Full text

Введение / Introduction

 

Формирование коммуникативной компетенции в военном вузе предполагает овладение умениями взаимодействовать в профессиональной и академической среде на иностранном языке. Современные реалии выдвигают особые требования к подготовке военных специалистов, предполагающие способность воспринимать, перерабатывать и передавать профессионально значимую информацию, поступающую из различных источников, оценивать ее достоверность, адекватно интерпретировать ее содержание [1]. Кроме того, особую важность приобретает развитие способностей прогнозирования коммуникативной ситуации, анализа коммуникативных интенций выступающего, овладение эффективными коммуникативными стратегиями для осуществления профессиональной деятельности [2].

Как и любая другая разновидность дискурса, военно-политический дискурс является значимым источником информации об отношении к войне, военных действиях, мерах и планах ведения боевых действий, принятых решениях, военной политике государства [3]. Изучение англоязычного военно-политического дискурса, являющегося активным средством когнитивного воздействия и манипуляции, представляется наиболее актуальным в условиях информационных войн [4].

 

Обзор литературы / Literature review

 

     Конец XX века ознаменовался пристальным интересом исследователей к изучению дискурса, что напрямую связано с ростом числа военных столкновений по всему миру, в освещении которых дискурс имеет не последнее значение. Дж. Михаэлс отмечает особо важную роль военно-политического дискурса в росте напряженности современных международных конфликтов [5].

Так, зарубежные исследователи, в частности М. Стаббс, понимая под дискурсом единицу языка объемом шире предложения, используемую в социально значимом контексте и обладающую диалогичностью [6], сосредотачивают внимание на изучении лингвистических особенностей дискурса отдельных военных кампаний. В известной работе Дж. Лакоффа была описана система концептуальных метафорических моделей, значимых для осмысления войны в Персидском заливе [7]. Считая дискурс сложным коммуникативным явлением, Т. Ван Дейк на примере войны в Ираке 2003 года выделяет характерные для дискурса доминирования стратегии (яркие заголовки, метафоры, порядок слов, пассивные конструкции) [8]. С точки зрения Дж. Сирла, при анализе военно-политического дискурса необходимо учитывать социолингвистические факторы, такие как статусно-ролевые позиции участников общения, коммуникативная среда, хронотоп, коммуникативные средства, тональность, стиль и жанр общения [9].

Отечественные авторы особое внимание уделяют изучению теоретических основ дискурса, особенностей разных типов дискурсов, подходов к их интерпретации. Так, под дискурсом подразумевается всякий акт употребления языка в естественном контексте, подчеркивается интерактивная, диалогичная природа дискурса [10]. Особую важность при интерпретации любого типа дискурса имеют не только лингвистические, стилистические составляющие, но и экстралингвистические компоненты, к которым относят обстоятельства порождения дискурса (социальные, культурные психологические и проч.) [11]. Так, характеризуя военный, политический дискурс как специализированную клишированную разновидность общения между людьми, В. И. Карасик рассматривает такие значимые компоненты институционального дискурса, как участники общения, цели, хронотоп, ценности, стратегии, разновидности и жанры, прецедентные тексты, дискурсивные формулы [12]; А. В. Уланов подчеркивает важность изучения картины мира военного дискурса [13]. Другие ученые, например Л. Н. Бейлинсон, указывают на необходимость изучения таких краеугольных характеристик институционального дискурса, как перформативность, нормативность, презентационность [14]. Будучи разновидностью убеждающего, презентационного, медийного дискурсов, военно-политический дискурс отмечен манипулятивными, перформативными стратегиями, использованием специфических приемов подачи информации, оценочностью, эмотивностью [15].

