Angelica GaltsevaЯзык, которым написан роман «Обитель», в очередной раз характеризует известного автора З. Прилепина как яркую творческую личность. Как и в предыдущих произведениях «Санькя», «Грех», писатель в своём новом романе вновь экспериментирует с языком.Умело управляя им и соединяя различные по стилю эпизоды (жесткие натуралистические, откровенно лирические, а подчас и сентиментальные), используя стилистическую неоднородность, З. Прилепин создал по-настоящему интересное, оригинальное художественное произведение. Роман «Обитель» богат разнообразием «мощных» характерных героев, ярчайшими образами, мастерски созданными писателем посредством индивидуально-авторских средств выразительности, иногда за счёт мельчайших языковых деталей, которыми русский язык наделён, пожалуй, как никакой другой язык мира.
Одной из наиболее приметных особенностей романа «Обитель» является использование автором нестандартного, броского образного языка, обогащающего прилепинскую прозу как поэтическими элементами, так и натуралистическими сравнениями, эпитетами и метафорами. Видимо, такое разнообразие контрастных художественных приёмов и средств дало возможность писателю наиболее полно выразить неоднозначную и сложную проблематику произведения, подчеркнуть реалистичность, достоверность происходящих событий, глубину размышлений, переживаний и исканий героев самых разных социальных слоёв, обрисовать их внутренний мир, обозначить противоречия их сущности. При помощи подобных «языковых изысков» автору «Обители» удаётся не только проявить свою творческую индивидуальность, но и в полной мере отразить картину событий в свете того сложного и противоречивого исторического периода, в который происходят события романа. Причём следует отметить, наиболее метафоричны и образны те фрагменты, где автор отходит от фиксации исторических событий, а иллюстрирует именно человека в их свете, делая акцент на том, что человеком достоин называться тот, кто в бесчеловечных условиях способен не только оставаться (образ Иоанна), но и становиться человеком (главный герой Артём).
Язык «Обители» очень сложен и неординарен. Впрочем, так же, как и сама проблематика. Лейтмотив романа – проследить духовный путь героя, доказать, что независимо от условий, в которые попадает человек, жизнь продолжается, повторяется, а какой эта жизнь будет, зависит от самих людей. Они очень разные, и у каждого своя правда. Человек же вправе выбрать, какую правду предпочесть.
В одной из статей, написанной о романе З. Прилепина, литературовед Анна Жучкова высказывает мысль о том, что «место и время в романе – лишь метафора, один из способов разговора о любви и власти, о свободе и нравственном выборе человека» [3]. Определяя проблематику романа, исследователь говорит, что «Обитель» построена на сочетании несочетаемого, на разности мироощущений и миропониманий». Очень похожее чувство возникает при лингвистическом исследовании языкового стиля З. Прилепина, раскрывающегося в романе «Обитель».
Именно принцип сочетания несочетаемого лежит в основе оригинальности и неожиданной лексической компоновке средств выразительности, используемых автором. В отдельности слова, объединённые З. Прилепиным в круг метафоры, сравнения, олицетворения или эпитета, имеют зачастую совершенно иное смысловое значение в повседневном русском языке. В связи с этим можно сказать о своего рода мутации, а иногда и изменении сути русского слова в языке романа «Обитель» как своеобразном художественном приёме З. Прилепина.
О чём говорит в современном традиционном понимании само название романа? В нашем языке со словом обитель ассоциируются слова с положительным эмоциональным зарядом. Что-то умиротворённое, надёжное, спокойное. Именно такое значение отражено Большим толковым словарём русского языка, где данное существительное сочетается с прилагательными священная, тихая. Такова ли смысловая суть слова обитель у З. Прилепина? Видимо, нет. Он называет этим словом Соловецкий монастырь. Описывая «свою» обитель, Прилепин применяет невзрачные краски, заключая её в оковы «мрачных» эпитетов, сочетая данное существительное с прилагательными с отрицательным зарядом: угловата, неопрятна.
«Обитель была угловата – непомерными углами, неопрятна – ужасным разором»[здесь и далее 5].
В самом начале романа развёрнутой метафорой автор создаёт негативный образ обители – Соловецкого монастыря.
«Тело её [обители] выгорело, остались сквозняки, мшистые валуны стен.
Она высилась так тяжело и огромно, будто была построена не слабыми людьми, а разом, всем своим каменным туловом упала с небес и уловила оказавшихся здесь в западню».
