Full text

 

Введение

 

В современном мире, охваченном глобальными кризисами, социально-политической нестабильностью, военными конфликтами и экологическими катастрофами, значительно возросло количество случаев психологической и психической травматизации. Особую тревогу вызывает рост случаев детской травмы, так как именно в детском возрасте формируются ключевые основы психического здоровья и устойчивости. Международные исследования подтверждают, что ранняя психическая травма оказывает длительное влияние на развитие личности, эмоциональную регуляцию и поведенческие паттерны.

Для России проблема детской травматизации приобретает все большую актуальность. Это связано с социально-экономическими трудностями, дефицитом психологической помощи в образовательных и семейных институтах, а также распространенностью опыта неблагополучия, насилия и нарушенной привязанности. Российская психотерапевтическая практика сегодня сталкивается с задачей интеграции современных подходов к преодолению последствий ранней психической травмы.

На уровне отдельной личности детская психотравма может проявляться в виде тревожных расстройств, нарушений привязанности, заниженной самооценки, трудностей в построении близких отношений. Одним из адаптивных механизмов, позволяющих смягчить последствия травматического опыта, выступает психологическая регрессия, т. е. временное возвращение к ранним стадиям психического развития с целью переработки переживаний в безопасной форме.

Психологическая регрессия, согласно З. Фрейду, – это возврат к более ранним стадиям психического развития, проявляющийся в виде изменения поведения, мышления и эмоциональных реакций, характерных для более младшего возраста [1]. Традиционно регрессия рассматривалась как защитный механизм, направленный на уменьшение тревоги и преодоление психотравмирующих факторов. Однако современный взгляд на регрессию расширяет ее функции, включая адаптивные и терапевтические аспекты, особенно в работе с детскими психическими травмами.

Цель данной статьи – провести теоретический обзор понятия регрессии как формы работы с детской травмой, рассмотреть основные концепции, а также исследовать терапевтические подходы, использующие регрессию в процессе исцеления.

С учетом многообразия проявлений и последствий детской травматизации важно разграничить используемые понятия. В научной литературе часто встречаются термины «психологическая» и «психическая» травма, которые нередко употребляются как синонимы, но имеют содержательные различия.

Психологическая травма представляет собой острую эмоциональную реакцию на стрессовое или шоковое событие, которое превышает способность личности к саморегуляции [3], как отмечает Д. А. Севастьянов. Она может быть вызвана разовыми переживаниями, такими как утрата, насилие или стихийное бедствие, и проявляться в форме тревожных, депрессивных и посттравматических симптомов.

В то же время психическая травма трактуется более глубоко, как нарушение целостности и устойчивости психической организации, часто возникающее вследствие продолжительного или повторяющегося травмирующего опыта, как подчеркивает М. Зоромба в своей работе, «особенно в раннем возрасте» [4]. В таких случаях последствия могут касаться не только эмоциональной сферы, но и когнитивной, поведенческой и личностной, вплоть до фрагментации Я-структуры и нарушений идентичности.

Регрессия как феномен психической деятельности проявляется в обоих случаях, однако ее функции и терапевтическое значение различаются. При психологической травме она играет роль временного защитного механизма, снижая уровень тревоги и способствуя стабилизации состояния. В случае же психической травмы регрессия может выступать как глубинный способ возвращения к фрагментам непрожитого опыта, позволяющий осуществить повторную переработку травматических воспоминаний в условиях безопасного терапевтического взаимодействия.

Таким образом, анализ регрессии как универсального и адаптивного механизма требует обращения к теоретическим концепциям, объясняющим ее природу, функции и возможности применения в психотерапии. Далее в статье будут рассмотрены ключевые подходы к пониманию регрессии и ее роли в преодолении последствий детской травматизации.

 

Методология и результаты исследования

 

В рамках настоящей работы было проведено теоретико-аналитическое исследование феномена психологической регрессии как адаптивного механизма переработки детской травматизации. Методологической основой послужил качественный обзор и сравнительный анализ современных психологических, психоаналитических и психотерапевтических подходов к пониманию регрессии.

