Daniil SalikovИнститут привлечения к ответственности исполнительных органов юридического лица занимает центральное место в научной доктрине и правоприменении, касающихся корпоративных отношений. Проблема ответственности рассматривается с позиций как частноправового, так и публично-правового регулирования. Сегодня приобретает актуальность вопрос об ответственности лиц, исполняющих обязанности директора (генерального директора) организаций, за совершение операций с криптовалютой. В настоящей работе обратим внимание на гражданско-правовой аспект обозначенного вопроса. Как справедливо отмечает профессор А. О. Иншакова, взаимопроникновение частных и публичных общественных отношений диктует необходимость пересмотра традиционных представлений о концепции, роли, способах и механизмах реализации юридической ответственности в правовой науке [1].
Основанием для привлечения к юридической ответственности является правонарушение. Условия гражданско-правовой ответственности складываются из четырех одновременно обязательных компонентов: вред, противоправность деяния, причинно-следственная связь и вина. Корпоративные споры данной категории дел обладают спецификой: необходимым условием привлечения к ответственности директора (генерального директора), наряду с остальными, является виновность, которая выражается в недобросовестном или неразумном поведении при исполнении им должностных обязанностей.
В настоящее время невозможно оставить без внимания общеправовую и экономическую тенденцию развития общества в сторону четвертой промышленной революции. Взаимосвязь и взаимопроникновение цифровых технологий и отечественного правопорядка должны обеспечиваться гармоничным и закономерным развитием законодательной базы не только относительно функционирования и применения новых моделей взаимодействия (блокчейн-взаимодействие), важно корректировать сложившиеся правовые институты, которые напрямую не связаны с распределенными реестрами транзакций. Одним из таких институтов является правовой институт привлечения к гражданско-правовой ответственности участников корпоративных отношений, главным образом исполнительного органа. Подтверждением тому служит высокий рост гражданско-правовых сделок с криптовалютой, поскольку такие сделки совершаются, как правило, либо на криптобиржах, либо с использованием сервисов обмена криптовалюты. Такие биржи и обменные сервисы суть деятельность коммерческих организаций. Однако правовой статус самих объектов и правовая природа сделок неопределенны, в связи с чем в мировой и отечественной практике возникает сложность с применением правил об ответственности к ситуациям, когда вред, наносимый организации, выражается в неопределенной форме.
Так, согласно нормам специального закона корпоративных отношений (ст. 71 Закона об АО и ст. 44 Закона об ООО), ответственность перед обществом возлагается на директора за убытки, причинённые виновными деяниями, если иные основания не предусмотрены федеральным законодательством. По общим положениям гражданского законодательства (ст. 53.1 ГК РФ) единоличный исполнительный орган несет ответственность при условии доказанности обстоятельств, свидетельствующих о недобросовестности и неразумности осуществления прав и обязанностей. В этом случае закон наделяет акционера (участника) правом обращения в суд с косвенным иском с требованием к директору о возмещении причиненных обществу убытков (ст. 71 Закона об АО и ст. 44 Закона об ООО).
При этом Пленум Высшего арбитражного суда разъяснил, что добросовестность и разумность при исполнении обязанностей директора заключаются в принятии им необходимых и достаточных мер для достижения целей деятельности, ради которых создано юридическое лицо, в том числе в надлежащем исполнении публично-правовых обязанностей, возлагаемых на юридическое лицо действующим законодательством [2]. Из этого следует, что директор обязан действовать в интересах общества, которые понимаются как более широкое понятие, чем цели общества. Можно согласиться с И. А. Турбиной в том, что интерес хозяйственного общества проявляется в систематическом извлечении прибыли и удовлетворении интересов акционеров/участников, учитывающем при этом интересы в том числе контрагентов и иных заинтересованных в деятельности организации лиц, обеспечении справедливого отношения ко всем участникам [3].
