Anna KychkoКак известно, центральным понятием трудов Карла Маркса был капитализм. На данный момент стало очевидным, что развитие капитализма достигает своего расцвета в условиях глобализации общества, когда на мировом рынке господствуют транснациональные корпорации. Здесь речь идет уже об идее «империализма как высшей стадии капитализма», разработанной в неомарксистских трудах В. И. Ленина. Одним из основных элементов, способствующих глобализации экономики, появлению крупных корпораций, являются сделки слияний и поглощений (Mergers and Acquisitions, M&A). Отметим, что будем рассматривать глобализацию и развитие рынка слияний и поглощений как по своей сути сопутствующие процессы, поскольку один непременно следует за другим, представляет собой интеграцию в мировом масштабе. В последние годы заметна тенденция к росту числа подобных сделок, а потому идея рассмотрения рынка M&A является особенно актуальной.
- 1. Обзор истории развития рынка слияний и поглощений
История развития мирового рынка слияний и поглощений, по мнению ряда исследователей, берет свое начало в конце XIX в. и подразделяется на пять волн. Первая волна относится к периоду 1897–1904 гг. В большинстве своем она была вызвана развитием индустриального производства и потребностью в удержании цен на продукцию. При этом большинство слияний осуществлялось по принципу горизонтальной интеграции, а практически во всех отраслях господствовали монополии [1]. Чуть позднее появились предпосылки к формированию так называемых вертикально интегрированных корпораций. Отметим, что подобные сделки проводились при участии большого количества участников и скорее напоминали спонтанное создание единых организаций для достижения целей по оптимизации мощностей и контролю падения цен, то есть своеобразное «объединение интересов» без передачи управления, чем сделки M&A в современном их понимании. Вторая волна (1916–1929 гг.), связанная с биржевым кризисом 1904 г. и ужесточением антимонопольного законодательства, характеризовалась вертикальными слияниями и появлением небольшого числа крупных фирм, оформлением олигополий. Основной целью было занятие доминирующей позиции на рынке и обеспечение контроля полного цикла производства. Здесь мы уже можем вести речь о рынке слияний и поглощений как таковом. 60–70-е гг. XX в. ознаменовались третьей волной слияний, характеризующейся слияниями конгломератного типа с целью расширения ассортимента предлагаемой продукции, достижения синергетического эффекта в производстве [2]. Заметной становится тенденция враждебных поглощений. Следующая волна слияний и поглощений относится к 1995–2000 гг. Наиболее популярным типом слияний является горизонтальная интеграция. Характерной чертой становится объединение транснациональных корпораций, т. е. сверхконцентрация компаний.
Новым этапом стало бурное развитие рынка слияний и поглощений в XXI в. При этом замедлившаяся тенденция к заключению сделок M&A в начале XXI в. вновь начала набирать обороты на рынке корпоративного управления начиная с 2006 г. Особенность таких сделок в последнее десятилетие в том, что основной идеей является проведение границы между рыночной стоимостью активов компании и рыночной капитализацией (стоимостью акций компании на рынке, часто недооцененной или, напротив, переоцененной). После рецессии, вызванной мировым кризисом 2008 г. и значительным снижением числа сделок по слияниям и поглощениям, был зафиксирован новый всплеск. Динамика активности мирового рынка слияний и поглощений (их количество и объем) представлены на графике [3].
Отметим также, что в России, несмотря на снижение объема сделок M&A на 12% по сравнению с 2016 г. (64,8 млрд долларов США в 2016 г. и 66,9 в 2017 г.), зафиксирован рост их числа на 13% (482 в 2016-м и 546 в 2017-м) [4]. Рассмотрим влияние подобных тенденций на глобализацию и на экономическую систему в целом с точки зрения учения Карла Маркса.
