Valentina ShashkovaПроблема исследования модального компонента текста была методологически определена ещё в работах, вышедших в 1980-е гг., однако последовательного и удовлетворительного решения в лингвистической литературе не получила до сих пор. Фундаментальными вопросами, связанными с разработкой и применением алгоритма исследования модальности не просто как функционально-семантической категории, а как категории текстовой и дискурсивно специфической, являются вопросы о соотношении понятий «текст» и «дискурс», о возможности рассмотрения модальности как текстовой и/или дискурсивной характеристики, а также вопрос о номенклатуре модальных значений, подлежащих отслеживанию в процессе изучения конкретного текста или целого корпуса текстов.
Вопрос о выявлении сущностных параметров терминологической дифференциации в системе «текст – дискурс» получает разные решения и многочисленные вариации содержательного наполнения в зависимости от исходных теоретических позиций исследователя. Мы останавливаемся на функционально-прагматическом подходе к трактовке соотношения понятий в системе «текст – дискурс» и рассматриваем дискурс как «двуплановую сущность, которая допускает как процессуально-динамический, так и результатно-статический аспекты изучения. В процессуально-динамическом понимании дискурс представляет собой речевую деятельность, обусловленную социальной ситуацией и функциональной необходимостью» [1], в результатно-статическом понимании дискурс – это «корпус текстов, относящийся к специфической социокультурной деятельности и, соответственно, обслуживающий определённую сферу общения» [2].
Текст трактуется как «сложный коммуникативный акт, состоящий из последовательности актов, функционально объединённых целевой доминантой» [3].
Предложенный подход к пониманию дискурса и текста позволяет, с одной стороны, рассматривать оба явления с позиции дихотомии языка и речи, то есть с точки зрения определённого текстотипа как единицы языка, а также с точки зрения реализации этого текстотипа в коммуникативной деятельности как единицы речи.
Вторым аспектом для дифференциации рассматриваемых понятий служат родо-видовые отношения, которыми они объединены. Так, дискурс понимается нами как родовой термин, охватывающий многообразие типов текстов, отличающихся своими дискурсивными признаками, но обслуживающих одну и ту же сферу общения. Текст при таком подходе является видовым термином, отражающим специфичные дискурсивные параметры, закреплённые за коммуникативными актами в данной сфере общения и отражённые жанровым разнообразием типа дискурса.
Ещё одним значимым аспектом рассмотрения применительно к терминологическому разграничению текста и дискурса является коммуникативно-целевая специфика, точнее говоря, термины, в которых описывается коммуникативно-целевая специфика текста и дискурса. Применительно к описанию текста как макроречевого акта мы используем термин «макроцель», достижению которой служит выбор коммуникативной стратегии, которая в рамках каждого из коммуникативных актов, формирующих текст как макроакт, реализуется частными коммуникативными тактиками. По отношению к дискурсу мы говорим о наборе типовых макроцелей, характерных для коммуникации в той или иной сфере общения.
К дифференциальным признакам дискурса мы относим следующие показатели:
- «сферу коммуникации;
- тип практической деятельности, осуществляемой в данной сфере;
- место общения в свете степени формальности взаимодействия, обусловленной местом;
- типичный “кортеж речевого взаимодействия” с учётом социальных и коммуникативных ролей адресата и адресанта;
- сценарные фреймы, отражающие этапы развития взаимодействия в коммуникативной ситуации в рамках той или иной сферы общения;
- типовую номенклатуру коммуникативных интенций, определяющих типы соответствующих коммуникативных актов, характерных для определённого дискурса;
- “тематический репертуар”, представляющий собой стереотипную и повторяющую совокупность тем в пределах предметной области;
- внутриязыковые факторы, определяющие регламентирующие основные формы и средства воплощения языковых значений в текстах и порядок их распределения по функционально-смысловым типам высказываний» [4].
К последней группе факторов относится и модальная организация текста, которая определяется воздействием экстралингвистических прагматических факторов, обусловливающих коммуникативно-целевую специфику дискурса. «Опыт анализа модального компонента текстов разной дискурсивной природы отчётливо демонстрирует, что модальность является одним из дискурсивно обусловленных признаков текста» [5].
Мы исходим из того, что модальность обслуживает текст как коммуникативный макроакт, относящийся к определённой сфере общения и состоящий из последовательности коммуникативных актов, направленных на реализацию основной прагмаустановки автора, и обнаруживает непрямую, нелинейную корреляцию с модальными значениями отдельных предложений текста [6]. При этом, хотя мы полностью поддерживаем мысль о том, что естественным носителем категории модальности является предложение, модальность текста как семантическое образование нового уровня – это не просто арифметическая сумма тех модальных значений и подзначений, которые находят выражение в предложениях текста. В первую очередь это характер сочленения модальных значений и их обусловленность коммуникативно-целевой семантикой текста, а также композиционная дистрибуция модальных значений под воздействием прагматических факторов. К факторам, определяющим влияние условий внешнего контекста на модальную организацию текста, относятся описанные выше дифференциальные признаки дискурса (за исключением последнего показателя, который по сути своей является чисто языковым).