Видимо, намеренно Прилепиным используются неординарные словосочетания: высилась тяжело и огромно (вместо традиционного возвышалась), уловила в западню (вместо традиционных поймала или заманила), каменным туловом (вместо общеупотребительного туловищем).
Выситься – возвышаться над окружающими предметами – нейтральный глагол, употребляемый для обозначения расположения по высоте чего-либо относительно другого объекта, субъекта и пр.
Возвышаться – выделяться своей высотой, выситься над чем-либо; в ином значении – выделяться своими высокими качествами, достоинствами.
Данный глагол по своей смысловой сути более глобален и содержит дополнительный смысловой оттенок, как и все русские глаголы с приставкой воз(с)-, в которой заключено величие, поклонение, гордость: ср., воспевать, восторжествовать, восхвалять, возносить и пр.
Такое лексическое слияние существительного обитель с негативно окрашенными словами на протяжении всего романа встречается лишь единожды. Случайно ли это или намеренно, может ответить только сам автор. Возможно, для З. Прилепина обитель – это связанные воедино судьбы, мысли, чувства разных по характеру и убеждениям людей. То есть суть слова «обитель» для З. Прилепина, видимо, –это человечество вообще, а не конкретное место – Соловецкий монастырь.
С существительными же монастырь, Соловки и их производными прилагательными мрачные, гнетущие сочетания достаточно часты.
«Соловецкие, такие тоскливые, облезлые, почерневшие стены, пустые монастырские окна, словно бы пахнущие чекистским перегаром, нелепые звёзды на куполах – даже это всё на сегодняшнем солнце играло, немного раскачивалось и, если прикрыть глаза, двоилось, троилось».
И снова своего рода лингвистический диссонанс: с одной стороны, тоскливые, облезлые, почерневшие соловецкие стены, чекистский перегар, нелепые звёзды на куполах, с другой,– всё это играло на солнце.
Очень информативны сравнения-олицетворения, сравнения-характеристики, применяемые З. Прилепиным в создании образа монастыря. Для него – это живое существо, описания которого часто вызывают гнетущее чувство.
«Этот монастырь – он же с зубами! Ты видел его сторожевые башни? Они же – каменные клыки! Он передавит всех, кто возомнил о себе!» – говорит о Соловках З. Прилепин устами одного из заключенных Василия Петровича.
Митя Щелкачов, «разглядывая монастырские постройки, грязные, как спины беспризорников», видит «стены, битые, как яйца, купола».
Используя различные художественные приёмы, чередуя мрачное со светлым, на протяжении всего романа З. Прилепин наделяет своего героя Артёма неоднозначным восприятием Соловецкого монастыря. Вот мы видим негативный олицетворяемый образ: «С каждым шагом, как слепая ископаемая черепаха, подползал навстречу Артёму монастырь». Через мгновение – стремительно контрастирующий, вызывающий положительные, тёплые ощущения: «Но оказался ближе, и впечатление стало чуть другое: увидел красные кремлёвские купола, обитые золотом, – если сощуриться, возникало чувство, что солнце тёплыми волнами стекает по красной жести».
Образ монастыря возникает каждый раз в свете отражения того или иного события, происходящего в жизни Артёма, смены его настроения, мироощущения. Писатель отдаёт предпочтение описанию не столько конкретных переживаний Артёма, сколько предлагает читателю понять, что чувствует главный герой в той или иной ситуации, через эпитеты, описывая, какими в тот момент видятся ему Соловки.
Лексически ёмким сравнением, оригинальной развёрнутой метафорой передаёт З. Прилепин чувство страха Артёма перед бессмысленной смертью в момент беспорядочной расправы с заключенными после ареста Бурцева: «Соловецкий монастырь, как каменный тарантас на кривых колёсах, несётся с горы и сейчас ударится об ужасную твердь, и всё рассыплется на мельчайшие куски, и это крошево без остатка засосёт в чёрную дыру». Масштаб страха Артёма в этот момент раскрывается в эпитетах ужасная твердь, чёрная дыра. И видимо, неслучайно здесь З. Прилепиным употреблено существительное твердь вместо земля, ибо понятие земля у русского человека ассоциируется с жизнью, рождением, духовностью, сочетается с такими прилагательными, как обетованная, плодородная, родная и пр. А здесь именно ужасная твердь, которая разрушает, убивает, поглощает, засасывает. У самого З. Прилепина на страницах романа понятие земля сопряжено с красотой, теплом, надеждой и надёжностью, спасением и верой: «он боится зарыться в землю и не верит в её тепло»; «в лицо пахнуло свежим ветром с моря, еловым запахом, вскопанной землей, чего-то недоставало в мире… но это отсутствие не означало погибели… и напротив, напротив – таило в себе невиданную, нежданную, снизошедшую надежду»; «Артём забрался с головой куда-то в глубину, … в далёкое и надёжное, как земля, сердцебиение и смутноразличимое полузвериное бормотание прародителей»; «в землю, твёрдую землю, на которой можно стоять»; «Зачем снег падает в воду? – удивлялся Артём.– Какой смысл? Когда он падает на землю – это хорошо, красиво… А в море – какая-то нелепость. Для кого он тут?». И всё зло, которое вершится на Соловецкой земле, совершенно чуждо земле, ласковой, земле-матери, символом которых является земля для З. Прилепина и его героев: «Когда догорело, десятник скучно осмотрел место бывшего кладбища. Делать было нечего на этой некрасиво разрытой, будто обмелевшей – и обомлевшей земле». Налицо умелое переплетение писателем традиционных, общепринятых символов с меткой дифференциацией употребления синонимов земля – твердь.
