Полный текст статьи
Печать

Обучение русскому языку как иностранному (РКИ) в свете новой образовательной парадигмы рассматривается как формирование коммуникативной компетенции. «Определение компетенции как единицы социализации, т.е. процесса освоения человеком социальных норм и ценностных ориентиров, позволяет прогнозировать более гибкое социальное поведении индивида, комфортность его пребывания в обществе» [5, с. 9]. Поскольку сама коммуникативная компетенция – явление сложное и формирующееся комплексно, изучение русского языка, и в частности, фразеологии, в иноязычной аудитории сопряжено с рядом трудностей лингвокультурологического характера, преодолению которых посвящено немало работ [Верещагин 1982; Райхштейн 1980 и др.]. «Эмоциональное, интеллектуальное и поведенческое воздействие на слушающего реализуется с помощью целого комплекса лингвистических и паралингвистических средств» [1, с. 67]. Именно поэтому для успешной коммуникации оказывается недостаточным владеть определённым лексико-фразеологическим минимумом, что в равной степени касается деятельности изучающего РКИ как в роли адресанта, так и в роли адресата сообщения.«На современном этапе большинство исследователей выделяют в составе коммуникативной компетенции такие компоненты как социокультурный, страноведческий, лингвострановедческий, лингвистический, социолингвистический и дискурсивный. Дискурсивная компетенция является одним из важнейших компонентов формирующейся коммуникативной способности» [2, с. 4]. Дискурсивные факторы фразеологической эмотивности затрагивают целый спектр фоновых знаний, без которых не возможно полноценное декодирование эмотивного смысла фразеологической единицы (ФЕ).

Знакомство снационально-культурной спецификой русской фразеологии, как показывают экспериментальные наблюдения [10; 12 и др.], значительно повышают уровень владения коммуникативной и лингвострановедческой компетенциямиобучающихся, что способствует лучшему усвоению языка. Так, «нередко бывает, что с одним и тем же словом у носителей разных языков связаны совсем разные ассоциации. В китайской культуре сорока символизирует радость. На поздравительных новогодних открытках изображаются красивые сороки, что означает: «Пусть Новый год принесет вам много радости». А у русского человека сорока вызывает неодобрительные ассоциации, которые нашли отражение в языке: трещит, как сорока; сорока на хвосте принесла (обычно имеются в виду недостоверные сведения); знать сороку по языку» [11, с. 50].

На наш взгляд, удивительно точно спектр коннотативных возможностейлексемы, обусловленных культурологической спецификой, раскрывается в произведениях В.М. Шукшина: «За его спиной, укрывшись легким плащом, тряслась на охапке мокрой травы маленькая девушка с большими серыми глазами. Охватив  руками колени, она безразлично смотрела на далекие скирды соломы. Рано утром эта "сорока", как про себя назвал ее сердитый возница, шумновлетела к нему в избу и подала записку: "Семен Захарович, отвези, пожалуйста, нашего фельдшера в Березовку. Этодо крайности необходимо. А машина у нас на ремонте. Квасов"» (В. Шукшин.Двое на телеге).Как видим, стратегия поведения, которая свойственна персонажу, названному сорокой, вызывает раздражение, гнев: «Когда выехали со двора, девушка пробовала заговорить с возницей:спрашивала, не болит ли чего-нибудь у него, много ли  снега бывает тутзимой... Захарыч  отвечал неохотно. Разговор явно не клеился,  и девушка,отвернувшись от него, начала негромко петь, но скоро замолчала и задумалась. Захарыч, суетливо подергивая вожжи, тихо ругался про себя. Он всю жизнького-нибудь ругал. Теперь доставалось председателю и этой "сороке", которойприспичило именно теперь ехать в Березовку» (В. Шукшин.Двое на телеге). Более эмоционален герой рассказа В. Шукшина «Гена Пройдисвет»: «Знаешь что? -- перебил Генка,  глядя в глаза дяде Грише, словно он только что догадался, кто такой этот новообращенный, этот смиренный. – Знаешь,  что я тебе скажу: ни хрена ты не верующий. Понял?  Если б тыпо-настоящему верил, ты бы молчал об этом. А ты, как сорока на колу, вразные стороны: "Верю! Верю!" Не веришь, вот так». Анализ показывает, что ФЕ как срока на колу используется в рассказах Василия Шукшина в качестве эмотивно-оценочной  единицы, объективирующей отрицательную оценку и эмоции гнева, раздражения, пренебрежения, иронии:«Треписси много, – как сорока на колу, у вас в роду все трепачи были. Балаболки» (В.М.Шукшин, Капроновая елочка); «Как только не называли его в деревне: «пулемет», «трещотка», «сорока на колу», «корсак» – все подходило Сене, все он оправдывал» (В.М.Шукшин, Брат мой.). Обратим внимание, что частотность употребления анализируемой ФЕ свидетельствует о том, что она является маркирующей единицей идеостиля писателя.