Гибридная природа военно-политического дискурса, сочетающего элементы разных институциональных форматов – публицистического, политического, военного, медийного (массово-информационного), убеждающего [16], затрудняет выявление базовых характеристик данного типа дискурса, необходимых для его глубокого анализа и адекватной интерпретации. Отсутствует единство мнений и касательно самостоятельности военно-политического дискурса: является ли он самостоятельным коммуникативным феноменом или представляет собой составную часть политического дискурса, военного дискурса или дискурса СМИ [17]. Недостаточно исследован вопрос специфики современного американского военно-политического дискурса, отсутствует единый подход к его анализу и интерпретации.

Целью настоящего исследования является разработка подхода к интерпретации дискурса военно-политических лидеров США.

Задачи исследования:

1) рассмотреть специфику военно-политического дискурса и существующие подходы к его интерпретации;

2) выявить особенности коммуникативных стратегий дискурса военно-политических лидеров США (на примере речей президентов Дж. Буша, Д. Трампа);

3) предложить подход к анализу и интерпретации современного англоязычного военно-политического дискурса как части коммуникативной подготовки будущих военных специалистов.

Новизна исследования состоит в том, что в нем впервые проведен лингвокогнитивный анализ выступлений президентов Дж. Буша (2007) и Д. Трампа (2017), представляющих собой оценку военных действий, проводимых США; впервые сформулированы особенности коммуникативных стратегий дискурса военно-политических лидеров США; впервые обоснован и предложен подход к интерпретации современного англоязычного военно-политического дискурса как части иноязычной коммуникативной подготовки будущих военных специалистов.

 

Методологическая база исследования / Methodological base of the research

 

Теоретико-методологическую базу исследования составили работы отечественных и зарубежных авторов в области теории дискурса. В частности, в основе специфики военного, политического, дипломатического типов институционального дискурса вслед за В. И. Карасиком мы рассматриваем характерные особенности клишированной разновидности общения между представителями соответствующего социального института, принимая во внимание не только лингвистические, но и экстралингвистические факторы. В связи с этим авторы исследования обращаются к ситуативному подходу к интерпретации политического нарратива В. И. Шейгал, учитывающему социальные, культурные и другие обстоятельства и события, влияющие на коммуникацию. Дискурс-анализ текста настоящей работы строится на основе презентационного подхода А. В. Олянич, рассматривающего прагматические характеристики коммуникации, раскрывающие коммуникативные стратегии участников общения. Важная роль в интерпретации современного военно-политического дискурса в данной работе отводится идее А. В. Уланова о способности военного дискурса взаимодействовать с другими видами институционального дискурса, свидетельствующей о его гибридной природе. Вслед за В. З. Демьянковым авторы исследования полагают, что идеологизм, пропагандизм, манипулятивные стратегии, свойственные англоязычной военно-политической коммуникации, являются ценным источником информации, требующей адекватной оценки и интерпретации содержания в ходе формирования коммуникативной иноязычной компетенции обучающихся.

 

Результаты исследования / Research results

 

Понятия «война» и «политика» тесно связаны друг с другом. По сути, военные действия являются формой политического взаимодействия между государствами, опасным и жестким средством достижения цели. С другой стороны, политический дискурс, как отмечает В. З. Демьянков, часто строится «в соответствии с определенными требованиями военных действий» [18], чем и достигается его эффективность. Так возникает гибридная конструкция – военно-политический дискурс, сочетающий в себе элементы военного и политического дискурсов.

Военный дискурс – это особый вид дискурса, существующий в среде военнослужащих, представленный в их речевых актах и отражающий специфику армейской культуры и картины мира. Он реализуется в речевом взаимодействии военнослужащих и гражданского персонала, работающего на военных базах и других военных организациях, и представляет собой совокупность интра- и экстралингвистических факторов, обусловливающих его формирование и перцепцию в пределах соответствующего социального института [19].

Политический дискурс направлен на обслуживание сферы политической коммуникации. Он включает в себя все многообразие речевых высказываний и текстов, способствующих достижению его главной цели – обретения, сохранения и применения политической власти [20].

