Svetlana KovalenkoВ условиях модернизации системы российского государственного управления, осуществления административной реформы одним из важных современных направлений является исследование исторических, социокультурных, этических факторов участия женщин в государственном управлении.
В данной статье выявляются негативные факторы, препятствующие участию женщин в государственном строительстве в годы становления системы государственного управления.
В целом большевики рассматривали женщину как «отсталый элемент», который необходимо при помощи разнообразных агитационных форм, культурного и политического просвещения вовлечь в формирование новой системы государственного управления.
При этом, серьезным фактором, осложняющим данные процессы, являлась многочисленность и идеологическая неподготовленность российской женщины к участию в государственном управлению. Например, Надежда Константиновна Крупская в своих трудах отмечала, что «один из пережитков старого – это женская отсталость на культурном фронте. Эта культурная отсталость чрезвычайно мешает женщине, девушке в их работе, общественной деятельности» [13].
Как считают исследователи, идеи большевиков о политической, культурной отсталости женщин в целом отражали их неуверенность в готовности данного важного общественного ресурса «к советской трансформации» [6, с. 45].
В 20 гг. XX века большевики внедряли на практике свою концепцию женской эмансипации, состоявшую в сочетании семейных и общественных обязанностей женщин. Базовым постулатом большевистской идеологии являлось требование обязательного участия женщин в государственном управлении, общественной жизни, совмещении ею функций жены, матери и активистки, работницы, чиновницы. Именно эта установка и определяла тоталитарный вариант карьеры женщины в системе государственного управления.
С. Г. Айвазова отмечала в своих исследованиях, что привлечение женщин в сферу общественного производства было обусловлено необходимостью модернизации советской экономики, ее перехода из фазы аграрной в индустриальную. И следовательно, женская карьера была фактической копией с мужского варианта без учета социальных и культурных ролей женщины. Вследствие этого на протяжении всего периода существования советского патриархата повседневные практики демонстрировали недостаточную совместимость женской профессиональной и общественной активности и обязанностями матери и воспитательницы детей, хозяйки дома [2, с. 291–292].
Исследователи отмечают, что на различных этапах становления большевистской системы противоречие между общественной и семейной (вековой женской) ролями решалось по-разному. В годы гражданской войны был популярен общественный идеал активистки, отказавшейся от всего женского, традиционного, в том числе и от семейных обязанностей.
Однако после окончания гражданской войны практические потребности государственного управления определили приоритет утилитарной концепции двойной занятости женщин.
Власти на местах действовали в русле общегосударственных задач: вовлечь женщин в государственное управление, общественное строительство. Кроме того, важнейшей задачей являлось устранение факторов, оказывающих негативное влияние данные процессы.
Так, в протоколах заседаний Президиума Владивостокского окружного исполкома (1926 год) отмечалось, что одной из основных задач советского строительства является «изучение и устранение препятствий, мешающих женщине участвовать в советской работе и дальнейшее вовлечение ее в общественную и государственную деятельность» [14, л. 14].
К таким негативным факторам, прежде всего, относились бытовые условия – отсутствие дошкольных учреждений, загруженность домашней работой. Так, в Докладе о результатах обследования Посьетского района комиссией Владивостокского окружного исполкома (1929 год) указывалось, что «бытовые условия корейской женщины еще тяжелее, чему русской. Здесь – не только косность, и экономика быта, заставляющая женщину целый день сидеть у очага за варкой пищи» [15, л. 12].
Кроме того, сохранение патриархатных обычаев, проявлявшихся в купле-продаже и женщины, серьезно осложняло вовлечение женщины в государственную деятельность. Так, на заседаниях Президиума Владивостокского окружного исполкома неоднократно отмечалось, что «на практике частично встречаются еще случаи купли и продажи девушек…У нас бывают такие факты, что девушка для того, чтобы не попасть в кабалу, накладывает на себя руки» [14, л. 26].
Так же к этическим факторам, препятствующим деятельности женщины (особенно восточной) в системе государственного управления, относилось скептическое, пренебрежительное отношение мужского населения. Оно проявлялось в оскорблениях, насмешках, травле активисток. Например, в документах можно встретить следующие факты – в отношении активисток-восточниц «русское население зовет обычно – «чумиза с портфелем» [14, л. 109].
На Втором краевом съезде советов (Хабаровск, 21–22 марта 1927 года) активистка, председатель сельсовета из Хабаровского округа, указывала, что «работать было трудно, мужики смеялись». Мужчины выражали в грубой форме и недовольство тем, что женщины – члены сельсоветов боролись с бытовым насилием, активно защищали права избиваемых жен и при этом не идут на компромисс – «бабу бутылкой не купишь» [14, л. 109].
Подобные примеры являлись многочисленными не только на Дальнем Востоке. Активистка Агриппина Николаева из Мурома в своем письме в секретариат Надежды Константиновны Крупской отмечала, что женщины в государственном управлении сталкивались «с конфликтами и травлей…, и не кому ей помочь, всякий занят своим делом, … сколько самоубийств и убийств, и лишь после смерти начнутся суды да разговоры» [18, л. 159].
Еще один негативный фактор – загруженность активистки. Кандидатки ВЦИК (1928 год) свидетельствовали, что рабочий день женщины являлся ненормированным, начинался рано (5–6 часов утра), заканчивался после полуночи. Из-за большого объема работы общественница не могла выделить время для обеденного перерыва и отдыха, семейного общения, самообразования.
Кроме того, неподготовленность женщины к участию в государственной деятельности создавала серьезные препятствия для развития системы государственного управления, превращала женщину в кадровый балласт.
Руководствуясь предубеждениями, местная администрация относилась к женщинам с большой степенью недоверия. При выдвижении женщин в сельские советы ей устраивали «экзамены с пристрастием, незначительные ошибки приводили к неправильным обобщениям» [18, л. 159].
Так, например, в 1925 году Дальневосточный краевой исполнительный комитет провел масштабное статистическое обследование женщин, участвующих в работе сельских советов Дальневосточного края. В результате этой серьезной работы, которая затруднялась нехваткой финансовых средств и кадровых ресурсов, была получена информация о 1666 активисток (членах сельсоветах). Было выяснено, что большинство из данного кадрового ресурса являлись малограмотными. Многие из женщин были или совсем незнакомы с нормативной и законодательной базой государственного строительства, или имели очень слабое представление о советском законодательстве, их насчитывалось 71,9% [17, л. 4].
Местные власти в аналитическом отчете для ВЦИК отмечали, что именно малограмотность женского актива отражается отрицательно на государственной деятельности и «приводит к необходимости вовлечения их на пункты ликвидации неграмотности» [17, л. 4].
В целом существовали негативные факторы, препятствующие участию женщин в государственном управлении. Они сочетались с идеологическим декларированием необходимости продуктивного сочетания советской женщиной традиционных ролей и новых обязанностей, связанных с участием в общественном производстве.
Все это приводило к возникновению различных противоречий, оказывавших серьезное влияние на формирование карьеры женщины в рамках новой системы государственного управления.