Таким образом, эмотивный смысл ФЕ трещать как сорока может быть декодирован ошибочно или не декодирован вовсе, если участник русскоязычной коммуникации не владеет информацией о коннотативных смыслах лексемы сорока, входящих в процесс фраземообразовательной комбинаторики и становящихся центром когнитивно-семантической структуры знака косвенно-производной номинации: «И все трещат, не умолкая, как сороки» (А. Кирилин. Нулевой километр).Ещё более сложным является механизм декодирования эмотивной фразеосемантики речевой ФЕ, подвергшейся структурно-семантической трансформации: «Онапошлапрямопосвежевымытомуполу,подошлакГекуиткнулаегохолоднымносом.Вот,мол,дурак,это ятебянашла,изаэтоты должендатьмнечто-нибудьпокушать.Матьраздобрилась и кинулаСмеломукусокколбасы.Тогдасторожзаворчалисказал,чтоеслив тайгесобаккормитьколбасой,такэтосорокамнасмех.Матьотрезалаиемуполкруга.Онсказал«спасибо»иушел,всечему-то удивляясьипокачивая головой» (А.П. Гайдар. Чук и Гек). ФЕ курам на смех в значении ‘разг., ирон. нелогично, глупо, несуразно’ подвергается замене компонента, что приводит к актуализации экспрессивного компонента, который выдвигает на первый план эмосему, объективирующую иронию.

Независимо от количества выделенных часов, лингвокультурологический аспект русской фразеологии должен быть так или иначе учтён в процессе преподавания РКИ: «Даже на ранних этапах обучения (подготовительный факультет, первый курс) нельзя игнорировать фразеологические единицы русского языка. Они могут встречаться иностранцам в учебной работе, в СМИ, при просмотре фильмов и в разговорной речи носителей русского языка.Преподавателюнеобходимо вмешиваться в этот процесс, ибо его участие предупреждает появление ошибок в понимании ФЕ и ее употреблении, так как студенты могут дать неточное, искаженное толкование ФЕ, которое приведёт к неправильному пониманию воспринятого предложения-высказывания» [12, с. 11]. Это касается и ФЕ с относительно прозрачной внутренней формой.

На декодирование эмотивной фразеосемантики влияет внутренняя форма ФЕ, предстающая как когнитивно-семантические связи информационного сгущения, объективируемого единицей, и когнитивно-дискурсивной базы знака косвенно-производной номинации. «Собственно, прозрачность и высочайший мотивационный потенциал внутренней формы паремии – непременный залог успешного воплощения афористического значения в контексте различных высказываний, поскольку в условиях доминирования дискурсивной интенции, как мы ранее видели на примерах контекстуальных включений паремий, внутренняя форма остаётся единственным ориентиром для соединения исходного семантического посыла с прагматическими условиями, –результатом чего, собственно, и становится прагматически обусловленный смысл паремического высказывания» [9, с. 176]. В аспекте преподавания РКИ внутренняя форма в процессе декодировании эмотивного смысла ФЕ приобретает особую роль. Например: «В комнате у него сам чёрт ногу сломит, бардак!» (речь) В этом высказывании вычленяется информация о том, что у человека в комнате отсутствует порядок, эта информация сопровождается эмоционально-оценочным смыслом: «В комнате у него [нет порядка] + [это плохо] + [я говорю это с раздражением, осуждением]»*, причём выделенный в квадратные скобки смысл объективируется двумя единицами, ФЕ (сам) чёрт ногу сломит в значении ‘полный беспорядок, неразбериха’ и лексемой бардак в значении ‘неразбериха, беспорядок, хаос’. В когнитивно-дискурсивном аспекте важен тот факт, что ФЕ фиксирует представления о порядке в доме и вообще в жизненном укладе как о норме, раскрывая фрагмент языковой картины мира русской лингвокультурыи её ценностной системы координат. При этом лексема чёрт, входя в процесс фраземообразовательной комбинаторики, вносит в значение ФЕ целый спектр коннотативных смыслов, имеющих этнокультурную характеристику, связанную и с христианским, и с фольклорным дискурсами.Анализ примеров употребления данной ФЕ показывает, что характеристике подвергается ситуация, относящаяся к третьим лицам.