Целью анализа стало выявление ключевых положений, объясняющих функции регрессии в контексте как психологической, так и психической травмы, а также определение возможностей ее применения в клинической практике.

Понятие регрессии занимает центральное место в классическом психоаналитическом подходе и впервые было системно проанализировано Зигмундом Фрейдом. В своих работах З. Фрейд определял регрессию как бессознательный защитный механизм, при котором «Я» (эго) отступает на более ранние уровни психического развития, стремясь избежать тревоги, связанной с внутренним конфликтом между Ид, Эго и Суперэго [Ошибка! Источник ссылки не найден.].

З. Фрейд выделял три типа регрессии:

1) топическую, при которой психическая энергия возвращается от сознания к бессознательному;

2) временную, когда субъект возвращается к ранним стадиям либидинозного развития (оральной, анальной и пр.);

3) формальную, проявляющуюся в использовании более простых, примитивных форм мышления.

В клинической практике З. Фрейд рассматривал регрессию как одну из причин невротической симптоматики, подчеркивая, что возвращение к ранним формам поведения может быть не только защитой, но и источником фиксации и торможения психического развития. Особенно это касалось истерических и обсессивных состояний, где симптомы функционировали как символы вытесненного конфликта, переживаемого в раннем возрасте.

Анна Фрейд развила идею регрессии, включив ее в свою классификацию механизмов защиты «Я» в работе «Эго и механизмы защиты» [5]. А. Фрейд рассматривала регрессию как инструмент адаптации в условиях психической перегрузки, акцентируя внимание на том, что регрессия может быть не только патологической, но и временно функциональной, если она способствует снижению напряжения и стабилизации состояния.

Карл Абрахам, один из ближайших учеников З. Фрейда, применил теорию регрессии к изучению депрессии и маниакально-депрессивного психоза. К. Абрахам предположил, что при депрессии происходит регрессия либидо к оральной стадии развития. Это значит, что эмоциональная энергия и привязанности человека возвращаются к более ранним формам отношений с объектами, характерным для младенческого возраста, когда удовлетворение достигается через оральные потребности – сосание, поглощение, принятие. В результате у пациентов с депрессией проявляются такие симптомы, как повышенная зависимость от окружающих, пассивность, желание «поглощать» объект любви или поддержки, а также склонность к самоуничижению и внутреннему самокритицизму. К. Абрахам связывал эти проявления с нарушениями в функционировании либидо, которое при депрессии теряет способность направляться наружу и переключается на внутренние объекты, что вызывает самокритичные и самонаказательные тенденции. В случае маниакально-депрессивного психоза, по мнению автора, динамика регрессии и либидо становится более сложной, сочетая периоды возврата к ранним стадиям с фазами повышенной активности и эйфории [7]. Идеи К. Абрахама стали основой для дальнейших теоретических построений Мелани Кляйн.

Сандор Ференци внес важный вклад в развитие идеи терапевтической регрессии. Он считал, что пациент может намеренно и контролируемо регрессировать в присутствии терапевта, что создает условия для повторного эмоционального проживания и переработки ранней травмы [8]. В работах автора появилась идея о «ре-парентинге», то есть о восполнении дефицита ранней заботы через эмпатическое присутствие аналитика. Эта позиция стала новаторской в сравнении с классическим взглядом З. Фрейда, где регрессия чаще ассоциировалась с фиксацией и патологией.

Таким образом, в рамках психоанализа регрессия рассматривается с разных теоретических позиций:

1) как симптом нарушения и фиксации развития (З. Фрейд, К. Абрахам);

2) как адаптивный механизм защиты Эго (А. Фрейд);

3) как ресурс для восстановления и терапевтической проработки травмы (С. Ференци).