В США практику привлечения к ответственности участников корпоративных отношений можно продемонстрировать следующим примером: в одном деле американская комиссия по биржам и ценным бумагам (SEC) приравнивает ICO к IPO и накладывает арест на неамериканскую криптобиржу BTC-E, после чего привлекает к ответственности в виде штрафа размером 122 млн долл. саму организацию и участника корпоративных отношений Александра Винника на 12 млн долл. Суть дела в том, что SEC распространила правила об обороте ценных бумаг на бирже на деятельность BTC-E, другими словами, распространила правовой режим ценных бумаг на криптовалюту, в результате чего ее деятельность оказалась незаконной и нарушила ряд запретов американского законодательства [4].
Вместе с тем в последние годы можно констатировать настороженное и негативное отношение как судебного правоприменения, так и других органов государственной власти к операциям с биткоинами. Арбитражный суд Тюменской области при рассмотрении дела о банкротстве посчитал, что «поведение должника, сознательно допустившего увеличение кредиторской задолженности для целей ведения операций с криптовалютой (биткоинами), не может быть признано судом добросовестным». В обосновании позиции суд сделал ссылку на понятие суррогата денежных средств, которые запрещены ст. 27 Закона о Банке России [5]. Совсем недавно в решении одного районного суда Санкт-Петербурга прямо указано, что криптовалюты являются денежными суррогатами, способствуют росту теневой экономики и не могут быть использованы гражданами и юридическими лицами на территории РФ [6].
Генеральная прокуратура Российской Федерации ранее также признавала биткоины денежными суррогатами, которые не могут быть использованы для расчетов на территории России [7]. Более того, согласно позиции Генпрокуратуры, при выявлении компании, которая решит принимать биткоины как платежное средство, против ее руководителя можно возбудить уголовное дело по ст. 174 УК РФ, т. е. деяние, совершенное руководителем организации, следует квалифицировать как совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными другими лицами преступным путем, в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом [8].
Вспомним, что в силу ч. 4 ст. 69 АПК РФ обвинительный приговор в отношении руководителя является основанием признания его вины и имеет преюдициальное значение. Однако представления в качестве доказательства вины только лишь сведений из материалов уголовного дела недостаточно, что признается судебным правоприменением [9]. Кроме того, течение срока исковой давности по косвенным искам начинается с момента вступления приговора суда в законную силу в отношении исполнительного органа – устоявшаяся позиция правоприменителей [10].
Категорическую позицию занял и Центральный банк России, указав сначала в Информации от 2014 г., что деятельность по выпуску криптовалют носит анонимный характер, в силу чего граждане и юридические лица могут быть вовлечены в противоправную деятельность по легализации доходов, добытых преступным путем и в целях финансирования терроризма. Позже, осенью 2017 г., Банк России подтвердил свою позицию и дополнил её тем, что, учитывая высокие риски обращения и использования криптовалюты, преждевременно разрешать допуск криптовалют, в том числе и номинированных или связанных с криптовалютами, финансовых инструментов, к обращению и использованию на организованных торгах [11, 12].
В совокупности с позицией Министерства Финансов Российской Федерации о том, что «биткоин – это финансовая пирамида… Это и определяет подход к их регулированию» [13], явно лежит на поверхности негативное отношение к операциям с криптовалютой, готовность правоприменителей выносить обвинительные приговоры и удовлетворять требования о возмещении ущерба к руководителям организаций по данному основанию.
Первой эволюционировала позиция Минфина; так, уже в октябре 2017 г. было издано разъяснение о применении Налогового кодекса Российской Федерации к сделкам физических лиц по покупке и продаже биткоинов: к таким сделкам применяются положения ст. 225 и 228 НК РФ. Участники должны самостоятельно исчислить НДФЛ и подать налоговую декларацию. Тем самым федеральный орган признал правомерность этих сделок, поскольку налогообложению подлежат только правомерные сделки [14].