Однако в речи функционирует и другая единица, ФЕ творческий беспорядок, в когнитивно-семантической структуре которой фиксируется оправдание отсутствию порядка как вынужденной мере при чрезвычайной занятости творческого человека. Обратим внимание, что она используется чаще всего для описания ситуации, относящейся к первому лицу. «Не обращайте внимания, у меня тут лёгкий творческий беспорядок, всё руки не доходят, дел очень много» (речь). Сравним: «Не обращайте внимания, у меня тут сам чёрт ногу сломит, всё руки не доходят, дел очень много»*.В материалах одного из форумов выявлены признаки, раскрывающие содержание анализируемого концепта: «Вот что заметила. Когда надо что-то делать, а на столе беспорядок (творческий, естественно), то прямо руки ни к чему не лежат. Похожу кругами, раздражаюсь сама в себе, но за стол не сажусь. Если же возьмусь за уборку, то потом и работается с желанием» (материалы форума: http://www.comfortclub.ru/forum/14-57-1). Как видим, беспорядок вызывает раздражение, но причина беспорядка, его «автор» вовсе не вызывает осуждения, поскольку это сам говорящий. На этой особенности мировосприятия базируется специфика и многих других единиц с отрицательной эмотивно-оценочной семантикой со значением характеристики человека и его действий. «Эмоционально-оценочная окраска, выражая отношение говорящего к обозначаемому, может меняться в зависимости от того, идёт ли речь о свойствах или действиях какого-то лица, не участвующего в диалоге, о самом собеседнике или же о говорящем» [14, с. 8].

Если единица творческий беспорядокиспользуется для характеристики ситуации, относящейся ко второму или третьему лицам, то чаще всего объективируется ирония, снисхождение: «Смотрю, у тебя творческий беспорядок?!» (речь) К слову, участники ранее упомянутого форума разделились во мнениях о природе обсуждаемого явления: одни считают, что «нужно просто поставить перед собой задачу: всё сразу убирать на место и не давать себе никогда поблажки»; другие недоумевают, «как можно сразу убирать всё на место, если иногда нет времени, чтобы это сделать». При этом большой одобрительный отклик получило сообщение: «У меня всегда на столе творческий беспорядок, и я за это очень люблю свой рабочий стол!». Следовательно, говорить о том, что ФЕ творческий беспорядок имеет определённую, не обусловленную контекстом эмотивно-оценочную характеристику, не представляется возможным. Коннотативная семантика единицы во многом зависит от когнитивно-прагматических факторов, которые должны быть учтены при кодировании и декодировании фразеологического смысла.

Итак, ФЕ (сам) чёрт ногу сломит имеет относительно прозрачную внутреннюю форму, лексикографически зафиксировано значение ФЕ, в том числе находят отражение и эмотивный и оценочный компоненты: «Он пошёл вдоль забора, осторожно перебирая по нему руками. Ноги запинались через доски, брёвна, битый кирпич, обрезки балок. «Вот уж правда, чёрт ногу сломит», – подумал Гуляев» (В. Наумов.В лесу родилась ёлочка). В данном примере ФЕ – единственная единица, объективирующая эмоциональное состояние говорящего. При этом ФЕ способна вступать во взаимодействие с другими единицами текста, обеспечивая комплексную объективацию эмоций: «Подумал не без досады: архиереи в полной сохранности, а в детском хозяйстве чёрт ногу сломит!» (К. Федин.Необыкновенное лето)». Лексема досада номинирует эмоцию, конкретизирую характер объективируемых эмотивных сем.