Далее внимание в психоанализе все активнее смещалось от биологических инстинктов к качеству отношений между ребенком и его первичными объектами, в первую очередь матерью. Это направление получило развитие в рамках школы объектных отношений, представителями которой стали Мелани Кляйн, Дональд Винникотт, Маргарет Малер, Отто Кернберг, Хайнц Кохут.

Мелани Кляйн, развивая теорию объектных отношений, рассматривала регрессию не просто как возврат к более ранним этапам психического развития, а как возвращение к определенным психическим позициям, в частности к параноидно-шизоидной и депрессивной позициям. Эти позиции связаны с характерными для младенчества способами восприятия и обработки внутреннего и внешнего опыта. По мнению М. Кляйн, в процессе регрессии активизируются ранние внутренние объекты: внутренние представления значимых фигур, а также защитные механизмы, такие как проекция, интроекция и расщепление. Эти механизмы играют двойственную роль: с одной стороны, они могут стать источником дезорганизации и усугубления симптомов, с другой – служить фундаментом для психической работы и интеграции, когда через осознание и переработку происходит объединение разрозненных аспектов психики. Таким образом, регрессия для М. Кляйн – это не только путь в прошлое, но и потенциальный ресурс для внутреннего роста и восстановления [9].

Дональд Винникотт внес значительный вклад в развитие понимания регрессии как терапевтического феномена. Автор ввел понятие терапевтической регрессии, при которой пациент в условиях безопасности и поддержки со стороны аналитика возвращается к ранним стадиям развития, чтобы получить опыт, которого ему не хватало в реальной жизни. Д. Винникотт подчеркивал, что если терапевт способен «удерживать» клиента в этом состоянии, то регрессия становится не деструктивной, а исцеляющей [10]. Регрессия здесь – это не уход от развития, а возможность «доделать» психическое развитие там, где оно было прервано.

Хайнц Кохут, основатель селф-психологии, рассматривал регрессию как проявление распада целостности «Я» при утрате эмпатического зеркалящего объекта. По Х. Кохуту, в терапии могут происходить «трансформирующие регрессии», в ходе которых пациент «возвращается» к травматическому опыту младенчества, но уже в условиях принятия и понимания. Такая регрессия не просто активирует защиту, а становится механизмом реструктуризации личности [11].

Отто Кернберг анализирует регрессию в рамках пограничной организации личности. Он указывает, что у пациентов с пограничным расстройством регрессия зачастую проявляется как неадаптивная, дезорганизующая реакция, особенно когда активируются примитивные защитные механизмы (расщепление, проекция, интроекция), и само Эго остается слабым и фрагментированным. Тем не менее при правильной терапевтической поддержке – включая внимательное сопровождение переноса и работу с контрпереносом – регресс может стать преходящим этапом, ведущим к интеграции более зрелых структур Я [12].

М. Малер связывала регрессию с нарушениями на стадии сепарации/индивидуации, когда ребенок не смог успешно отделиться от матери и сформировать автономную «Я-структуру» [13]. В случае регрессивного срыва пациент бессознательно возвращается к состоянию симбиотической зависимости.

Таким образом, для авторов школы объектных отношений регрессия рассматривается не столько как патологическое явление, сколько как потенциальный путь к исцелению при условии, что терапевтические отношения компенсируют дефициты раннего опыта и создают «достаточно хорошую» среду для восстановления целостности «Я».

С развитием соматической психотерапии внимание исследователей сместилось к телесной стороне переживания травмы и регрессии. Одним из ключевых направлений стало признание того, что телесная регрессия – это не просто проявление инфантильного поведения, а форма активации телесной памяти, хранящей непрожитый травматический опыт.

