Uliya TimchykБолее двух лет назад был принят Федеральный закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» [1], внесший ряд изменений в общие положения обязательственного права.
Особый интерес представляет новая норма, а именно ст. 434.1 ГК РФ, регламентирующая порядок ведения переговоров о заключении договора. Предпосылкой ее принятия послужила Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации, одобренная Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 7 октября 2009 г. [2], в п. 7.7 которой обращалось внимание на необходимость закрепления в ГК РФ специальных правил о преддоговорной ответственности в целях предотвращения недобросовестного поведения на стадии переговоров о заключении договора.
Как справедливо отмечают в литературе, данная новелла была обусловлена потребностями отечественного гражданского оборота, который в последние годы столкнулся с серьезной проблемой значительного роста числа недобросовестных действий его участников [3].
Немаловажно, что законодатель при разработке рассматриваемой нормы принял во внимание и правила ст. 2.15 Принципов международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА) [4], способствующие широкому распространению culpa in contrahendo.
Ст. 434.1 ГК РФ действует с 01 июня 2015 г. и не имеет обратной силы, что подтверждается судебной практикой. Так, например, суд отклонил доводы истца о том, что заявленное требование о взыскании убытков подлежит удовлетворению на основании положений ст. 434.1 ГК РФ ввиду того, что ее положения не имеют обратной силы (переговоры между сторонами состоялись в период с 18.02.2015 по 28.03.2015) [5].
Структурно ст. 434.1 ГК РФ находится в разделе III «Общая часть обязательственного права», подразделе 2 «Общие положения о договоре». Сфера действия данной нормы достаточно широка, так как по кругу лиц она распространяется на любые субъекты гражданского права, за исключением граждан-потребителей (п. 6 ст. 434.1 ГК РФ).
Исключение из сферы применения указанной статьи граждан-потребителей выглядит вполне обоснованно ввиду того, что сама процедура переговоров о заключении договора представляет собой достаточно серьезный процесс и, соответственно, проводится на профессиональном уровне именно представителями бизнес-структур.
Изложенное позволяет говорить о наличии нескольких нерешенных проблем как теоретического, так и практического характера. Так, в частности, возникает вопрос о правовой природе преддоговорной ответственности и основаниях ее возникновения.
Однако, прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению обозначенных нами проблем, стоит отметить, что ранее институт преддоговорной ответственности хоть и не был закреплен в ГК РФ в отдельной норме, но при этом существовал на практике и вытекал из положений некоторых других норм (ст. 445, 507 ГК РФ и т. д.).
При этом интересно, что до введения ст. 434.1 ГК РФ в судебной практике был сформулирован подход, который применялся при рассмотрении дел, связанных с необоснованным прерыванием переговоров о заключении договора. Предпосылкой его формирования служит закрепление в законодательстве принципа добросовестности (п. 3 ст. 1 ГК РФ), а также возможности взыскать убытки по правилам п. 4 ст. 10 ГК РФ. Указанное позволяет некоторым исследователям утверждать, что уже с 1 марта 2013 г. возможно говорить о преддоговорной ответственности как об общем правиле российского гражданского законодательства [6].
Так, Президиум ВАС РФ в информационном письме от 25.02.2014 № 165 «Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными» [7] указал, что истец, перечислив платеж в счет будущего договора, до окончания переговоров о заключении договора мог разумно предполагать, что договор с высокой степенью вероятности будет заключен. Поэтому в данном случае истец должен был узнать о том, что обогащение ответчика стало неосновательным, и о своем праве предъявить соответствующее требование в момент окончания переговоров, когда стало очевидно, что цель платежа не будет достигнута.
Со вступлением в силу ст. 434.1 ГК РФ потребовалось внести ясность в вопрос о ее соотношении с вышеуказанным выводом ВАС РФ, что и было сделано Президиумом АС Западно-Сибирского округа, который отметил, что в случае, если между сторонами велись переговоры по согласованию спецификаций для исполнения договора с общими условиями, неосновательное обогащение начинается в момент окончания переговоров сторон, когда станет очевидно, что цель платежа не будет достигнута [8].
Сегодня, как, впрочем, и ранее, судебная практика по делам, связанным с преддоговорной ответственностью, не столь обширна. С момента вступления в силу рассматриваемой нормы и по настоящее время количество судебных актов, принятых по данной статье, составляет не более 100.
Анализ имеющейся судебной практики показывает, что, как правило, истцам отказывают в удовлетворении требований, основанных на ст. 434.1 ГК РФ.
Так, например, в одном из дел между ООО «1» и ООО «2» на протяжении целого года велись переговоры о заключении договора аренды нежилых помещений, принадлежащих ООО «1». Однако спустя это время ООО «2» уведомило ООО «1» об отказе от заключения договора аренды со ссылкой на нестабильную экономическую ситуацию в стране и техническое состояние помещения. ООО «1», полагая, что действиями ООО «2» ему причинен материальный ущерб в виде понесенных им затрат на реконструкцию и демонтаж произведенных им ремонтных работ и упущенной выгоды, обратилось с иском в суд, который, исследовав все материалы дела, пришел к выводу о том, что недобросовестность ООО «2», выразившаяся в неподписании проекта договора ООО «1», не доказана [9].
Указанная ситуация является достаточно типичной. При этом все же следует отметить, что зачастую споры, связанные с недобросовестным ведением переговоров, возникают при заключении договоров в сфере энергетики [10].