Если же говорить о данной ФЕ как о единице, объективирующей фрагмент картины мира носителя лингвокультуры, то следует сказать, что подобные знаки косвенно-производной номинации и дают представление о ценностных ориентирах носителей языка. Получается, что таким образом «индивид осваивает, принимает социальные нормы и ценностные ориентации – социальные ориентиры, что способствует эффективности исполнения им определенных социальных ролей, личностных и общественных, и его успешному функционированию в социуме»[5, с. 9]. Коммуникативная компетенция включает, помимо прочих, умение объективировать эмоции, использовать ресурсы языка, в том числе для вербализации эмоционально-оценочного отношения к явлениям и событиям окружающей действительности; а также умение декодировать эмотивный смысл сообщения. Сказанное в большей мере относится к повседневной коммуникативной практике, охватывающей разные коммуникативные ситуации, предусмотреть которые в полном объёме трудно. Иначе говоря, когнитивно-прагматические модели этих коммуникативных ситуаций включают несколько параметров, каждый из которых так или иначе обусловлен культурой. При обучении РКИ типичные модели ситуаций и их параметры рассматриваются в свете поведенческой и речевой стратегии, но реализация модели может демонстрировать способность носителя лингвокультуры к лингвокреативной деятельности.

Лингвокультурологический вектор в осмыслении проблем фразеологической эмотивности простирается и над спецификой дискурсов, в которых функционирует ФЕ. Так, по мнению учёных, «дискурсивное пространство поэтического текста репрезентирует посредством языковых средств коммуникативно-прагматические установки, интенции и стратегии речемыслительного поведения автора, ментальные структуры сознания творческой личности, индивидуально-авторские смыслы, а также отражает лингвокогнитивные механизмы обработки информации, механизмы развѐртывания и приращения смыслов. Совокупность названных факторов слагает (конституирует) авторскую речемыслительную картину мира. <…> Ядром данного пространства предстаѐт своеобразный информационный кластер – соединение ассоциативно-образной, концептуальной, эмотивной, эстетической и аксиологической информации» [13, с. 52]. Дискурс предстаёт как речевое событие так или иначе репрезентирующее картину мира его автора как носителя данной лингвокультуры.

Подчёркивая роль дискурсивного фактора фразеологической семантики, Н.Ф. Алефиренко пишет: «Экспрессивный (аффективный) компонент прагматического значения дискурсивных идиом выражает эмоции и квалитативно-оценочное отношение говорящих к предмету мысли. Так, дискурсивные идиомы человек с большой буквы, из ряда вон (выходящий) выражают восхищение и уважительное отношение к тому, кого эти обороты характеризуют. Экспрессивный компонент таких идиом может видоизменяться в зависимости от коммуникативно-прагматических намерений говорящих и, соответственно, от характера контекста. Вторая дискурсивная идиома, например, может употребляться для выражения возмущения и негодования. Поэтому крайне важно представлять такие идиомы во всех возможных коммуникативно-прагматических ситуациях, под которыми следует понимать комплекс внешних условий общения, присутствующих в сознании говорящего в момент осуществления коммуникативного акта: кто – что – где – когда – кому – зачем – как (Э.С. Азнаурова). Другими его компонентами являются виртуальный (потенциальный, языковой) и актуальный (речевой) коммуникативно-прагматический эффекты, поскольку прагматика дискурсивной идиомы детерминируется в конечном счете его семантикой, синтактикой и стилистикой в единстве с особенностями и условиями речевого общения. Ср.: 1) Шекспир – из ряда вон выходящее явление в мировой литературе и 2) Сколько можно опаздывать на занятия?! Ваше поведение можно назвать, мягко говоря, из ряда вон выходящим (разг.)» [1, с. 66].Применительно к изучаемой проблеме можно сказать, что учёт дискурсивных факторов фразеологической эмотивности входит в коммуникативную компетенцию говорящего.