Военно-политический дискурс как сочетание двух описанных выше видов характеризуется ориентированностью на большую аудиторию и возникает в ситуациях, когда военнослужащие или гражданские представители власти выступают перед прессой с отчетом о военных действиях. При этом манера подачи информации и ее содержание не должны противоречить политическим интересам власти [21]. Интерпретировать военно-политический дискурс можно с разных позиций:

– филологической (как текст, но с учетом экстралингвистических факторов, в особенности, политических и идеологических концепций, значимых для его понимания);

– социопсихолингвистической (оценивать успешность достижения говорящим своих целей);

– индивидуально-герменевтической (выявлять личностные смыслы автора дискурса в определенных обстоятельствах) [22].

Как и любая другая разновидность дискурса, военно-политический дискурс прежде всего призван сообщать реципиентам новую информацию, формируя у них определенное, желательное для говорящего отношение к ситуации. Помимо этого он осуществляет воспитательную функцию, внося вклад в патриотическое воспитание общества. Однако, с учетом современных реалий, на первый план выходит манипулятивно-пропагандистская функция – сокрытие правды и манипулирование общественным сознанием с целью формирования определенного образа противоборствующих сторон, не обязательно соответствующего действительности [23].

В современном мире войны ведутся не только на поле боя, но и в информационном пространстве, причем последствия информационной войны могут быть более разрушительными, чем традиционной. Наша жизнь перенасыщена информацией, и простому человеку часто сложно разобраться, насколько данные достоверны и объективны. Социум следит за военными действиями виртуально – по сообщениям в СМИ, мессенджерах, телеграмм-каналах. Особенность психики человека такова, что его привлекают прежде всего броские сообщения, драматичные описания, вызывающие эмоции и побуждающие к действию. Однако значительная часть современной аудитории не умеет критически анализировать информацию. Она скорее поверит предлагаемому манипуляторами ложному, но эмоциональному сообщению, чем станет читать дополнительные источники, чтобы разобраться в вопросе.

Для военно-политического дискурса характерна манипулятивная специфика, выражаемая в оказании речевого воздействия на адресата с целью внести когнитивные изменения в его картину мира [24]. В военно-политическом дискурсе манипулирование аудиторией достигается при помощи таких методов, как смягчение или сокрытие нежелательной информации, сознательное введение в заблуждение, анонимность, деперсонализация, использование терминов-заменителей для обозначения военных действий. Так, военный конфликт может быть представлен как антитеррористическая операция, миротворческая операция, специальная военная операция, борьба за демократию, принуждение к миру, предотвращение гуманитарной катастрофы. При этом схожие по сути действия противника будут представлены как террористическая акция, вторжение, вероломное нападение и т. д. Как отмечает Г. Г. Почепцов, военные операции сегодня невозможны без информационной подготовки населения: «Войны должны выглядеть справедливыми, враг – жесточайшим, собственные воины – настоящими героями» [25].

Сравним коммуникативные стратегии и методы, применяемые военно-политическим руководством США: обращение к нации президента Джорджа Буша от 10 января 2007 года (President's Address to the Nation) и выступление президента Дональда Трампа о новой стратегии войны в Афганистане от 22 августа 2017 года (President Donald Trump War in Afghanistan Speech).

Идея вторжения в Ирак, высказываемая на протяжении 2003–2004 годов, вызвала неоднозначную реакцию мирового сообщества. Официальная причина – угроза применения режимом Саддама Хуссейна оружия массового поражения, озвученная американскими лидерами, не показалась многим странам и их рядовым гражданам достаточным основанием для начала боевых действий, вторжения с последующей оккупацией территории суверенного государства, дестабилизацией всего ближневосточного региона.

Несмотря на отсутствие доказательств производства и наличия оружия массового поражения в Ираке, значительных побед в этом направлении, огромных расходов на развязывание конфликтов и смену режимов, неоднозначность поддержки мирового сообщества, в начале 2007 года президентом Дж. Бушем была обнародована стратегия «Новый путь вперед» (The New Way Forward in Iraq), призванная увеличить численное присутствие военного контингента в Ираке.

