Irina GlyshkoАктуальность социально-философского дискурса о доверии в российском обществе обусловлена, в частности, его «эволюцией» в сторону недоверия в условиях сложных, неоднозначных и непредсказуемых социальных трансформаций последних нескольких десятков лет.
В научном дискурсе существуют самые разнообразные представления о доверии и недоверии, обусловленные односторонностью и парадигмальной ограниченностью исследования в рамках той или иной научной дисциплины. В результате представления носят фрагментарный характер. В современном научном дискурсе в настоящее время не сложилось и целостного представления о социальных практиках, в которых доверие совместно с недоверием выполняет ряд социальных функций, составляющих их практический инструментарий. Все перечисленное обусловливает научную значимость разработки концепта «доверие и недоверие как социальные практики».
Доверие и недоверие, с авторской точки зрения, могут рассматриваться во взаимозависимости и взаимодействии и образовывать единое многомерное и многофункциональное социальное явление. При этом доверие понимается как одно из ключевых условий эффективности как рыночных институтов, так и усложняющихся институтов гражданского общества, что делает востребованными более сложные модели социального действия и взаимодействия, в том числе основанные на разных формах доверия. При этом открывается перспектива социально-практического внедрения гуманитарных технологий преобразования недоверия и его форм за счет развития культуры доверия как такой активно воспроизводимой в социальных практиках структуры отношений, которая может сознательно планироваться и регулироваться в целях преодоления недоверия в российском обществе [1].
Анализируя доверие в контексте его социально-практического содержания в современном обществе, в данной статье мы ставим задачу определить коммуникативный ресурс доверия в социальных практиках через рассмотрение таких форм коммуникации, как социальный диалог, формы глобальной и специализированной (политической) коммуникации.
Основаниями исследования выступят социокультурный подход, а также теория социального капитала, согласно которой доверие, являясь составной частью социального капитала, создает основу для его накопления, а также для общественной консолидации и формирования гражданского общества. Как пишет академик РАН М. К. Горшков, «социальный капитал без существенного доверия ожидаемой капитализации не дает» [2].
В трансформирующемся социуме создаются такие формы доверия, которые проблематизируют его сущность и содержание и тем самым осложняют функционирование доверия, приводят к полному или частичному отказу от него. В силу этого возникает необходимость введения в социально-философское исследование дихотомии «доверие – недоверие», показывающей, что феномен недоверия также является составной частью содержания доверия. В связи с этим используются функциональный и структурный анализ доверия.
С социально-философской точки зрения доверие совместно с недоверием выступает как социальная реальность, две стороны одного социального явления – социальных практик, детерминируемых трансформационными изменениями общества. Доверие и недоверие, являющиеся частью социальных практик российского общества, можно рассматривать как основанные на ментальных установках репертуары социальных действий и взаимодействий. Ментальная установка рассматривается в данном случае как неосознанная предрасположенность и осознанная готовность субъекта осуществлять некоторые действия в конкретных ситуациях и условиях.
Определяя социальные практики как репертуары совершаемых субъектами социальных действий и взаимодействий [3], полагаем возможным считать коммуникативные практики частью социальных практик современного общества.
Так, согласно Н. Луману, «понятие коммуникации становится решающим фактором для определения понятия “общество”» [4]. Коммуникативную функцию выполняют и поддерживают различные социальные доминанты. Среди них есть такие, которые проявляют себя во всех социальных практиках. В частности, доверие выполняет коммуникативную функцию, способствуя поддержанию и развитию социального взаимодействия.
Количество и качество современных коммуникаций непрерывно возрастает, все больше людей вовлекается в коммуникационный процесс. Мы решаем задачу исследования коммуникативного ресурса доверия через рассмотрение основных дискурсивных форм обобщенного (социального) доверия, используя метод дискурс-анализа основных коммуникативных форм, таких как социальный диалог, политический дискурс и глобальные коммуникации.
Вначале следует отметить, что во всей многослойности коммуникативных практик (социальный диалог, политические коммуникации, глобальные коммуникации) выявляется коммуникативная функция доверия, сущность которой – диалогичность поддержания и развития социального взаимодействия. Социальный диалог есть наиболее общая форма выражения обобщенного (социального) доверия, поскольку именно диалог выступает способом построения различных, в том числе сложных, систем социальных связей и взаимодействий между различными субъектами, на разных уровнях общественной жизни. В системе гуманитарных наук и общественной жизни понятие «диалог» занимает одно из центральных мест. «Как субъекты диалога могут выступать отдельные индивиды, социальные группы, этносы, поколения, государства, культуры и Цивилизации» [5].