Отказ в удовлетворении требований, как правило, вызван сложностью процесса доказывания истцом недобросовестности ответчика.
Возникает вопрос: в каком случае и при каких обстоятельствах суд может удовлетворить требования истца? Модель идеальной ситуации выглядит следующим образом: «А» был полностью уверен (что подтверждается перепиской, протоколами встреч и иными документами), что «Б» заключит с ним договор, по которому «А» должен будет выполнить ряд действий. В дальнейшем «Б» стал ссылаться на незаключенность договора и отсутствие каких-либо договорных отношений с «А» несмотря на то, что последний уже выполнил ряд действий, направленных на исполнение договора.
В такой ситуации суд, оценив все обстоятельства дела, на основании п. 3 ст. 434.1 ГК РФ, а также п. 3 ст. 432 ГК РФ удовлетворит требования истца и обяжет ответчика возместить истцу расходы, которые были фактически понесены им, а также потерю доходов от его обычной деятельности в связи с ведением переговоров о заключении договора, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом.
Соответственно, несмотря на то что рассматриваемая норма действует уже два года, практика ее применения складывается достаточно медленно. Из этого также следует, что в судебной практике пока что не сформировался единообразный подход к рассматриваемому институту. Поэтому в настоящее время весьма необоснованно выглядит утверждение, согласно которому развитие судебной практики по преддоговорным нарушениям поможет ответить на вопрос о природе преддоговорной ответственности [11].
В научной литературе и зарубежном законодательстве по вопросу о правовой природе преддоговорной ответственности существует несколько точек зрения.
Сторонники первой точки зрения обосновывают принадлежность преддоговорной ответственности к деликтной по своему характеру ввиду того, что предполагаемые участники договора до его заключения не связаны взаимными обязанностями и применение норм о договорной ответственности лишено формально-юридических оснований [12]. Подобного подхода придерживаются и некоторые зарубежные законодатели (Франция, Великобритания [13]).
Вторая точка зрения заключается в признании преддоговорной ответственности в качестве договорной. Данный подход закрепляется в законодательстве Италии (ст. 1337 ГК Италии [14]).
Третья точка зрения состоит в признании преддоговорной ответственности самостоятельным видом ответственности. Наиболее последовательно указанный подход развит в законодательстве Германии (BGB § 311 Abs. 2 [15]).
Однако существует и иная точка зрения, которая, придерживаясь компромиссного подхода к рассматриваемому вопросу, утверждает, что преддоговорная ответственность не относится ни к одному из видов ответственности, а имеет особый характер. Представители указанной позиции утверждают, что преддоговорная ответственность в полном смысле слова не может относиться ни к договорной ответственности, ввиду того что договор между сторонами не заключен в рассматриваемом случае, ни к деликтной по причине того, что основанием ее возникновения выступает противоправное деяние, повлекшее вред охраняемым законом интересам, подлежащий возмещению. При этом, по мнению исследователей, преддоговорная ответственность более всего тяготеет именно к договорной. Соответственно, возможно говорить о квазидоговорной природе преддоговорной ответственности [16].
Рассмотрев имеющиеся позиции по вопросу о правовой природе преддоговорной ответственности, перейдем непосредственно к анализу ст. 434.1 ГК РФ.
Так, в соответствии с п. 1 ст. 434.1 ГК РФ, если иное не предусмотрено законом или договором, граждане и юридические лица свободны в проведении переговоров о заключении договора, самостоятельно несут расходы, связанные с их проведением, и не отвечают за то, что соглашение не достигнуто.
Сторонам переговоров п. 1 ст. 434.1 ГК РФ предоставляет возможность выбора порядка и области их проведения [17].
В качестве оснований возникновения преддоговорной ответственности выступают:
- недобросовестные действия, которые по своему характеру являются злоупотреблением правом (п. 2 ст. 434.1 ГК РФ);
- соглашение о порядке ведения переговоров (п. 5 ст. 434.1 ГК РФ);
- причинение вреда (п. 8 ст. 434.1 ГК РФ гл. 59 ГК РФ).
Закрепление подобных оснований также не позволяет однозначно определить правовую природу преддоговорной ответственности.
Так, в частности, в случае возникновения преддоговорной ответственности по основанию, предусмотренному п. 2 ст. 434.1 ГК РФ, она по своей природе будет иметь признаки внедоговорной деликтной ответственности.
Однако в случае, если стороны заключат соглашение о порядке ведения переговоров, в котором закрепят порядок ведения переговоров, а также действия, которые повлекут возникновение ответственности, то в данном случае возможно будет говорить уже о договорной природе преддоговорной ответственности исходя из того, что основанием ее возникновения будет служить нарушение положений заключенного сторонами соглашения.
При этом, говоря о соглашении о порядке ведения переговоров, немаловажно подчеркнуть, что оно, в отличие от предварительного договора, не порождает обязательства заключить договор в будущем, что исключает возможность предъявления в суд иска о понуждении к заключению договора.
Таким образом, проведенный анализ позволяет прийти к выводу о том, что в российской научной литературе и судебной практике не сложился единообразный подход к правовой природе преддоговорной ответственности. Помещение законодателем ст. 434.1 ГК РФ в раздел III «Общая часть обязательственного права», подраздел 2 «Общие положения о договоре», не может однозначно свидетельствовать о ее исключительно договорной природе.
Полагаем, что ввиду многогранности рассматриваемого института его правовая природа должна определяться исходя из конкретных обстоятельств дела и оснований ее возникновения.