

Для обоснования алгоритма моделирования ценностного субстрата посредством паремии важно соблюдение принципа многоуровневости смысловой организации пословицы и фактора тесной связью между её внутренней формой высказывания, афористическим значением и дискурсивной актуализацией значения в определенном смысловом ракурсе, который непосредственно зависит от прагматической функции паремии, реализуемой в каждом конкретном речевом акте. При этом систематизация паремий по принципу репрезентируемых ценностей этнокультуры (как мы раньше уже могли убедиться) напрямую не связана с тематической организацией текста пословицы или поговорки, а основывается на когнитивно-прагматическом анализе паремической семантики, раскрывающейся в культурно значимых смыслах в условиях дискурса. Так, паремии с ранее упомянутым ключевым словом хлеб репрезентируют достаточно широкий круг ценностей обыденной и нравственной культуры:

(1) Был бы хлеб, а зубы сыщутся – ценность «Активность»: ‘для действия нужна материальная основа’, ‘без материальной основы нет успеха в делах’ и т. д.

(2) Был бы хлеб, а мыши набегут – ценность «Материальное благо»: ‘умей защищать имущество’, ‘береги своё от чужих’ и т. д.

(3) Была бы голова на плечах, а хлеб будет – ценность «Жизненный ум»: ‘копи не деньги, а умения’, ‘с умом можно заработать и «с нуля»’ и  т. д.

(4) Были годки, не елись колобки, а теперь и хлеб в честь [10],– ценность «Умение довольствоваться малым»: ‘судьба переменчива’, ‘пользуйся тем, что есть’, ‘не будь привередлив – не гневи Бога’ и т. д.

Обращаясь к проблеме систематизации паремий по аксиологическому признаку, уместно говорить о необходимости стратификации различных уровней паремической семантики в аспекте ценностного моделирования данной многомерной структуры. Так, в качестве базисного уровня рассматривается когнитивное основание значения, выраженное в виде интеграционной фреймовой модели. Для вышеприведенных пословиц эти модели могут быть описаны следующим образом:

(1) Фрейм «Удовлетворение материальных потребностей» как результат взаимодействия концепта «Материальное благо» (лексический репрезентатор хлеб) и концепта «Потребность» (лексический репрезентатор зубы).

(2) Фрейм «Делёж чужого имущества», организованный в ходе интеграции концептов «Материальное благо» (лексический репрезентатор хлеб) и «Потребители/Захватчики» (лексические репрезентаторы зубы/мыши).

(3) Фрейм «Умение зарабатывать» как следствие интеграции концептуального синсеманта (интегративного концепта с нечленимой дихотомично организованной структурой) – «Ум/Умение» (фразеологический репрезентатор голова на плечах) и концепта «Материальные средства» (лексический репрезентатор хлеб).

(4) Фрейм «Непостоянство удачи в финансах», сложившийся в процессе интеграции концептуальной антитезы «Богатство – Бедность» (лексические репрезентаторы колобки – хлеб) и концептуального синсеманта «Жизнь/Судьба» (композиционная репрезентация были годки).

Обозначенные фреймовые основания вербализуются посредством определенных языковых «проводников» в контексте внутренней формы высказывания, характеризующейся предельной прозрачностью. Собственно, прозрачность и высочайший мотивационный потенциал внутренней формы паремии – непременный залог успешного воплощения афористического значения в контексте различных высказываний, поскольку в условиях доминирования дискурсивной интенции, как мы ранее видели на примерах контекстуальных включений паремий, внутренняя форма остается единственным ориентиром для соединения исходного семантического посыла с прагматическими условиями – результатом чего, собственно, и становится прагматически обусловленный смысл паремического высказывания.

Третий уровень семантической стратификации паремической семантики – афористическое значение, на базе которого по истечении некоторого срока функционирования народного афоризма в речи формируется так называемое обобщенное значение – значение, лишенное дейктической привязки. В частности, в ранее выделенных примерах взаимоположение афористического и обобщенного значения выглядит следующим образом:

Обозначенная разница между афористическим и обобщенным значением пословиц обусловлена языковой природой первого и коммуникативной природой второго. Важнейшим же регулятором механизма преобразования значения в смысл для паремии является прагматическая установка, выраженная в (1) дискурсивной интенции как обусловленности смысла паремий, возникающей в результате актуализации семной структуры паремического значения в соответствии с содержанием контекста, в (2) коммуникативных задачах, реализуемых в дискурсе, и в (3) концептуальном фоне, обусловленном событийной основой дискурса. Соответственно, прагматически обусловленный смысл паремии – это пятый уровень стратификации её семантической структуры и тот компонент, который является следствием реализации механизма когнитивно-прагматического смыслопроизводства.

