Konstantin KydryashovТерроризм как социальное явление существует уже не одно тысячелетие. В каждом государстве, на каждом историческом этапе развития человечества в конкретной стране всегда были и причины, и факторы, которые не только вызвали к жизни в ней определённую идеологию и практику насилия, но и снижали эффективность работы органов этого государства по противодействию террору. Опыт СССР по борьбе с терроризмом, до прихода к политической власти М. С. Горбачёва, можно рассматривать как положительный. Уже в семидесятые годы угроза терроризма в нашем Отечестве была фактически преодолена, а единичные случаи террористических действий, актов и экстремизма официально не доводились до населения.
Таким образом главная цель террористов – посеять ужас среди населения, нейтрализовать часть государственного аппарата, вызвать панику у чиновников – оставалась ими не достигнутой [1].
Однако после гибели СССР в России снова возникли проблемы с экстремизмом и терроризмом. Причин этому несколько, и условно их можно разделить на политические, социально-экономические, идеологические, и ещё больше факторов влияет на процессы противодействия экстремизму и терроризму, порой резко снижая эффективность всей подобной работы [2].
Рассматривая политические причины, авторы считают, что обвинения России в той или иной форме государственного терроризма безосновательны и базируются лишь на желании ведущих стран Запада, прежде всего США и Великобритании, продолжить информационную войну против нашего Отечества, проводимую уже не одно столетие. Её цель – очернить, демонизировать Россию в глазах рядового обывателя западных стран и посеять сомнения у граждан России в их собственных оценках исторического прошлого, настоящего и будущего страны [3].
С наступлением ХХ в. обычной практикой стала поддержка террористов на государственном уровне рядом западных государств – США, Великобританией, Германией, Австрией, Нидерландами, Бельгией или их объединениями, например ЕС. Развитые страны западной демократии давно уже начали применять к террористам двойные стандарты, а многие современные государства уже действительно боятся применить к террористам на собственной территории оправданную силу из-за реальных опасений подвергнуться вторжению армий стран Запада, обвинений в нарушении прав человека или свободы слова [4].
С Россией страны Запада не готовы вступить в открытый вооруженный конфликт. В отличие от Афганистана, Ливии, Ирака, Сирии или Украины Россия имеет второй по значению в мире ядерный арсенал и у неё нет особых проблем с доставкой собственного ядерного оружия в любую точку земного шара, если в этом будет необходимость. Именно поэтому страны Запада в своём арсенале держат так называемую «мягкую силу», которая ещё сочетается с различными гибридными формами войны против нашей страны. Последние включают в себя и поддержку лиц, в том числе и находящихся как на территории России, так и за её пределами, но готовых вести активную работу по экстремистским и террористическим видам деятельности в Российской Федерации [5].
Обвинения России ведущими странами Запада в нарушении прав человека ничем не отличаются в этом контексте от подобных обвинений, которые они предъявляют к другим неугодным им государствам – Китаю, Кубе и т. д. [6]
Основная цель подобных обвинений – поддержать угодных Западу лиц в этих странах, которые стали объектом для реализации их интересов западных демократий. Сейчас многие официальные лица стран Запада не скрывают претензий к России, они, как правило, сводятся к тому, чтобы сделать заявления о необоснованном владении Россией собственными территориями и ресурсами, прожектам о разделе России и о самостоятельном освоении её природных богатств [7].
Для достижения странами Запада своих геополитических целей в России абсолютно все средства хороши. Если им нельзя воевать открыто, то необходимо создать в России политическую нестабильность; имеющаяся печальная российская статистика давно подтверждает, что именно в такие периоды возрастает количество террористических актов. Очевидно, что без внешнеполитического фактора вмешательства стран Запада во внутренние дела России здесь уже не может обходиться: через аффилированные спецслужбами Запада структуры вербуются, готовятся, финансируются, вооружаются террористы во многих странах мира, и Россия не исключение. Противодействие таким службам со стороны СВР, ФСБ, ФСО, МВД – отдельная тема, закрытая государственной тайной. Однако очевидно, что за всплеском терроризма в нашей стране с начала 90-х гг. прошлого века стоят западные спецслужбы и курируемые ими террористические организации исламистского толка. Они уже четверть века пытаются привести к экстремизму и террору мусульман Северного Кавказа, Поволжья, Сибири, а после украинского кризиса ими изучается возможность появления русского национального экстремизма и терроризма [8].