Резко контрастный облик монастыря возникает у Артёма весной, когда он сравнивает его с купелью, в которой моют младенца. Это вновь проблеск надежды, ведь весна – зарождение жизни, обращение к символу духовных ценностей. Осенью же, «в октябре под сизым, дымным небом он [монастырь] стал похож на чадящую кухонную плиту, заставленную грязной и чёрной посудой, – что там варится внутри, кто знает. Может, человечина»? – думает Артём, глядя на Соловки. «Издалека монастырь был похож на корзину. Из корзины торчали головастые, кое-где подъеденные червём грибы».
До побега с Галиной облик монастыря для Артёма, если обрисовать его кратко, был чем-то тяжёлым, удушающим, подавляющим своей неподъёмностью, не дающим замечать ничего иного вокруг.
В начале побега Соловки предстают перед взглядом Артёма в ином ракурсе. «С моря, в утреннем свете, монастырь походил на сахарный пряник» (снова прилепинский приём контраста: монастырь-кнут (зло) – пряник (добро, наслаждение)). Затем «монастырская громада» вовсе потеряла в весе, стала мельче, легче – мир вокруг оказался огромней». Раньше же Артёму виделось совершенно наоборот – «маленький мир и неподъемная махина монастыря».
Прошло немного времени, монастырь у Артёма ассоциируется с мелкой кляксой. В описании эпизодов побега писатель очень уместно вкрапляет метафористическое сравнение: «подними вверх указательный палец, и монастырь, как клоп, помещается под одним ногтем».
Как известно, метафора почти всегда несёт в себе национальный характер. Зачастую метафористическое сравнение основывается на национально либо исторически сложившихся ассоциациях и представлениях. Что такое клоп в обычном понимании? Мелкое паразитическое насекомое, которое питается кровью человека, животного или соком растений. В шутливой форме клопом мы называем ребёнка, малыша. И это единственное значение с оттенком положительного. В соответствии с русской ментальностью все ассоциативные смысловые элементы, которые возникают в отношении данной лексемы, со знаком минус. Мы фамильярно называем клопом человека маленького роста, причем в нашем сознании такое употребление непременно связано с уродством, назойливостью, часто скверным характером адресата. Отсюда, возможно, и бытующее в современном русском языке устойчивое выражение «раздавить, как клопа». Кстати, и во всех русских пословицах и поговорках, в составе которых присутствует существительное клоп, заключён негативный смысл. Ср., «мал клоп, да вонюч; для блохи и клоп — сила; клоп тем и счастлив, что скверно пахнет; люблю, как клопа в углу: где увижу, тут и задавлю».
Почему же З. Прилепин приписывает Артёму ассоциацию монастыря с клопом? Возможно, в момент побега – это иллюзия внутренней и в какой-то степени физической победы героя над Соловками как символе порабощения, подавления человеческой воли. Казалось бы, только надави, убей клопа – и ты свободен от соловецких оков. Но как мы узнаём из романа, «Артёму и в голову не пришло посчитать себя свободным. Каким ещё свободным – посреди этой воды вокруг, под этим тяжким небом, даже не торопящимся за ними, – а недвижимо зависшим над головою». Возвращение писателя к употреблению мрачных и «тяжёлых» эпитетов относительно мира, существующего по другую сторону, свободе, прельщавшей Артёма, символизирует безнадежность, безверие и безысходность.
