До настоящего времени криминологи не оставляют попыток выработать универсальную теорию преступного поведения. В то же время неоднократно звучали слова о том, что поведение человека и криминальное поведение в частности – многофакторный феномен. Следовательно, в рамках одной теории учесть абсолютно все факторы, влияющие на поведенческие реакции, весьма затруднительно. Тем не менее появление новых теорий, объясняющих феномен преступления, особенно с биосоциальных позиций, представляется нам в виде формы дальнейшего развития криминологического знания.
Поэтому появление научной работы под названием «Общая теория преступности» (авторы М. Готфредсон и Т. Хирши) в 1990 г. привлекло значительное внимание криминологов. В указанной работе авторы отходят от ранее декларируемой формулировки теории управления, основанной на социальных связях. В теории социальных связей подчеркивалась важность психологического феномена виртуального присутствия родителей, которые как бы контролируют поведение своих детей. Эта теория содержала четыре элемента контроля: привязанность, приверженность, вовлеченность и убеждения.
В то же время М. Готфредсон и Т. Хирши считают, что именно прямой контроль родителей позволяет наиболее эффективно формировать положительные поведенческие реакции у детей. На этом основании они предложили теорию преступления, основанную только на одном типе контроля – самоконтроле. Так возникла теория самоконтроля в качестве обобщенной теории, которая объясняет все индивидуальные различия в возможности воздерживаться от совершения преступлений. Аналогично авторы объясняют все акты совершения преступлений, более того, все поведенческие девиации в любом возрасте и при любых обстоятельствах [1].
Итак, теория самоконтроля (общая теория) утверждает, что изменения в социальном, экономическом статусе людей, в правовом регулировании ответственности за совершение преступлений, индивидуальные различия в склонности к совершению преступлений остаются стабильными. Такая ситуация обусловлена уровнем самоконтроля, который у личности с течением времени практически не меняется. Данный тезис заинтересовал значительное количество специалистов в области криминологии, психологии, уголовного права, иных областей науки. Что же послужило причиной такого интереса?
Прежде всего, М. Готфредсон и Т. Хирши провели различия между потенцией совершения преступления, выражающейся в совершении антисоциальных поступков, и собственно преступностью как совокупностью преступлений, зарегистрированных правоохранительной системой страны [2]. Авторы приходят к выводу о том, что склонность к совершению преступлений обязательно должна сочетаться с возможностью реализации преступных намерений. Они рассматривают преступность как деятельность людей с низким уровнем самоконтроля, имеющих высокую криминогенную склонность и возможность ее реализации.
Однако тезис о низком уровне самоконтроля нам представляется несостоятельным в случаях совершения так называемых «интеллектуальных» преступлений, когда требуется значительное время для планирования, подготовки, координации преступных деяний (например, побег из места лишения свободы, ограбление банка, совершение преступлений в сфере компьютерной информации). Совершение подобных преступлений требует высокого уровня самоконтроля, большого объема интеллектуальной работы, в противном случае преступление совершить просто невозможно.
Далее, общая теория утверждает, что большинство преступлений легко совершить и возможности для совершения преступлений постоянно представляются. Со временем люди с низким уровнем самоконтроля неизбежно станут глубоко вовлеченными в преступное поведение. Следовательно, самоконтроль, а не криминальные возможности является основным фактором, определяющим участие людей в преступности на протяжении всей их жизни.
Недостаточный уровень самоконтроля коренится в проблемах социализации раннего возраста, но в зрелом возрасте остается практически неизменным. М. Готфредсон и Т. Хирши находят основную причину плохого самоконтроля в неадекватных методах воспитания детей. Зачастую родители или лица, их замещающие, не желают или неспособны контролировать поведение ребенка. Они вовремя не распознают признаки отклоняющегося поведения и не корректируют его. Так появляются дети, которым не хватает самоконтроля.
Исследователи на эмпирическом уровне предпринимали попытки исследовать генезис плохого самоконтроля путем анализа возникновения указанного феномена у детей, родители которых демонстрировали преступное или девиантное поведение. В результате делался вывод о тесной и прямой связи уровня самоконтроля и уровня воспитательного воздействия [3].