Эта же политическая причина является и причиной, снижающей эффективность работы по противодействию идеологии терроризма. Авторы считают, что попытки у нас в России сделать европейское право частью международного права и поставить его выше собственного федерального законодательства не соответствуют интересам самой России. Европейское право должно иметь значение лишь для стран – участниц ЕС, так же как и право стран СНГ важно лишь для стран – участниц Содружества, например. Однако страны СНГ имеют право нулификации отдельных норм и актов СНГ, что полностью непозволительно странам ЕС. Представляется, что многие нормы и институты европейского права, вступающие в противоречие с российской правовой системой, не должны иметь верховенство над отечественными законами, а Конституционный суд РФ может признавать такие нормы утратившими силу. Это право даёт ему п. 6 ст. 125 Конституции РФ [9].
Однако в практической деятельности имеет место и реальное вмешательство стран ЕС в пенитенциарную систему России, и многочисленные европейские комиссии и инспекции, многие институты стран Запада либо аффилированные ими лица постоянно указывают Российской Федерации, «что» и «как» в российских тюрьмах должно быть. Как результат этого внешнего вмешательства – появление так называемых «тюремных джамаатов» в российских колониях. Вызывает тревогу, что под прикрытием свободы вероисповедания они пополняют свои ряды и теми осуждёнными, которые ранее не были осуждены за терроризм или экстремизм, но начали исповедовать идеологию радикального ислама. Авторитетный исследователь «тюремных джамаатов» В. В. Красинский так характеризует их: «они отстаивают свою групповую исключительность; они не договорные; членство в них является полузакрытым или носит полностью закрытый характер; они используют конспирацию, они требуют и последовательно отстаивают своё привилегированное положение на основе религиозной исключительности; навязывают другим осуждённым собственные религиозные взгляды; оправдывают полностью идеологию и практику насилия; позволяют себе открытое неподчинение требованиям режима содержания в исправительном учреждении; ведут вербовочную деятельность по вовлечению в свою группу новых последователей и обращают их в ислам ваххабитского толка; планируют, готовят и осуществляют преступления как в самом исправительном учреждении, так и за его пределами» [10].
Фактически под влиянием только одного этого фактора размывается на практике сама идея наказания террориста. Смертная казнь в России не применяется к террористам, даже если они убили (или из-за них погибли) сотни людей, а в тюрьме они начинают по своему положению даже теснить «воров в законе» [11].
Представляется, что общей картиной для Северо-Кавказского региона является неохваченность большинства местной молодёжи никакими молодёжными организациями, ни региональной государственной молодёжной политикой, в рамках которой было бы возможным реализовывать антитеррористические меры и пропаганду. Только в Ставропольском крае, например, в 2012 г. при общей численности молодёжи в 711 тыс. человек в возрасте от 14 до 18 лет лишь около 3 тыс. охвачены всякими премиями правительства Ставропольского края, получают гранты на Машуке, являются членами молодёжного парламента Ставропольского края и т. п. Однако как же остальные – 99,99% представителей этой категории населения Ставрополья? Они предоставлены сами себе. Они легко могут стать питательной средой для террористов: вчерашний школьник, несостоявшийся студент, молодой человек со своими личными проблемами, вызванными безработицей, нехваткой жилья, бедностью, отсутствием каких-либо серьёзных перспектив или социальных лифтов, недостатками воспитания, маргинализацией населения, разрушением культурной самобытности, распространением в российских СМИ взглядов, идей, способствующих росту насилия, неравенства и нетерпимости. Именно эти факторы способны реально побуждать ещё вчера абсолютно мирных людей начать жертвовать человеческими жизнями в желании немедленных радикальных перемен [12].
С. А. Воронцов верно подметил, что «в настоящее время эффективность российской антиэкстремистской политики весьма сомнительна, так как в лучшем случае организованная работа с молодёжью осуществляется в стенах школ и вузов. Но работать с белыми и пушистыми легко: эти молодые люди нацелены на карьеру, на получение образования и т. д. А вот как подойти к юношам и девушкам из числа улично-подъездной молодёжи?! Складывается впечатление, что ни полиция, ни общество этого не знают, что порождает у молодых людей убеждение в их ненужности и заставляет легко откликаться на призывы экстремистов и решать свои сложные социальные проблемы путём насилия» [13].
Чего же сейчас бояться террористу в России, если он и так уже знает, что его не казнят даже за массовую гибель людей, а в местах лишения свободы он будет не только в кругу себе подобных, обеспеченный всесторонней поддержкой своего джамаата, но и фактически – на привилегированном положении по отношению к обычным осуждённым? Ему остаётся бояться лишь одного в этом случае: того, что он не будет убит при своём террористическом акте и не попадёт в рай. Вот до такой ситуации могут нас довести внешнеполитические факторы, работа европейских судов. Туда же, в Европу, из России сразу после отбытия своих сроков лишения свободы направляются те, кто уже «отсидел» за убитых людей в Будённовске, Кизляре, театре на Дубровке и в других террористических актах. Однако ЕС их принимает, там и сейчас находится правительство Ичкерии в изгнании, а многие российские террористы стали уже в Европе политическими деятелями. Европейский суд по правам человека, рассматривая их иски, требует от России многочисленных выплат в пользу террористов.
