Ekaterina SokolovaНикто не станет спорить с тем, что в пословицах отражен кристаллизованный опыт народа, опыт его наблюдений за жизнью, включающий установление логических связей между событиями, т. е. отношений обусловленности. Полемизируя с высказанным А. Вежбицкой тезисом о «непричинности» взгляда русских на мир, М. В. Всеволодова и Э. С. Котвицкая убедительно доказали обратное, предъявив богатейший арсенал средств и продемонстрировав сложную структуру функционально-семантического поля (далее – ФСП) причинности в русском языке [1]. Поскольку это ФСП представляет собой часть ФСП обусловленности, включающего также отношения условия, цели и уступки (см. [2–4]), нет оснований не распространить доказательство авторов (по принципу индукции) на выражение отношений обусловленности в русском языке в целом.
Прототипически в русском языке отношения обусловленности выражаются в сложноподчиненных предложениях со специализированными союзами [5, 6]. Такой способ представления оптимально отражает структуру категориальной ситуации обусловленности. Как отмечается в «Русской грамматике 80», «в предложениях со значением обусловленности соотнесены две ситуации, из которых одна поставлена в зависимость от другой» [7]. Каждый компонент сложноподчиненного предложения представляет отдельную денотативную пропозицию (ситуацию, положение дел), а подчинительный союз маркирует зависимость одной из ситуаций от другой. Но этот прототипический способ выражения находится в противоречии со сложившейся формой представления опыта в пословицах, важнейшим свойством которых является краткость. В самом деле, кто, кроме специалистов, может теперь оценить мудрость пословицы: Кому скоромным куском подавиться, хоть век постись, комара проглотишь – подавишься. Такие развернутые сентенции не «выживают». Иногда мудрость не исчезает совсем, но продолжает функционировать в усеченном виде, утрачивая отношения обусловленности. Так, от пословицы Старость не радость, а пришибить некому сохранилась лишь одна денотативная пропозиция. Придаточные предложения с подчинительными союзами, позволяющими однозначно интерпретировать конкретные значения обусловленности в русских пословицах, немногочисленны: На то и щука в пруду, чтобы карась не дремал (цель); Кабы знал, где упасть, так соломки бы подстелил (условие); Хоть тяжелая доля, да всё своя воля (уступка). Союзы, специализированные для выражения причины, и вовсе не удалось выявить. Незначительное количество употреблений специализированных союзов свидетельствует в пользу того, что расчлененное представление семантической категории обусловленности в пословицах чрезвычайно ограничено. При отсутствии формальных маркеров частных значений обусловленности (подчинительных союзов) однозначная интерпретация значения затруднена и, вероятно, избыточна. Можно ли с уверенностью утверждать, какие отношения выражены в пословице Смолоду прореха – под старость дыра: условные или причинно-следственные? А в пословице Не плюй в колодец – пригодится воды напиться – каузальные или целевые? Материал русских пословиц подтверждает, таким образом, точку зрения, представленную в современной теоретической лингвистике, согласно которой языковые категории причины, следствия, условия, цели и уступки рассматриваются как члены одного языкового класса [8].
Рассмотрим, каким же образом достигается максимально краткое выражение отношений обусловленности в пословицах.
Некоторые подчинительные союзы допускают возможность эллипсиса: Не клин бы да не мох, и плотник бы сдох. В таких случаях отношение обусловленности представлено в своем частном значении (условие). В пословицах также функционирует односложная лексема так, которая в «Русской грамматике» определяется как коррелят следственного союза [9]. Выражаемые с ее помощью отношения, помимо следственного значения: Поработаешь до поту, так и поешь в охоту; Не с чего ходить, так с бубен, могут быть связаны с уступительным: Есть нечего, так жить весело.
