В современном научном дискурсе, посвященном проблемаv молодежи, в последние годы все чаще появляется термин «инфантильность».
Инфантильность (от лат, infantilis – детский) представляет собой задержку или остановку развития [1], сохранение у взрослого физических и психических черт, присущих детскому возрасту [2]. Это понятие впервые было введено в 1864 г. французским психиатром Э. Ласегом, отметившим, свойственные некоторым лицам, страдающим психическими заболеваниями, беспомощность, неуверенность в себе, наличие особой потребности в чьей-либо заботе, чьем-либо авторитете.
В начале ХХ в. психический инфантилизм, характеризующийся отсутствием каких-либо дефектов и проявляющийся исключительно нарушениями поведения, стал рассматриваться как особая психологическая и социальная характеристика личности. Наиболее изученной формой инфантилизма является, так называемый, простой психический инфантилизм. При этой форме психическая незрелость охватывает все сферы деятельности, в том числе и интеллектуальную, однако преобладают проявления эмоционально-волевой незрелости. Это выражается в свойственной детям повышенной эмоциональной живости, неустойчивости, преобладании мотива получения удовольствия, боязни всего нового. В интеллектуальной деятельности также преобладает влияние эмоций, а игровые интересы преобладают над интеллектуальными.
Ряд авторов (Г.Е. Сухарева, А.Е. Личко и др.) еще в последней четверти ХХ в. отмечали в своих исследованиях, что психический инфантилизм стал диагностироваться все чаще. Его типичные проявления: задержка развития чувства долга, ответственности, умения согласовывать свои желания с обстановкой, с интересами других, гибко учитывать ситуацию, медленном формировании морально-этических принципов. По мнению С.А. Кулакова при инфантильности или социальной незрелости ярко проявляются такие черты личности, как:
– эгоцентризм, избегание решения проблем, нестабильность отношений с окружающими, преимущественно однотипный способ реагирования на фрустрацию и трудности, неуверенность в себе, высокий уровень претензий при отсутствии критической оценки своих возможностей, склонность к обвинениям;
– эмоциональная лабильность, низкая фрустрационная толерантность и быстрое возникновение тревоги и депрессии, сниженная или нестабильная самооценка, появление социофобий, агрессивность;
– искажения мотивационно-потребностной сферы: блокировка потребности в самоутверждении, свободе, принадлежности временной перспективы;
– наличие когнитивных искажений, усиливающих дисгармонию личности: «аффективная логика»; «произвольное отражение» – формирование выводов при отсутствии свидетельства в его поддержку, например «я-неудачник» или «я-супермен»; «селективная выборка» – построение заключения, основанного на деталях, вырванных из контекста; «сверхраспространенность» – построение глобального вывода, основанного на одном изолированном факте; «абсолютное мышление», проживание опыта в двух противоположных категориях «все или ничего», «мир или черный, или цветной»; ориентация на слишком жесткие нормы и требования, перфекционизм, нетерпимость и нетерпеливость, не позволяющие отношениям личности обрести устойчивость; «персонализация» – отнесение внешних событий к собственной личности при отсутствии аргументов для такой связи; преувеличение негативных событий и минимизация позитивных, что приводит к еще большему снижению самооценки, неприятию «обратных связей» и способствует закрытости личности [3].
Широкое распространение получил и термин «социальный инфантилизм» (social infantilism) – состояние, проявляющееся в разрыве между биологическим и социокультурным взрослением молодежи, свидетельствующее о нарушении механизма социализации и неприятии молодыми людьми новых обязанностей и обязательств [4]. По сути своей социальный инфантилизм ограничивает «неразвитость» личности сферой социальных отношений, но если психический инфантилизм однозначно рассматривается как дефект развития, то социальная инфантильность не вписывается в рамки подобного подхода. Как справедливо отмечает В.С. Братусь «… о норме и патологии можно судить лишь на основании соотнесения особенностей культуры определенных социальных групп, к которым принадлежат исследуемые индивиды: то, что ВОлне нормально для одной социальной группы, для другой будет выглядеть как патология. Существует целый ряд солидных исследований, дающих примеры межкультурных различий, как в макромасштабе (например, между Востоком и Западом), так и в микромасштабе (например, между различными слоями и социальными группами одного и того же общества)» [5].
При таком подходе, по крайней мере два обстоятельства делают невозможным однозначное определение нормального и патологического поведения: множественность социальных общностей, «социумов», к которым принадлежит любой индивид, и неоднородность предъявляемых каждым таким «социумом» требований. «В силу этих обстоятельств поведение индивида регулируется не единым набором норм и ценностей, а множеством требований, хотя и связанных между собой, но не совпадающих и подчас не согласуемых друг с другом (требования семьи, референтной группы, рабочего коллектива, социальной среды и т.д.; явные и скрытые нормы, юридические и нравственные и т. п.)... Очевидно, что, последовательно придерживаясь этого подхода и переходя ко все более мелким подразделениям социальной среды, мы для каждого индивида получим множество критериев нормы» [6].
