Traumatic nature of the Russian innovation

За последние несколько лет проблема инноваций стала одной из самых актуальных в науке. Подавляющее большинство работ посвящено организационным аспектам внедрения инноваций, осмыслению необходимости новшеств на предприятиях различных отраслей, оценке эффективности нововведений [1, 2]. Несмотря на значимость исследования данных аспектов инноваций, малоизученным остается вопрос причин негативного отношения к новшествам. Складывается весьма парадоксальная ситуация: с одной стороны, назрела объективная необходимость во внедрении новшеств во все сферы жизни российского общества; с другой стороны, предлагаемые новшества встречают сопротивление со стороны субъектов инноваций [3, 4].

Парадоксальность сложившейся ситуации обусловлена рядом исторических, политических и социальных причин. За последние 30 лет население страны ощутило на себе колоссальные трансформационные процессы, затронувшие все без исключения сферы жизни общества. К ним относится смена политического устройства страны, перманентные социально-экономические кризисы, ломка системы ценностей, изменение всей социальной структуры общества, необходимость выработки новых стратегий адаптации к изменениям в самых неблагоприятных условиях жизни. Все это в целом не могло не наложить отпечаток на восприятие любых перемен как крайне негативного и травмирующего явления.

Осмысление этой проблемы нашло свое отражение в работах польского социолога Петра Штомпки, который отметил, что инновации могут вызывать «стресс и порождать состояние своеобразной травмы» [5]. Ученый определил ряд признаков травмогенных изменений [6]. Следует заострить внимание на весьма существенном моменте: указанные автором признаки травмогенных изменений в российском обществе соединились в единый ансамбль, усугубив тем самым и без того глубокое переживание трансформации.

В первую очередь социолог отмечает, что это резкие изменения, происходящие в короткие промежутки времени. Таковым стала для российского общества смена государственного устройства страны в весьма сжатые сроки (1991), «шоковая терапия» в 1992 г., выразившаяся в либерализации цен и ставшая серьезным потрясением для экономики страны; девальвация рубля в 1994 г. и дефолт в 1998 г.; резкое ухудшение уровня жизни населения.

Все это не могло не привести к радикальным изменениям, затрагивающим коренные ценности группы. Новая политическая организация, окончание «холодной войны», наметившийся переход к рыночной экономике требовали новой системы ценностей. Такие советские ценности, как «коллективизм», «энтузиазм», «труд», оказались обесценены в новой России. В новых условиях жизни более востребованными оказались индивидуализм, деловитость, деньги. Некогда запрещенные формы деятельности в одночасье стали легализованными (например, предпринимательская деятельность, частная собственность), что потребовало новых способов взаимодействия с окружающим миром. В целом, как справедливо отмечает Т. В. Карпенкова, «население охватили душевное смятение, подавленность и униженность, примитивный прагматизм и предельный правовой нигилизм» [7].

Если говорить о 2000-х, то следует отметить падение доверия к власти, демократии, государству как политическому институту. Как верно указывает А. С. Запесоцкий, «поруганию предаются и такие либеральные ценности, как демократия, свобода слова, равенство перед законом, уважение к личности, право частной собственности» [8].

Протекавшие после распада СССР изменения охватывали одновременно все сферы жизни общества. В экономике один за другим следовали кризисы, наблюдался непрерывный рост безработицы и инфляции, происходил распад села. В политической сфере – подрыв боеспособности войск армии, ухудшение геополитического положения страны, затяжные военные конфликты. В социальной сфере – недофинансирование образования, здравоохранения и сферы социальной защиты, утрата ряда социальных льгот, всплеск асоциального поведения, ухудшение благосостояния населения, поляризация социальной структуры. В культурной и духовной жизни – ухудшение положения науки, утечка высококвалифицированных специалистов за рубеж, ухудшение культурного уровня населения, закрытие либо недофинансирование библиотек, музеев, кружков.

В целом же все изменения носили неожиданный и шокирующий характер: распад крупнейшего государства, что означало превращение биполярного мира в однополярный, ухудшение геополитического положения страны, обострение военных конфликтов в бывших советских республиках, огромный поток мигрантов, резкое ухудшение уровня жизни населения, рост преступности и асоциального поведения.

Все это в совокупности не могло не наложить отпечаток на отношение россиян к каким бы то ни было изменениям, не сформировать в общественном сознании определенный паттерн, который можно выразить известной русской пословицей: «Много нового – да мало хорошего». Однако, как отмечает П. Штомпка, не каждое событие ведет к травме, поэтому он детально рассматривает проблему симптомов травмы. С нашей точки зрения, признаки указывают на общие основания возникновения травмы, тогда как симптомы становятся конкретными измерителями травмогенности.