Но в целом среди способов выражения отношений обусловленности в русских пословицах преобладают неспециализированные. По мнению В. Б. Евтюхина, неспециализированные средства могут быть использованы для выражения обусловленности в том случае, если с их помощью передаются двуситуативные синтаксические структуры, а маркировка переводится в план содержания соотносящихся ситуаций [10]. В паремиях такие синтаксические структуры представлены, в частности, сложноподчиненными предложениями с местоименной связью частей: Кто в кони пошел, тот и воду вози; Кто посеет ветер, пожнет бурю; У кого много дел впереди, тот назад не оглядывается; Кто смел, тот и съел. В таких высказываниях ситуация-консеквент обусловлена поведением, состоянием или свойствами субъекта ситуации. Очень похожий способ выражения отношений обусловленности можно заметить и в английских пословицах: He that falls in love with himself will have no rivals (букв.: Тот, кто влюбляется сам в себя, не будет иметь соперников); He that fears lives not (букв.: Тот, кто боится, не живет); He that has a great nose, thinks everybody is speaking of it (букв.: Тот, у кого большой нос, думает, что все об этом говорят).
Вслед за неспециализированными сложноподчиненными предложениями, способными передавать выражения отношений обусловленности, следует отметить сложносочиненные предложения с односложными сочинительными союзами а, да: Воробьи торопились, да маленькими уродились; Пошел к куме, да засел в тюрьме; Лезет в волки, а хвост собачий. В сложносочиненных предложениях с одной из лексем союза да выражаются следственные отношения. Другая лексема союза да и лексема союза а (известная в лингвистике как «а ненормального следствия») участвуют в выражении зоны значений, связанных с «обманутым ожиданием». Лексемы этих сочинительных союзов в пословицах указывают на каузальную связь (часто нарушенную) и являются компонентами системы сочинительных союзов, предназначенных для выражения отношений обусловленности (следственных и уступительных). Употребление односложного союза (в отличие от преимущественно неодносложных специализированных подчинительных союзов – потому что, хотя, несмотря на то, что) облегчает задачу создания ритмической структуры пословицы и тем самым способствует ее «выживаемости».
Следующими по шкале убывания видимых формальных маркеров отношений обусловленности стоят бессоюзные сложные предложения: Коготок увяз – всей птичке пропасть; Любовь зла – полюбишь и козла (следствие); Много будешь знать, скоро состаришься (условие); Век живи, век учись: дураком помрешь (уступка). Комментируя возможность выражения причинно-следственных отношений (далее – ПСО) в бессоюзных предложениях, М. В. Всеволодова констатирует, что установление этих отношений всегда представляет собой результат мыслительной операции, а словесное указание на причинную связь не обязательно, поскольку жизненный опыт и пресуппозиция позволяют соотнести два положения дел как связанные ПСО [11]. Приведенные выше примеры показывают, что в бессоюзных сложных предложениях выражаются не только причинно-следственные, но и другие частные значения обусловленности. Кроме того, в бессоюзных предложениях, каждый компонент которых содержит сравнительную степень наречия: Тише едешь, дальше будешь; Подальше положишь, поближе возьмешь; Встанешь раньше, шагнешь дальше отношения обусловленности сопряжены с выражением количественного сопоставления. Это, с одной стороны, свидетельствует о наличии зон пересечения обусловленности с другими категориальными значениями, а с другой – выявляет контекстные условия употребления соответствующих союзов (в данном случае возможно введение союза чем… тем…): (Чем) меньше знаешь, (тем) крепче спишь.
Помимо названных выше синтаксических способов выражения, для пословиц характерна передача отношений обусловленности в рамках простого предложения, которое в принципе предназначено для выражения лишь одной пропозиции (см. [12]). Каким же образом удается вместить в рамки простого предложения две денотативные пропозиции?
Т. В. Шмелевой выделены, помимо основной репрезентации пропозиции (с помощью финитного глагола), другие (вторичные) способы ее представления: 1) номинализация; 2) обозначение атрибутивным сочетанием; 3) партиципальные репрезентации и 4) деепричастные репрезентации [13]. Все эти способы репрезентации неосновной пропозиции простого предложения встречаются в пословицах.
Деепричастные репрезентации наиболее близки к придаточным предложениям: Не зная броду, не суйся в воду; Снявши голову, по волосам не плачут; Давши слово, держись, а не давши, крепись. Отметим, что в пословицах они передают преимущественно условные отношения.