Из вышеуказанного следует, что российский правопорядок стоял на пороге запрета криптовалюты и, соответственно, появления правоприменения норм о гражданской ответственности руководителей корпораций за ущерб, причиненный организации путем совершения сделок с применением технологий блокчейн. Однако ситуация меняется, и намечаются позитивные тенденции правового регулирования сферы цифровизации. Президент России поручил правительству совместно с ЦБ РФ обеспечить внесение в законодательство РФ изменений, предусматривающих в том числе определение статуса цифровых технологий, применяемых в финансовой сфере, и их понятий (в том числе таких, как «технология распределенных реестров», «криптовалюта», «токен», «смарт-контракт»), исходя из обязательности рубля в качестве единственного законного платежного средства в РФ [15]. Во исполнение данного поручения правительство подготовило программу «Цифровая экономика», согласно которой стоит задача обеспечить правовые условия для внедрения и использования технологий децентрализованного ведения реестров и удостоверения прав [16].
Кроме того, Минфин внес ряд законопроектов, касающихся регулирования цифровых активов, а также совершения сделок посредством информационных технологий. Так, проект ФЗ «О цифровых финансовых активах» [17] содержит определение одного из ключевых понятий при решении вопроса о привлечении к гражданско-правовой ответственности руководителя организации – майнинга. Под этим термином понимается деятельность, которая направлена на создание криптовалюты с целью получения вознаграждения в виде криптовалюты. Майнинг признается предпринимательской деятельностью (при условии превышения лимита энергопотребления в течение трех месяцев подряд). Более того, сделки по обмену токенов на рубли императивно должны совершаться в соответствии с правилами организованных торгов и только с теми цифровыми финансовыми активами, которые зарегистрированы в ЦБ РФ.
Легального закрепления криптовалюты и токенов в законодательстве России на настоящий момент не содержится. Однако согласно указанному законопроекту криптовалюта определяется как вид цифрового финансового актива (далее – ЦФА), создаваемый и учитываемый в распределенном реестре цифровых транзакций. Токен – самостоятельный вид ЦФА, выпускаемый эмитентом (ИП или ЮЛ) в целях привлечения инвестирования, учитываемый в реестре цифровых записей. В свою очередь ЦФА – это имущество в электронной форме, созданное при помощи использования шифровых средств.
Как видно из анализа ряда позиций государственных органов власти и подготовленных законопроектов, вопрос о порядке и основаниях привлечения к ответственности исполнительного органа за совершение сделок с цифровыми финансовыми активами остается неразрешенным. Учитывая специфику корпоративных споров и конструкцию правонарушения, где определяющим фактором выступает доказывание вины и само содержание виновности, необходимо детально и полно определить правовое положение криптовалюты и токенов в российском правопорядке. Без этого судебное правоприменение может руководствоваться только существующими нормами права, которые в настоящее время не предполагают и не учитывают особенности цифровых объектов. Данная проблема закономерна по той простой причине, что в то время, когда создавалась законодательная материя корпоративного права, речь о цифровых технологиях не велась и, следовательно, предусмотреть такого рода правоотношения не представлялось возможным.
Для уяснения места и сущности криптовалюты и токенов следует обратиться и к современной доктрине, исследующей данную проблему. Вопрос о сущности криптовалюты в юридической научной среде остается открытым, в связи с чем возникает немало дискуссий. Так, профессор Л. А. Новоселова предлагает относить криптовалюту, а именно биткоин, к безналичным денежным средствам, поскольку это право требования к банку по счетам до востребования, используемое для осуществления платежей. Из этого следует вывод о том, что криптовалюта представляет собой вид обязательственных прав, в которых праву получить товар, услугу, работу одного участника расчетной системы корреспондирует обязанность другого перевести определенную сумму биткоинов на счет первого [18]. Функция криптовалюты в данном случае – оплата товаров, работ и услуг, но существующая в специальной расчетной системе блокчейн.
Профессор Л. А. Лунц в свое время отметил, что назначением законной платежной единицы является исполнение денежных обязательств, отказ кредитора от принятия такого исполнения будет считаться неправомерным [19]. Более того, функция денежных средств и в том, чтобы осуществлять публичны-правовые обязательства (уплата налогов). Поэтому ни законопроект, ни Центральный банк не признает криптовалюту как денежное средство.