Как мы видим, рассматриваемый нами ценностно-репрезентативный потенциал пословиц обусловлен важнейшим семантическим фактором, благодаря которому она является своеобразным «рекордсменом» среди других паремий в плане сложности когнитивной модели высказывания – фактором обобщенного значения. Обобщенное значение пословиц – это их ведущая семантическая категория, благодаря которой данные паремии выполняют свое основное коммуникативное предназначение – выражение умозаключения назидательного характера. Выступая в качестве «свернутого» текста, своеобразного синкретичного языкового знака, пословица характеризуется рядом особенностей, одна из которых – специфика самого означаемого и означающего. В роли означаемого выступает ситуация, умозаключение по поводу которой и выражает пословица, а в роли означающего оказывается некий обобщенный образ данной ситуации, типизированное её выражение, мотивированное достаточно прозрачной внутренней формой. В тексте пословицы мы имеем дело не непосредственно с событием, а с результатом его осмысления человеком, причем осмысление это происходит не в один час, а в течение длительного времени, при участии многих лиц, потому пословица и может называться «голосом» народной мудрости и выразителем народной морали во всей её сложной системе ценностных корреляций.

Пословица как высказывание о типичном, вневременном и пространственно четко не локализованном обладает «гибкой» семантической структурой, позволяющей ей употребляться в самых различных дискурсах и контекстах и выражать помимо собственно обобщенного значения целый комплекс прагматических смыслов, возникающих в определенных коммуникативных условиях. Например, в пословице Бежал от волка, а попал под медведя [11] репрезентированы концепты «Опасность/Неприятность», «Агрессия», слот «Непредсказуемость событий» фрейма «Судьба» и концептуальная антитеза «Больший – Меньший». Вторая позиция учитывает многослойность семантической структуры пословицы, представленной (1) когнитивной моделью высказывания, обусловленной взаимодействием когнитем, репрезентируемых текстом пословицы, (2) пропозитивной структурой высказывания, обусловленной синтаксической конструкцией предложения, (3) мотивирующей основой (внутренней формой), (4) комплексом прагматических смыслов, существующих как потенции и реализующихся в конкретных речевых условиях.

В целом описание ценностно-смысловой актуализации пословиц в пространстве паремического дискурса позволяет реконструировать различные прагматические смыслы через комплексный лингвокогнитивный анализ лаконичной и выразительно-изобразительной формы их текста. Сама природа устного народного творчества является причиной постоянного стремления паремии к совершенству формы и актуальности содержания. Транслируя моральные и эстетические принципы времен формирования и становления этноса, паремии, тем не менее, всячески стремятся избежать архаичности как в формальном, так и в содержательном плане, оставаясь одновременно и авторитетными, и актуальными для национального сознания. В результате речевая формула паремии представляет народную мораль на «фоне» стереотипного осмысления множества типических ситуаций под «прицелом» определенных ценностных доминант народного сознания. Например, Красно, да полиняло; умно, да обветшало [12]. Стержневая ценность когнитивно-прагматической модели паремии – «Молодость», что подтверждается следующим аналитическим алгоритмом: (1) обобщенное афористическое значение пословицы: ‘красиво и правильно то, что находится в расцвете физической формы’ является «проводником» следующей когнитивной модели – концепты «Красота» и «Ум» в интегративной связке на базе слота «Старение/Увядание» фрейма «Время» под влиянием гештальта «Неудовлетворенность от созерцания/общения человека/вещи в фазе увядания/снижения качества» (то, что коррелирует со смыслом ‘не первой свежести’); (2) внутренняя форма организована в соответствии с (3) пропозитивной структурой высказывания, которая реализуется через совмещение посредством приема синтаксического параллелизма образа ‘красивой вещи’ и образа ‘мудрого человека’, в результате чего рождается прагматически обусловленный (мотивированный дидактической функцией пословицы) смысл ‘со временем всё портится, даже очень хорошее’; (4) соответственно прагматический смысл высказывания детерминирован ценностным субстратом «Молодость‑Красота‑Здоровье‑Ум» и может быть сформулирован в виде следующей прагматической рекомендации; ‘ценно то, что молодо, находится в расцвете сил’.

Рассмотренная на ранее приведенных примерах когнитивно-прагматическая обусловленность семантики пословиц является следствием культурной маркированности и ценностной актуализации знания, запечатленного в паремиологическом фонде русского языка. Паремии комплексно выражают принципы осознания человеком собственной сущности и закономерностей бытия; восприятие законов социума и осмысление его традиций; принципы ценностной категоризации и выражения комплексов культурных смыслов, связанных с феноменом человека, человеческого сознания и человеческого общества. Лингвокультурная же значимость паремий как элементов современной речевой коммуникации определяется как стремление к этнокультурному самоутверждению данного языкового сообщества, способствующего его осознанному выделению в ряду других этнокультур, способность сохранять культурно обусловленное знание в условиях обобщения и стереотипизации выражаемой ситуации.