М. Готфредсон и Т. Хирши предполагают, что «высокий уровень самоконтроля эффективно снижает вероятность совершения преступления и те, кто обладает им, будут в значительно меньшей вероятности участвовать в преступных действиях во все периоды жизни» [4]. Следовательно, чем ниже самоконтроль человека, тем выше вероятность проявления его девиантного и преступного поведения. Такое поведение, как правило, реализуется в рамках ближайшего окружения. Как отмечают авторы, в этом случае удовольствие составляют «деньги – без работы, секс – без ухаживания, месть – без задержек в суде» [5]. Людям со сниженным самоконтролем не хватает усердия, упорства или настойчивости в процессе действий. Совершение преступления становится захватывающим, рискованным, эмоциональным мероприятием. Эмоциональная канва событий, как правило, развивается с элементами авантюризма. Совершаемые преступления характеризуются минимальной выгодой, требуют небольшого навыка планирования и нередко приводят к дискомфорту для жертвы.
Наши исследования компонентов личности преступника направлены на выявление особенностей личности, которые в совокупности разрешают, оправдывают и подводят логическую основу под совершение преступления. Совокупность таких личностных особенностей мы назвали «криминогенная зараженность личности» [6]. В перечень таких особенностей, естественно, включается и снижение самоконтроля. Но М. Готфредсон и Т. Хирши анализу подвергают только один компонент – снижение личностного самоконтроля, при этом оставляя вне своего внимания остальные компоненты личности. Сказанное дает нам возможность утверждать, что общая теория, по сути, является частным случаем «теории криминогенной зараженности» [7–11], основу которой, в свою очередь, составляет теория Рафаэле Гарофало [12–14].
Сегодня можно говорить о том, что в современной криминологической науке существует довольно последовательная поддержка теоретических изысканий М. Готфредсона и Т. Хирши. Этот факт гарантирует, что их теория самоконтроля обладает важным практическим содержанием сегодня и теоретической перспективой в будущем. Авторы подчеркивают, что существует большое разнообразие видов преступлений и схожего поведения, совершаемых лицами с низким уровнем самоконтроля. Самоконтроль учитывает все различия по полу, культуре, возрасту и обстоятельствам и всегда объясняет все преступления и в этом отношении многие формы поведения, которые не санкционированы государством. Низкий самоконтроль и является, «по сути, причиной преступления на индивидуальном уровне» [15]. С приведенным выводом можно согласиться лишь частично. Авторы пытаются обосновать свои выводы статистическими выкладками, проанализировав официальные и неофициальные данное о преступности и соотношение преступности и правонарушений, интерпретируя информацию как соответствующие концепции самоконтроля.
Теория М. Готфредсона и Т. Хирши подвергалась и подвергается массированной критике. Однако совокупность эмпирических исследований, направленных на выявление связи между самоконтролем и преступностью, была достаточно показательной [16]. Группа ученых из Оклахомы провела интересные исследования в области теории управления с использованием выборки из 395 взрослых людей, чтобы исследовать шесть различных аспектов самоконтроля, основанных на указанной теории [17]. Эти измерения включали исследование: импульсивности, предпочтения простых задач, поиска риска, телесности, эгоцентризма, особенностей преморбида.
Из 24 элементов, предложенных для исследования качеств самоконтроля, анализ основных компонентов показал, что 23 из них группировались вместе, чтобы сформировать надежную и одномерную шкалу самоконтроля. Альфа Кронбаха в этом случае равнялся 0,81. Коэффициент альфа Кронбаха показывает внутреннюю согласованность характеристик, описывающих один объект, но не является показателем гомогенности объекта. Этот коэффициент используют в психологии при создании тестов и для проверки их надежности [18]. Другая группа исследователей обнаружила, что шкала самоконтроля, разработанная Грасмик и соавторами, обладала схожими прогностическими возможностями, когда анализировала самоконтроль и девиантное поведение с выборками, взятыми из ряда разных стран (Венгрия, Швейцария, Нидерланды, США и Япония). Они обнаружили, что низкий уровень самоконтроля в значительной степени связан с антиобщественным поведением и что связь можно увидеть независимо от культур или национальных условий [19].