Исследования учёных, основанные на применении лингвокультурологического подхода к преподаванию РКИ, доказывают роль этнокультурной информации в обучении кодированию и декодированию сообщения. Например,«адекватному восприятию и использованию ФЕ в речи китайскими учащимися препятствует слабое владение экстралингвистической информацией, сосредоточенной в ФЕ, что ведёт к снижению уровня эффективности коммуникации» [7, с. 5]. Рассмотрим лингвокультурологический аспект коннотативного компонента фразеосемантики на примере ФЕ кожа да кости и кровь с молоком. ФЕ кожа да кости в значении ‘чересчур худой, измождённый, слишком тощий’ имеет отрицательные коннотации, обусловленные этнокультурными традициями, ценностными установками носителей русской лингвокультуры, что не позволяет использовать эту единицу как, например, комплимент стройной девушке: «Собою была щупленькая, худенькая. Так – чёрт-те что, не молодица! – говорил отец. – В чём только душа держится, кожа да кости» (В. Овечкин.Родня). Учёные связывают образ анализируемой ФЕ с архетипическим противопоставлением жизни и смерти. Компоненты ФЕ кожа и кости соотносятся с телесным кодом культуры и с древнейших времён осмыслялись как символ смерти (В.Н. Телия). Возможно, на современном этапе развития ценностной картины мира в условиях рекламной агрессии, направленной на формирование ценностных установок, которые предписывают стремиться к худобе (дискурсы глянцевых журналов, шоу о похудении, реклама средств от лишнего веса и др.), подчеркнём, не столько к здоровому состоянию организма (за редким исключением), сколько именно к худобе, возможно, в этих условиях и есть смысл говорить о некоторой трансформации ценностных ориентиров в картине мира современного носителя языка. Однако трудно предположить, что ФЕ кожа да кости может быть использована в речи как единица с положительной коннотацией. При этом совершенно отчётлива коннотативная семантика выражения лишний вес, которое как раз отражает своей когнитивно-дискурсивной базой агрессивно навязываемое представление о худом человеке как об идеале.

Другая ФЕ, кровь с молоком, использующаяся для описания красивого, имеющего здоровый вид лица, реализует положительные коннотации и чаще всего употребляется для описания третьих лиц: «Дарья Петрунина и Варвара Митрохина – бабы молодые, здоровые – кровь с молоком» (А. Неверов. Горшки); «Настя стройная, с лицом бело-розовым, тугим, то, что называется кровь с молоком» (Н. Задорнов. Могусюмка и Гурьяныч). Наблюдения показывают, что изучающий РКИ воспринимает семантику ФЕ в контексте, делая выводы о её эмотивно-оценочном значении интуитивно, предполагая, что это обозначает хорошее, выражает восхищение, что возможно благодаря комплексной объективации эмоций. Нашим размышлениям о значимости этнокультурной информации в реализации эмотивной фразеосемантики в аспекте преподавания РКИ созвучна мысль Л.Г. Золотых: «Языковая, коммуникативная, социокультурная и межкультурная компетенции, необходимые для познания жизни россиян, их культуры и сформированные на необходимом уровне не только дают возможность адаптации мигрантов, но и позволят снизить опасность возникновения социальной напряженности в обществе». [5, с. 217].Именно не до конца понятый эмотивный смысл образных выражений может послужить причиной дискомфорта в общении, отрицательных эмоций, а то и агрессии.

Антропоцентрическая парадигма современной лингвистики задаёт актуальность изучения семантики языковой единицы как знака объективации некоторого информационного сгущения, как способа трансляции информации из концептосферы адресанта в концептосферу адресата. Обучение русскому языку как иностранному предстаёт как сложный процесс не просто освоения некоторого объёма русских слов и фразеологизмов, а приобщения носителей иной лингвокультуры к способам передачи информации с помощью этих языковых единиц и лингвокреативной деятельности адресанта участника русскоязычной коммуникации. Рассматривая фразеологическую эмотивностькак способность ФЕ объективировать(выражать) эмоции, уверены, что необходимо вооружить изучающего РКИ арсеналом этих средств, которые эффективны при умелом использовании, основанном на знании коммуникативно-прагматической ситуации, в модель которой входит ФЕ как её неотъемлемая или возможная часть. Например, если говорить о том, что к ФЕ тематического поля «страх» относится ФЕ волосы встали дыбом, то следует пояснить, что она актуальна для описания (не для выражения) этого эмоционального состояния: «У него волосы встали дыбом»*, причём важно, что это эмоциональное состояние внезапное, неожиданное, а не продолжающееся какое-то время, и очень сильное, интенсивное. Для выражения же данного эмоционального состояния используются междометные лексические и фразеологические единицы, чаще со сниженной стилистической окраской.

В заключение отметим, какими бы ни были задачи преподавания РКИ, обучение механизмам кодирования и декодирования эмотивной фразеосемантики с учётом лингвокультурологическихфакторов фразеологической эмотивности становится залогом успешного формирования коммуникативной компетенции обучающегося, что обеспечивает качество его повседневной и профессиональной коммуникации, интерес к русской культуре и народу, повышает мотивацию к дальнейшему образованию и самообразованию.