Формирование социального инфантилизма связывают, в первую очередь с нарушением механизма социализации, соответственно и причины его могут быть столь же разнообразны, как и агенты социализации, влияющие на становление личности (семья, образовательные организации, средства массовой информации, а также более глобальные агенты, такие, как, например, культурное своеобразие, тип и уровень развития общества, ценности, активно продвигаемые СМИ как общецивилизационные и др.).
Е.П. Белинская и О.А. Тихомандрицкая подчеркивают, что, в первую очередь, именно «семья, как элемент макросреды является проводником ребенка в культуру: религиозные традиции, этнические стереотипы и моральные ценности дети усваивают в основном через семью… Роль семьи в трансляции культурных влияний тем больше, чем выше гомогенность окружающей ее социальной общности, однако и при достаточной культурной разнородности общества родители становятся основным референтным источником выбора ценностей и моделей поведения» [7].
Примечательно, что в Европе анализ влияния семьи как агента социализации в последнее время все теснее переплетается с изучением влияния модернизации общества на его (семейного воспитания) характер и особенности. При этом дети рассматриваются не как изначально гомогенная группа на пути к повзрослению, но как структурный компонент общества, отражающий социальные и культурные изменения. Подверженность влиянию общего движения в сторону модернизации и цивилизации не подвергается при этом сомнению.
При изучении воздействия модернизации широко используются такие подходы, как, например, предложенная У. Беком концепция «рисковых сообществ» и введенное Н. Элиасом понятие «цивилизационного процесса». Модернизация касается меняющегося состава и структуры семьи и семейной жизни, изменения стилей жизни, структур общественной власти, форм социального контроля и участия, а также влияния меняющихся форм цивилизации (социальных стандартов поведения) на процесс воспитания.
Согласно У. Беку, тенденция к индивидуализации возникает как следствие эрозии традиционных классовых различий, укорененных в общественном «статусе» и традиционных стилях жизни. Процессы усиления многообразия и индивидуализации стилей жизни находятся в движении, которое отражает как возрастание благоприятных возможностей и свободы выбора, так и новые формы риска и принуждения [8]. Иначе говоря, роль семьи, как социализирующего института постепенно снижается, более того, государственные институты прямо иди косвенно способствуют ослаблению этого влияния.
Интересно, что подобная модель рассматривается западными учеными как форма преодоления социальной инфантильности, хотя с нашей точки зрения речь здесь идет скорее о смещении акцентов с семейной социализации к неким общественным моделям. Хорошо это или плохо – предмет отдельной дискуссии, хотя если мы обратимся не к теоретическим конструкциям, а к реалиям XXI в., то увидим, что разрушение семьи на Западе носит все более целенаправленный характер. Это и ослабление собственно институтов семьи, и всемерное поощрение ЛГБТ-культуры, и гипертрофированное развитие ювенальной юстиции, функции которой все в большей степени искажаются. Если добавить к этому постоянно продвигаемый глобальными СМИ «культ молодости», буквально вынуждающий людей и внешне, и внутренне сохранять «юность» сколь бы искусственные методы при этом не применялись, можно предположить, что деформация всего процесса социализации обретает непредсказуемый характер. Как справедливо отмечает М. Кириленко «культ молодости в современном обществе стал настолько агрессивен, что право на старение следовало бы записать в Декларацию прав человека» [6].
Наряду с семьей, важнейшими институтами социализации являются система образования и церковь, но и здесь мы видим выстраивание в так называемых, развитых странах, все более агрессивной модели, нивелирующей роль общественного сознания и низводящей всю систему ценностей до низового уровня (физиологического, личностного, потребительского). Это и программы сексуального воспитания, и последовательное размывание традиционных норм морали и этики.
Что же касается средств массовой информации, то их роль в процессе социализации достаточно давно и убедительно доказана. Ускорение темпов общественного развития, возрастание числа неопределенных социальных ситуаций и отсутствие жестких оснований для социальной идентификации постоянно ставят перед человеком задачу ориентировки в усложняющемся социальном мире, а СМИ, в силу интерпретативного характера передаваемых сведений, позволяют решить эту задачу максимально удобным способом. В итоге, «перед каждым обыденным человеком социальный мир уже определенным образом «обозначен» средствами массовой информации» [9].
Наиболее негативная сторона влияния СМИ заключается в том, что для большей части «потребителей» информации каналы «активного», самостоятельного освоения культуры вытесняются «пассивными», интерпретативными. Не случайно специалисты в области социальной психологии подчеркивают специфику «особых социализационных процессов в новой информационной среде по сравнению с «реальной» социализацией» [10].