- 2. Взгляд на развитие рынка слияний и поглощений через призму марксизма
Основная идея критики капитализма Марксом заключается в том, что наибольшая сила капитализма, способность гарантировать, что выживут только наиболее эффективные и рациональные производители, также является его самой большой слабостью, поскольку она неизбежно ведет к монополиям [5]. Независимо от того, сколько производителей на рынке на начальном этапе или насколько высока конкуренция, из-за того, что более инновационные и эффективные производители вытесняют менее инновационных и эффективных из бизнеса, со временем количество производителей снизится, пока отрасль не станет олигополией и в конечном счете монополией.
Отношение неомарксистов к данной проблеме различно: в какой-то литературе рассматривается способность и/или устойчивость глобализированной промышленности и капитализма, их историческая взаимосвязь в развитии, другие пытаются модернизировать идею К. Маркса, переложить ее на современные реалии, обсуждают негативный эффект от глобализации и предлагают варианты ее устранения. При этом некоторые исследователи опровергают идеи марксизма в отношении глобализации и капитализма вообще.
К началу 1900-х гг. Соединенные Штаты преследовали монополии практически в каждой отрасли. Рост среди фирм и отраслей благодаря активной индустриализации достиг такого уровня, что начали возникать различные социально-экономические проблемы. На передовом рубеже этих мегаотраслей были металлургическая и железнодорожная промышленности. Спрос на продукцию сталелитейной промышленности достигал своего пика в период между 1860 и 1900 гг. благодаря технологическим достижениям, что в сочетании с притоком новых участников отрасли и увеличением объема производства, постоянно превышающего спрос, привело к установлению фиксированных цен и слияниям между фирмами. Этот сговор по цене и производству упоминается как тресты (trust), и часто эти тресты были высоко скоординированы. Подобные объединения организовывали контроль за поведением своих членов с помощью финансового стимулирования. Чтобы стать участником треста с фиксированной ценой, фирма должна была внести денежные средства в качестве депозита на счет организации (“pool”) при первоначальном присоединении и пополнять его периодически. Если фирма-член понизила цену или превысила квоту на производство, на нее налагался штраф, снимаемый с ее депозита. Эти действия привели не только к очевидному результату – фиксации цен, но и к тому, что потенциальные участники не смогли выйти на рынок. Подобная активность привела к неэффективности рынка (слишком высокие цены, ограничение поставок и дефицит и др.). Железнодорожная индустрия Соединенных Штатов также отразила общую тенденцию существенной активности слияний [6]. Несмотря на некоторую консолидацию между соседними железнодорожными компаниями перед гражданской войной, только в 1869 г. власть железнодорожных компаний вышла за пределы региона, становясь национальной. Это привело к тому, что по мере роста компаний они начали осуществлять не только вертикальные, но и горизонтальные слияния. Вскоре были сформированы крупные тресты, которые контролировали многие сферы как экономики, так и общества. Аналогичный пример можно найти в экономических процессах, происходивших в Англии в 1880-х гг.: в данном случае мы также говорим о контроле цен монополистами и о так называемых «земельных монополиях». Все это стало поводом для обращения к идеям Маркса и создания антимонопольного законодательства.
Харман [7] связывает теории Маркса и процесс монополизации конца XIX в.: из-за того, что капиталистическая фирма эксплуатирует рабочего, она неизбежно конкурирует с другими капиталистическими фирмами; в противном случае капиталист будет вынужден покинуть бизнес. Говоря об идеях самого Маркса, стоит упомянуть его труд «Капитал». В главе «Видимость, создаваемая конкуренцией» он пишет: «…опыт действительно показывает, что средняя цена товара повышается вследствие повышения заработной платы и понижается вследствие её понижения. Но “опыт” не показывает, что независимая от заработной платы стоимость товаров скрыто регулирует эти изменения. Если, напротив, повышение заработной платы является локальным, если оно происходит лишь в отдельных отраслях производства под влиянием особых условий, то может иметь место соответственное номинальное повышение цен этих товаров. Такое повышение относительной стоимости одних товаров по сравнению с другими, для которых заработная плата остаётся неизменной, является тогда лишь реакцией против местного нарушения равномерности в распределении прибавочной стоимости между различными сферами производства, средством выравнивания особых норм прибыли в общую норму. “Опыт”, который здесь получается, опять таков, что цена определяется заработной платой. Итак, опыт в обоих случаях показывает одно, – что заработная плата определяет товарные цены. Чего опыт не показывает, – это скрытой причины этой зависимости» [8].