Основанием диалога выступает понимание, конечным результатом – социальное согласие как высшая социокультурная форма доверия. В данной функции система доверия демонстрирует свой эмоциональный и нравственный компонент как подоплеку диалогических взаимоотношений, выступает в качестве одного из ключевых факторов, обеспечивающих эффективность информационной составляющей социума при таких условиях, как открытость, активность и ответственность участников диалога, совместное конструирование реальностей. В диалоговом взаимодействии работают такие критерии доверия, как понимание, признание, восприятие, снимающие культурное дистанцирование, разобщенность, отрешенность, отчуждение, обусловленное различием интеллекта, менталитета и т. д. Условия подлинного диалога создают эмоциональные и нравственные параметры доверия, апеллируя не столько к разуму и рассудку (когнитивным характеристикам), показывая выгоды и преимущества, сколько к сердцу и к душе, обещая помощь и сочувствие. Эти универсальные моменты общения вытекают из доверия, составляя его практический инструментарий. Доверие душевное становится доверием деятельностным, коммуникативным.
В условиях технической реализации диалоговых информационных процессов, когда тематика, условия ведения и поддержания диалога диктуются, навязываются только одной стороной, а вторая работает в строго заданном поле, диалог подменяется псевдодиалогом, не соответствующим принципам диалогичности. В таком псевдодиалоге сужается пространство доверия, нарушаются основания матрицы доверия – ориентация на взаимность и смыслосодержание
В глобальном информационном коммуникативном пространстве появляются новые формы псевдодоверительных отношений: виртуальное доверие и медиадоверие.
В настоящее время происходит активное внедрение информационных технологий в различные сферы социальных практик, как тесно связанных с информационным пространством (средства массовой коммуникации, пиар- и другие политические технологии, реклама, маркетинг), так и весьма далеких от массмедиа, и это вызывает опасную возможность манипулирования массовым сознанием с целью влияния на принятие решений.
Поэтому, по мнению специалистов, актуализируется изучение проблемы получения достоверной информации и создание доверия к источнику ее получения в сфере виртуального пространства [6].
Специалисты считают также, что медиадоверие выступает как интегрированный социально-психологический феномен и представляет собой доверие, возникающее в процессе массовой коммуникации с использованием материальных, в том числе электронных, носителей и средств. Таковыми выступают, к примеру, интернет-сайты, интернет-журналы и другие источники. Значимость размещенной в них информации для доверия ей снижается по мере уменьшения полезности и практико-ориентированности данной информации [7].
Медиадоверие и виртуальное доверие демонстрируют парадоксы коммуникативного доверия, сущность которых заключается в противоречии между объективной действительностью и ее субъективным восприятием, создающим почву для социального отчуждения и недоверия. Проявления данного противоречия: иллюзорное субъективное ощущение полной свободы при объективной абсолютной зависимости и манипулируемости субъекта восприятия информации в условиях безграничного доверия к ней; нивелирование границы между реальностью и фантазией, воображаемым и реальным мирами; эскапизм, т. е. уход индивида от подлинного бытия в субъективный мир иллюзий и предпочтение пространства воображаемого мира миру реальному; разочарование в окружающей социальной реальности, потеря интереса к жизни, зависть к окружающим, депрессия; упрощение многомерного личностного бытия; ослабление разнообразных качественных социальных связей между людьми; мозаичность, фрагментарность индивидуальной картины мира; доверчивость человека становится опасной для его физического и психического здоровья.
Доверие как матрица-функция социальных интеракций, позволяющая упорядочить, согласовать и «скрепить» социальные связи, приобретает в связи с этим проблемные характеристики: размытость (в том числе смысловой компонент), рутинизация, фрагментарность, «клиповость», мозаичность, деструкция социальной «спирали» доверия (доверия к себе – к другому – к миру). Возникают и развиваются по нарастающей новые компоненты доверия в условиях информационного социума, среди них – рискогенная составляющая доверительности (недоверие к информации, перегруженность информацией, безопасность личных данных, возможность манипулирования сознанием). Возрастают риски, а значит, трансформируется и/или сужается пространство доверия. Виртуальный мир становится посредником, и не всегда добросовестным, между индивидом и получаемой информацией [8].
Трансформация и/или сужение пространства доверия выявляет связь между социальными явлениями отчуждения и недоверия. Это, в свою очередь, деформирует социальные ценности и идеалы современного российского общества, что особенно опасно для таких возрастных категорий, как подростки и молодежь.В результате нарушения коммуникационного обмена нарушается равновесие в системе «доверие к миру – доверие к себе», что ведет к возникновению угрозы коммуникационной энтропии, проявляющейся в виде кризиса идентичности человека. Это в конечном счете затрудняет решение проблемы конструирования общероссийской идентичности и консолидации российского общества
Разновидностью коммуникативных практик является политическая коммуникация как непрерывный процесс передачи политической информации, ее циркуляции от одной части политической системы к другой, а также между политической системой и социумом в целом, между индивидами и группами ради основной цели политического процесса – достижения согласия. Доверие как путь к согласию выступает одним из факторов, определяющих конструктивность политической коммуникации, является основанием, на котором формируются отношения взаимности и солидарности как предпосылки гражданского общества, накопления социального капитала и общественной консолидации.