Речь Дж. Буша и последующие выступления американских лидеров звучали в ответ на многочисленные протесты и обвинения в империализме, стремлении играть на балансе сил на Ближнем Востоке, прибрать к рукам богатые нефтью территории, аморальности двойных стандартов США и их союзников, варварски сменяющих неугодные режимы. Таким образом, перед политическим руководством страны стояла задача убедить сограждан, а с ними и все мировое сообщество, общественность в необходимости вступления в конфликт, оправдать заявленный переход к тактике нанесения превентивных ударов, политике односторонних действий, распространению гегемонии [26].

Следует отметить характерную тенденцию к преувеличению угрозы распространения терроризма:

It is the decisive ideological struggle of our time (здесь и далее курсив наш. – А. В., Ю. Т.).

(Это решающее идеологическое сражение нашего времени.) При этом враг изображается нечеловечески жестоким и вероломным, способным на любые варварские действия в отношении мирного населения [здесь и далее цит. по 27].

Выступление перед нацией президента Дж. Буша наиболее отчетливо транслирует стремление противопоставить противника – носителя зла и добродетельный американский контингент, стремящийся не только защитить «беззащитных иракцев» (innocent Iraqis), но и обеспечить безопасность в «глобальной войне против терроризма» (the global war on terror).

Поставленная задача достигается на лексическом уровне использованием ярких оппозиций, запоминающихся эпитетов, возвышенной лексики, архаизмов:

In these dangerous times, the United States is blessed to have extraordinary and selfless men and women willing to step forward and defend us. (здесь и далее подчеркивание наше. – А. В., Ю. Т.)

(В это опасное время Соединенные Штаты благословлены исключительными и самоотверженными мужчинами и женщинами, готовыми сделать шаг вперед и защитить нас.)

Прием выстраивания оппозиций затрагивает разные уровни текста: лексический, грамматический, синтаксический; от микроуровня эпитетов до макроуровня метатекстуальности. Так, борьба изображается в ключе архетипического образа противостояния добра и зла, света и тьмы.

On one side are those who believe in freedom and moderation. On the other side are extremists who kill the innocent, and have declared their intention to destroy our way of life.

(С одной стороны – те, кто верит в свободу и умеренность. С другой стороны – экстремисты, которые убивают невинных и объявили о своем намерении уничтожить наш образ жизни.)

Не менее значимым способом внедрения желаемой информации является прием кольцевого повтора. Так, идея о межрелигиозном конфликте как причине вооруженных столкновений в Ираке, повлекших огромные жертвы среди мирного населения, акцентируется многочисленными вкраплениями в текст выступления словосочетания «насилие на межрелигиозной почве» (sectarian violence):

The most urgent priority for success in Iraq is security, especially in Baghdad. Eighty percent of Iraq's sectarian violence occurs within 30 miles of the capital. This violence is splitting Baghdad into sectarian enclaves, and shaking the confidence of all Iraqis. Only Iraqis can end the sectarian violence and secure their people…

(Самым важным приоритетом для достижения успеха в Ираке является безопасность, особенно в Багдаде. 80% межконфессионального насилия в Ираке происходит в радиусе 30 миль от столицы. Это насилие разделяет Багдад на сектантские анклавы и подрывает доверие всех иракцев. Только иракцы могут положить конец межконфессиональному насилию и обеспечить безопасность своего народа.)

Между тем о роли США и союзников в развязывании конфликта в Ираке, в котором погибло около 1 млн человек [28], не упоминается. Акцент смещен на превозношение успехов США и союзников в завершении конфликта и установлении мира и безопасности, демократических принципов перед лицом беспрецедентных опасностей:

Our troops in Iraq have fought bravely. They have done everything we have asked them to do.

(Наши войска в Ираке храбро сражались. Они сделали все, о чем мы их просили.)