Все происходящее приводит к нарушению модели развития не столько молодежи, сколько всего общества в целом, т.е. инфантильности общества. Этот процесс в социокультурном контексте достаточно подробно описал А.С. Ахиезер в работе «Критика исторического опыта»: «…отставание способности принимать удовлетворительные решения массовым сознанием, властью, правящей и духовной элитой от фактического усложнения уровня общества, его динамизма, что приводит в конечном итоге к дезорганизации и, возможно, к необратимым катастрофическим последствиям. Инфантилизм выражается в низком уровне государственности массового сознания… приводит к тому, что… разрыв между минимальным уровнем способности принимать эффективные решения, определяемые сложностью проблем, и реальной способностью их принимать, может оказаться опасно большим» [11].
Естественно, что наиболее сильное влияние все перечисленные деформации общественного развития оказывают на молодежь, которая оказывается наиболее восприимчивой группой к принятию продуцируемых и транслируемых ценностей. Причем сегодня речь идет уже не столько о каких-то личностных нарушениях, сколько о массовом искажении сознания молодежи, которое в результате становится одной из наиболее серьезных угроз для общества и государства.
Именно молодежь становится не только легко манипулируемым коллективным субъектом, но и главным проводником наиболее разрушительных явлений в современном мире. Ее руками осуществляются «цветные революции», свергаются правительства, развязываются войны. Еще в 30-е гг. Й. Хейзинга использовал понятие близкое термину инфантильность – пуэрилизм. В философском, культурологическом и социологическом контексте это означает поведение «членов того или иного организованного коллектива по меркам отроческого или юношеского возраста» [12]. И хотя Й. Хейзинга, автор концепции «человека играющего» провозглашал универсальность феномена игры и его непреходящее значение в человеческой цивилизации, пуэрилизм он рассматривал как «внушающее опасение явление современной общественной жизни», своего рода деструктивную модель развития, подчеркивая «массовость и жестокость, с каким оно распространяется в общественной жизни нашего времени.
Действительно, как показывает практика, «политическая детскость» обладает свойством проявляться именно в массовых форматах, формируя различные молодежные движения, часто несущие в себе мощный деструктивный потенциал: фанаты, нацисты и др. Показательным является тот факт, что Хейзинга впервые описал пуэрилизм как явление, свойственное молодежи Северной Европы, в 1938 г. В начале XXI в. человечество вновь сталкивается со схожими явлениями, а опасность социальной незрелости как особого социокультурного феномена нарастает не менее стремительно, чем в годы, предшествовавшие второй мировой войне.
Природа массового проявления инфантильности, по нашему мнению, кроется в разрушении работы социализирующих институтов. Это может происходить в ситуации крупных социетальных трансформаций, когда утрата ценностных ориентиров связана со сломом старой модели и выстраиванием новой. В то же время, во второй половине XX – начале XXI вв. проявилась и еще одна тенденция – целенаправленная деятельность по управлению ценностным восприятием общественных групп. Так, по мнению ряда исследователей, особую активность в этом отношении проявляют США, выступающие в качестве главного проводника идеологии глобализма. Главными ценностями, активно поощряемыми на всех уровнях влияния, объявляются ценности денег, индивидуализма, либерализма, личных свобод, часто доводимые до абсурда [13].
По мнению С. Халими, результатом подобной деятельности становится «вытеснение глубокого размышления над вопросами социального устройства, дискуссий об обществе и его перспективах, замещение интеллектуалов людьми спектакля» [15]. Мягкое влияние, т.е. воздействие на ценности, а не на составляющие каркаса общественного устройства выступает сегодня в качестве основного инструмента достижения целей США, публично объявивших себя единственной супердержавой, миссия которой состоит в повсеместном распространении цивилизованной (с их точки зрения) модели общественного устройства.
«Влиянию через ценности» в той или иной степени подвержены все индивиды и общества, но наиболее восприимчивой группой выступает молодежь. Именно это ее свойство и стало активно использоваться, в том числе для формирования управляемых социальных кризисов.
Лабильность сознания и неустойчивость социальных ориентаций, априори присущие молодежи, оказываются очень важными факторами, позволяющими сравнительно легко манипулировать этой социальной группой в общественных процессах, воздействуя, в первую очередь, на их ценностные представления, разрушая (искажая, не позволяя сформироваться) «культурное ядро».
Проявления пуэрилизма как формы массовой инфантилизации молодежи мы можем видеть сегодня все чаще: это и футбольные фанаты, и молодежь «весело» протестующая на «майданах» и «болотных», и зарождающиеся в разных странах движения националистов, и менее яркие, но не менее опасные проявления инфантильности в виде социальной апатии, процветания потребительской культуры и др.
Сегодня перед отечественной педагогикой и перед всем обществом стоит очень серьезный вызов. Преодоление инфантилизации российской молодежи – сложная комплексная задача, которая должна решаться на всех уровнях.