Остановимся более подробно на основных симптомах травмы, обозначенных ученым.

Отсутствие (недостаток) доверия к социальным институтам либо другим гражданам [9] – один из наиболее важных симптомов травмы.

Анализ социологических исследований в этой области показывает, что доверие граждан России характеризуется амбивалентностью, что выражается в достаточно высоком уровне доверия президенту РФ, в то время как по отношению к законодательным и исполнительным органам власти наблюдается непрерывное падение индекса доверия.

Тройку лидеров по доверию, оказанному гражданами России, составляют президент РФ В. В. Путин – 52 п., министр иностранных дел С. В. Лавров – 10 п. – и министр обороны С. К. Шойгу – 6 п. Остальные политики имеют высокие рейтинги недоверия. Так, например, индекс доверия В. В. Жириновскому составил –14 п. [10]

Индекс доверия Государственной думе РФ на март 2016 г. составил всего 4 п., Совету Федерации несколько больше – 17 п., при этом следует отметить, что индекс непрерывно падает. Так, в декабре 2015 г. он составлял соответственно 19 и 27 пп. [11], и даже небольшое повышение индексов не меняет картину в целом (рис. 1).

Рис. 1. Динамика индекса доверия к Федеральному Собранию РФ (декабрь 2015 – май 2016)

Далеко не радужная ситуация и в отдельных регионах страны. Так, в Самарской области отмечается самый низкий уровень доверия к политическим партиям (18,5%), в то время как самый высокий – к суду (45,5%) и прокуратуре (37,5%) [12]. Следует отметить, что в области в большей степени доверяют государственным органам власти, нежели органам местного самоуправления [13].

Схожая ситуация отмечается в Ставропольском крае и Карачаево-Черкесской Республике. В контексте весьма низкого уровня доверия к социальным и политическим институтам средствам массовой информации население доверяет в большей степени – 2,4 в Ставропольском крае и 2,7 Карачаево-Черкесской Республике (оценка по 5-балльной шкале) [14]. Тревожным оказался тот факт, что полиция и здравоохранение заняли последнее место среди институтов, которым население доверяет меньше всего: здравоохранение – 2,1 в обоих субъектах, полиция – 2,0 и 1,9 соответственно [15]. Что касается мнения населения о политических партиях, то чуть меньше 40% респондентов отметили, что в России отсутствуют партии, которые бы выражали интересы людей [16].

Еще один немаловажный симптом травмы, упоминаемый П. Штомкой, – «пассивность, апатия, ощущение своего бессилия» [17].

Действительно, российских граждан в основном характеризует политическая пассивность. Подтверждением тому может стать опрос ВЦИОМ, проведенный в марте 2016 г. в связи с назначением Э. Панфиловой в качестве главы избирательной системы РФ. Так, несмотря на то что каждый пятый положительно оценил это назначение, подавляющее большинство респондентов (58%) высказались безразлично; 48% респондентов ответили, что впервые слышат эту фамилию, и еще 33% слышали только фамилию, но ничего не знают о ее деятельности [18].

Пассивность определяют и другие показатели. Так, в апреле 2016 г. ВЦИОМ был проведен опрос, целью которого стало выявление рейтинга министров. Исследование показало, что россияне слышали только о работе министра обороны С. К. Шойгу и министра иностранных дел С. В. Лаврова – 82 и 72% соответственно.

Относительно работы остальных министров подавляющее большинство респондентов ничего не знает. Так, верхнюю строчку занял министр спорта, туризма и молодежной политики В. Мутко – о его работе слышали всего 36% респондентов, на самой нижней ступени оказались министр по связям с Открытым Правительством М. Абызов и министр по развитию Дальнего Востока А. Галушка – о них знают только 5% населения [19].

Кроме этого россиян характеризует незнание состава правительства страны. Так, например, респонденты в большинстве своем не могут назвать фамилии министров и правильно соотнести их с занимаемой должностью [20].

В 2011 г. ВЦИОМ было проведено масштабное исследование «Политическое участие россиян» [21], согласно которому количество неполитизированных граждан достигло максимальной отметки. Так, 61% респондентов не участвовал в политической и общественной жизни страны, и только 27% участвовало в выборах органов власти различного уровня. Четверть опрошенных ответила, что не участвуют в общественной и политической жизни страны, так как считает, что их мнение ничего не изменит.