К этому способу выражения примыкает специфический случай значения обусловленности, представленный в предложении с квазиимперативом: И будь без хвоста, да не кажись кургуз. Форму квазиимператива некоторые авторы квалифицируют как форму условного деепричастия [14]. Значение, близкое уступительному, можно эксплицировать с помощью союза даже если: Даже если у тебя нет хвоста… Кстати говоря, тот факт, что иным способом это значение передать не удается, свидетельствует в пользу признания даже если отдельным союзом, а не сочетанием служебных слов.
К глагольным способам репрезентации пропозиции восходят номинализации в составе именных групп: Без труда не вытащишь и рыбку из пруда; За неимением гербовой пишут на простой. Этому способу выражения родственен другой, при котором предметные существительные, будучи употреблены во вторичной синтаксической функции, эквивалентны по значению пропозиции. Так, в предложении С суконным рылом в калачный ряд не суйся именная группа соответствует пропозиции (если) у тебя суконное рыло; В предложении Без детей горе, а с детьми вдвое две именные группы с предметными существительными представляют пропозитивные значения: (Если) детей нет – горе, а (если) дети есть, горе вдвое (больше).
Особый интерес для нас представляют случаи обозначения неосновной пропозиции атрибутивным сочетанием. Говоря о номинализациях предложения после интенсиональных глаголов, Н. Д. Арутюнова отмечает, что придаточное предложение допускает преобразование не только в конструкцию с отвлеченным существительным в качестве центрального элемента, но и в атрибутивную конструкцию, опирающуюся на предметное существительное. В качестве примеров приведены сочетания «приехавший друг» и «синие глаза» [15]. Заметим, что в примерах в качестве атрибута выступает как прилагательное, так и причастная форма. В пословицах есть атрибутивные сочетания, представляющие собой свернутые пропозиции, которые находятся в отношениях обусловленности с основной пропозицией простого предложения. Так, например, информация, вмещенная в рамки конструкции Отрезанный ломоть к хлебу не приставишь может быть передана в сложном предложении с подчинительным союзом: Если ломоть отрезали, то его к хлебу не приставишь. То, что причастные и отпричастные формы способны выражать свернутые пропозиции, не удивительно, поскольку связь с исходным глаголом так или иначе прослеживается: Пролитую воду не соберешь – Если воду пролили, то ее не соберешь; Под лежачий камень вода не течет – Если камень лежит, то под него вода не течет. Но есть и другие типы атрибутов, способных участвовать в образовании свернутых пропозиций. В пословице Бабьи города недолго стоят атрибутивное сочетание с притяжательным прилагательным отражает свернутую пропозицию. В развернутом виде информация, которую содержит простое предложение, может быть представлена следующим образом: Если город(а) построила(и) женщина(ы), он(они) стоит(ят) недолго. В пословице Скорому зайцу и волк нипочем нетривиальное атрибутивное сочетание тоже содержит свернутую пропозицию, находящуюся в отношениях обусловленности с основной пропозицией простого предложения. Декодировать информацию средствами сложноподчиненного предложения можно так: Если заяц бегает быстро, то ему и волк нипочем.
На чем же основана возможность выражения отношений обусловленности с помощью атрибутивного сочетания? В каком случае атрибутивное сочетание способно передавать свернутую пропозицию?
По приведенным примерам видно, что атрибуты в таких сочетаниях допускают парадигматическое противопоставление: города строятся преимущественно мужчинами, а заяц может бегать не быстро. Здесь необходимо обсудить связь между функцией характеризующего коммуникативного элемента и понятием фокуса парадигматического контраста. О. Н. Селиверстова и Л. А. Прозорова указывают на то, что функция характеризующего состоит в уменьшении степени неопределенности представления о характеризуемом. Характеризация коммуникативного элемента исключает другие его характеристики, и именно характеризующее должно стоять в фокусе парадигматического контраста [16]. В каждом из приведенных выше примеров в фокус парадигматического контраста помещены два коммуникативных элемента: Бабьи/мужичьи города стоят недолго/долго; Заяц бегает быстро/не быстро – волк нипочем/«почем». Иными словами, в этих высказываниях представлены результаты ментальных операций сопоставления: мужичьи города стоят долго, а бабьи недолго; Зайцу, который бегает быстро, волк нипочем, а зайцу, который бегает не быстро, волк страшен. Такие ментальные операции родственны установлению отношений обусловленности, т. е. зависимости одной ситуации от другой. Сошлемся в связи с этим на переведенное и цитируемое В. С. Храковским рассуждение из монографии [17] о специфике условных конструкций, которые «непосредственно отражают типично человеческую способность размышлять об альтернативных суждениях, делать выводы, основанные на неполной информации, предполагать возможные корреляции между ситуациями и понимать, как мир менялся бы, если определенные корреляции были бы другими» [18].