Однако в самом мире Запада отношение к этим судам и их решениям достаточно прагматичное. Авторы в более ранних работах отмечали, что «в марте 2019 г., когда возникла ситуация с возможным привлечением американских военнослужащих к Международному уголовному суду в Гааге в качестве обвиняемых, США тут же ввели свои санкции уже в отношении Международного уголовного суда: отныне его сотрудникам, причастным к расследованиям в отношении американских военнослужащих, будут отказывать в выдаче виз, закон о защите американских военнослужащих (ASPA) уже запрещает Международному уголовному суду проводить расследования на территории США с 2002 г., а одно из его положений разрешает правительству США применять военную силу для спасения американских граждан, задержанных, чтобы предстать перед Международным уголовным судом» [14].
Подобный опыт возможно было бы перенять и России как государству, и Конституция РФ её в этом никак не ограничивает, даже несмотря на положения п. 4 ст. 15 [15].
Терроризм имеет и социально-экономические причины. Терроризм всегда подпитывает и реакция общества на неравенство и несправедливость. Рост безработицы, включая все её виды, очевидное несогласие значительной части российского общества с результатами приватизации, кризисное положение ряда социальных групп, резкое снижение уровня жизни и многие другие факторы влияют на состояние готовности части населения к террористическим актам. Терроризм всегда «высвечивает» имеющие место проблемы социально-экономического развития любого общества. Очевидно, что если бы в сфере социально-экономических отношений доминировала справедливость, то желающих заниматься террором было бы крайне мало. Следовательно, без устранения «язв» социально-экономического характера невозможно и полное исключение факторов, порождающих терроризм в нашей российской жизни. Например, бывший министр МВД РФ А. С. Куликов считает, что факторами современного радикализма ислама на Северном Кавказе стали: «резкая дифференциация социальных групп после несправедливой приватизации государственной собственности в нашей стране; развал сферы производства; безработица и бедность населения; незанятость и бесперспективность будущего для молодёжи на Северном Кавказе; отсутствие объединяющей национальной идеи; обострение взаимных территориальных претензий внутри самого мусульманского сообщества; коррупция и закрытость власти от общества» [16].
И. В. Пащенко делает отнюдь не оптимистический прогноз развития социально-экономических отношений у нас на Северном Кавказе, о том, что «в настоящее время сохраняется система воспроизводства инфраструктуры терроризма… проблема радикализации привела в большинстве республик к появлению целой индустрии заинтересованных лиц, которые используют её как ресурс, зарабатывая на ней дивиденды. При сохранении такого положения процесс стабилизации затянется надолго» [17].
К идеологическим причинам терроризма, прежде всего, следует относить и искажение нравственных ценностей; и кризис современного общества; и национальное самоутверждение, которое часто идёт на Северном Кавказе за счёт попрания интересов иных народов; и пропаганда насилия как способа решения актуальных, давно назревших проблем определённой социальной группы или национальности; и даже существование различных религиозных течений в исламе, например ваххабитов у суннитов, исмаилитов у шиитов и многое другое [18].
А. В. Карпов и В. В. Ломакин утверждают, что «источником воспроизводства на постсоветской территории радикализма и экстремизма, выражающегося в терроризме и псевдошахизме, стал вакуум мировоззренческого, духовного и идеологического пространства, ранее заполненного идеологией коммунизма… имевший место идеологический вакуум моментально заполнился деструктивными, разлагающими общество и государство идеями и концепциями. Появилось множество сектантских мессий, националистов, радикальных экстремистов, авантюристов от политики, деятельность которых взорвала социально-общественное спокойствие и привела к крупномасштабным религиозным и территориально-историческим конфликтам, вплоть до междоусобных войн в Абхазии, Осетии, Чечне… отсутствие продуманной политики противодействия данным явлениям несёт в себе угрозы в области национальной безопасности и жизненно важных интересов государства не только в региональном масштабе, но и на глобальном общегосударственном и общечеловеческом уровне» [19].