Таким образом, К. Маркс отмечает, что при изменении рыночных цен товаров, в том числе и намеренном, вследствие договоренностей между капиталистами, происходит лишь изменение процента нормы прибыли относительно стоимости заработной платы. В противном случае происходит присвоение части заработной платы как составляющей прибавочной стоимости капиталистом.
Поскольку Первая мировая война и «ревущие» 1920-е гг. изменили мировоззрение предыдущих лет, антимонопольная политика в США согласовывалась с политикой президента Кальвина Кулиджа: «Дело Америки – это бизнес» [9]. Подобные тенденции наблюдались и в других капиталистических на тот момент странах. Отчасти ослабление антимонопольного контроля стало результатом наступления «эры глобальной консолидации промышленности», частично согласующейся с «волнами», названными ранее.
Хотя антимонопольное законодательство было и остается основным решением для монополий прошлого века, это не единственная причина, по которой власть монополий отступила. Второе важное влияние на национальную монополию оказала первая волна глобализации, которая началась в начале XX в. Достижения в области транспорта и технологий упростили доступ компаний к международному рынку и, следовательно, увеличили число конкурирующих компаний. Например, в США автомобильная промышленность перешла с национального рынка, в котором доминировали две-три фирмы, на рынок с большим числом сильных конкурентов из Европы, Японии и Южной Кореи [10]. Однако впоследствии начали наблюдаться обратные процессы монополизации. Здесь экономисты прибегают к трактовке теории Маркса о капитализме с помощью теории о перевернутой U-образной зависимости: глобализация приводит к повышению эффективности производства и росту конкуренции на начальном этапе до того момента, пока она не достигнет устойчивого состояния; тогда любое увеличение «глобализации» приведет в конечном счете к снижению конкуренции и повышению концентрации (от консолидации фирм уже на глобальном уровне).
Говоря о «второй эре глобализации», стоит отметить, что некоторые исследователи предлагают следующие временные рамки: начиная с 1989 г. по настоящее время. «Доминирующие экономические субъекты сегодняшнего дня – крупные многонациональные фирмы – способны разрабатывать собственные глобальные стратегии, которые в значительной степени освобождают их от поддержки национальной политики государств» [11]. Фридман в значительной степени акцентирует причины глобализации на двух событиях: падении Берлинской стены и рождении и развитии Интернета, позволяющего распространять идеи. Маркс описывает капитализм на наиболее зрелых его стадиях следующим образом: «Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи. Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров она вырвала из-под ног промышленности национальную почву. Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли промышленности, введение которых становится вопросом жизни для всех цивилизованных наций, – отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье, привозимое из самых отдаленных областей земного шара, и вырабатывающие фабричные продукты, потребляемые не только внутри данной страны, но и во всех частях света. Вместо старых потребностей, удовлетворявшихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов. На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература» [12]. Иначе говоря, по сути, капитализм в своей зрелой, наиболее развитой форме (а касательно некоторых регионов и империализм) был достигнут только в последние 20 лет.
Во времена Маркса централизация понималась в более узком, ограниченном смысле, чем сегодня, и ее точка отсчета была национальной [13]. Наше время, напротив, характеризуется не только усилением всех форм M&A процессов, но их превращением в межсекторальные (включая финансовый сектор), что, в свою очередь, привело к новому «буму» появления и развития транснациональных корпораций. И как уже упоминалось ранее, в последние 20 лет эта активность все возрастает.
С переходом на глобальный рынок вновь возникают проблемы, поднимаемые в трудах К. Маркса: отсутствие какого бы то ни было сильного правительства на глобальном уровне (комитеты и союзы, например Европейский Союз, не обеспечивают надлежащего контроля и не обладают достаточной силой) приводит к невозможности эффективно регулировать монополии (а точнее, уже «мегамонополии») и подавлять результирующие внешние эффекты. Локальные (национальные) же правительства большинства стран не способны противостоять экономической мощи империалистов. «Когда фирмы имеют международную рыночную власть, можно было бы ожидать, что они будут вести себя как монополисты, как если бы они были отечественными фирмами с рыночной властью» [14].