Анализ выступления президента Дж. Буша показал, что мысль о сугубо положительной роли США и союзников в Иракской войне выражена повторами ключевых идей сообщения: safety, security, success, assistance, peace, democracy, которые, очевидно, призваны обеспечить положительный имидж странам-интервентам, вызвать доверие и уважение к предпринимаемым действиям.

Немаловажным инструментом управления мнением широкой аудитории представляется и прием обобщений. Представленная автором выступления информация, как правило, обобщается умозаключением, которое так или иначе направляет ее в желаемое для докладчика русло интерпретации аудиторией. Так, ошибки, допущенные американским командованием в ходе войны, становятся незначительными штрихами успеха в целом, поскольку поражение в Ираке – это поражение всех США, а это недопустимо.

Подводится итог открытым разъяснением докладчиком эффективности предлагаемой стратегии.

Приведем примеры подобных обобщений: The new strategy I outline tonight will change America's course in Iraq, and help us succeed in the fight against terror…);

(Новая стратегия, которую я изложу сегодня, изменит курс Америки в Ираке и поможет нам добиться успеха в борьбе с терроризмом...);

In our discussions, we all agreed that there is no magic formula for success in Iraq. And one message came through loud and clear: Failure in Iraq would be a disaster for the United States… Now let me explain the main elements of this effort…

(В ходе наших обсуждений мы все согласились с тем, что волшебной формулы успеха в Ираке не существует. И одно из них прозвучало громко и ясно: провал в Ираке стал бы катастрофой для Соединенных Штатов...Теперь позвольте мне объяснить основные элементы этих усилий...)

Примечательно, что действия коалиции в будущем, обрисованные весьма туманно как планы по восстановлению мира и демократических принципов, контрастируют с детальным перечислением ужасных и шокирующих бесчинств противника: «террористы-смертники» (suicide bombings), «убийства» (assassinations), «нападения с использованием самодельных взрывных устройств» (IED attacks), «сцены смертей и страданий» (images of death and suffering, murderers), «наглые акты террора» (brazen acts of terror). На этом фоне упоминание о нанесении необходимых ударов и зачистках повстанцев и террористов выглядит почти миролюбивой вынужденной мерой.

Оценивая успехи сил коалиции в лице США и Великобритании в Иракской войне 20 лет спустя, авторы статьи в издании «Гардиан» пишут о сфальсифицированных данных разведки, стратегических ошибках, допущенных в ходе кампании, сотнях тысяч смертей гражданских лиц, лжи, пренебрежении нормами международного права, само же выступление президента характеризуется как «театрализованное представление» (a theatrical spectacle) [29].

Рассмотрим выступление президента Д. Трампа от 22 августа 2017 года, посвященное войне в Афганистане [здесь и далее цит. по 30]. Речь была произнесена на военной базе Форт-Майер под Вашингтоном, следовательно, ее основной аудиторией должны были стать военные, а также присутствовавшие на мероприятии журналисты. Цель выступления – обоснование смены военной стратегии.

Напомним, что США начали военную операцию в Афганистане в 2001 году в ответ на террористический акт 11 сентября, приведший к уничтожению башен-близнецов в Нью-Йорке. Ответственность за него взяла на себя террористическая группировка «Аль-Каида». Военная операция США проходила при поддержке сил НАТО и велась против боевиков «Аль-Каиды», находящихся на территории Афганистана. В первое десятилетие конфликта военные действия США представлялись как помощь народу Афганистана в борьбе за свободу и демократию. Приведем в качестве примера фрагменты речи генерала Дэвида Маккирнана о ситуации в Афганистане, произнесенной на брифинге в 2009 году. Ее целями являются, во-первых, обоснование необходимости ведения военных действий в Афганистане – чтобы «оказать существенное влияние на обеспечение основ безопасности» (make a significant impact on the foundation of security). При этом очевидно намерение придать больше веса конфликту, представив его не как военную операцию США – «не должен стать войной Америки» (not become America's war), а как миссию глобального значения – «международное обязательство, воля международного сообщества» (international commitment, will of the international community) [30].