Таким образом, большинство авторов придерживается мнения о том, что низкий самоконтроль можно считать важным фактором преступного поведения, но исследования не подтверждают то, что самоконтроль является единственной причиной преступления или что общая теория преступления может претендовать на высокий научный статус.
Несмотря на сравнительное новое слово в криминологии, высказанное в рамках общей теории, немало ученых, демонстрирующих к ней критический подход. Так, некоторые критики утверждают, что теория содержит определенную степень циклических рассуждений [20], например, начиная с определения низкого самоконтроля как неспособности воздержаться от преступления, а затем предлагая низкий самоконтроль в качестве причины нарушения закона. С учетом определения низкого самоконтроля его определяет сама сущность, которую пытаются объяснить (масло масляное). Общая теория преступности предполагает, что низкий уровень самоконтроля является причиной склонности к преступному поведению. В частности, что касается валидности теории, М. Готфредсон и Т. Хирши не определяют самоконтроль отдельно от этой склонности. Они используют низкий уровень самоконтроля или высокий уровень самоконтроля просто в качестве ярлыков для этой дифференцированной склонности к совершению преступления или воздержанию от него. Они не отделяют признаки низкого самоконтроля от самой тенденции к совершению преступления, которую предполагается объяснить низким самоконтролем. В результате склонность к преступности и низкий уровень самоконтроля оказываются одним и тем же [21]. Следовательно, теория нуждается в разработке концептуального определения самоконтроля, которое будет отличаться от определений склонности к делинквентному или преступному поведению. Указанный недостаток теории некоторые исследования пытаются нивелировать путем измерения самоконтроля независимо от показателей склонности к преступности.
Тем не менее теория низкого самоконтроля рассматривается как логически последовательная, лаконичная и имеющая широкое распространение. Она вызвала огромный интерес и внимание в области криминологии. Некоторые ученые утверждают, что она может заменить теорию социальной связи как основную теорию контроля.
Еще одно статистическое исследование общей теории предполагало анализ взаимосвязи между эффективностью родительского контроля, самоконтролем и правонарушениями. Данные были получены из национально репрезентативной выборки подростков (Национальное продольное исследование здоровья подростков). Это исследование было направлено на решение двух важных вопросов: 1) является ли эффективность контроля родителей значимым предиктором уровня самоконтроля среди молодежи, и 2) опосредует ли самоконтроль взаимосвязь между эффективностью контроля родителей и преступностью. Данные этого исследования, проведенного в Центре народонаселения Каролины, были получены из Национального продольного исследования здоровья подростков.
Первоначально, используя стратифицированную случайную выборку всех средних школ в Соединенных Штатах, исследователи выбрали 80 старших школ из кластеров на основе нескольких характеристик: регион, урбанизация, размер и тип школы (государственная или частная), раса и продолжительность обучения. Более 70% первоначально отобранных средних школ согласились участвовать в исследовании, в котором подростки с 7-го по 12-й класс были случайным образом отобраны из списков, предоставленных школами. Кроме того, с помощью качественного исследования были использованы данные из т. н. «домашней волны». Компонент этого исследования был применен в домашних условиях, поскольку он включает данные о подростках и их родителях. Общая случайная выборка из 15 243 подростков была отобрана для домашнего обследования «Добавить здоровье». При проведении части исследования, осуществляемого в домашних условиях, предпочтение отдавалось матерям-резидентам или другим лицам, осуществляющим уход за детьми, поскольку предыдущие исследования показали, что матери лучше осведомлены о здоровье и поведении своих детей, чем отцы [22].