Бессел ван дер Колк, опираясь на данные нейровизуализации и исследования в области нейробиологии, утверждает, что травматические переживания фиксируются в теле и часто обходят вербальную переработку. Автор пишет о случаях, когда пациенты возвращаются к опыту раннего возраста через телесные ощущения: дрожь, застывание, учащенное дыхание, переживая регрессию, близкую к младенческой. Согласно взгляду Б. ван дер Колка, этот процесс позволяет восстановить связь с «замороженными» частями опыта и интегрировать их в психическую структуру через телесно-ориентированные терапии, такие как сенсомоторная психотерапия и травм-чувствительная йога [14].

Питер Левин, основатель метода соматического переживания, трактует регрессию как инстинктивную реакцию организма на угрозу – борьбу, бегство или оцепенение. Согласно его концепции, если тело не завершает стрессовую реакцию, травма «застревает» и может проявляться в виде повторяющихся регрессий [15]. Телесная работа в терапии активирует незавершенную реакцию, позволяя клиенту безопасно пройти через нее, не возвращаясь к травматическому событию в полном объеме.

Телесно-ориентированная регрессия выражается [16]:

1)      через движение и телесные импульсы, характерные для младенческого или раннего возрастного уровня (например, сосательные движения, скручивание тела, слезы без слов);

2)      мышечные зажимы, удерживающие «замороженную» энергию;

3)      переживание боли и страха, выходящее из глубинной телесной памяти.

Такая регрессия рассматривается как естественный этап терапии, направленный не на анализ, а на переживание и высвобождение телесных паттернов, сформировавшихся в результате травматизации.

Важно отметить, что в телесной терапии работа с регрессией требует высокого уровня навыков и этического сопровождения, так как активизация ранних состояний может вызвать сильную уязвимость и чувство дезориентации.

Хотя классическая когнитивно-поведенческая терапия (далее – КПТ) редко оперирует понятием «регрессия» в прямом смысле, она активно работает с феноменами, сопоставимыми с регрессивными проявлениями. Это касается таких состояний, как аффективные всплески, катастрофизация, инфантильное избегание, реактивное поведение, возникающие в ответ на внутренние или внешние травматические стимулы.

Ключевым концептом КПТ здесь является дисфункциональная схема – устойчивый паттерн мышления, сформировавшийся в детстве и активизирующийся во взрослой жизни при столкновении с определенными ситуациями [17]. Эти схемы часто сопровождаются эмоциональной регрессией, человек реагирует не в соответствии с текущим возрастом, а из ранней эмоциональной позиции, где он был беспомощен, брошен или унижен.

В схемной терапии, разработанной Джеффри Янгом, активно используется концепт «внутреннего ребенка». Пациент учится распознавать свои «детские» эмоциональные состояния: «покинутого ребенка», «разъяренного ребенка» и прочие, а затем формирует взрослого «защитника», способного удовлетворить потребности этой части личности [18]. Работа с регрессией здесь проводится опосредованно, через осознание и переформатирование схем.

Также в КПТ применяется эмоционально-фокусированная работа, где используется метод письма, визуализации, диалога с собой в детском возрасте. Эти техники позволяют безопасно активировать и переработать регрессивные эмоциональные состояния, особенно в случае травм привязанности.

Ключевые принципы КПТ-подхода к регрессивным состояниям:

1)  регрессивные состояния интерпретируются не как откат развития, а как следствие активизации старой схемы;

2)  работа ведется на уровне мысли, эмоции и поведения, без прямого провоцирования регрессии;

3)  используется техника переобучения (re-parenting), где взрослое «Я» помогает детскому «Я».

Экзистенциальная психотерапия рассматривает травматические переживания и регрессивные состояния как проявления фундаментальных экзистенциальных конфликтов, связанных с такими базовыми условиями человеческого бытия, как свобода, ответственность, смысл жизни, одиночество и смерть [19]. В этом контексте регрессия трактуется не как патологический откат развития, а скорее как феномен, отражающий диссоциацию и временное уклонение от осознания экзистенциальной тревоги и внутренней пустоты [20].