Тем не менее, несмотря на то что Горяинова нельзя назвать глубоко верующим человеком, некоторые лексические детали текста романа позволяют предположить, что Артём, хоть и неосознанно, но всё-таки подсознательно на пути к вере. Об этом свидетельствуют лексические краски, присутствующие в описании церкви на Секирной горе. Яркая метафора говорит о многом. Идя туда, Артём видит, как «красный, несломленный крест расставил руки, встречая новых прихожан», а каменные ободки вдоль дорожек кем-то заботливо выбелены известью; замечает «гладко выструганные белые перильца». С этой картиной резко контрастирует описание здания управления четвёртым отделением соловецких лагерей: «Как душевнобольной в кустах, неподалёку от церкви торчал, моргая нехорошим и пугающим глазом окошка, жёлтый домик».
Самой заметной и значимой особенностью художественного стиля З. Прилепина являются антропоморфные эпитеты, сравнения и метафоры, к которым автор многочисленно прибегает в различных эпизодах романа. Это и портретные характеристики, и описание природы, и зарисовки человеческих эмоций.
Ср.:«Сапоги его тяжело, как хищные, живые хмурились в местах сгиба» (о расстреливающем чекисте); море варило свой свинец; море впадало в чернеющую истерику, взбесившееся лицо, припадочное сердце, безвольные волосы, рехнувшаяся рука; белый, разнежившийся в тепле лепесток шпика; сдержанная и удивлённая боль, сопливая вода, разгоряченная картошечка, безвольные огурцы.
Имеют место эпитеты, сравнения, в которых сочетаются лексически несочетаемые слова: сварить звёзды, старше – навсегда, прекрасное хлебалово, дремучий тулуп; безбожно голый, пульсирующий желток; суп – позолоченный, неразборчивое лицо, парафиновые глаза; лицо … как картошка в мундире, лопнувшая улыбкой; замороженный и оттаявший смех; вскипяченная голова; солнце было, как творог; солнце – цветом соловецкой ночи.
Соответственно месту и времени описываемых событий, З. Прилепиным внедряются натуралистические эпитеты и сравнения, имеющие огромную изобразительную силу. Благодаря им, автор максимально усиливает впечатление от происходящего. Натурализм в тексте романа выступает в качестве наиболее эффективного стилистического приёма и, как нельзя точно, отражают суть происходящего:
Ампутированная душа
Немытая человеческая мерзость, изношенное мясо (о теле)
Матерщина сыпалась из человека, как очистки, обрезки и шелуха из мусорного мешка.
Раздался гудок, длинный и всегда неожиданный – он всверлился в один висок и, с намотанной на остром конце костяной стружкой, вылез с другой стороны черепа, всё ещё вращаясь.
Артём просыпался так, будто ему – как кость, с хрустом – сломали сон, и открытый перелом шёл через трещащий от боли череп.
Чекист раскачивался, и улыбка на его лице раскачивалась, как дохлая рыба в тазу, полном смрадной водой.
Однако неистреблённое даже здесь, в этих стылых местах, мальчишеское чувство царапалось внутри с вопросом.
Обращают на себя внимание своеобразные метафоры и эпитеты, образованные путём внедрения индивидуально-авторских слов, неологизмов, созданных на основе глагольных форм: гудок всверлился в висок; Артем запропал в своем блаженстве; бурлыкало в голове, распросонился; щека начала кровянить; рассатанился.
Прилагательных и причастий: толкотливый ливень, эпоха покаянного юродства. спотыкливый разговор; стало ещё спокойней и маревней.
Существительных:с тихим бережением; где-то на самом дне билось, как журчеёк, слабое предчувствие; Артём жил неоглядой.
Интересны эпитеты, создающие впечатление тактильного ощущения нематериальных понятий, а иногда даже иллюзию восприятия на вкус: тёплое удивление, противная полутьма, счастье стало гуще и горячей, на душе было тупо, слово с пушистыми шипящими, раскислявшаяся усталость.
Ещё одним значимым художественным приёмом З.Прилепина в тексте романа «Обитель» является использование разностилевой лексики. Это как традиционно-бытовая, нейтральная и высоколитературная, так и диалектные и народно-разговорные слова: ражие парни, ржавь, волглый; сленговые и жаргонные: порчак– подделка; погонщина – работа из-под палки; шкибот. В отдельных эпизодах автором допускаются и ненормативная лексика. Всё это оправдано стремлением к правдивому отображению «соловецких обитателей», различных по своей социальной принадлежности.
Таким образом, сочетание несочетаемого, смещение сути русского слова – вот основные приемы З. Прилепина в воплощении замысла романа «Обитель». Такая оригинальность авторского языка вызывает большой интерес к роману в различных ракурсах.