Проиллюстрируем материалом паремий ход мысли, приводящий к максимальной конденсации смысла при помощи атрибутивных конструкций. Привлечем для большей наглядности и английскую пословицу. В русской пословице Ранняя птичка носок прочищает, а поздняя глазки продирает в атрибутивных сочетаниях ранняя птичка и поздняя (птичка) представлены свернутые пропозиции птичка встает рано и птичка встает поздно; между ситуациями устанавливаются отношения сопоставления. От отношения сопоставления до отношения обусловленности остается один шаг. В английской пословице Early bird gets the worm (букв.: Ранняя пташка получает червяка) прилагательное early находится в фокусе парадигматического контраста и предполагает существование некой «поздней» пташки, которая червяка не получит. О скрытых сопоставлениях может свидетельствовать употребление при таких пропозитивных атрибутивных конструкциях компаративов: В пустой бочке звону больше; Ровные полешки дружнее горят. Подчеркнем, что жизненный опыт, выраженный с помощью образа ранней птички, может быть представлен синонимичным, хотя и менее экономным способом: Кто рано встает, тому Бог дает.
Уместным представляется обратить внимание на специфику некоторых прилагательных, способных участвовать в образовании атрибутивных конструкций с пропозитивным значением. Выше приведены нетривиальные сочетания скорый заяц (заяц, который бегает быстро), ранняя птичка (птичка, которая встает рано), поздняя птичка (птичка, которая встает поздно). В этом же ряду стоят сочетания ближняя копеечка (копеечка, которая лежит близко) и дальний рубль (рубль, который лежит далеко) в пословице Ближняя копеечка дороже дальнего рубля. Эти прилагательные коррелируют с наречиями, выражающими признак предиката, который в атрибутивном сочетании имплицитен. Это означает, что употребление таких прилагательных позволяет имплицировать предикат, помещая его признак в фокус парадигматического контраста. Такой способ, по нашему мнению, является эффективнейшим приемом конденсации смысла.
Подведем итоги. Для русских пословиц не характерно использование специализированных подчинительных союзов, позволяющих всегда однозначно интерпретировать отношения обусловленности как частные значения (причина, следствие, условие, цель, уступка). Это обстоятельство отражает стремление выразить логическое отношение, предполагающее использование двуситуативной синтаксической структуры, максимально кратко. Преобладающими средствами выражения отношений обусловленности в русских паремиях являются неспециализированные. При этом обусловленность предстает в самом общем виде, нерасчлененно. Отношения обусловленности легко декодируются носителями языка на основании жизненного опыта, знаний, презумпций и пресуппозиций, однако для носителей других языков могут быть неочевидными вследствие отсутствия специализированных формальных маркеров. Возможно, что неочевидность смыслов, скрытых в высказываниях с неспециализированными средствами выражения обусловленности, порождает представление о «непричинном» взгляде русских на мир.
Употребление некоторых неспециализированных средств (сложносочиненных предложений с односложными союзами а, да; бессоюзных сложных предложений) способствует линейному сокращению пословицы при сохранении двуситуативной синтаксической структуры. Другие же служат средством максимально сжатого представления смысла, заключенного в паремии. Так передаются отношения обусловленности в рамках простого предложения. При этом используются вторичные способы репрезентации пропозиции, выполняющей в логической структуре функцию ситуации-антецедента. Такая пропозиция может быть представлена в виде номинализации, деепричастного оборота и атрибутивных конструкций с адъективными именами. Функционально значимым с этой точки зрения является обозначение свернутой пропозиции атрибутивным сочетанием, в котором характеризующий коммуникативный элемент помещен в фокус парадигматического контраста.
Таким образом, семантическая категория обусловленности в русских пословицах не только представлена на более высоком (чем частные ее значения) уровне абстракции, но и способами, позволяющими предельно конденсировать заключенный в высказывании смысл.