Говоря о сделках слияний и поглощений, стоит отметить, что на практике оказывается, что, столкнувшись с конкуренцией, ведущие фирмы в отраслях, ранее не конкурентных или же контролируемых, обнаруживают неспособность противостоять наплыву новых предприятий и прибегают к слияниям. Подобная закономерность особенно явно видна в компаниях авиации, банковской сферы, сферах здравоохранении и телекоммуникациях, на железнодорожных, электро- и газоснабжающих предприятиях [15]. Это же подтверждают и последние сделки на рынке M&A.
Подобные тенденции дают большой простор для «капиталистического произвола», а неизбежным результатом эффективного рынка в современном его понимании является увеличение концентрации власти в руках крупных корпораций, что приводит к образованию глобальных олигополий, а в конечном счете, возможно, и монополий.
Таким образом, идеи Маркса, безусловно, остаются актуальными в условиях антиглобалистких протестов против агрессивной конкуренции, с одной стороны, и экономического господства транснациональных корпораций, приводящего к кризисам, нищете и даже революциям, – с другой. Большое количество сделок по слияниям и поглощениям все более усиливает концентрацию экономико-политической власти в руках наиболее развитых государств и организаций, «подминающих» под себя более слабые компании из развивающихся стран и стран третьего мира. Мы видим тот же капиталистический ландшафт старых действующих лиц, постоянно находящихся под давлением со стороны новых претендентов, и ту же самую деструктивность [16]. В силу этого единственным выходом капиталисты видят осуществление сделок M&A как способа усиления концентрации, сохранения низкой стоимости товаров и в то же время сохранения конкурентоспособности. При этом сделки слияния и поглощения представляют собой альтернативу снижению зарплат работников.
Во время бурного роста 1980-х гг. тенденция к концентрации капитала усилилась. «Спекулятивная лихорадка», свойственная тому периоду, стремление «быстро заработать» из непроизводительной деятельности, а вовсе не создание реального богатства посредством инвестиций – вот то, что характеризует нынешний период капитализма. В Британии, где «паразитирующий» характер деятельности капиталистов проявлялся на протяжении многих лет, стремление к слияниям приобрело особенно выраженный характер во время правления М. Тэтчер (“Thatcher decade”) и совпало с «оптовой покупкой» обрабатывающей промышленности. Так, в 1979 г. было 534 поглощения, общая стоимость которых составила 71,6 млрд фунтов стерлингов. К 1987 г. эта цифра выросла до 1,125 сделок при общей стоимости в 715,5 млрд, то есть в десять раз больше. Тот же феномен можно увидеть в глобальном масштабе. За первые девять месяцев 1990 г. количество всемирных слияний и поглощений составило 6 883 человека. В следующем году, несмотря на рецессию, соответствующий показатель по-прежнему составлял 6,151. Процесс сосредоточения капитала продолжается, несмотря на всю пропаганду о «свободном предпринимательстве» [17].
С другой стороны, если рассматривать слияние Sainsbury и ASDA весной 2018 г., можно заметить, что оно было вызвано не желанием объединить две компании с высокой прибылью, но, напротив, стремлением удержаться под давлением со стороны Amazon и дешевых ритейлеров, таких как Lidl и Aldi, занявших значительную долю рынка [18].
Наряду с этим начиная с 1980-х наблюдается тенденция к спекулятивным слияниям и поглощениям. И именно здесь важным является обращение к идеям К. Маркса. Когда инвестиции в большинстве своем направляются на непроизводственную сферу услуг, а концентрация капитала в процессе слияний и поглощений не несет в себе цели усиления производственных мощностей, но является лишь методом спекуляции, открывается множество возможностей для притеснения работников, вытеснения более слабых и менее конкурентных предприятий из отрасли, построения новых барьеров между «странами третьего мира» и динамично развивающимся Западом.