Личная мотивация террористов также оказывает существенное влияние на состояние современного терроризма. Большинство террористов используют террор для обогащения. Следовательно, корысть – их главная мотивация, но, как правило, она скрывается за экстремистской аргументацией. Таким образом, их личная мотивация вполне банальна: страсть к наживе, стремление к деньгам, материальной или иной выгоде, собственные статусные или карьерные желания. Часть террористов – религиозные фанатики, вовлечённые в радикально-религиозные формы для достижения эфемерных целей. Они готовы убивать других людей исходя из собственного убеждения в том, что священные книги санкционируют насилие в служении Богу, а их жертвы рассматриваются ими исключительно как враги Бога; такие террористы охотно расстаются и с собственной жизнью, рассчитывая получить за это награду от Бога уже в загробной жизни. Личный мотив таких террористов основан на их безграмотности в области религиозного права и религиозной морали либо на внутренних противоречиях. Как правило, у этих людей надломлена психика и они уже побывали в местах лишения свободы. Ряд террористов имеют национально-религиозные разногласия, которые перешли в национальные и/или религиозные конфликты. У некоторых есть мотив личной привязанности, то есть идеи, которые разделяют террористы из их террористической группы, им попросту безразличны, но они занялись террористической деятельностью потому, что рядом с ними люди, которые им дороги: отец, брат, дядя, муж. Д. А. Рясов указывает, что «жёны, вдовы и несовершеннолетние дети, воспитываемые в семьях родственников лиц, участвовавших в террористической и экстремистской деятельности, уничтоженных в ходе контртеррористических мероприятий, а также приговорённых к пожизненному или иному лишению свободы, вызывают и особую озабоченность… объективно лица данной категории относятся к группе риска: на них оказывается потенциальное воздействие, они являются потенциальным резервом террористических организаций, они несут радикальный протестный потенциал, способный привести к тяжким последствиям» [20].
Представляется, что в последнем случае личным мотивом может выступать и месть конкретным сотрудникам правоохранительных и иных государственных органов, пресекавшим террористический акт, участвовавшим в контртеррористической операции, проводившим следственные действия и т. п.
Авторы считают, что на формирование личного мотива может оказывать влияние и устное народное творчество, а часто и национальная литература, которые создают яркие, незабываемые героические образы для будущего террориста, рисуют в его сознании мысль о том, что «судьба ему готовила путь славный, имя громкое – народного заступника, чахотку и Сибирь»! Положительный образ мы найдём у многих народов мира. Он своими корнями уходит в седую древность, когда ещё только формировались у различных народов представления о чести и бесчестии, о добре и зле, о благородстве и подлости, о героизме и трусости. Англичане до сих пор гордятся своим Робин Гудом (точнее, Худом, ибо он был Робин-Капюшон). Шотландцы, несмотря на то что уже сотни лет живут вместе с англичанами, одобряют своих террористов, способных в одиночку изрубить хоть в десять раз больше англичан, а будучи пойманными (конечно, исключительно в результате предательства их «плохими» шотландцами), они не теряют своей доблести духа, высказывают своим соотечественникам презрение, которые «смерти ждут, не смея умереть», и весело идут к висельнице, чтобы на ней «в последний раз пуститься в пляс». Есть это и у народов России. Достаточно взять только «золотой век» русской литературы: практически все писатели этого периода касаются в своих произведениях темы террора, а некоторые дают ему самые положительные оценки, поспособствовав росту если не самих террористов и экстремистов, то, по крайней мере, процессу рекрутирования части российской молодёжи в различные революционные организации. Именно под влиянием этого фактора убийца великого князя Сергея Александровича И. П. Каляев бросил судьям в ответ на их обвинения следующие слова: «Вы готовы признать, что существуют две нравственности. Одна для обыкновенных людей: “Не убий”, “Не укради’, а другая нравственность для правителей, которая им всё разрешает. И вы действительно уверены, что вам всё дозволено и нет суда над вами» [21, c. 83].
Общий вывод, который можно сделать на основе всего рассмотренного выше, неутешителен: терроризм в современной России имеет возможности расширить свою социальную базу. Кроме терроризма радикального исламского толка, у нас уже может появиться и революционный терроризм и/или этнический; например, есть уже заинтересованные внешние силы в русском терроризме националистического толка. В США уже открыто заявляли, что будут прорабатывать вопрос о возможности сотрудничества с русскими националистами, но с прежними своими целями: свержение В. В. Путина, установление в России демократического государства (т. е. превращение её в государство под американским протекторатом, типа современной Украины) и борьба за права человека в нашей стране.
Считаем, что свёртывание идеи социального государства в этих условиях нежелательно для страны, как и дальнейшее обострение российским государством всех социальных отношений. Остановить возможное расширение социальной базы терроризма в России способно лишь снятие социальной напряжённости в нашем Отечестве и эффективное решение накопившихся социально-экономических проблем.