Брифинг адресован широкой аудитории внутри США, а также стран НАТО, вовлеченность которых в военную операцию необходимо усилить. Правительство Афганистана в данном контексте представлено как слабая структура, не способная справиться с ситуацией без помощи более мудрых и развитых союзников в виде США и НАТО, роль которых заключается в «обучении и наставничестве» (training and mentoring role), а также «стабилизации и обеспечении безопасности региона» (stabilize and provide security for this region).

Однако с годами становилось все труднее убедить американский народ в необходимости отправки военнослужащих для ведения войны на другом континенте. В речи президента Дональда Трампа и последующих выступлениях военных и политических лидеров США заметна смена подхода к данному конфликту.

 Здесь переплетаются между собой военный и политический дискурсы. Так, недостатком текущей стратегии и подтверждением необходимости ее смены служит отсутствие результатов, «война без победы» (war without victory). Политический элемент прослеживается в уточнении, что американский народ «устал» (weary) и «раздражен» (their frustration). Политические цели афганской кампании оцениваются в негативном ключе и противопоставляются военным. Вместо ориентированной вовне «перестройки стран» (to rebuild countries) предлагается обратить внимание на «собственные интересы в области безопасности» (our security interests).

I share the American people's frustration. I also share their frustration over a foreign policy that has spent too much time, energy, money, and, most importantly, lives trying to rebuild countries in our own image instead of pursuing our security interests above all other considerations [здесь и далее цит. по 31].

(Я разделяю раздражение, испытываемое народом Америки. Я также разделяю их раздражение внешней политикой, из-за которой было потрачено слишком много времени, энергии, денег и, что самое важное, жизней в попытках перестроить страны по нашему подобию вместо того, чтобы ставить превыше всего собственные интересы в области безопасности.)

Похожее противопоставление повторяется и в конце выступления:

We are not nation-building again we are killing terrorists.

(Мы не будем создавать нации, мы будем убивать террористов.)

Использование стилистических повторов привлекает внимание слушателей и содержит определенный смысловой посыл. Подчеркивается сплоченность американских военных, их героизм, а также то, что они являются частью народа.

The men and women of our military operate as one team with one shared mission and one shared sense of purpose.

...They take the same oath, fight for the same flag, and live according to the same law….

…They deserve a plan for victory, they deserve the tools they need and the trust they have earned to fight and to win.

(Мужчины и женщины в наших вооруженных силах действуют как одна команда, имеющая одну общую миссию и одно понимание задачи. Они приносят одну и ту же клятву, сражаются за один и тот же флаг и живут по одному и тому же закону.

…Они заслуживают [иметь] план, который приведет к победе, они заслуживают необходимые средства и доверие, которое они заработали, чтобы [они могли] сражаться и победить.)

Обоснование смены стратегии подается как тщательно взвешенное и продуманное решение президента: «дал указание… провести всесторонний анализ» (directed… to undertake a comprehensive review), «изучил Афганистан в мельчайших деталях со всех возможных сторон» (studied Afghanistan in great detail and from every conceivable angle). Акцентирование обдуманности принятия решения не случайно. Оно должно помешать провести параллели с прошлой военной кампанией, закончившейся неудачно для США, когда военные США «спешно и ошибочно вышли из Ирака» (hastily and mistakenly withdrew from Iraq), и подчеркнуть надежность принятой в этот раз стратегии.