Пространство политической коммуникации в современном обществе приобретает децентрализованную сетевую форму, в которой коммуникации выступают как особый товар, ценность которого представляют имиджи как искусственные образы, создаваемые средствами массовой коммуникации с помощью рекламы, пиара, а также таких технологий манипулирования, как лжепропаганда, психологическое воздействие, акцент не только на действительных, но и приписываемых, несуществующих свойствах. Это создает почву для псевдодоверия, искажающего сущность доверительных отношений, превращающего доверие в недобровольное, несвободное самоопределение (псевдоопределение) личности, осуществляемое в условиях невозможности подлинной самоидентификации и самореализации [9].
В политической коммуникации роль коммуникативных ресурсов могут выполнять как доверие (эмоциональная установка на доверие), так и недоверие (способность к проявлению недоверия), сосуществуя друг с другом. Однако недостаток уверенности может привести к нарастанию отчужденности и, как следствие, распространению интолерантных установок.
Таким образом, выявляется амбивалентный характер доверия в коммуникативных практиках: с одной стороны, доверие является феноменом, мотивированным эндогенными детерминантами (социопсихический феномен доверительности и «особо личное доверие» к ближнему кругу,), а с другой стороны, формируемым при воздействии внешних по отношению к конкретному субъекту, т. е. экзогенных источников (ценностные ориентации, культурные нормы, полезность и эффективность действующих политических институтов, СМИ).
В итоге коммуникативное доверие может определяться как проблематизируемый негативными характеристиками и отягощенный рисками составной элемент коммуникативного сознания, выраженный показателем отношения масс к социально-политическим институтам и СМИ. Итак, изучая доверие как феномен социума, необходимо провести исследование на социально-практическом уровне, где доверие выступает в качестве одного из оснований и универсальных характеристик человеческого общества, в пространстве социальных практик формируется социальный мир доверия, который показывает доверие: 1) как динамичный феномен, отражающий тенденции развития социальных отношений; 2) в контексте значимости для экономических, политических, организационно-управленческих и других социальных систем; 3) как потенциал, ресурс с точки зрения социальных рисков и конфликтов; 4) как явление деструктурированной социальной реальности.
Возможность корректировки трансформационной структуры социальных практик доверия в современной России, по нашему мнению, представляет целый комплекс внешних (экзогенных) и внутренних (эндогенных) факторов.
К внешним факторам можно отнести высокое социальное неравенство и дифференцированность по целому ряду значимых социальных показателей; влияние массмедиа и манипулятивных технологий, создающих почву для псевдодоверия, искажающего сущность доверительных отношений в коммуникативных практиках; накопление псевдосоциальных форм социального капитала, связанных с неформальными околокоррупционными, а также коррупционными практиками.
В число внутренних (эндогенных) факторов входят следующие: размытость, неопределенность, вариативность, переменчивость, антиномия и асимметрия общественных ориентаций, социальных настроений и самочувствия, ценностной системы; снижение духовного потенциала, девальвация традиционных ценностных оснований и реальная угроза утраты единого духовного начала российского цивилизационного проекта. Высокая значимость для российского общества макроидентичностей как основополагающих констант российского менталитета, с одной стороны, предоставляет потенциальные возможности, в том числе в плане развития доверия в социальных практиках, а с другой стороны, осложняет достижение амбициозных целей и задач социального развития, обозначенных властями накануне и сразу после последних президентских выборов.
Возможные модели корректировки социальных практик доверия в условиях трансформирующегося российского общества также могут быть основаны на целом комплексе экзогенных и эндогенных факторов.
К ним относятся следующие: сохраняющееся мировоззренческое единство российского общества на основе солидарности и общих моральных ориентиров (патриотизма, общественной полезности, коллективизма, сопричастности к общему делу и др.); постепенное «возвращение» утраченных в постсоветское время традиционных духовно-нравственных ценностей; формирование новых социально активных слоев населения, способных выполнить функцию социальной поддержки модернизационных перемен и повысить «градус» доверия на всех его уровнях; усиление внешней угрозы в условиях внешнеполитического кризиса и консолидация всех социальных слоев общества вокруг власти и других общественно-политических институтов; расширение институциональных практик доверия в реальном секторе экономики страны в условиях расширения экономических санкций и импортозамещения; рост ценностей микроуровня, которые постепенно завоевывают позиции основания общественной ценностно-нормативной системы и могут привести к некоторому развитию социальных практик на уровнях «дальнего» родственно-дружеского круга и локального (уровня города, района, региона) доверия.