Граждан России характеризует также и низкая протестная активность. Подавляющее большинство россиян никогда в жизни не принимало участия в акциях протеста (80%). В марте 2016 г. протестный потенциал составил всего 8 п. [22] по России. В Самарской области около половины населения (49%) не готовы участвовать в акциях протеста против снижения уровня жизни, нарушения прав и свобод человека. Вместе с тем велика доля и готовых в той или иной степени к активным действиям – 40% населения, однако из них только 14% составляют наиболее активные граждане [23].

В рейтинге причин низкой протестной активности населения первую строчку (57%) занимает уверенность людей в их бесполезности. Далее следуют различные страхи, такие как боязнь получить проблемы на работе и испортить себе карьеру (36%), пострадать от применения силы сотрудниками правоохранительных органов (35%), попасть за решетку (25%) [24] (см. таблицу).

Причины низкой протестной активности (%)

Пассивность россиян характерна не только для политической сферы: достижительные установки вообще очень мало распространены среди населения. Так, подавляющее большинство опрошенных в 2001 и в 2010 гг. не стремились иметь доступ к власти, стать знаменитым, иметь собственный бизнес [25] (см. рис. 2).

Рис. 2. В каких сферах успех не входит в Ваши жизненные планы? (2001/2010, в %)

Важным симптомом травмы является «ориентация на сегодняшний день и сокращение временной перспективы по отношению к прошлому» [26]. Так, результаты опроса ВЦИОМ в 2013 г. показали, что основная масса россиян строит планы лишь на ближайшие 2–3 месяца либо не строит их вообще прежде всего в силу нестабильной обстановки в стране [27].

Достаточно сильно российское общество чувствует ностальгию по прошлому. Так, в марте 2016 г., спустя 25 лет после проведения референдума о сохранении СССР (17 марта 1991 г.), ВЦИОМ был проведен опрос, согласно которому 64% респондентов, вернувшись в прошлое, проголосовали бы за сохранение СССР. При этом следует отметить, что при ответе на вопрос не наблюдается какого-либо значительного возрастного разрыва. Так, среди молодого поколения в возрасте 18–24 лет утвердительно ответили 47% респондентов [28].

Ещё один симптом травмы – «неопределенное состояние беспокойства, комплекс опасений, страхов, тревожное настроение, которое часто сопровождается склонностью верить сплетням и слухам, фантазиям, сочинениям, мифам» [29]. Исследования ВЦИОМ демонстрируют наличие у россиян целого спектра страхов и опасений. Так, за период с января 2015 г. по март 2016 г. такое опасение, как международная напряженность, стало одним из главных страхов россиян. Индекс вырос с 14 до 20 п., а в апреле 2016 г. составил 21 п. Непрерывно увеличивается беспокойство по экономическим проблемам. Так, индекс опасения по поводу подорожания продуктов и обесценивания сбережений поднялся с января 2015 г. с 18 п. до 22 п. в апреле 2016-го. Усилились страхи разгула преступности: если в начале 2015 г. индекс составлял 0,0, то в апреле 2016 г. он поднялся до 4,8 п. Значительно вырос страх за снижение доходов: в начале 2015 г. он составлял –19,2, в апреле 2016 г. поднялся до –22 [30, 31].

В Самарской области индекс страхов соответствует страхам по России в целом, однако их ранжирование несколько иное (см. рис. 3) [32].

Рис. 3. Показатели защищенности населения от опасений

(% от числа опрошенных, 2010–2011 гг.)

К причинам слабой защищенности прав и свобод человека в регионах относят слабость законности (от 54,6 до 65,4%); коррупцию (от 52,6 до 63,2%); несовершенство законодательства (от 21,7 до 38,0%); низкий уровень правовой культуры (от 26,8 до 32,3%) [33].

Следующий симптом травмы – появление моральной паники, «горячих массовых дискуссий, споров, а также мобилизация социальных движений в качестве реакции, как правило, чрезмерной, неадекватной по отношению к вызвавшему ее единичному или исключительному событию» [34].

Многие законопроекты, обсуждаемые в Государственной думе, вызывают жаркие споры среди населения. Закон о полиции, закон об «абсолютной трезвости», изменение часовых поясов, запрет на показ некоторых мультфильмов («Ну, погоди!», «Красная шапочка»), повышение пенсионного возраста, международная обстановка в мире – это лишь малая часть того, что бурно обсуждают россияне. Особенностью этого обсуждения и протестов является то, что они не выходят за рамки семейных обсуждений и горячих споров в интернет-сообществах.

Подводя итог проведенному анализу, можно с уверенностью говорить о том, что изменения, происходящие в российском социуме в последние 30 лет, носят травмогенный характер, что не может не наложить отпечаток на осторожное, а порой и негативное восприятие новшеств, а также проявление сопротивления инновациям со стороны населения.