Паремии, в отличие от любых искусственно созданных афоризмов лозунговой природы, имеют исключительную силу убеждения не по причине реализации средств агрессивного вербального воздействия, а в силу выраженности в паремическом значении глубинной сущности компромиссной народной морали. Для пословиц, как правило, нет однозначного толкования, которое ограничивало бы их использование тем или иным контекстом, – даже при максимально прозрачно выраженной внутренней форме пословица реализует объемное представление о жизни как явлении, нуждающемся в многополярной оценке. Например, Дитя не плачет – мать не разумеет – в данной пословице афористическое значение ‘о проблемах самочувствия маленького состоянии ребенка невозможно догадаться, пока он не заплачет’, актуализированное прозрачной внутренней формой, реализуется в обобщенном (свободном от денотативной привязки) значении ‘понимание не наступает, если нет взаимодействия’. Дискурсивное бытование пословицы обусловлено тем, что в подобном семантическом ракурсе она может включаться в обсуждение самого широкого круга ситуаций. Вообще, функционирование паремий в условиях внешнего дискурса обусловлено характером «исходного» паремического дискурса, порождающего афористические единицы и обеспечивающего их «гибкую» трансформацию и реализацию паремического значения в условиях различных речевых контекстов. С наблюдающимся в настоящее время развитием интернет-публицистики как эклектичного стилевого образования переживает «вторичный бум» и прием паремической «иллюстрации» актуальных событий и часто обсуждаемых обыденных тем. Интернет-дискурс с его очевидной тягой к иллюстрациям разного рода текстов единицами косвенно-производной номинации (фразеологизмами, паремиями, крылатым словами и т. п.) достаточно показателен как среда речемыслительного воплощения пословичных формул. Рассмотрим ситуацию дискурсивного включения ранее отмеченной пословицы в текст статьи, размещенной на информационно-аналитическом портале «Республика»: «Созданное в Казахстане полтора месяца назад госагентство по защите прав потребителей все еще не имеет руководителя, а потребительская грамотность для большинства казахстанцев по-прежнему остается чем-то далеким. Тем временем не умеющие отстаивать свои права потребители не только сами становятся жертвами, но и подвергают опасности жизнь и здоровье родных и близких. Об этом и многое другом рассказала глава национальной лиги потребителей Казахстана, депутат мажилиса Светлана Романовская… Все говорят, что надо улучшать качество жизни, но и здесь от нас, граждан, многое зависит. Говорят, мол, дитя не плачет — мать не разумеет. До тех пор, пока мы не начнем отстаивать свои права, менять жизнь к лучшему, ничего не изменится» [13]. В приведенном контексте обобщенное значение пословицы реализуется в прагматически обусловленном смысле ‘не начнем озвучивать проблемы – не наступит улучшение жизни’.

В контексте художественного текста данная пословица обретает несколько иное звучание: «Ты попробуй [просить денег] — без просьбы нельзя же: дитя не плачет, мать не разумеет... Ну-ка попробуй» (Мельников-Печерский «В лесах») – реализован прагматически обуcловленный смысл ‘переступи через гордость – попроси’. Или «А там, в управлении, откуда им знать – готов Щукотько к перевозке или не готов? Дитя не плачет, мать не разумеет... Теперь он шумел, торопил, сам к баржам ездил, но все напрасно: суда стоят, и нет им ходу по такой малой воде» (В. Колыхалов «Дикие побеги») [14] – смысл высказывания может быть интерпретирован следующим образом: ‘дело само с места не сдвинется – действуй’.

В рассмотренных примерах показательным является то, что при всем разнообразие дискурсивной интенции, которая способствует реализации обобщенного значения пословицы в конкретном смысловом ракурсе, незыблемой остается стереотипная оценка ценности «Демонстрация потребностей другим людям с надеждой на понимание и помощь». Данная ценность находится в русле исконной традиции славянской толерантности как открытости к другим, подразумевающей, в свою очередь, готовность к восприятию потребностей других людей.

Таким образом, основополагающая паремическая функция – афористическая – делает её универсальным средством трансляции этнокультурного стереотипа как регулятора общественной идеологии, напрямую связанной с такой сверхзадачей национальной культуры, как стремление к сохранению идентичности этноса во всех его морально-нравственных и эстетических нормах. Отсюда и выраженный интерес современной антропоцентрически ориентированной лингвистики к ценностному основанию паремической семантики – столь очевидному на первый взгляд и столь полифоничному при ближайшем рассмотрении.

Ценностный субстрат паремической семантики – это важнейший ориентир для раскодировки её этнокультурной значимости, поскольку, выступая в качестве традиционного ретранслятора норм и основ общественной морали, народные афоризмы не просто внедряют в сознание каждого нового поколения стереотипные представления о важных для культуры нравственных доминантах, но и позволяют удостовериться в практической значимости той или иной ценности, раскрывая её утилитарную, философскую, религиозную и иные составляющие в пространстве паремического дискурса. Как отмечает Е. В. Ничипорчик, «все уровни организации паремии как знаковой единицы оказываются подключенными к выражению ценностного отношения» [15], и иллюстрации к данному положению мы обнаруживаем при описании всех уровней семантической стратификации пословиц. С применением описанной методики анализа ценностная актуализация семантики пословицы показывает собственно процесс кристаллизации содержания ценностного концепта в условиях мотивированности афористического значения исходной внутренней формой высказывания и актуализации обобщенного значения паремии под влиянием дискурсивной интенции. Уникальность же паремии как теста культуры при этом заключается в её способности не просто сохранять и транслировать этнокультурные стереотипы как доминанты культурной памяти, но и продуцировать ценностные смыслы в условиях дискурса различной функционально-стилевой окрашенности и коммуникативной организации.