Согласно экзистенциальной парадигме, травматический опыт влияет на способность индивида проживать собственное существование аутентично, ограничивая свободу выбора и приводя к отчуждению от себя и мира [21]. Регрессия здесь может выступать в роли защитного механизма, позволяющего временно приостановить переживание травмирующего опыта и сохранить психическое равновесие [22].

Работа с регрессивными состояниями направлена на восстановление смысла, принятие ответственности за собственное бытие и интеграцию травматического опыта в целостное представление о себе [23]. Терапевтический процесс акцентируется на осознании и проживании экзистенциальной тревоги и уязвимости, а не на устранении симптомов [24]. Через диалог и рефлексию клиент получает возможность обрести аутентичность и ответственность за свою жизнь, что способствует трансформации травматических регрессий в ресурс для личностного роста.

В рамках интегративных психотерапевтических подходов особый интерес представляет метод кататимно-имагинативной психотерапии, или символдрамы, разработанный немецким психиатром Ханскарлом Лейнером. Метод основан на использовании направленных визуализаций (имагинаций), возникающих в состоянии легкой релаксации, и представляет собой форму мягкой управляемой регрессии, в которой активизируются глубинные аффективные и телесные структуры [25].

Согласно Х. Лейнеру, символические образы выступают мостом между сознательным и бессознательным, способствуя осознанию вытесненных эмоциональных состояний, сформированных в том числе на ранних этапах развития. В процессе терапевтической работы возможно спонтанное возвращение клиента к регрессивным состояниям (детство, пренатальный период, травматические события), однако благодаря символической форме эти переживания проживаются опосредованно, без полного погружения в травматический материал [26].

В российской психотерапевтической традиции метод активно развивался в трудах Я. Л. Обухова-Козаровицкого, который рассматривает символдраму как интегративный подход, сочетающий элементы психоанализа, телесно-ориентированной терапии и работы с внутренними структурами личности. В частности, Я. Л. Козаровицкий подчеркивает, что образ в символдраме включает телесно-аффективные компоненты, активируя доречевые и сенсомоторные уровни памяти, где может быть «запечатан» травматический опыт [27].

В рамках российских психотерапевтических традиций метод символдрамы применяется в терапии состояний посттравматического стрессового расстройства и нарушений эмоциональной привязанности. Имагинативные сценарии создают структурированное и безопасное пространство, где возможна мягкая регрессия, направленная не на возвращение в травматическое прошлое, а на ресурсное преобразование бессознательных конфликтов и восстановление психологической целостности [28].

Таким образом, символдрама представляет собой ценный интегративный метод, позволяющий работать с регрессией как с феноменом восстановления, а не утраты. Через символическое и телесно-эмоциональное выражение возможно «дозревание» раннего опыта, перезапись травматических шаблонов и формирование более устойчивых внутренне-личностных связей.

 

Заключение

 

Анализ широкого спектра психотерапевтических подходов к феномену регрессии позволяет сделать вывод о ее многозначной и в то же время глубоко значимой роли в работе с последствиями детской психической травматизации. Несмотря на различия в теориях и методах – от классического психоанализа и объектных отношений до телесно-ориентированной, когнитивной, экзистенциальной и интегративной терапии – большинство направлений сходятся во взгляде на регрессию как на потенциально адаптивный, а порой и исцеляющий механизм.

В условиях безопасного терапевтического взаимодействия регрессия может выполнять восстановительную функцию, позволяя клиенту вернуться к прерванным этапам психического развития, заново пережить и переработать ранний травматический опыт. Она способствует интеграции фрагментированных аспектов Я, восстановлению непрожитых чувств, актуализации телесной памяти, а также формированию новых, более зрелых способов самоотношения и взаимодействия с миром.

Таким образом, регрессия не является исключительно патологическим феноменом – напротив, она может стать важным инструментом в терапии при условии профессионального сопровождения и этически выверенного подхода. Использование регрессии как терапевтического ресурса открывает возможности для глубинного исцеления детской травмы, формирования устойчивости и восстановления психической целостности личности.