В тексте выступления присутствует и характерное для военного дискурса возвышение своих военнослужащих с одновременном обесчеловечиванием и принижением солдат противника. Так, американские солдаты описываются как «особый род героев, чьи самоотверженность, мужество и решимость ни с чем не сравнятся» (special class of heroes whose selflessness, courage and resolve is unmatched), а войска противника – «распространители хаоса, жестокости и террора» (agents of chaos, violence and terror), «сплошь головорезы, преступники и хищники» (nothing but thugs and criminals and predators), «убийцы» (killers), их мировоззрение – «идеология зла» (evil ideology). Создавая дихотомию извечных архетипов «добра» и «зла», в которой противник представлен как «зло», оратор побуждает аудиторию автоматически считать себя, свою сторону «добром». Не обошлось и без одного из основных концептов американской военной риторики: противник «распространяет террор» (export terror), а ему противостоят США, которые «защищают и обеспечивают безопасность» (defend and secure).

Важным элементом военного дискурса является нагнетание напряженности путем обозначения угрозы близкой и понятной слушателям. Отсюда и фразы об исходящей от террористов угрозе для США: «угрожает Америке» (threaten America), «ядерное оружие и материалы... используемые против нас» (nuclear weapons and materials… used against us), «те же враги, что угрожают и нам» (the same enemies who threaten us).

Стилистические повторы (анафора), часто используемые в речи, призваны подчеркнуть значимость излагаемой идеи:

We must unite to defend America from its enemies abroad. We must restore the bonds of loyalty among our citizens at home. And we must achieve an honorable and enduring outcome worthy of the enormous price that so many have paid.

(Мы должны объединиться, чтобы защитить Америку от внешних врагов. Мы должны сохранить узы верности среди наших граждан дома. И мы должны добиться благородного и долговременного результата достойного той огромной цены, которую столь многие заплатили.)

Интересно, что в военно-политическом тексте появляется бизнес-лексика «результат», «цена» (outcome, price) в сочетании с прилагательными, имеющими ярко выраженные экспрессивные оттенки значения «колоссальные жертвы» (tremendous sacrifices), «огромная цена» (enormous price). В данном случае повторение идеи с небольшими вариациями «благородный и долговременный результат достойный тех колоссальных жертв/благородный и долговременный результат достойный той огромной цены» (honorable and enduring outcome worthy of the tremendous sacrifices/ honorable and enduring outcome worthy of the enormous price) подчеркивает основной посыл: вместо «войны без победы» США, изменив стратегию, «победят» (we will win).

Еще одной характерной чертой военно-политического дискурса является смешение лексики разных стилей:

– военных терминов: «стратегия», «миссия», «ранение», «сила для мира», «война без победы», «угрозы безопасности», «союзники», «мы победим их» (strategy, mission, wound, force for peace, war without victory, security threats, allies, we will defeat them) и т. д.;

– возвышенных (патетических фраз): «особый род героев» (special class of heroes), «испустили последний вздох на поле боя» (have given their last breath on the battlefield), «взять будущее в свои руки» (take ownership of their future), «добиться мира навеки» (achieve an ever lasting peace) и т. д.;

– религиозной лексики: «по воле Божьей» (under God), «фанатизм» (bigotry), «жертвовать жизни и средства» (sacrifice of blood and treasure), «колоссальные жертвы» (tremendous sacrifices), «не найдут славы ни в этой жизни, ни в следующей» (find no glory in this life or the next) и т. д.;

– политической (дипломатической): «наши партнеры обязаны» (our partners are committed), «уважаемый партнер» (valued partner), «инструменты власти Америки» (instruments of American power) и т. д.;

– разговорной: «изо дня в день» (every single day), «мой первый порыв» (my original instinct), «вытащить» (to pull out) и т. д.;

– юридической: «несправедливость, от которой мы все страдаем» (injustice we all suffer), «преступники» (criminals), «вести войну» (prosecute this war) и т. д.;

– научной: «провести всесторонний анализ» (undertake a comprehensive review), «изучил в мельчайших деталях» (studied in great detail), «фундаментальные выводы» (fundamental conclusions) и т. д.