Ещё одним вопросом, актуальным для исследования модального компонента на уровне текста, является проблема определения списка тех значений, которые формируют чрезвычайно широкую по своей семантике категорию модальности. При определении номенклатуры модальных значений, подлежащих отслеживанию, мы опирались на исследования Санкт-Петербургской лингвистической школы функциональной грамматики и включили в неё следующие типы модальных показателей.
- Оценка степени реальности, позволяющая охарактеризовать ситуацию, обозначенную в пропозиции, как реальную, ирреальную или потенциальную. В случае актуализации значения потенциальности совместно с ним всегда получает выражение одно из следующих значений: реальной возможности, реальной необходимости, реального желания, а также вероятности реализации ситуации, обозначенной в пропозиции.
- Оценка степени возможности реализации ситуации, обозначенная в пропозиции, в рамках которой мы вслед за Е. И. Беляевой выделяем следующие подзначения:
- «внутренней приобретённой узуальной возможности;
- внутренней приобретённой актуальной возможности;
- внутренней неприобретённой узуальной возможности;
- внешней недеонтической узуальной возможности;
- внешней недеонтической актуальной возможности;
- внешней деонтической узуальной возможности;
- внешней деонтической актуальной возможности» [7];
- эпистемической возможности, трактуемой не как синоним собственно достоверности, а как подзначение в котором слиты воедино значения вероятности и возможности.
- Оценка степени необходимости реализации ситуации, обозначенная в пропозиции. В рамках этого значения мы выделяем следующие подзначения:
- «модальность необходимости, продиктованная внешними обстоятельствами: а) социальными обстоятельствами и б) служебным положением;
- модальность необходимости, продиктованная внутренним состоянием субъекта речи;
- модальность необходимости, продиктованная воздействием чужой воли;
- модальность необходимости, продиктованная тем, “как устроен мир”, или тем, что “так обычно бывает” в данной среде;
- модальность необходимости, продиктованная наличием у субъекта речи конкретной цели» [8].
- Оценка степени желательности осуществления ситуации, обозначенной в пропозиции, включающая следующие подзначения:
- «собственно желание, для которого характерны проспективность и гипотетичность осуществления желаемого действия;
- желание, сопряжённое с побуждением, появляющееся у оптативных высказываний в результате действия иллокутивных факторов, как правило, если желание связано с воздействием на собеседника;
- неосуществимое желание, обращённое к прошлому;
- неосуществимое желание, обращённое к настоящему или будущему;
- значение желания, сопряжённого со значениями цели, условия, сравнения;
- значение пожелания» [9].
- Оценка коммуникативным субъектом степени его уверенности в достоверности сообщаемого, включающая в себя оценку по шкале истинности (собственно достоверности) и по шкале вероятности [10].
В микрополе истинности выделяют три подзначения:
- «подзначение имплицитной достоверности;
- подзначение категорической достоверности;
- подзначение проблематической достоверности» [11].
В микрополе по шкале вероятности мы выделили такие подзначения, как
- «сомнение;
- ожидание;
- предположение;
- допущение;
- полагание;
- надежда» [12].
- Общая аксиологическая оценка (по шкале «хорошо»/«плохо»).
- Частнооценочные значения, включающие, согласно Н. Д. Арутюновой, сенсорно-вкусовые, или гедонистические, психологические, в состав которых входят интеллектуальные и эмоциональные оценки, этические, эстетические, нормативные, телеологические, утилитарные [13].
Самым широким по семантическому охвату типом оценки является группа интеллектуальных оценок. Эту группу мы рассматривали дифференцированно с учётом следующих подзначений:
- «оценка силы проявления/интенсивности признака;
- оценка степени превосходства;
- оценка степени важности;
- оценка степени сложности;
- оценка степени новизны/известности;
- оценка личностных качеств;
- оценка вреда/угрозы/отрицательных последствий чего-либо;
- оценка определенного отношения к чему-либо и/или положения вещей» [14].
- Модальность, получающая актуализации в синтаксически подчинённой пропозиции. В терминологии Е. В. Падучевой речь идёт о модальности ассоциированной пропозиции [15]. Этот тип модальности свидетельствует о нефактичности содержания пропозиции.
Далее с учётом предложенной комплексной номенклатуры модальных значений исследование модального компонента текста предполагает установление дискурсивного типа текста, определение типовых коммуникативных актов в рассматриваемой сфере общения, предопределяющей отнесённость текста к определённому типу дискурса, а далее с учётом коммуникативно-целевой специфики текста сплошной анализ модальных значений, получающих в нём выражение, при внимании не только к доминантным показателям, но и к типовым контекстам их актуализации, включая функционально-семантические типы высказываний.