Проводя сравнение бездокументарных ценных бумаг (акций) как основного инструмента финансового рынка и токена, можно выяснить, что экономическая цель приобретателя акций сводится к получению прибыли от деятельности общества, а также получению разницы за счет купли-продажи акций на организованных торгах. В сою очередь, ICO – публичное размещение токенов, цена на которые варьируется в зависимости от конъюнктуры рынка и подтверждена спадам и росту. Цель приобретения токенов – инвестирование в различного рода проекты (краудинвестинг, краудфандинг и т. п.) и получение разницы за счет выгодной купли-продажи. Однако в отличие от акций владелец криптовалюты не получает прав участия. При процедуре ICO инвестор передает эмитенту криптовалюту, получая от него токены через смарт-контракт либо через блокчейн, специально созданный для данного ICO, в результате чего между эмитентом и инвестором могут возникнуть обязательственные права (право требования или участия). Из-за отсутствия регламентации прав и обязанностей держателей токенов и эмитента невозможно провести правовую оценку правомерности деятельности исполнительного органа корпорации.
Позиция государственной власти России относительно криптовалюты в судебном правоприменении изменилась 15 мая 2018 г., когда 9-й Арбитражный апелляционный суд вынес первое в России судебное постановление, в котором криптовалюта квалифицируется как имущество и фактически определяется ее правовая природа [20]. Суд ссылается на открытый перечень ст. 128 ГК РФ и на законопроект о цифровых финансовых активах, из смысла которых делает вывод о том, что любое имущество должника, имеющее экономическую ценность для кредиторов (включая криптовалюту), не может быть произвольно исключено из конкурсной массы. Не согласиться с данным правоприменительным актом сложно, поскольку оно соответствует логике законодательной политики в сфере цифровой экономики, однако может создать прецедент принятия решения, основанный фактически только на законопроекте, который не прошел все стадии законотворческого процесса и не принят в установленном порядке.
Представляется справедливой позиция С. П. Коваленко о том, что нормы, которые указывают на виновность действия, должны всегда содержать конкретные действия (бездействие), повлекшие отрицательный результат, иначе новеллы п. 1 ст. 53.1 ГК РФ о «неразумности», «недобросовестности» и нормы об ответственности работать не будут, что оставит невозможным взыскания убытков с виновного органа юридического лица [21]. Продолжая данную позицию, можно сказать, что под конкретными действиями, в случае цифровых финансовых активов, следует понимать деятельность соответствующих субъектов: майнинг, купля-продажа, обмен, дарение и иное отчуждение и использование токенов и криптовалюты.
В заключение в качестве выводов настоящего исследования можно предложить следующие:
1) необходимо подготовить проект и принять на федеральном уровне комплекс системно не противоречащих нормативно-правовых актов, регулирующих общественные отношения, связанные с цифровыми активами;
2) дополнить легальные дефиниции в цифровой сфере и относительно корпоративной ответственности, что позволит правоприменению и юридической науке выработать новые критерии и показатели оценки таких категорий, как «виновность», «противоправное деяние», «причинно-следственная связь»;
3) выработать методику и подходы, необходимые при определении пределов гражданской ответственности и граней перехода в уголовную и административную ответственность, а также вида и размера ответственности исполнительных органов корпораций.
Таким образом, институт привлечения к ответственности руководителей юридических лиц в условиях цифровизации экономики, безусловно, претерпит изменения и теоретическое переосмысление, связанные с уточнением критериев и условий удовлетворения косвенных исков по требованию о возмещении ущерба, причиненного юридическому лицу недобросовестными и неразумными действиями исполнительного органа. С 01 октября 2019 г. в перечне объектов гражданских прав, изложенном в ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации, появятся цифровые права, что фактически легализует использование цифровых финансовых активов. Однако само по себе такое включение останется косвенным по отношению к транзакциям, совершаемым с объектами цифровых прав.