Как видим, задачей рассматриваемых выступлений является информационное сопровождение военных действий, а именно убеждение в необходимости смены подхода к ведению военных действий. Оба выступления звучат от лица высшего военно-политического руководства США – президентов Дж. Буша и Д. Трампа – и представляют собой устные выступления-телеобращения к согражданам.

Выступающие активно апеллируют к базовым человеческим потребностям – чувству безопасности и защищенности, описывая текущую военно-политическую ситуацию как кризисную, нагнетая ужасы доселе невиданной угрозы, чувство страха и ограниченности во времени для принятия судьбоносных решений.

Одной из смысловых установок такого подхода является идея о мессианской роли США и ее граждан в борьбе с мировым злом, что соответствует внешнеполитическому курсу страны на установление гегемонии, глобального лидерства. Выстраивание оппозиций на разных уровнях текста (синтаксическом, лексическом, смысловом) позволяет не только изобразить противника носителем зла и идеализировать собственные силы, но и отвлечь внимание от нежелательной информации (промахи, неудачи, потери), легитимировать выбранный курс. Повторы ключевых слов, идей (обобщения) позволяют не только донести желаемую информацию (стратегия информирования), но и являются значимым средством убеждения и манипуляции, использование которого позволяет моделировать общественное мнение в нужном направлении. Необходимый когнитивный эффект достигается путем диверсификации способов подачи информации, употребления негативно/позитивно окрашенной лексики, стилистических приемов, сокрытия нежелательных тем, создания информационного шума. Широко используется прием смешения элементов разного типа дискурсов (военного, медийного, политического, религиозного, делового), обладающих характерными приметами (терминология, риторические приемы и конструкции, стилистические средства). Убедительность выступлению придает и обращение к прецедентным текстам – библейским источникам, архетипическим образам, чем также достигается вдохновляющий эффект выступления.

Отметим, что используемый нами лингвокогнитивный подход предполагает анализ как лингвистической, так и экстралингвистической составляющих военно-политического дискурса: языковых средств, риторических приемов и манипулятивных стратегий, используемых выступающими в целях убеждения, моделирования мнения аудитории, а также рассмотрение содержательной стороны текстов.

Вслед за А. В. Олянич, Г. Г. Почепцовым, Е. И. Шейгал, В. И. Карасиком, М. Стаббсом, Т. Ван Дейком и другими нам представляется целесообразным выделить следующие направления анализа военно-политического дискурса: 1) тематика и цели выступления; 2) участники общения; 3) хронотоп; 4) исторический фон и предыстория события; 5) ключевые ценностные установки; 6) тип дискурса; 7) коммуникативные стратегии; 8) используемые лингвистические средства (лексические, грамматические, синтаксические; 9) риторические приемы организации речи.

 

Заключение / Conclusion

 

Целью иноязычной подготовки будущих военных специалистов является способность применять навыки и стратегии устного и письменного общения на иностранном языке для осуществления коммуникации в профессиональной деятельности, что предполагает овладение широким кругом умений – анализировать и прогнозировать коммуникативную ситуацию, адекватно интерпретировать интенции говорящего, осуществлять управление коммуникативной ситуацией. Таким образом, при обучении будущих военных специалистов восприятию, переработке, извлечению информации из иноязычных источников профессионального характера необходимо уделять внимание не только собственно языковым аспектам военно-профессионального дискурса, но и когнитивным [32].

Лингвокогнитивный подход предполагает лингвистический анализ текста выступлений военно-политических лидеров, а также критический анализ дискурса, рассмотрение прагматики речевых актов, социокультурных обстоятельств высказывания, что, на наш взгляд, является особенно актуальным в современной ситуации ведения информационных войн, для которых характерно манипулирование информацией, сокрытие подлинных целей и намерений, управление мнениями, установками.

Будучи многоплановым коммуникативным феноменом, англоязычный военно-политический дискурс является средством трансляции военной доктрины США, государственной пропаганды, реализации военно-дипломатической стратегии, инструментом воспитания [33], что подчеркивает необходимость его изучения будущими военными специалистами.