Для демонстрации проявлений модального аспекта научно-исследовательских статей мы дифференцированно рассматривали текстовые модули, соответствующие компонентам общего сценарного фрейма, отражённого в композиционно-смысловой структуре большинства статей.
Итак, на этапе аналитического обозрения истории вопроса регулярной актуализации подлежат нормативные оценки, а также оценка степени достоверности. Обратимся к примеру соответствующего текстового модуля.
First, in their work, the authors claim that they have proved the superiority of c-command over strict adjacency in attracting agreement. One might object that such a curt ‘‘traditional’’ explanation, which may seem right for S–V agreement, still falls short of explaining the intriguing difference between English and Spanish NPs in (1) and (2) above (after all, once we have the article and the noun projecting a noun phrase at the top, agreement on intervening adjectives is not so obviously needed to mark their grammatical function). Be that as it may, for now, it must be added that there is now a large body of experimental evidence on attraction which might receive a cognitive explanation [16].
Основным функционально-смысловым типом высказываний, реализующих практическую цель аналитического рассмотрения истории вопроса, касающегося предмета исследования, является констатирующее сообщение. Композиционно автор вводит существующую точку зрения на согласование в языке, разделяемую другими учёными, со ссылкой на их работы, указывает на недостатки приведённого взгляда на проблему и в заключение текстового модуля констатирует возможность привлечения когнитивного научного аппарата для решения проблемы.
Курсивом выделены оценочные лексемы, выражающие нормативную оценку (right, strict), следующие разновидности интеллектуальных оценок: контекстуально обусловленная оценка степени сложности (curt), контекстуально обусловленная оценка степени важности (large), оценка степени проявления/интенсивности признака в комплексной лексеме to fall short, которая сочетается со значением невозможности предоставить удовлетворительное объяснение рассматриваемому явлению; а также оценка степени новизны/известности (intriguing). Существительное adjacency также имеет модальную семантику, выражая значение оценки типа отношений явлений друг к другу (номер 8 в нашей классификации интеллектуальных оценок).
Оценка достоверности в данном текстовом модуле проявляется одновременно по двум шкалам: по шкале вероятности и по шкале истинности. Значение вероятности, точнее говоря, подзначение полагания, реализуется посредством модального модификатора might, который в анализируемом контексте вводит возможный вариант решения проблемы, поэтому, синтаксически следуя за вторым проявлением значения вероятности (точнее говоря, подзначения допущения альтернативной точки зрения, выражаемого посредством придаточного уступки Be that as it may), приобретает дополнительную иллокутивную силу. Подзначение предположения реализуется при помощи модального модификатора might (one might object). Подзначение вероятного допущения реализуется комплексным модификатором (may seem). При этом следует отметить, что, если любое значение модальной оценки – это шкала, в данном контексте под воздействием прагматических факторов, степень выраженности рассматриваемого подзначения низкая, так как основная функциональная цель всего модуля состоит в том, чтобы предложить альтернативное объяснение.
По шкале истинности находят выражение следующие подзначения:
1) значение уверенности коммуникативного субъекта в существовании определённой точки зрения, которое выражается авторизованной конструкцией the authors claim;
2) значение уверенности субъекта пропозиции (the authors) в достоверности положения вещей, выражаемое посредством лексемы have proved;
3) значение категорической уверенности коммуникативного субъекта в отсутствии обязательного характера языкового проявления функционального потенциала прилагательными в исследуемых языках, которое реализуется посредством модального модификатора obviously.
Значение необходимости реализуется в анализируемом фрагменте дважды: модальность необходимости, предопределённая тем, как «устроен мир», точнее говоря, в нашем случае – тем, как устроен язык, получает выражение в отрицательной форме: is not needed. В выражении it must be added модальность необходимости продиктована наличием у субъекта речи конкретной цели: дать своё объяснение наблюдаемым языковым явлениям.
Кроме того, так как анализируемый текстовый модуль противопоставляет две точки зрения: ту, которую автор берёт за основу, указывая на её необоснованность, и собственно авторскую, в двух случаях выражение в анализируемом фрагменте получает модальное значение синтаксически подчинённой пропозиции: в части после авторизующей конструкции the authors claim that …, а также после безличной конструкции it must be added that …, которая фактически вводит авторское мнение.
В заключение отметим, что, хотя мы показали возможность анализа модального компонента на одном текстовом фрагменте, как показывает практика, для научно-исследовательских статей выявленные значения имеют устойчивую тенденцию актуализации именно на этом этапе, включающем в себя ориентацию в системе научного знания по проблеме и разработку собственной аналитической программы исследования.