Исследователи объединили поведенческие меры и меры контроля. Например, подросткам было предложено ответить на следующие утверждения: «были ли у них проблемы с концентрацией внимания на том, что они делали», или «были ли у них проблемы с выполнением домашней работы», или «с трудом ли они удерживали внимание в школе». Эти вопросы касаются простых задач, физических нагрузок и импульсивных компонентов самоконтроля. Респондентам также был задан вопрос о том, не конфликтовали ли они с учителями, который отражал уровень самообладания. Другой вопрос анализировал эгоцентричность респондентов: «вы чувствуете, что делаете все правильно?» Поскольку ответ «да» на эти вопросы указывал на низкий уровень самоконтроля, другие ответы позволяли говорить о более высоких значениях уровня самоконтроля.
Фактор эффективности родительского контроля состоял из четырех пунктов, которые раскрывали уровень привязанности матери к своему ребенку. Например, родителям задавали вопрос: «вы ладите со своим ребенком?» Интересовала также эффективность матери в распознавании проблемного поведения и реагировании на это поведение. Например, вопрос: «обсуждает ли мать ошибки ребенка с ним?» Высокие баллы по этой шкале указывали на более высокий уровень родительской эффективности».
Кроме того, исследователи также приняли во внимание контрольные данные. Они отслеживали множество дополнительных демографических и социальных характеристик для каждого респондента, чтобы определить влияние родительского контроля на самоконтроль и влияние родительского контроля и самоконтроля личности на преступное поведение.
Итак, текущее исследование преследовало две цели: изучить, является ли эффективность родительского контроля значимым предиктором уровня самоконтроля у молодежи, и опосредует ли самоконтроль связь между эффективностью родительского контроля и преступным поведением. Что касается первого вопроса, выяснилось, что эффективность родительского контроля является важным показателем уровня самоконтроля среди молодежи. Кроме того, эти результаты согласуются с положениями, изложенными М. Готфредсоном и Т. Хирши в отношении развития самоконтроля у детей. Во-вторых, оценивая, опосредует ли самоконтроль взаимосвязь между эффективностью контроля родителей и правонарушающим поведением несовершеннолетних, полученные результаты показывают, что в лучшем случае самоконтроль лишь частично опосредует эти взаимоотношения.
Главная цель указанного исследования состояла в том, чтобы пересмотреть динамику эффективности родительского контроля, самоконтроля и преступного поведения, используя большую репрезентативную выборку молодых людей с приближенными во времени показателями воспитания детей. При этом результаты анализа позволили сделать следующие выводы:
- эффективность контроля родителей является основным предварительным условием уровня самоконтроля у детей;
- несмотря на то что связь между эффективностью родительского контроля и самоконтролем была достаточно устойчивой, ее показатели были в значительной степени связаны с самоконтролем;
- связь расы и самоконтроля может быть гораздо более сложной, чем указывалось в предыдущих исследованиях;
- способность самоконтроля опосредовать взаимосвязь между эффективностью контроля родителей и преступным поведением детей была в лучшем случае ограниченной [23].
Поскольку причины преступного поведения М. Готфредсон и Т. Хирши ищут в рамках личности (снижение самоконтроля), следовательно, ее вполне можно отнести к антропологическим теориям преступного поведения, в более широком смысле – к биосоциальным теориям. Ее появление говорит о том, что ученые-криминологи снова обратили свои взоры на человека как основу всего социального сущего. Анализ общей теории преступности в контексте криминологических исследований дает основания для утверждения о том, что ее рациональным зерном является констатация важности семейного контроля в плане проявления преступного поведения у несовершеннолетних. В этом заключается новизна и ценность теории для криминологической науки.
В то же время мы можем констатировать, что эффективность контроля родителей влияет на преступное поведение способами, которые нелегко объяснить в указанных теоретических рамках. Нам представляется, что этот вывод имеет важное значение для дальнейшего научного развития общей теории и ее интеграции в криминологию. Тем не менее дальнейшие исследования позволят устранить ее недостатки и более логично сформулировать научные криминологические позиции. Примечателен тот факт, что название «общая теория преступности» проявляет претензию на объяснение всех случаев совершения преступлений. Мы же считаем ее частной криминологической теорией.